Кордицепс, или Больно все умные (джен)

Короче, как-то не дофига у меня оставалось вариантов. Архи попёрся в комнату, под завязку набитую... вот чтоб я знал — типа какими-то стрёмными спорами, стирающими память? Короче, как-то мне не особо улыбалось за ним туда тащиться. Можно бы сныкаться в другом месте, но где ж на этом этаже надолго спрячешься от целого поискового отряда?

На другой, что ли, метнуться? Только что там с перегородками на лестнице? Держались они на пружинах, но я понятия не имел, вручную их закрывают или там в стене сидит какой-нибудь моторчик, который их уже автоматически захлопнул, когда врубилось электричество. Если шлюзы закрыты, я только время зря потрачу, а если и нет, на лестнице всё равно уже наверняка толпа народу.

Что ещё... сдаться, может? Только это как вообще? У них же стволы — вдруг стрелять начнут? Когда охранник тащил Архи в охапке, за пистолет он хвататься не стал, хотя Архи как только не отбивался. Но кто ж их знает, вдруг мы их уже реально довели. Зачем им стволы-то вообще?

Может, наврать? Сказать, что меня, типа, обманом во всё это втянули... Только чего им такого наплести, чтобы при этом не сдать Архи? И даже если я всё на него свалю, а сам типа не при делах, мне же всё равно небось мозги сотрут.

В конце коридора раздался звонок, и вариантов резко осталось только два. Створки тут открываются мгновенно — ни сбежать, ни придумать убедительную телегу я не успею. Короче, лучше уж рискнуть здоровьем, чем нарываться на охрану.

Архи просунул цепь обратно, но запирать не стал: когда я за неё дёрнул, дверь приоткрылась. Не то чтобы протиснуться было просто: надо было нырнуть под цепь, стараясь при этом её не вырвать, прикрыть рот и нос, чтобы не надышаться пылью, и сразу же плавно закрыть дверь. Я приложился башкой об косяк, но в палату всё-таки пробрался. Створки лифта... а вот не уследил. Может, меня и заметили, не знаю.

— А-а! Аф фы... глин! Ы мемя мафугал! — яростно зашептал Архи. Он держал во рту отоскоп, которым что-то себе подсвечивал. На стойке перед Архи лежала папка-скоросшиватель, а сам он торопливо набивал на калькуляторе какие-то числа.

— Что это? — спросил я, стараясь не шуметь.

— Ф-ф.. это тот ве вокумемт, кофовый фитава Орфард. Ме отвекай. Иффи увики.

Я подглядел на всякий случай — и правда, похоже на приложение, которое читала Орчард. Походу, Архи пытается что-то вычислить по той формуле? Я как-то не особо врубился, что там за расчёты — дозировка какого-то антитела, что ли...

— Тут темно, О. Дай фонарик?

— Мет, — промычал Архи, не вынимая изо рта отоскоп. — Ом мве мувем.

— Ну хотя бы таз... шокер.

— Так я теве и офдал тавер, — фыркнул Архи.

Я махнул на него рукой и попытался осмотреться в темноте. Через какое-то время глаза привыкли. Отоскоп неплохо подсвечивал палату, а вдобавок пара лучей пробивалась через дверное окошко — табличка с предупреждением, похоже, была не слишком толстой и немного пропускала свет.

Странно как-то было ходить по этой пыли — наощупь она была почти как снег, только не хрустела и практически ничего не весила. Можно было бы вообще не обращать на неё внимания, вот только при каждом шаге в воздух взвивались розовые струйки, что меня как-то несколько напрягало. В итоге я приноровился топтаться, чтобы не поддевать эту фигню ногами, а сразу придавливать.

Палата была обставлена примерно как моя. На столике лежала игра... Не, с ходу я её не узнал, слишком темно. Ну или, может, из-за слоя пыли. Я попробовал чуток расчистить, но всё равно пришлось сильно вглядываться. На коробке обнаружился женский портрет и надпись... Ага, вот когда прищурился — рассмотрел: «Сопротивление». Что там было раскидано по столу, я так и не понял: какие-то карты и картонные прямоугольники разных размеров.

Снаружи послышались шаги. Хлопанье дверей. Врачи с охранниками добрались до этажа и теперь нас ищут. Надо торопиться.

«Окно» было разбито. Я чот прифигел, когда в лазарете такое же зажглось, но вообще логично. Откуда тут возьмётся свет, если мы под землёй? Странно только, что у них тут лампочки косят под окна — могли бы тупо обычные повесить. Это, типа, чтобы всем витамина D хватало?

Я шагнул поближе к окну — вдруг получится включить? — как вдруг наступил на что-то жёсткое. Ну, такое себе жёсткое. Оно хрустнуло и жёстким быть перестало.

На что это я напоролся? На полу обнаружилась продолговатая куча не пойми чего, присыпанная пылью — от входа я её почему-то не заметил. А, так это потому что она между окном и кроватью. Я как-то даже не сразу сориентировался, где что — темно всё-таки.

Я легонько пнул кучу ногой, а чтобы удержать равновесие, уцепился за занавеску над окном... Тьфу ты блин, и там пыль. Пришлось мысленно сделать себе пометку: пока руки не помою, правой ничего не трогать. Куча не посыпалась — походу, это был один сплошной предмет.

— Слушай, Архи, я тут что-то нашёл! — сказал я. А потом вдруг понял, что назвал его «Архи».

