Проклятое дитя (джен)

И вот, наконец, ожидания Фобоса увенчались успехом.

Подобно сурикатам на рассвете, орденцы высунули из песчаных норок в траве головы, азартно сверкая блестящими любопытными глазками. Они принюхивались к ветру, пытаясь определить, где таится опасность, и хитрый Фобос, пока остающийся незамеченным, притаился на своем ржавом броневике, чтобы не вспугнуть любопытных зверьков.

Орденцы-сурикаты не торопились выползать из своих убежищ, и поэтому охотнику-Фобосу не оставалось ничего другого, как исполнить заманивающий брачный танец для привлечения внимания подданных.

И начать хитроумный Творец решил издалека — девушки ведь любят не только плохих, но и умных парней, верно?

— А знаете ли вы, — голосом, полным тщательно скрытого садизма, вкрадчиво и подло произнёс Фобос, — что-о-о...

Тут грянул гром, разверзлись хляби небесные и отворились окна, и пролился на землю дождь, и лился он сорок дней и сорок ночей.

Стремясь завоевать всенародную любовь, Фобос перешёл к использованию тяжёлой артиллерии. Он пытался блеснуть интеллектом, распахивая плащик и демонстративно выпячивая вторичные половые признаки — пузыри на коленках растянутых трикошек, — одновременно маниакально нашаривая выпуклости у членов Ордена.

И настал Апокалипсис.

Пользуясь тем, что он находится на некоторой возвышенности, Фобос принялся метать в общий чат факты, как Зевс-громовержец — молнии, причём этот густейший поток информации был абсолютно нефильтрован.

Продажный Гугл выступил спонсором утопления несчастных сурикатов, чьи драгоценные норки тотчас залило абсолютно не интересной им информацией о каких-то мелких чиновничьих интрижках, местечковых склоках и прочей ерунде, которую злобный Фобос щедрою рукой черпал изо всех доступных источников и щедро и неконтролируемо изливал на головы терпящих бедствие. Сурикаты, спасаясь, выскочили наружу, и тут-то их и настигла кара. Может, они так и погибли бы все, захлебнувшись, но Фобос, словно ставя эксперимент над муравейником, одной рукой заливал его из чайника, а второй подкладывал щепки, чтобы несчастные могли за них зацепиться и выплыть.

Вот только вместо щепок спасённые, еле отдышавшись и придя в себя после первого потрясения, под своими дрожащими лапками с ужасом обнаружили нарядные, туго надутые розовые резиновые фонтанирующие из ниоткуда сиськи — прямо из японского срамного аниме-хентая, — коими Творец щедро наполнил чат.

Он же, мастерски выманив орденцев наружу, заливался соловьём, с маниакальным наслаждением смакуя японо-эротическую сисечную тему.

В яростном бушующем море мусорной информации носились терпящие бедствие, ногтями и зубами вцепляясь в яркую розовую резину и в отчаянии взывая к небесам, а неумолимый Фобос грохотал над их головами, словно грозный Зевс, твердя мультяшные развратные подробности. Всё новые и новые нарядные яркие сиськи валились в бушующий, кипящий фобосовской чушью поток, грозя убить своим великолепием любого, кто подвернется под острый стремительный сосок.

— Главное — размять сиськи! — гремело крещендо над головой полуобезумевшего Прапора, и меленькие зловредные сисечные резиновые блохи, попрыгав на взъерошенную шкурку очумевшего от ужаса зверька, многоголосо пищали тонкими зловещими голосами, нещадно жаля раскалёнными иглами его мозг:

— Сосать сиськи до появления молока!

Заведенный донельзя своими нездоровыми сексуальными фантазиями, Фобос совершенно не замечал всеобщего негодования. Сверзившись с Олимпийских небес, похабник отрастил тентакли и, подобно мифическому Кракену, неотвратимо наступал на оставшихся в зоне поражения орденцев. Своими скользкими присосками он пытался ухватить любого суриката женского пола и, высоко подняв его над головой, всему миру продемонстрировать, чего у него там под мехом спрятано. Свои угрозы он выкрикивал прямо, намерения имел самые гнусные, потому что уже возомнил себя прожжённым и опытным распутником: по чётным дням — героем-любовником, по нечётным — сексуальным маньяком, и у бедных орденцев кровь стыла в жилах от грядущих перспектив.

