Солнце в тени (гет)

Белый снег медленно падал на землю, с каждым днём всё сильнее укрывая продрогшие листья и стирая следы на сырой земле. Быстрая река, чьё шумное течение доносилось до подножия гор, становилась злее и холоднее. В лесу даже днём теперь было сыро и темно. Солнце совсем отказывалось появляться над этим местом или было просто не в силах одолеть толстый слой серых облаков, давно уже сгустившихся над Хайгейтом.

В скрытом от любопытных глаз горном ущелье, у самого входа в пещеру стоял мужчина в грязной одежде, уже несколько дней безуспешно дожидавшийся своего похитителя. Тот всё не появлялся, и у мужчины появилась маленькая надежда на то, что злодея могли поймать. Но эта невероятная мысль вдребезги разбилась о преграду, вместе с её хозяином, как только он протянул руку наружу, почти дотянувшись до одной из падавших снежинок: его с силой отбросило обратно к каменной стене, и он чуть было не потерял сознание, сильно ударившись головой. Мужчина проделывал это уже несколько раз и с тем же результатом, не теряя надежды пробить невидимую ограду, закрывавшую выход из ненавистного тёмного ущелья.

Его жена, мигом прибежавшая на шум, принялась хлопать его по лицу, чтобы он пришёл в себя. Из раны на голове мужчины потекла струйка крови, и жена аккуратно прижала ладонь к месту удара.

— Маркус, неужели ты думаешь, что его кто-то сможет поймать? — ровным голосом спросила она.

— Всё же стоило проверить, — прохрипел Маркус, сильнее зажмурив глаза.

Она не удивилась его попытке выйти наружу, но была весьма поражена его упорством. Увидев, что муж открыл глаза, она помогла ему подняться и серьёзно добавила:

— Им не одолеть Виктора, смирись с этим, — последние слова прозвучали как приказ, и Маркус вполне понимал её реакцию, но не хотел, чтобы она так легко сдалась.

Казалось, что эти слова вовсе не пугали её. Она смотрела ему в глаза, и он вдруг отчётливо понял, что она права. Они абсолютно беспомощны, и нет выхода из этой ситуации. Сидеть и надеяться, что их спасут, было глупо до безобразия: у них не было ни воды, ни еды, и даже свежий воздух не проникал сквозь невидимый барьер, который создал Виктор. Его силы возросли в сотни раз, и не было человека, равного ему по силам, кроме Маркуса. А тот сидел, истощённый, в этой маленькой пещере и медленно умирал.

Он встал с земли, шатаясь и хватаясь за стены, ещё раз подошёл к выходу и взглянул на лес. Там снаружи было так светло и красиво, и ему вовсе не хотелось верить, что это конец, что он никогда больше не пройдёт по лесу, никогда не вернётся домой и, что самое ужасное, не увидит детей. Эта мысль окончательно добила его. Он с силой заставил себя отвернуться и нехотя зашагал вглубь пещеры. Эвелин проследовала за ним, бросив короткий взгляд на выход из ущелья.

Маркус сел на пол, поджав ноги, и принялся в сотый раз перечитывать статью под изображением сына на фоне их дома, которую держал в нагрудном кармане. Он знал каждую строчку наизусть. Он изучил каждый миллиметр этого клочка бумаги, отчего он стал абсолютно гладким, хотя был сложен в несколько раз.

— Он не может этого сделать. Он не может... Они же дети, они ни при чём, — шёпотом произнес Маркус. Его голос задрожал, плечи содрогнулись.

— Прости меня, Эвелин, теперь он сможет добраться до Алана и Лили.

Эвелин присела на холодный камень рядом с мужем и взяла его за руки.

— Нет, Марк. Он не сможет даже приблизиться к нашему дому. Боюсь, он просто выманит их оттуда. Ведь Дэнни убил не он. Бедный мальчик, что будет с миссис Крамер...

Она опустила голову и в который раз вспомнила мальчишку, который был почти членом их семьи — он и Лили хорошо ладили ещё с детства. Хорошо воспитанный, отличник по всем пунктам и очень доброжелательный парень сразу приглянулся Эвелин и Маркусу, и они не возражали против такого жениха для их дочери. Они часто мечтали, что когда-нибудь сыграют их свадьбу, пышную и богатую, под стать их семьям. Но сейчас мечты разбились с печальным звоном, и их осколки, как камни в этой пещере, не давали спокойно ступить и шагу, больно врезаясь в ноги. Эвелин заплакала, не в силах сдерживать слёзы, как не старалась казаться мужу сильной. На самом же деле силы и надежда давно покинули эту хрупкую женщину. Виктор убил их уже давно, просто ещё не знал об этом.

— Прости меня, Эв, но кажется, что я не в силах больше терпеть это...

— И ты прости меня, если бы кто-то из нас не терял надежды, мы бы смогли продержаться. Но у меня нет сил. Наверное, я умираю...

У Маркуса не нашлось ни слов, ни эмоций, чтобы ответить жене — жизнь словно покидала его тело. Из последних сил Маркус обнял её, чтобы хоть как-то согреть. Но холод пробирал до костей, и они были обречены скорее умереть от голода и холода, нежели от рук старого друга, решившего отомстить.

