Солнце в тени (гет)

Угрюмый и усталый взгляд крёстного отца не отрывался от лица Лили. Её чёткие черты лица, уверенный подбородок и красивые карие глаза сильно напоминали ему её мать.

Джозеф всем сердцем дорожил Эвелин, как единственным смыслом в жизни. Хоть она никогда и не была его женщиной, он так и остался безнадёжно влюблённым. Любовь Джозефа оказалась настолько сильна, что он был готов отказаться от всего, лишь бы быть при ней. Не для неё, потому что она была с другим, не за ней, потому что не хотел, чтобы она вдруг, обернувшись, увидела бы его и случайно подала надежду, а именно при ней — быть ближе и знать, что она рядом. Это качество, как ни странно, нисколько не убавило в нём чувство собственного достоинства и лишь умножало его любовь с каждым годом. День, когда Эвелин и Маркус предложили Джозефу, как другу семьи, стать крёстным отцом, он не забудет никогда: в тот миг мучительное смятение навсегда отступило, и всё встало на свои места.

Но когда Эвелин с мужем и детьми покинула Хайгейт, его отчаянию не было предела. Жизнь будто остановилась. А когда он узнал, что Виктор — в прошлом их с Маркусом лучший друг — держит её где-то в горах, он кажется, лишился рассудка, но лишь на миг, потому что он не позволил себе опустить руки и лично занялся поиском и расследованием.

И вот теперь он здесь, в её доме, разговаривает с её детьми, а Эвелин неизвестно где медленно умирает, пока он беспомощно сидит в этом кресле и пьет виски из знакомых хрустальных фужеров.

Эти мысли окончательно сдавили Джозефа в тугих тисках безысходности, и он уже собрался покинуть дом, где каждая мелочь напоминала о любимой, как вдруг Лили, пристально посмотрев на него, спросила:

— Джозеф, а где ваша семья?

— Вы моя семья, — ответил он не задумываясь.

— У вас никого нет, кроме нас? — удивилась девушка.

— Так сложилось. Мы с твоим отцом хорошо ладили раньше.

— А сейчас?

— А сейчас я не могу их спасти. И ваша мать, вероятно, уже умерла.

— Ну, это ещё не точно.

— Возможно, я это никогда не узнаю.

— Джозеф, вы так не уверены в себе или в нас?

— Ваш план, Лили, не сработает.

— Почему?

— Виктор не дурак. Он очень умён, очень. Я уверен лишь в том, что он поступит так, как нужно только ему. Чего только стоит трагедия на стадионе! Сотня с лишним человек зажарилась в адском огне — их не спасло ничего. Он использует магию в чистом виде, на высшем уровне и способен на всё.

— Он даже способен проникать в разум человека?

— Не думаю. Я не знаю таких людей.

— Тогда нам повезло.

— Не понял?

— Мне пора идти. Кстати, — Лили вдруг вспомнила, что в кармане джинсов у неё отличный подарок для крёстного. Она протянула ему фотографию, которую взяла с собой из дома. — С Рождеством, Джо.

Он взял фотографию и жадно вгляделся в изображённых на ней людей. Остановив свой взгляд на лице Эвелин, он задумался и даже не заметил, как Лили ушла.

— Спасибо, — тихо произнёс Джозеф, глядя на дверь, за которой скрылась его крестная дочь.

* * *

Выпавший на Рождество снег препятствовал продвижению Виктора к ущелью. Переполненный гневом и злостью, полный сомнений, он решил найти ответ у единственного человека, который мог знать правду.

Виктор яростно размахивал руками, да так, что снег моментально таял, освобождая дорогу. Незаметно для себя он оказался у входа в пещеру, задыхаясь от гнева, вошёл в темноту ущелья и скрылся внутри.

Виктор шёл сквозь непроглядную тьму: факелы не горели, но он уверенно проходил этот выученный наизусть путь. Поняв, что добрался до нужного места, Виктор щёлкнул пальцами, и пещеру озарил яркий свет факелов. Он огляделся и увидел, что Маркус и Эвелин сидят в дальнем углу. Он направился к ним.

— Вставай, Маркус, я пришёл за тобой, — сказал Виктор, медленно подходя к своим пленникам.

Но они не повернули даже и головы на его возглас, продолжая сидеть в несколько неудобном положении, Маркус, вытянув ноги, низко наклонил голову к жене, будто шептал ей на ухо. А Эвелин лежала головой у него на коленях.

— Поднимайтесь, — шёпотом произнёс Виктор, с ужасом понимая, что они ему не ответят. Он подошёл к Эвелин и потряс её за обнажённые плечи. Её тело уже сковала смерть, и оно казалось ненастоящим. Он вдруг понял, что она уже не очнётся.