Ситуация окончательно вышла из-под контроля.

— Какого молока?! — возопил, словно кающийся грешник, носящийся по бурному морю Прапор, а злые блохи морзянкой выстукивали зубами:

— Переднего грудного молока!

Развратный Творец, введённый в заблуждение японскими аниматорами, похотливо шлёпал тентаклями и продолжал смаковать эту тему:

— Надо только сосать посильнее.

Фобос, вторя пищащим блохам, громовым голосом начитывал факты о грудном вскармливании, почему-то спутав его с интимными ласками. По его мнению выходило, что от восторга в самый ответственный момент женщина начинала источать молоко, словно портрет Николая Второго в прихожей у Поклонской — миро. Блохи, радостно пища, кусали дамскую половину Ордена всё яростнее, а бедные женщины лишь визжали и прикрывали отсыревшими мехами покусанные места.

Колония сурикатов понесла заметные потери.

По бурным волнам, отчаянно вопя, носился Учёный Кот, вылавливая хаотично разлетевшиеся и напрочь раскисшие страницы книги. Безумная Эрато, хлопая нижними юбками, как полусдувшимся воздушным шаром, медленно возносилась в небеса подальше от разразившегося апокалипсиса, матерно ругаясь совсем не по-древнегречески и желая Фобосу провести сто лет в одиночестве.

Пес Здоровяк, хладнокровно прижав каблуком ненастоящий сосок спасшей её от утопления сиськи, метко расстреливала злобных бестий из нагана, прищурив стального арийского цвета глаз, и на каждую сисечную блоху, на каждый жутчайший писк у неё был свой железный аргумент:

— Для появления молока нужен факт рождения ребёнка, — сурово цедила она, давя тонко визжащих кровососов крепкой подошвой армейского сапога, а бушующее море информации леденело перед её арийским спокойствием, схватывалось тонким хрустальным мостиком. По нему-то она и сбежала, расстреляв последние патроны в преследующих её особо злобных блох и оставив и Орден, и Фобоса навсегда.

Свихнувшийся окончательно Творец, причудливо скручивая тентакли фигушками, едва переварив ранее неизвестные ему факты о незыблемой связи появления молока с рождением ребёнка, тотчас сочинил новую похабную историю о соблазнении некой суррогатной матери, и мощная волна отвращения девятым валом накрыла орденцев, гася последние, еле тлеющие искры терпимости в их сердцах.

Казалось, спасения нет: смертельный девятый вал развратной чуши Фобоса, сметая всё на своем пути, налетел на Орден, готовый разнести в клочки всё ещё функционирующие мозги, но вот в бушующем чёрном море забрезжил тонкий луч, спасательным маяком замигал красный огонёк, и по белой полоске зыбкого света заскользила неясная серая тень, приближаясь и всё увеличиваясь в размерах...

* * *

Неизвестный, управляющий транспортным средством типа "плот", был угрюм, высок и худ, побрякивал костями, курил крепкий табак и насвистывал песенку "вдоль по Стиксу гуляет казак молодой". Короткая борода на обветренном лице смотрелась весьма колоритно, густую шапку волос венчал лихо заломленый матросский берет. Одеждой плотогону служила простая белая рубаха и длинный кусок шотландского тартана, обмотанного вокруг бёдер; конец полотнища был небрежно перекинут через плечо и закреплён массивной пряжкой. Босые ноги его, видимая часть которых была покрыта могучей порослью, твёрдо стояли на отполированных волнами досках.

Мгновенно оценив обстановку и явно имея милосердное сердце, он, не тратя лишних слов, протянул весло помощи несчастным, барахтавшимся в воде, и орденцы дружно полезли на борт. При каждом движении спасителя раздавался какой-то неясный звук: то ли колокольчиков, то ли бубенчиков — точнее определить было невозможно. Поправив берет, он приветственно мотнул головой, плеснул веслом и сменил курс, огибая зону сисечного поражения.

Гроза стихала. Небо на глазах прояснялось, в успокаивающемся море на волнах одиноко качались древнегреческая сандалия и немецкая фуражка...

— Паромщик, — хриплым простуженным голосом представился спаситель, откашливаясь. Видимо, любимый им Стикс, курение трубки и вечная сырость пагубно сказывались на его здоровье.

