Макбет (гет)

Малфой,

Нам надо репетировать. Мы можем поработать над сценами 5 и 7 первого акта? Я буду в библиотеке завтра в восемь, на том же месте. Пришли сову с ответом.

— Гермиона.

Ей потребовалась неделя, чтобы написать эту записку.

За прошедшее время случилось немало. Малфой, казалось, избегал её: в те редкие случаи, когда они пересекались в коридоре или встречались на совместных занятиях, он вёл себя так, словно её не существует, а во время трапез в Большом зале неизменно сидел спиной к гриффиндорскому столу. Они встретились на репетиции, но не наедине. Это была большая сцена — пир из третьего акта, когда призрак Банко, которого убили по приказу Макбета, возникает посреди торжества, видимый только ему. Зачем киваешь головой кровавой?

Не считая его реплик — а Гермиона их не считала, — Малфой не сказал ей ни слова за всю репетицию.

Она была бы рада игнорировать его в ответ, если бы не тот факт, что им всё-таки предстояло играть вместе в постановке и что Гермиона не могла просто подойти к режиссёрам и объяснить им, почему больше не хочет репетировать с Малфоем. Логически рассуждая, она понимала, что должна рассказать кому-то о том, что он теперь Пожиратель смерти, но эмоционально не могла заставить себя сделать это. Она увидела то, чего не должна была видеть — не Чёрную метку, но его безумие. Рассказать кому-то об этом стало бы сродни предательству, рассказать же о том, что он Пожиратель, проигнорировав очевидно терзавшее его чувство вины, было бы не менее несправедливо.

В итоге Гермионе пришлось хранить секрет Малфоя и, как результат, продолжать репетировать с ним.

Он не ответил на её сову, но она всё равно отправилась в библиотеку в восемь и застала его там. Малфой тихо сидел за столом, его плечи были напряжены, лицо побледнело, в руках он сжимал свою копию сценария.

Малфой поднял голову, и его рука дрогнула, но он вновь взглянул на слова в пьесе, кивнул в знак приветствия и промолчал. Гермиона села рядом с ним, тоже не сказав ни слова. Обыкновенно ей была по душе относительная тишина, царившая в библиотеке, усердное молчание, висевшее между стеллажей, но сейчас она задыхалась от этой тишины. Гермиона взглянула на то место, где Малфой вполне буквально чуть не задушил её, и неуютно поёжилась.

Если он и заметил, то не подал виду. Молчание растянулось, пока Гермиона копалась в школьной сумке в поисках сценария, затем искала нужную страницу, после чего тишина продолжилась — никто из них не желал заговорить первым. Им следовало подняться с дивана, чтобы репетировать сцену целиком, со всеми перемещениями, но Гермиона не рискнула предложить этого, решив придерживаться необходимого минимума.

В конце концов, первым заговорил Малфой — очень тихо и избегая встречаться с ней взглядом.

— Начни с «Оденься дымом ада», — предложил он, и Гермиона послушалась.

— Оденься дымом ада, глухая ночь, чтоб нож не видел ран, которые… — она осеклась, бросив косой взгляд на Малфоя и чувствуя внезапное волнение. Строки пьесы уже вызывали приступ однажды — что, если это произойдёт снова? — Чтоб н-нож не видел ран, которые он нанесёт…

Малфой бросил на неё быстрый взгляд и снова отвернулся, выражение его лица осталось непроницаемым.

— Ещё раз? — предложил он.

Гермиона кивнула, сделала глубокий вдох, мысленно ругая себя за глупость. С Малфоем всё будет в порядке, в этой сцене не было красочных описаний жестокости, а если что-то его всё-таки спровоцирует… что ж, Гермиона могла постоять за себя. Палочка была рядом, а в библиотеке находились другие люди, которые в случае чего услышат её крики. Вполне безопасно.

— Оденься дымом ада, глухая ночь, — начала она, пытаясь, чтобы голос звучал кровожадно и зловеще с налётом жестокости — совсем как она практиковалась — но получилось чуть выше, чем обычно, — чтоб нож не видел ран, которые он нанесёт, — она украдкой взглянула на Малфоя, — и небо напомнить не могло: «Остановись!».

Она умудрилась прозвучать почти нормально, но глаза Малфоя были плотно закрыты, его лицо казалось слишком бледным, словно из него выкачали всю кровь и оставили сидеть холодным трупом.

— Ты…? — робко начала Гермиона

— Я в порядке, — резко бросил он. — Сейчас твоя очередь.

Его пальцы, сжимавшие книгу, побелели настолько, что казались почти безжизненными.