— Убей меня, умоляю... — послышался шёпот Маркуса. Он, не поднимая головы, твердил и твердил свою просьбу, пока Виктор не отреагировал.

— Что? — Виктор отпустил плечи женщины и схватил Маркуса за горло. — Убить тебя?

— Убей, — просипел Маркус.

— Как же ты глуп, — Виктор поднял его одной рукой с земли и приставил к стене, так что Маркус больно ударился головой. По длинным и грязным волосам потекла струйка крови. — Ты не умрёшь, дорогой. Ты будешь жить. Жить!

С этими словами он швырнул своего врага на пол и замер со злой гримасой. Маркус лежал без движения на спине, раскинув ноги и руки, грязные волосы упали ему на лицо, мешая ровно дышать. Виктор подошёл к нему и со всей силы прижал свою ладонь к груди Маркуса, который завопил от боли, но спустя мгновение замолчал. Его дыхание выровнялось, легкие уже не болели, а рёбра перестали колоть тело при вдохе и выдохе. В голову пришла ясность, энергия наполнили его мышцы, а сердце забилось с новой силой. Маркус не открывал глаза: он не хотел возвращаться в реальность, где нет его любимой жены.

— А теперь поднимайся, — выдохнул Виктор, вставая с колен и встряхивая рукой.

Маркус медленно открыл глаза и посмотрел на лежащую рядом Эвелин.

— Её не вернуть. Даже мне не под силу это, ты знаешь, — спокойно сказал Виктор, надевая перчатки. Он снял своё пальто и, подойдя к мёртвому телу женщины, аккуратно накинул его на неё.

— Поднимайся, Марк, — теперь ярость уступила место усталости.

Маркус поднялся с земли, с непривычки пошатываясь, хоть ноги крепко держали его.

— Ответь мне на один вопрос, — Виктор прислонился спиной к каменной стене пещеры рядом с висящим на ней факелом, отбрасывая ещё более угрожающе выглядевшую огромную подрагивающую тень. Но голос его был спокойным, видимо, картина смерти всё же охладила его пыл, а отданные Маркусу силы отняли у него и возможность ровно стоять на ногах.

— Когда ты спалил всех к чертям в моём доме, ты заходил внутрь после пожара?

— Заходил, — медленно ответил Маркус, прямо глядя ему в глаза.

— И как тебе жилось все эти годы? — Виктор наслаждался моментом: — Ты ведь видел тело ребёнка? Новорожденного ребёнка! Ему был всего лишь месяц, Марк! Как ты жил с этим? Все эти чёртовы ублюдки, ну, и бог с ними, я, заслужили такой смерти, но мой Лео? А Мишель?

— Мне жаль. Но я не видел их тела, Виктор.

— Тебе жаль, я знаю, и я верю тебе. Ведь теперь ты понимаешь, что значит потерять любимую жену.

— Адский огонь долго не покидал твой дом, но когда всё потухло, я вошёл и первым делом увидел вытянутые обгоревшие руки. Все эти люди тянулись к чему-то, пока горели, да так и застыли. Я долго размышлял, к чему же они стремились — может, видели что-то. Или кого-то. Позже я понял. Взрыв произошел во время ужина, и все сидели за столом. А значит, и тела все были в одном месте. Я посчитал — их было ровно тринадцать. И все тянули руки. Значит, они видели того, кто их мог спасти. Они видели тебя, Виктор. Но ты прошёл мимо, — задыхаясь, выдавил Маркус — от долгого молчания его дыхание прерывалось и во рту пересохло.

— Я шёл на второй этаж, там была моя семья, — сказал Виктор.

— Ты шёл удостовериться, всё ли идет по твоему плану. А план был прост до безобразия: ты нарочно спровоцировал свою жену, чтобы она уехала с ребенком, потому что ты знал о взрыве.

— Как ты узнал? — спросил Виктор.

— У меня было время подумать. Целых двадцать лет я корил себя за то, что сжёг младенца заживо, потому что на полу я нашёл обугленную детскую пустышку. В тот миг я хотел исчезнуть или провалиться сквозь землю. И никто, кроме неё, не знал об этом, — он взглядом указал на тело Эвелин.

— Их души до сих пор горят в моем сердце, Марк, но мой план провалился. Ты не мог не знать, что в доме моя семья.

— Я не знал. Я надеялся, что ты позаботишься о них. Я выполнял приказ.

— Я устроил Мишель скандал, чтобы не было паники и подозрений. Но она не успела уехать, от неё осталось лишь недогоревшее платье, а от Лео лишь пелёнки... — Виктор с презрением смотрел на Маркуса, но тут его гневную речь прервали:

— Не только пёленки, ещё руки, ноги и голова, — Виктор резко развернулся на голос раздавшийся из темноты. — Твой Лео жив, папа.