Между строк (джен)

Людям не нравился Фушими Сарухико.

Он это всегда знал, но это никогда его особо не волновало. Словно простая константа вселенной: небо голубое, солнце греет, он не нравится людям. Естественный порядок вещей: так было, и так всегда будет.

Родителям он не нравился, или, по крайней мере, он так считал. Вообще-то он никогда их не видел, но Фушими представлялось, что он и не должен был, раз уж его сбагрили родственникам, когда он был очень мал, а после никогда больше и слова от них не слышал.

Родственникам он тоже не нравился. Сначала, они всегда пытались. Когда он был маленьким, это было легче, потому что легко улыбаться и дружелюбно говорить с маленьким брошенным ребенком с растрепанными волосами и широко распахнутыми как у совы глазами, которые взирали на мир сквозь стекла очков в тонкой оправе. Это становилось сложнее, когда он оставался у них, оставаясь таким же мрачным и неприветливым, не хотел играть в игры, в которые играли нормальные дети, и не радовался тому, чему радовались обычные дети, и продолжал тихо сидеть и пристально на них смотреть.

— От него мурашки по коже, — он нечаянно услышал, как однажды обронила его тетя, когда ему было пять или около того. — Я не могу так, когда этот ребенок так на меня смотрит.

Как и все остальные, родственники, у которых он оставался, в конце концов прекращали даже притворяться, что он им нравится, и его снова куда-нибудь отправляли. Будет другая тетя, другой дедушка, другой дальний родственник, пока в конце концов он не остался совсем один в пустой квартире (за нее даже платили, пока двоюродный дедушка не решил разобраться в финансовых проблемах и не заинтересовался небольшой брешью в бюджете, или пока какой-нибудь кузен, который начал копаться в имуществе покойного деда и оказался сбит с толку небольшой платой за обветшалую квартиру, не пожал плечами и, даже не задумываясь, прекратил оплату, и никто не помнил маленького мальчика в тонких очках и с жутким взглядом).

Он не нравился учителям. Он находил их скучными, он считал их уроки скучными, а его оценки никогда не стоили даже упоминания. В какой-то момент учителя всегда понимали, что он умный, и тогда в один прекрасный момент на короткое время он становился идеальным студентом, заслуженным гением класса, пока они не понимали, что он слишком умен, он переставал им нравится даже больше, чем раньше. Фушими никак не мог понять, в чем здесь его вина, но это и к лучшему. Школьный материал всегда был слишком легок для понимания, а потому не стоил его времени, равно как и все остальное. Все, что он мог решить, неминуемо становилось скучным при ответе, и не стоило даже росчерка карандаша.

Его одноклассники определенно не любили его, и это было взаимно. Конечно, Фушими пытался подружиться с ними, когда он был младше и еще не понял, что не создан для того, чтобы нравиться окружающим. Он играл вместе с другими детьми, но все они были настолько скучными, что надолго его интереса не хватало. Он ничего не мог с этим поделать. Другие дети не понимали его, он же понимал их слишком хорошо и вместе с тем не понимал вовсе. К концу начальной школы на Фушими уже было клеймо изгоя.

Сперва Фушими, может, это и заботило, но к средней школе это просто стало тем, чем было. Он обедал в одиночестве, ходил в школу и из нее в одиночестве, никогда не оставался допоздна в кружках, на ученических конференциях или даже школьных фестивалях, и каждый день был скучнее предыдущего. Все было серым, скучным и непримечательным, пока в какой-то момент Фушими просто не смирился с тем, что мир для него останется таким навсегда. Серо, однообразно, в одиночестве. Когда-то это причиняло бы боль, но уже давно перестало.

А затем идиот по имени Ята Мисаки однажды во время ланча заговорил с ним об овощах рядом с урной.

* * *

Фушими никогда не обращал внимания на тех, кто учился в его классе. Он предполагал, что некоторые могли учиться с ним и раньше и могли знать его имя или по крайней мере узнавать в лицо, но он никогда не утруждал себя запоминанием кого-либо из них. В конечном итоге все они разойдутся каждый своей дорогой, и никто из них даже лишний раз о нем не подумает, так зачем же прилагать лишние усилия?