Лишних вопросов Паромщик не задавал, но у беженцев наболело. Блошиные покусы беспокоили их чрезвычайно, а разверзшаяся — докуда хватало глаз — стихия рождала в их сердцах отчаяние.

— Доколе? — как завёденный, вопрошал Прапор, глухо стуча лбом о бревенчатое плавательное средство.

В его отчаянном вопле прослеживалась мысль, что это первый, но далеко не последний потоп в Ордене. Краткость прапорова вопроса несомненно подсказывала, что очередного катаклизма долго ждать не придётся, а упаднический эмоциональный фон как бы намекал на то, что Фобос в следующий раз затопит Орден отнюдь не сиськами, а ещё чем-нибудь похуже. Как умеренный гомофоб и несдержанный натурал, Прапор подобную смерть считал позорной и тоскливо мечтал о харакири.

— Он никогда не угомонится, — зловеще пообещала Куратор, — вот увидите. Придумает что-нибудь ещё. Найдёт, чем вынести нам мозг в следующий раз.

— Воспитанию дитятко не поддаётся, — мрачно шмыгнула носом Селена. — Даром преподаватели время со мною тратили — и далее по тексту.

— Может, его и в самом деле прокляли? — тоска в голосе Ветреной, казалось, была способна поглотить весь мир.

Орденцы согласно заворчали.

Учёный Кот же только чихнул в ответ, страшно смутился и принялся аккуратно раскладывать на плоту страницы спасённой книги на просушку.

Паромщик внимательно выслушивал жалобы спасённых орденцев, всё так же размеренно и тихо орудуя веслом.

— Да что там за чудовище такое? — хрипло поинтересовался он — скорее из вежливости, чем из настоящего любопытства. — Вы все преувеличиваете. Незачем его бояться. Не обращайте внимания, и всё.

— Да-а-а? — заорал дружно Орден, мгновенно выходя из уныния и впадая в ярость. Размахивая руками, скаля зубы и тараща глаза, они наперебой заголосили, рассказывая Паромщику и о своих злоключениях, и об изощрённых пытках, которым их подверг рабовладелец-Фобос.

Где-то на другом берегу информационного моря Стивен Кинг рыдал во сне, как младенец, погибая от зависти…

— Ой, кто это? — вдруг встревоженно пискнула Элис, дрожащей рукой указывая куда-то за спину Паромщику.

Тот неторопливо обернулся. Туман за его спиной с каждой секундой уплотнялся, постепенно превращаясь в женский силуэт. Казалось, эта женщина свободно скользит над волнами, слегка путаясь в слишком для неё длинном одеянии и размахивая широкими рукавами на манер крыльев. Наконец, она ступила на край плота, уже практически неотличимая от обычного человека, и стала внимательно рассматривать случайных пассажиров. Орденцы инстинктивно придвинулись поближе друг к другу.

— Призрак это, — Паромщик добродушно усмехнулся и даже словно слегка помолодел. — Не бойтесь, она вам ничего не сделает. Любопытна Призрак, словно белка, вот и заглянула на новых людей посмотреть: почему это на моём плоту много народа. Да и плывём мы не по стандартному моему курсу, знаете ли.

— И каков твой обычный курс? — прищурился Прапор, нервно теребя рукав. — И место назначения?

— А вот этого вам знать пока не положено, — неожиданно резко ответил Паромщик. — Всему своё время.

— А откуда эта Призрак — странное имя, однако — взялась? Или это тоже страшная тайна? — хмыкнула Куратор.

— Да не думаю, что страшная, — охотно откликнулся Паромщик, — я бы даже сказал, житейская. Просто не моя, и всё. Вот привыкнет она к вам — глядишь, и сама расскажет.

Призрак слегка улыбнулась и согласно кивнула. Затем плавным гибким движением села, прислонившись к мачте, и прикрыла глаза. Видно было, что она нисколько не дремлет, а продолжает слушать.

Постепенно орденцы перестали поминутно на неё коситься, и жалобы на коварного Фобоса полились с новой силой, словно вода из пожарного ствола. Где бы ни находился в этот момент блудный Творец, ему наверняка неистово икалось.

— Мы постоянно с ним возимся! И это вместо того, — вопила раскрасневшаяся Сорвиголова, — чтобы заниматься чем-то действительно интересным!