Впрочем, Архи обернулся и спокойно спросил: «Фо фам факое?» Кажется... не заметил? Как-то даже странно. Вряд ли он привык, чтобы к нему так обращались. Здесь-то он по идее О, ну или Л, или какое у него там имя в реале. Даже на форуме его так не звали: только Archive05 или на крайняк Archive. Он всегда держался с таким пафосом, что какие уж там прозвища, это бы даже при дружеском трёпе не прокатило. До «Архи» я его только мысленно сокращал.

Короче, у меня сразу возникла куча вопросов, но чего зря привлекать внимание, если уж он в первый раз не заметил. Я ограничился насущной темой:

— Не знаю, что там. Тут же всё типа в этих спорах, чего я их буду их ворошить.

— Ме волмуйфя, — отмахнулся Архи и снова уткнулся в калькулятор. — Я там фё фрофитал. Мифего феве ме вувет.

Ничего мне не будет?

— Погоди... Ты ж вроде сказал, что это то самое приложение. Там разве было про пыль?

Архи выругался.

— Эфо гокумемт, ив которого фривовемие. Вефь февиком. Ме отвекай мемя.

— Так, может, это, неплохо бы тогда объяснить, с чего это вдруг пыль безвредная? Поподробнее нельзя, не?

Он вынул отоскоп изо рта и опять сделал себе эту идиотскую подсветку, как для страшилок.

— Извини, ты, наверное, не расслышал. Я не просил меня отвлекать, я как раз просил не отвлекать. Мне нечем писать, а калькулятор держит в памяти только одно число. Я тут пытаюсь считать в уме.

— Ладно, — буркнул я, и он снова зажал отоскоп зубами. Я повернулся к куче — и... Эх. Хорошо бы знать, с чего Архи решил, что пыль безвредная, но в общем-то обойдусь. Так-то я его логике доверял, да к тому же он и сам в этой фигне по щиколотку. Если ошибётся — сам себе злобный баклан. Я принялся разгребать пыль.

Увидев рёбра, я аж поперхнулся. Это я зря, наверное: пыль всё-таки кругом, хотя да — она же типа безвредная. Точнее... не, теперь как-то ни фига уже не очевидно, что безвредная. Я же, блин, скелет выкопал. То есть тут реально кто-то помер. 43, наверное. Судя по осколкам вместо черепа, у него голова взорвалась.

— Тут, э-э... Тут это... Слушай, O, тут скелет лежит. Человеческий.

— Угу, — буркнул Архи. Какое там слушать — он ещё сосредоточеннее погрузился в свою математику.

— Да я серьёзно. На нём тут... — Скелет был покрыт пористыми розовыми наростами, в основном вокруг головы. Местами они прорастали из растрескавшихся под их натиском костей. Так вот почему... эта, как её... кость ноги рассыпалась, когда я на неё наступил. — ...На нём тут, ох ты ж господи, это походу плодовые тела.

— Ну да, — сказал Архи.

— Не веришь — сам посмотри! Вот же тут лежит! Иди сюда, взгляни!

— Как минимум одна целая две тысячи сто пять. По самым скромным подсчётам. Наверняка больше, — подытожил Архи, отложив калькулятор. — Вот же я попал.

— Архи, ты о чём вообще?! По-моему, эта фигня ни разу не безвредная! По-моему, она кого-то порвала нафиг в клочья!

— Я не говорил, что споры безвредные, — уточнил Архи. — Я сказал, что тебе от них ничего не будет. Конкретно тебе.

— Архи, ты бредишь!

— Это руководство по аварийной медитации. — Архи взял ту самую папку и показал её мне. — Здесь всё объясняется.

— Скелет! Архи, блин, тут скелет! Кто-то умер!

Он не обратил на мою панику вообще ни малейшего внимания.

— Ты 5. Значит, в теории ты мог превысить 1,21, но это маловероятно. Насколько я понял, риски вырастут, если ты вырубишься и надышишься этой гадостью во сне, но в целом тебе всё равно особо ничего не грозит.

— Круто! — зашипел я, стараясь всё-таки сильно не орать. — Зашибись! Я рад, что ничего мне не грозит! Ты про труп-то что-нибудь скажешь?

— А что про него говорить, — отозвался он, совсем не понижая тона. Ну хоть внимание на меня обратил, уже прогресс. — Всё равно ты всё забудешь. У тебя ведь голова болит? Это антитело жрёт тебе мозги, чтобы ты забывал всё, что вспомнишь.

У меня и правда башка трещала. Я как-то не придавал этому значения. Мне... мозги жрут?!

— Эй, эй! Стоп-стоп-стоп! Нет, погоди! Жрёт... чего?!

— Я теперь помню всё про слона. Голова прошла — всё антитело истрачено. Сам виноват, конечно. Но лучше уж полный песец (*), чем та жизнь, которую они навязывают.

— Это всё, конечно, здорово, — сказал я. — Просто прекрасно. Давай только, может, потише, чтоб нас не спалили? Чем скорее они пройдут и можно будет свалить наконец из этого рассадника грибной отравы, тем лучше.

— Я не выйду из этой комнаты, — сказал Архи. Он подошёл к кровати и присел на краешек, взметнув в воздух облачко спор. — Если меня заново не усадят медитировать, я умру. — Он указал на папку, которую держал в руках.

Нет уж, он не умрёт! Ещё чего не хватало!

— Так, ясно! — Я метнулся к нему за папкой, раскидывая ногами розовую пыль. — Значит... вот, оглавление... Экстренные ситуации! Да, у нас как раз такая! Э-э... Экспресс-курс випассаны. Что такое...

— Гэвин, я не стану медитировать.

Он... Что?!