Без особой уверенности Гермиона снова подняла сценарий. Чтоб нож не видел ран, которые он нанесёт — об этом думал Драко? Пытался не видеть того, что совершал, или представить, что этого никогда не было — не было этих пыток, убийств и нападений, которые Гермиона могла лишь представить или почерпнуть информацию о них из газет. Ей оставалось только гадать, какие мысли не давали ему покоя.

— Великий тан гламисский и кавдорский! — начала она, остро осознавая, что голос её звучал слишком резко и взволнованно, совсем не передавая того радостного предвкушения и кровожадности, которые должны были в нём доминировать. — Предизбранный к ещё славнейшей доле! Твоё письмо меня перенесло из нынешнего, — произнесла она пренебрежительно и продолжила уже с радостным волнением, — в будущее время. И вся я в нём.

— Любовь моя, — начал Малфой, и Гермиона могла лишь поражаться тому, как ему потребовалось всего мгновение, чтобы наполнить голос нежностью без единого намёка на безумие. — Сегодня к нам пожалует Дункан.

Остаток сцены прошёл относительно неплохо. Они не разговаривали об убийстве в красках — разумеется, Гермиона намекала на него, называя «великим делом предстоящей ночи», но, кажется, Малфой и правда был в порядке, пока никто не говорил об убийстве напрямую. А когда он чувствовал себя нормально, не волновалась и Гермиона; было гораздо легче расслабиться и отдаться игре, когда Малфой казался спокоен. Они прорепетировали сцену во второй раз, и Гермиона смогла не запнуться на словах о ноже, а в третий раз чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы предложить Малфою встать и отрепетировать сцену полностью.

— О прочем позабочусь я сама, — закончила она с полуулыбкой, приложив палец к его губам, и они изобразили выход за кулисы. Малфой отвернулся, уставившись на книжные полки.

— Пройдёмся по второй сцене?

Поколебавшись, Гермиона всё же кивнула. В их следующей совместной сцене было гораздо больше прямых отсылок к убийству, и она вовсе не хотела снова стать свидетельницей сумасшествия Малфоя.

— Я начну, — сказал он довольно тихо, перелистнув несколько страниц, чтобы найти нужное место в пьесе, после чего изящным движением расправил корешок книги. Драко помолчал, прежде чем начать, закрыв глаза и сделав глубокий вдох, и в какой-то момент Гермиона уже не сомневалась, что, когда он их откроет, перед ней снова предстанет сумасшедший.

Она почти удивилась, услышав его слова:

— И что влечёт меня? Желанье славы… — Ей потребовалась секунда, чтобы понять, что именно это Малфой и должен был говорить, что это не было его очередным полубезумным бредом. — Как ярый конь, поднявшись на дыбы, оно обрушится — и я задавлен.

Пауза, во время которой на сцене появляется леди Макбет, и затем:

— Ну, как дела?

Здесь Гермиона должна была звучать раздражённо. Взглянув на него, она умудрилась сделать глубокий вдох и выдать что-то, больше похожее на возмущённый писк:

— Он ужинать кончает. Зачем ты вышел, встав из-за стола?

Она заметила, что Малфой ещё ни разу не прокомментировал её полную неспособность играть в этот день. С другой стороны, он прекрасно знал, что она была на нервах, и если бы он сам поднял тему… А ещё это означало бы, что ему придётся сказать больше, чем было необходимо в контексте репетиции.

— Он спрашивал меня? — беспечно спросил Малфой.

— А ты не знаешь? — бросила она, на этот раз с более явным раздражением. Малфой отвернулся, встав лицом к воображаемой аудитории, и твёрдо произнёс:

— Откажемся от замысла. Он только что меня почтил. Я в народном мненье стою так высоко, что я б хотел пожить немного этой доброй славой.

На безумный миг Гермиона задумалась, «почтил» ли его Волдеморт, и вздрогнула от этой мысли. Собрав в кулак всю злость, которую смогла найти в себе, она шагнула к Малфою.

— А что ж твоя мечта? — зло спросила Гермиона; он отстранился и отступил на шаг. Она последовала за ним и схватила его за руку. — Была пьяна, не выспалась и видит в чёрном цвете, что до похмелья радовало взор?

Малфой вздрогнул и снова отступил от неё на шаг, отворачивая голову — так, как и должен был — и она опять поймала его за руку, заставляя повернуться к ней лицом.

— Так вот цена твоей любви? — прошипела она. — В желаниях ты смел, а как дошло до дела — слаб. И ты бы согласился носить венец — красу и славу жизни, живя, как трус, — Малфой вздрогнул, — и сам же видя это?

