Испытание Скорби (джен)

Дан Мора, приют Морхир, изгоек эльфийского народа, производила тягостное впечатление — с тех самых пор, как богиня Элен обрушила свой гнев на когда-то мощную и славную крепость и обрекла ее защитниц, в минуту слабости отвернувшихся от богини, на Испытание Скорби. Эльфийкам было некогда восстанавливать стены и крыши — атаки демонов оставляли им время разве что для печали и тоски, словно разлитых в воздухе этого места. Даже люди чувствовали себя здесь подавленно, и вид руин, останков прошлого могущества, только усиливал это ощущение. Сосуд Души никогда не была склонна к меланхолии, но и ей становилось неуютно среди древних стен. Только мягкий свет фонарей, да пестрая россыпь цветов, посаженных эльфийками (на это силы у них еще находились), радовали ее глаз. Шайкан с грустью подумала о величественных лесах Финон Мир, о которых столько читала в детстве и юности — какой контраст со здешним пейзажем. А что же должны чувствовать сами Морхир, которые лишились своей родины? Неудивительно, что они так легко впали в апатию и поддались скорбным призракам, которыми стали их сестры, погибшие в последней битве с демонами.

Как бы то ни было, долго рассуждать на эту тему Сосуд Души не имела ни времени, ни желания — именно для того, чтобы освободить эльфиек от чар призраков, она и пришла сюда. Точнее, для того, чтобы попросить у них помощи в освобождении родины, но об этом не могло идти речи, пока подавляющее большинство Морхир лишено воли и служит кормом для демонов, лакомящихся кровью бессмертных. Только королева Санша и несколько ее телохранительниц не поддались чарам и держали оборону в руинах дворца, но много ли они могли?

Сосуд Души посмотрела на небо, уже начинавшее светлеть. Близился рассвет; оставалось чуть меньше суток до следующего прихода демонов, появлявшихся ровно в полночь. За это время она должна была упокоить всех призраков — пятерых, как сообщили лучницы королевы. Но, насколько она знала из личного опыта и из прочитанных книг, магия мало поможет. Для таких неупокоенных душ требовалось нечто иное — дар убеждения, мудрое слово, помощь в чем-либо… Сила оружия — последнее, что пригодится здесь. Это же подтвердила и королева.

Что ж, она была готова сделать все, лишь бы получить войска для защиты своей родины. Другого выбора у Сосуда Души не имелось… Оставив братьев и сестер ждать у выхода из дворца, она решительно устремилась по полузаросшей улице туда, где заметила с возвышения туманную фигуру, минуя оцепеневших и не реагирующих ни на что Морхир. Чем дальше Сосуд Души шла, тем больше их замечала — верный признак того, что она не ошиблась.

Наконец показалась и сама виновница несчастья, постигшего Дан Мору: призрачная эльфийка, окутанная сумрачной аурой, скребла почти обвалившуюся стену — точнее, пыталась скрести, бесплотные руки проваливались в камень. Увидев приближающуюся смертную, она остановилась, выжидательно и печально глядя на гостью. Скорбные чары не действовали на разум Шайкан, и та смогла подойти почти вплотную.

— Этот мир больше не твой, призрак, — начала Сосуд Души. — Уходи.

— Но я хочу жить! — донесся в ответ голос-шелест, далекий, словно с другого берега посмертия. — Почувствовать себя живой… Хотя бы ненадолго… Тогда я уйду!

Первым побуждением Сосуда Души было поразить призрака молнией и отправить на Реку Душ — от таких речей один шаг до вампиризма, превращения неупокоенной души, в общем-то, почти безобидной и не причиняющей прямого вреда, в жадную и ненасытную нежить. Но отчаяние в голосе немертвой эльфийки пробудило в ней сочувствие, и решение пришло тут же:

— Возьми немного моей жизненной силы.

* * *

Финвен любила жизнь. Дуновение ветра, журчание ручья, щебет птиц и смех сестер; краски рассвета и заката, блеск звезд по ночам и солнечные лучи в жаркий полдень; мех дикой кошки под рукой, когда та бесстрашно подходила приласкаться к Финвен, отдыхающей в прохладной тени деревьев; усталость натруженных за день рук и ног, даже боль в пальцах, намозоленных тетивой, после усердной тренировки на стрельбище. Даже уныние и тоску Финвен принимала как должное, считая неотъемлемой частью жизни. Она все сумела принять…

Кроме смерти.

Во время очередного боя ее рука дрогнула, и стрела пролетела мимо врага. Забилось в конвульсиях изящное тело, отброшенное одним мощным ударом лапы демона, словно не понимая, что произошло, пытаясь снова встать, вернуться в строй — к жизни. Бесполезно — душа уже покинула оболочку, нагая и дрожащая. Полуобезумев, она цеплялась за остывающее тело, желая снова войти в него, как в щедрый и гостеприимный дом; но двери этого дома закрылись перед ней навсегда…

Зов, что сильнее всего на свете, властно тянул ее вперед, к берегам Реки Душ, требовал подчиниться естественному порядку, установленному даже не богами, для которых тоже есть смерть. Но Финвен не могла отправиться туда — страх заставлял ее цепенеть. Неужели теперь ее судьба — бесконечные волны, мало-помалу размывающие память обо всем, что дорого, или, что еще хуже — пустые холодные берега, усыпанные пеплом, никогда не озаряемые солнцем, и бессмысленные скитания в поисках того, что душа уже не сможет найти здесь, среди других отверженных?..