Фушими всегда обедал в углу кафетерия. Иногда он брал с собой книгу, пусть было не так много книг, которые ему нравились. Просто это было чем-то, на чем можно было сконцентрироваться, пока он ест. Обед тоже всегда был одним и тем же: что бы ни было самым дешевым в любой из этих дней. Он одевался и питался за счет случайных подработок в те дни, когда у него не было настроения идти в школу (в конце концов, не было никого, кто мог бы заставить его ходить туда, а в школе никого не волновало, был он там или нет), и хотя у него дома были какие-то продукты, он никогда не мог себя заставить утром собрать себе обед.

Главной проблемой в покупных обедах были, разумеется, овощи. В любом ланче без исключения обязательно были овощи. Фушими морщил нос, выуживая их из еды и лениво рассортировывая по цвету и размеру. Обеденный перерыв казался бесконечным, но это немного помогало скоротать время. Фушими никогда не понимал, почему его одноклассники так оживляются во время обеденного перерыва. Заняться все равно нечем, кроме как есть сухую безвкусную школьную еду и обсуждать обычные скучные вещи. Это было даже хуже уроков.

Ему надоело возиться с овощами, так что он наконец решил их выбросить. Он дошел до нее одновременно с другим учеником — невысокого роста рыжий парень, — который так сильно сжимал в руке пакет с молоком, что Фушими отстраненно задумался, уж не является ли оно личным оскорблением всему его существованию.

— Оно просрочено, — по всей видимости, он заметил взгляд Фушими.

— А… ох, — честно говоря, он не ожидал, что с ним заговорят, и Фушими был не совсем уверен, что стоит отвечать. В любом случае, по большому счету ему все равно. Ему не было никакого дела до того, почему этот шкет не хотел пить молоко, и не было похоже, чтобы из всех людей он стал бы оправдываться перед Фушими.

Теперь пацан смотрел на овощные башенки Фушими, и Фушими отвел взгляд. Он надеялся, что рыжий поймет намек и быстро уйдет. Было неловко стоять здесь, и даже от мысли о том, чтобы продолжить беседу, Фушими становилось плохо. Никто никогда не заговаривал с ним. Это был естественный порядок вещей. Ему не нравилось, когда кто-то нарушал естественный порядок, потому что это заставляло его думать, и иногда Фушими замечал, что когда он думает, действительно думает, все в его груди горит огнем.

— Почему ты вообще берешь этот ланч, если не собираешься есть половину из него?

— Я… — Фушими неловко переступил. В памяти всплыл образ пустой квартиры, и что-то сжалось в груди, как когда он слишком много думал.

— Как тебя зовут? — выпалил рыжеволосый мальчишка.

— Фушими… Сарухико, — зачем спрашивать его имя? Как будто это имеет значение. Фушими и сам не знал почему ответил.

— Фушими, да? — Он протянул руку, словно ожидая, что Фушими пожмет ее, что было до нелепости глупо. — Ята Мисаки.

— Мисаки?.. — звучало как девчачье имя, и Фушими было интересно, не ослышался ли он.

— Нет! — выпалил Ята, словно смутившись. Из чего Фушими сделал вывод, что этот пацан идиот высшей пробы, и нет смысла и дальше тратить на него время. — Ята, зови меня Ята! В любом случае, ты всегда был в этом классе?

— Да, — теперь стало привычно. Он начал быстро сгружать остатки овощей в урну, надеясь на скорейшее завершение разговора.

— Я тебя не помню.

— Равно как и большинство, — Фушими пожал плечами. В конце концов, ему это нравилось. Не говоря ни слова, он развернулся и пошел к своему месту, надеясь, что Ята понял намек и сделал то же самое.

— Знаешь, овощи ведь полезны, — голос прозвучал глухо и едва слышно, и Фушими раздраженно цокнул языком.

— А молоко помогает расти, — бросил он, не оборачиваясь.

— Что ты только что сказал?! — ощетинился у него за спиной Ята. Неожиданно Фушими почувствовал несвойственное ему желание обернуться посмотреть на раздраженное лицо, которому не счел нужным сопротивляться.

— Ничего.

— Хмф. Показалось, — Ята поднял голову и фыркнул, словно он чего-то добился, когда проходил мимо Фушими обратно к своему столику. Фушими не стал даже смотреть ему вслед, продолжая путь к своему обычному уединенному уголку.