— Грейнджер… — прервал он.

Гермиона не видела его лица, и тон Малфоя был таким бесцветным, что она не сразу поняла, почему он её остановил, но она всё равно послушно замолчала, пристально наблюдая за ним. Очередной приступ? Но что такого она сказала? И ты бы согласился носить венец, живя как трус…

Через несколько секунд Малфой сделал глубокий вдох и выпрямился.

— Продолжай, — приказал он.

Она послушалась, и до конца репетиции больше не случилось ничего неожиданного.

* * *

Дорога от библиотеки до общей гостиной была подобна проходу сквозь магическое зеркало, которое отражало не то, что происходило по другую сторону, а полную его противоположность. В библиотеке царило молчание и приглушённые тона; гостиная же резко отличалась заполнявшим её гамом и ударяла по глазам всеми оттенками красного и золотого.

— Гермиона! — позвал Рон, который сидел возле камина, перегнувшись через подлокотник и широко улыбаясь. В руке он держал початую бутылку сливочного пива. — Как всё прошло?

— Нормально, — отозвалась она, пробираясь через гостиную и на мгновение пожалев, что не могла рассказать друзьям, что происходило на самом деле. — Кажется, всё прошло неплохо.

Гарри передал ей бутылку со сливочным пивом, которую Гермиона с благодарностью приняла и тут же открыла.

— Проблемы с Малфоем? — поинтересовался Рон.

Понятие «проблемы» включало в себя постоянное волнение о его срывах и страх, что он окончательно сойдёт с ума?

— Ничего особенного, — ответила она. — Мы почти не разговаривали, если не считать реплики из пьесы.

Гарри задумчиво покачал головой.

— Понятия не имею, как ты справляешься, — признал он. — Мне придётся договориться с ним о дополнительных репетициях — ну, чтобы отработать сцену сражения — и я не знаю, как буду его терпеть. Мы просто поубиваем друг друга.

Рон фыркнул от смеха.

— Я думал, это ты должен его убить в постановке? — уточнил он.

— Если смогу справиться с мечом в следующий раз, — пожал Гарри плечами. У них уже была вторая репетиция несколько дней назад, потому что первую так бесцеремонно прервал Пивз. И всю репетицию Гермиона боялась пошевелиться от страха. Первый раз, когда Гарри поразил Малфоя в сердце и кровь начала заливать всё вокруг, когда он скрючился на полу, мёртвый, она едва удержалась от крика. Но затем Малфой поднялся, а кровь отчистили быстрым Эскуро. Они начали заново, но Гермиона волновалась точно так же, как и в первый раз, а потом снова и в последующий раз.

Рон тоже был там, укрывшись под мантией-невидимкой — только участники постановки могли посещать репетиции — и умирал от смеха. Особенно когда Гарри, всё ещё неловко управлявшийся с мечом, промахнулся и вонзил меч Малфою в голову. Все захохотали, за исключением раздражённого Малфоя, сконфузившегося Гарри и самой Гермионы.

— Я очень нервничаю во время битвы на мечах, — заметил Гарри, делая ещё один глоток сливочного пива. — Ну, знаешь, стоять рядом с Малфоем, когда он держит смертельное оружие…

— На них же наложены чары, разве нет? — уточнил Рон.

— Да, но что, если они не сработают или кто-то их снимет? — спросил Гарри, и мысли Гермионы заполнились недавними воспоминаниями: как Драко опустился на колени перед ней, как странно мерцали его глаза в приглушённом свете библиотеки, и как он просил о помощи. Адриан оставил их в общей гостиной, и я поменял заклинание…

Она поёжилась.

Рядом с ней Рон издал сдавленный смешок.

— Если чары не сработают и ты убьёшь Малфоя? Да тебе медаль за это дадут, — с ухмылкой заметил он. Гарри засмеялся; Гермиона промолчала.

* * *

Малфой был на репетиции — сидел через два ряда впереди и чуть левее, не отводя глаз от сцены.

Что он тут забыл? Репетицию организовали для эпизода с ведьмами, и, кроме него, самой Гермионы и режиссёров, здесь больше никого не было. Она пришла по просьбе Джинни, а ещё потому, что присутствие на репетициях помогало ей разобраться в собственной игре, позволяя увидеть пьесу целиком. К тому же здесь царила спокойная атмосфера, и никто не мог упрекнуть Гермиону, если она погружалась в собственные мысли, собственные фантазии.