* * *

Виктор сидел в старом кресле, пропахшем табаком и виски, пролитым на него, видимо, не раз, в гостиной лесной хижины. Дрова в камине, единственном источнике света, разгорелись, и внутри стало чуть теплее, чем на улице. Толстый ковер, с прожжёнными в нём дырками, всё же придавал некий уют этой мрачной и холодной комнате. Старая мебель с толстым слоем пыли на ней когда-то выглядела вполне прилично — Виктор оставил в хижине всё, как и было при прежних жителях, которых сам же и убил. Впрочем, их тела так и остались в доме — где то в глубине подвала под кухней.

Виктор практически не шевелился вот уже несколько часов — отдыхал после изнурительной беседы с мэром Крамером в одном из охранных домов. Виктор пытался объяснить обезумевшему от горя старику, сидевшему связанным на стуле, что смерть его младшего сына случайность, к которой он, Виктор, не имеет прямого отношения. Но Джон даже не слушал его, пока до него не донеслись последние фразы:

— Джон, если тебе станет легче, я привезу тебе мальчика, и ты до конца своих дней будешь любоваться им, — довольно мягко и спокойно произнёс Виктор.

От этих слов Джон замер и буквально потерял дар речи. Глаза старика, многое повидавшего в своей жизни, наполнились слезами, и его охватил ужас от картины, которую он представил: Крамер смотрел Виктору в глаза и понимал, что его и всю его семью ждет самая страшная участь. Увидев, что ему удалось привлечь внимание, Виктор мрачно добавил:

— А если я не услышу ещё имен, сможешь встретить Рождество в кругу семьи.

Но ни имён, ни слов о пощаде не последовало. Звонкая тишина давила на уши, словно каменная плита.

Виктор наклонился и, опёршись на ручки стула, медленно проговорил ему в лицо:

— Я всё равно их найду, Джон. Счастливого Рождества.

С этими словами он покинул своего бывшего наставника и учителя.

В своей — теперь уже своей — хижине ему было немного спокойней, да и кресло, несмотря на свою старость, было достаточно удобным, чтобы выпить пару бокалов виски и стряхнуть накопившуюся за вечер усталость. Он угрюмо смотрел на огонь, чей жар еле-еле доходил до его лица и вспоминал, вновь и вновь вспоминал тот злополучный ужин, что когда-то устроил у себя в особняке, и на котором присутствовали главы тринадцати старейших семей Хайгейта. Мужчины неспешно обсуждали свои тёмные дела, последние события и свежие новости города. Виктор сидел во главе стола, как хозяин поместья, с бокалом вина в руке и молча наблюдал за своими гостями. Не всех он любил, и, в общем-то, никто ему не нравился, но традиции нарушать не хотелось, и Виктор изо всех сил делал вид, что данное мероприятие ему по душе — хотя отдал бы что угодно, лишь бы этот ужин скорее подошёл к концу, и он смог бы подняться наверх, к любимой жене и новорождённому сыну. Он сотни раз думал: не стоит ли отвезти их в загородный дом, но Мишель, его жена, жаловалась на плохое самочувствие и говорила, что такой переезд — большой стресс для ребёнка. И он, доверившись ей, оставил их дома.

Тогда он и не подозревал, что в подвале, как и по всему поместью, уже спрятано несколько десятков мощных взрывных устройств, и что через каких-то несколько минут они взорвутся и перевернут его жизнь с ног на голову. Он помнил мельчайшие подробности тех минут, будто это случилось вчера. Сильный толчок всколыхнул каждый дюйм дома, предметы и мебель приподнялись на миг — и разлетелись на множество кусочков, прежде чем загореться. Стол перевернулся и разломился на несколько частей. Гостей Виктора расшвыряло по сторонам от стола, а сам он слетел со стула и ударился головой об стену.

Дальше мир Виктора поглотил синий огонь: его жар доходил до костей, лицо распухало и плавилось, дышать было невыносимо больно. Лежа в обломках стульев и праздничной посуды, среди ошмётков ужина и, кажется, чьей-то плоти, он видел, как его гости корчатся, пытаясь потушить на себе пламя, а истошные крики заглушали треск огня…

Виктор слышал эти крики и сейчас, скорчившись в вонючем кресле. Он сжал бокал с напитком с такой силой, что тот треснул, и осколки врезались ему в кожу. Ему стало жарко и душно, словно он снова очутился в том доме. Виктор резко встал, стряхнув осколки с руки в камин, вышел на улицу и с силой захлопнул дверь.

Крупные хлопья снега, медленно кружившиеся и падавшие ему на лицо, спустя несколько минут остудили его. Капли крови с порезанной руки Виктора падали на землю и вскоре образовали тёмное пятно на белоснежной поверхности.

Его снова переполняли ненависть и желание мстить. Он взглянул на лес, раскинувшийся перед ним, и вспомнил о небольшом ущелье, укрытом в горах. Перед ним всплыло лицо Маркуса — предателя, разрушившего его жизнь. Решительным шагом Виктор двинулся к ущелью — к своему бывшему лучшему другу, оставляя за собой цепочку кровавых капель.