Каким-то образом в этот раз обеденный перерыв казался короче, чем обычно, и Фушими не совсем мог понять почему.

* * *

Фушими думал, что столкновение с Ятой Мисаки во время ланча станет первым и последним. В конце концов, он никому не нравился. Это был закон мироздания. Люди не заговаривают с ним, он не заговаривает с людьми, и все в мире идет своим чередом.

Вот почему он больше всех был удивлен, когда на следующий день, и на следующий, и еще через день Ята продолжал с ним разговаривать. Из чего Фушими сделал несколько выводов.

Первый: Ята Мисаки — вспыльчивый придурок. Он быстро раздражался, не любил когда его называли по имени и отказывался пить молоко. Судя по периодическим синякам на лице, он явно ввязывался в драки. Он ел тот же дешевый обед, что и Фушими.

Второй, и этого Фушими просто не мог понять: похоже, Яте Мисаки нравилось с ним общаться. Разумеется, иногда он делал вид, что это не так, резко отвечая на сухие замечания Фушими об отношении роста (или его недостатке) к его нежеланию пить молоко, кричал, сердился, начинал спорить и огрызался в ответ, но на следующий день все равно приходил к мусорной корзине и разговаривал с Фушими так, словно ничего не случилось.

Третий, и наиболее беспокоящий: вполне возможно, что Фушими начинало нравиться каждый день разговаривать с Ятой. Он почти ждал этих разговоров у корзины. Разумеется, это было неприемлемо. Было неизбежностью, что Ята Мисаки в конце концов окажется таким же скучным, как и все остальные, и они не смогут больше общаться, и, возможно, он будет скучать по этому.

Мысль была недопустимой, так что Фушими сделал то, что считал единственно благоразумным: он начал пить молоко Яты. После того, как он доедал свой ланч, он проходил мимо столика Яты, брал его пакет с молоком, едва обмолвившись с ним словом, и возвращался в свой угол. Больше не было необходимости в разговорах у мусорной корзины, и его мир снова вернулся обратно в безопасный серый уголок.

А потом Мисаки сел напротив него и заявил, что будет есть овощи из ланча Фушими, и Фушими был вынужден прийти к четвертому выводу, которого он никак не ожидал.

Ему нравился Ята Мисаки.

* * *

— Пошли на крышу.

— Хм-м? — Фушими непонимающе посмотрел на Мисаки. К этому моменту они уже где-то с месяц обедали вместе. Он не знал, что случилось с теми, с кем обычно обедал Мисаки, и, если честно, его это и не интересовало.

Мисаки смотрел на него со своей обычной нелепой придурковатой улыбкой на лице, и в глазах пылал незамутненный мыслительным процессом энтузиазм. Фушими никак не мог понять, как вообще возможно сколько-либо времени функционировать со столь малой мозговой активностью.

— На крышу, на крышу! — повторил Мисаки, словно Фушими не услышал его.

— Там холодно, — заметил Фушими. Уже почти зима. Только пара идиотов может пойти обедать туда в такой день.

— Я знаю, — сказал Мисаки, присаживаясь рядом с ним. — Просто… не знаю, здесь сегодня так душно. К тому же, бьюсь об заклад, сегодня там никого не будет. Она будет полностью в нашем распоряжении, и это будет замечательно!

Фушими мог подобрать некоторое количество прилагательных, чтобы описать обед на крыше в холодную погоду, и ни одно из них ничего доброго не сулило. Он действительно не понимал в чем разница между тем, чтобы обедать в кафетерии и на крыше, кроме того, что на крыше холоднее.

Но Мисаки собирался есть на крыше, значит, еще одним различием будет Мисаки.

— Ладно, ладно, — вздохнул Фушими. Он и правда не знал почему сдался, но улыбки Мисаки было достаточно для того, чтобы идея показалось значительно более заманчивой, чем была до этого.

А когда они заснули на солнце, спиной к спине, забыв о холоде и пропущенных уроках, Фушими был вынужден признать, что, возможно, раз в жизни Мисаки был кое в чем прав.