Что до Малфоя… Он мог оказаться здесь из-за Блейз, предположила Гермиона. Хотя она понятия не имела, были ли они друзьями. Малфой мог прийти на репетицию, чтобы подумать, или посмотреть на игру других, или по какой-то странной, связанной с сумасшествием причине, или…

Вариантов оказалось слишком много. Он был здесь, смотрел постановку, и это всё, что Гермиона знала.

Сколько дней прошло с тех пор, как она открыла его тайну? Больше недели — почти две, и она до сих пор никому не рассказала. А теперь уже и не собиралась рассказывать. Они почти не разговаривали, если не считать абсолютного минимума, необходимого для репетиций, но то, что открылось Гермионе, вызывало неподдельный интерес.

Малфой сошёл с ума. По меньшей мере, наполовину; безумие накатывало волнами, вызываемыми любой очевидной отсылкой к убийству, смерти или пыткам, которыми изобиловала пьеса. Гермиона задавалась вопросом, заметит ли это ещё кто-то. Она была единственной, кому приходилось работать с ним наиболее интенсивно, да ещё и в тех сценах, где они постоянно говорили о смерти. На репетициях под руководством режиссёров он держался гораздо лучше. Почему? Больше давления, чтобы контролировать себя, или в присутствии других людей ему просто легче напоминать себе, что это всего лишь пьеса? А может, его безумие просто казалось менее заметным в присутствии других людей?

Различных вариантов было слишком много. Не поговорив с Малфоем, не узнав его лучше, найти верный ответ казалось непосильной задачей. И, разумеется, без понимания проблемы Гермиона не знала, что делать с Малфоем: рассказать кому-то или попытаться помочь самостоятельно. Но ведь она теперь не могла никому рассказать, верно?

Вздохнув, Гермиона оторвала взгляд от светлой макушки Малфоя и посмотрела на ведьм, которые прорепетировали уже половину первой сцены первого акта. Они играли заметно лучше, чем в прошлый раз — очевидно, немало практиковались и теперь действительно работали как единое целое. Особенно радовала Джинни.

Свет резко погас, в одно мгновение погрузив комнату во мрак, и голос откуда-то сверху издал омерзительный визг:

— Померкните светила в небесах!

— Пивз! — раздался гневный крик Меган со стороны сцены, вслед за которым последовали перешёптывания режиссёров. — Я всё расскажу Дамблдору! Это последний раз, когда ты срываешь репетицию!

Ответом полтергейста был призрачный хохот, а потом остались лишь мрак и тишина, если не считать шороха, пока все шарили в поисках своих палочек. Гермиона попыталась достать свою, но в кромешной темноте не могла отыскать даже школьную сумку. Чернота вокруг дезориентировала; хоть немного света должно было поступать через окна или из-под двери, но, очевидно, Пивз заранее об этом позаботился. Наверно, именно так чувствуют себя ослепшие люди.

— Пивз, — раздался голос Рут — спокойный, как и всегда, — ты спрятал наши сумки?

И снова хихиканье.

— Возможно, — последовал ответ, спровоцировавший очередную гневную тираду Меган.

— Вам повезло, что я ношу палочку в рукаве, — раздался ленивый мужской голос; Гермионе потребовалось мгновение, чтобы узнать Адриана. — Орбислюцис.

И появился свет; бледный жутковатый шар, который повис в воздухе, слегка покачиваясь и кружась. Адриан ещё несколько раз повторил заклинание, и появились другие шары, заполнив комнату зловещим свечением и обнаружив пропавшие сумки в дальнем углу кабинета, равно как и Пивза, зло метавшегося под потолком.

— Вредина, — пробормотал он, перевернувшись вверх ногами и виляя задом в сторону Адриана.

Тем временем Оливия, казалось, была зачарована светящимися шарами.

— Что это за заклинание? — спросила она, протягивая руку, чтобы коснуться одного из них; шар облетел вокруг её ладони. — Я никогда такого не видела…

Стэн тоже выглядел весьма впечатлённым.

— Они великолепны, — произнёс он, тщательно осматривая ближайший шар. — Такие… мистические.

Меган окинула Адриана критичным взглядом.

— Что ж, похоже, ты хоть раз умудрился сделать что-то правильно, пусть и совершенно случайно, — хмыкнула она, прежде чем повернуться к остальным. — Как вы думаете, стоит использовать эти шары для всех сцен с ведьмами? Они очень атмосферные, а в темноте и вовсе будут выглядеть прекрасно.

— Мне нравится, — кивнула Блейз, и остальные согласились; Адриан занял своё место, самодовольно улыбнувшись.

Только теперь Гермиона поняла, что всё это время Малфой не спускал глаз со сцены, словно смотрел постановку, которую разыгрывало его собственное воображение и которая не имела ничего общего с реальностью.