— А я его просто боюсь, до жути боюсь, — всхлипнула тихонько Элли.

— Сколько проектов, сколько планов, — стенал Прапор, трудолюбиво посыпая голову пеплом от трубки Паромщика.

Перевозчик в очередной раз мерно взмахнул веслом, переваривая информацию.

— А нафига вы всё это делаете? — сказал он веско и безразлично, нещадно прибивая веслом зарождающиеся угрызения совести орденцев. — Ну и занимались бы своими проектами. Отзывфестом вашим — хорошая же идея. Чего вы с дитём этим проклятым носитесь, хоть убейте, не пойму. Танцы для него с помпонами, работа каторжная без сна да без отдыха, и сердца ваши — тоже ему… на блюдечке с голубой каёмочкой. Да просто плюньте на него.

Яркое солнце вдруг пробилось сквозь плотные тучи и озарило спасательный транспорт нестерпимым светом: глаза слепых прозрели, сердца отворились для истины, и на орденцев вдруг снизошло Откровение, выражающееся в одном коротком, но точном и ёмком слове — а и правда, на?..

С минуту сидели они с раскрытыми ртами, потрясённые красотой мира и открывшимся им таким простым, но верным решением проблемы.

Просто отойти и заняться своими делами...

Мысль эта и раньше нет-нет да посещала их головы, но они почему-то с негодованием отвергали её. А теперь словно пелена спала с глаз. Это было наитие, божественное откровение, и орденцы ощутили вдруг снизошедший на них покой. И умиротворение.

Сбившись в кучку, они задремали, наслаждаясь ранее недоступными им тишиной и покоем, а Паромщик всё так же неторопливо вёл свое плавательное средство к смутно виднеющимся в тумане берегам.

Казалось, ничто не может поколебать его вечного спокойствия. Ни дружный храп заснувших орденцев, ни поднявшийся к ночи пронизывающий ветер... ни Фобос, выползающий из чёрной воды и карабкающийся на плот.

Он угрюмо поглядывал на сбежавший от него Орден сквозь чёрные мокрые волосы, заслонявшие его мертвенно-бледное лицо, его оскаленные зубы яростно скрежетали что-то типа "...семь дней... мы вам перезвоним...". На четвереньках, зловеще и страшно клекоча, подбирался он к спящим. Вероятно, и на Паромщика у бывшего рабовладельца были какие-то планы, может быть, и спасителю он хотел промыть мозг своими глупостями, разжалобить его и заставить перевозить контрабандой свои шедевры в массы. А может, Фобос планировал его запугать — как сейчас можно было узнать, какие мысли роились в его безумной голове?

Непризнанный гений — Творец никому не успел озвучить ни слова из того, что собирался сделать.

Всё так же невозмутимо и неторопливо Паромщик, закусив трубку, тихо, чтобы не потревожить сон натерпевшихся орденцев, вынул весло из набегающей волны и так же молча со всей дури огрел страшного Фобоса по голове. Рабовладелец и злой гений закатил глаза, расслабился и прекратил пугать общественность, потеряв сознание.

Всё так же молчаливо и деловито Перевозчик подцепил обмякшее тело монстра на весло, как известный продукт жизнедеятельности на лопату, и столкнул его в чёрную, порождённую самим же Фобосом, воду.

— Прощай же, Проклятое Дитя, — негромко вымолвил Паромщик, вытирая рукавом лицо. — Переродись и возвращайся в мир. Больше у тебя не будет права на ошибку.

Тихие волны сомкнулись над головой Фобоса и навсегда закрыли страницу истории, повествующей о его многочисленном Ордене. Это был конец.

— ...и за борт её бросает в набежавшую волну... — промурлыкал Паромщик, вглядываясь в береговую черту, всё яснее виднеющуюся на горизонте.

Там, впереди, на песчаной сухой почве, в которой Учёному Коту будет удобнее рыть нору, под ослепительно-синим небом качались стройные сосны. В новой Берлоге не будет ни сырости, ни скользких червяков. Там свободные отныне орденцы найдут тишину и спокойствие. Но это уже будет совсем другая история…

В блогах тихо шуршала опадающая листва, гонимая вездесущим ветром. Заканчивался сентябрь.