* * *

— Это не сложно, — они снова сидели на крыше, решая домашнее задание по математике. Сегодня был сильный ветер, и они прижали листы пакетом молока Яты и овощами Фушими. Уже едва ли не десятый раз за неделю Фушими пытался объяснить, что такое математика, и с чем ее едят.

— Нет, сложно, — раздраженно подтвердил Мисаки. — Все эти дурацкие… числа и прочая дрянь. Как, например, это, — он ткнул пальцем в очередной проблемный пример. — Как, черт возьми, кто-то может знать ответ на это? То есть, что вообще должна означать эта дурацкая закорючка?

— 21,5, — ответил Фушими, едва взглянув на пример.

— Как ты это делаешь? — спросил Мисаки. — Правда, Сарухико… В чем секрет? Как ты все это знаешь?

— Просто применение бинома Ньютона, — спокойно ответил Фушими.

— А? — Ята смотрел на него с таким выражением, словно он только что сказал, что пришельцы транслируют ответы прямо ему в мозг. — Подожди, серьезно? Мы это учим?

— Я пошутил, примитивный ты идиот, — сказал Фушими. Серьезно, он не понимал, как можно быть таким болваном едва ли не во всем. Это никогда не перестанет его забавлять.

— Я так и знал, — проворчал Ята, глядя куда-то в сторону. — И кого это ты называешь примитивным?

— Человека, который никак не может набрать больше 60 хотя бы по какому-нибудь тесту.

— Говорит тот, у кого оценки хуже моих, — сказал Ята. На секунду он остановился. — Скажи, Сарухико… почему ты не пишешь тесты лучше?

— Это еще что за вопрос? — Фушими потянулся за пакетом молока, опрокидывая два листка с заданиями.

— Я имею в виду… ты же вроде гений, так? Ты ведь запросто можешь решить подобную ерунду. У тебя могли быть лучшие оценки в классе!

Фушими пожал плечами, скучающе наблюдая за развевающимися на ветру листками.

— Все это скучно, — наконец выдал он.

— Скучно?

— Ради этого и карандаш не стоит поднимать, — честно сказал Фушими. Он не мог сказать, что заставило его сказать это, ведь это совсем не касается Яты. К этому времени он просто привык отвечать на вопросы Мисаки. — Все слишком просто, а потому скучно. Это настолько хлопотно, что я бы предпочел вообще никогда этого не делать. Люди почему-то думают, что раз я могу найти ответы на вопросы, мне это должно нравиться: все эти тесты и домашние работы. Но в конце концов, мне это совершенно не интересно. Получать отличные оценки или рисоваться — это совершенно не приносит удовольствие, так зачем тогда вообще тратить на все это время?

— …Действительно, — Ята задумчиво смотрел в никуда. — Кажется… похоже, я понимаю, о чем ты. Касаемо чувства… неудовлетворенности, полагаю, — он запнулся. — Но все же, ты объясняешь мне как все это решать и прочее. Разве это тоже не скучно?

— Это другое, — помогать Мисаки никогда не наскучит. Сидеть вместе вот так, на крыше — это почти стоило тестов и домашних заданий. Фушими уже почти собрался сказать ему это, но голос не слушался, так что он просто продолжал смотреть на чистые листы перед собой.

— Правда? — Мисаки казался странно доволен этим фактом.

— Тц, — раздраженно цыкнул Фушими. Только идиота мог так легко успокоить такой простой ответ.

— Отлично! — казалось, энергия Яты снова забила ключом, когда он закатал рукава и взялся за карандаш. — Объясни-ка мне это еще раз.

Фушими убийственно взглянул на него, но все равно потянулся за листами.

* * *

Мисаки не было сегодня на уроках, и день никогда еще не тянулся так долго.

Фушими казалось, что он годами сидит здесь за партой, старея и слабея с каждой секундой. Голоса учителя и его одноклассников были не более чем раздражителями, фоновым шумом, который никак не замолкал. Во время обеда он сидел в углу кафетерия и пытался читать книгу, но строчки танцевали у него перед глазами, и он никак не мог сконцентрироваться.

«Мне тоже следовало прогулять». Давненько он уже этого не делал. С тех пор как он начал каждый день обедать с Мисаки, проводить с ним время после школы и дожидаться его каждое утро, школа стала раздражать чуточку меньше. Без Мисаки все казалось как раньше, когда компанию ему составляли только он сам и закоулки его сознания.