Она проигнорировала зов и осталась в мире живых, которому уже не принадлежала. Дух Финвен плыл над землей, не чувствуя мягких касаний травы, проходя сквозь деревья. Финвен тщетно пыталась снова потрогать грубую кору, ощутить ее жесткость и прочность, найти хоть какую-то опору в отторгающем призрака мире — пальцы легко и незаметно пронзали стволы, не причиняя вреда ни себе, ни деревьям. Она отправилась к зеркалу вод, где так часто любила отдыхать когда-то, попыталась зачерпнуть из озерца, как раньше, чтобы умыться — поверхность воды даже не дрогнула. Ни запахов, ни вкусов, ни ощущений — все это было навеки утрачено для Финвен. Она всхлипнула, продолжая безуспешно хватать воду, но слезы не шли, к бестелесному горлу подступал только вой, ужасный, вызванный мукой, неизвестной существам из плоти и крови.

Финвен не проклинала несправедливость богов и судьбы, даже того демона, что убил ее тело, и собственную ошибку — все это стало неважным. Она хотела снова жить, жить, еще раз вдохнуть воздух родных мест, прислониться спиной к остаткам каменной стены, дарующим приятную прохладу, охотиться в лесу вместе с сестрами, цепко сжимая лук и без промаха поражая цель… Хотя бы еще один раз, этого будет достаточно! Душа стремительно полетела домой, туда, где оставались другие живые — может, там ей помогут?

— О, пожалуйста, — умоляла Финвен, взывая к проходящим мимо сестрам. — Пожалуйста… — но никто не понимал, чего она хочет. Эльфийки останавливались, что-то бессвязно бормотали, устремляя пустеющие взгляды в никуда, поддаваясь силе скорбного призрака, не обузданной даже ее волей. Все было бесполезно: они теряли желание жить, но это ничем не помогало Финвен — ее собственное лишь усиливалось.

Ночью прилетели демоны и пили жизненную силу безвольных эльфиек; Финвен чувствовала, что может поступить так же, эманации чужой энергии манили ее, но не могла перешагнуть через себя и причинить прямой вред сестрам — даже в нынешнем состоянии. Вот если бы одна из них согласилась поделиться добровольно…

— Дайте мне хоть что-то, чтобы почувствовать себя живой!.. — крик рвался из самых глубин неприкаянной души. Но никто его не слышал — Финвен была одна среди глухих ко всему, заколдованных ею же самой Морхир. Только устоявшие перед скорбным призраком эльфийки, нашедшие убежище в руинах королевского дворца, перехватили луки и мечи поудобнее, готовясь дать отпор врагу.

* * *

— Вы правда сделаете это? — лицо призрака озарилось надеждой, отнять которую хуже смерти. Сосуд Души кивнула, не собираясь отступать от обещания. — Клянусь, я уйду! Стойте спокойно, больно не будет…

Сосуд Души не дрогнула, когда ледяные когти коснулись ее души, а дыхание смерти — тела; она чувствовала, как что-то перетекает от нее к призраку, в глазах начало темнеть, но вскоре это чувство прошло.

Финвен жадно впитывала чужую жизненную силу, такую сладостную — за несколько ударов сердца она ощутила столько, сколько за последние века. Ей показалось, что она снова может дышать — ветер нес запах болот, но для нее он был упоителен. Руки Финвен налились силой, и, казалось, обрели плоть, сердце бешено забилось, гоня кровь по жилам. Все вокруг снова стало живым и реальным, как она сама… Она огляделась, стараясь запомнить каждую мелочь, чтобы навсегда сохранить в памяти — мох, облепивший полуразрушенную каменную стену позади нее, изящество фонарей-цветов, даривших свет ей и сестрам по ночам, яркое оперение птички, присевшей на обвалившуюся колонну. Вихрь чувств пьянил призрака — никогда еще Дан Мора не казалась ей настолько прекрасной, даже в те дни, когда крепость не была разрушена.

Мгновение схлынуло, и Финвен лишилась обретенных чувств; но больше она не страдала, словно вобрав за краткий миг всю недожитую вечность.

— Да, жизнь прекрасна, — прошептала она, умиротворенно кивнув — по старой привычке. — Благодарю, смертная душа.

Зов зазвучал с новой силой — теперь Финвен ему не противилась. Воздух взвихрился, и призрак исчезла; развеялись и чары, вызванные ее жаждой. Друиды, пришедшие в себя, немедленно призвали свою магию, дружно направили целительные потоки на Сосуд Души, восполняя отданную жизненную силу. Та вздохнула полной грудью — первая часть проклятия Дан Моры снята.