Он лениво черкал в тетради, подперев голову рукой, и бессмысленно смотрел в окно. Этим днем не было никакого спасения. Все было серым и пустым, и он даже не хотел задумываться почему.

Фушими Сарухико был из тех людей, которых не любят окружающие, и его это никогда не беспокоило. Одиночество было просто еще одной из тех назойливых вещей, с которыми он мирился, не важно, школа это была или овощи. Но каким-то образом теперь все изменилось, и он не был точно уверен, нравится это ему или нет. До того, как он встретил Мисаки, дни казались серыми, но по крайней мере, это было знакомо. Он почти привык к этому. Он почти создал для себя пространство, где мог довольствоваться постоянной неудовлетворенностью, где он мог бы убедить себя в том, что просто дышать — уже достаточно.

Фушими смотрел в окно и думал что, наверно, если его мир без Мисаки выглядел именно так, то он все же ему не слишком-то и нравится. Если так будет выглядеть мир без Мисаки, то он был бы вполне счастлив позволить ему сломаться и истечь кровью до наступления блаженного ничто.

* * *

Мисаки опаздывал. Фушими прикусил губу и раздраженно ходил взад-вперед в дверном проеме. Обычно Мисаки приходил рано, и они вместе шли в класс, но сегодня он опаздывал. Фушими задавался вопросом, не собрался ли Ята и сегодня прогулять, и эта мысль заставила его поежиться.

Если Мисаки заболел, в этот раз Фушими придется его проведать. Друзья так делают, правильно? И кроме того, Мисаки такой идиот, что мог запросто наплевать на доводы разума и прописные истины, подхватить все простуды на свете и пытаться вылечить их такими глупыми способами, как принятие холодных ванн или сон в мокрых носках. Кто-то должен был за ним присматривать, а еще сообщить, сколько неудобств вызвало его отсутствие в школе.

Что-то на периферии сознания говорило ему, что думать подобным образом было не совсем нормальным, но к этому времени он уже шел в направлении квартиры Мисаки. Разумеется, Ята никогда не говорил Фушими, где он живет, но Фушими выяснил это сам еще давным-давно. Однажды он проследовал за Мисаки часть пути, а после этого был случай, когда он столкнулся с Мисаки у цветочного магазина; его волосы и одежда были влажными, но дыхание не было сбившимся, а значит прошел он не так уже и много. Произвести триангуляцию возможного местонахождения квартиры Мисаки, руководствуясь уже имеющейся информацией, было просто (порой он ненавидел никогда не прекращающую думать аналитическую часть своей разума, которую — тем не менее — было просто невозможно чем-либо заинтересовать, но временами отсутствие возможности ее отключить было весьма на руку).

— Приятно было снова увидеться, чувак! — от звуков голоса Мисаки Фушими остановился.

Мисаки стоял в нескольких футах от него и махал парню, который выглядел как минимум на год или около того старше них. Его голос звучал легко и привычно, и другой парень помахал ему в ответ так же непринужденно, как делают это двое радых встрече хорошо знакомых людей.

Что-то в груди Фушими сжалось, и перед глазами на секунду помутнело.

Разумеется, это было нормально, если у Мисаки были и другие друзья. В конце концов, у большинства людей много друзей.

У Фушими — только один.

Ята развернулся и удивленно уставился на стоящего там Фушими.

— Кто это был, Мисаки? — Фушими понимал, что получилось резко, но не стал придавать этому значение.

— Хм-м? А, Камамото, — пожал плечами Мисаки, так, словно это не имело никакого значения. Потому что, разумеется, это действительно не имело никакого значения. Это нормально, не о чем беспокоиться. На душе у Фушими не полегчало. — В начальной школе я постоянно с ним тусовался, он на год старше нас. Были придурки, которые постоянно задирали его, пока я не проучил их.

— Ты опоздаешь в школу, — Фушими схватил Мисаки за руку и потащил его за собой. — Пошли.

— Почему у тебя такое плохое настроение? — поинтересовался Мисаки, вырывая руку из его хватки, и Фушими почувствовал внезапный прилив раздражения, направленный ни на что и на все сразу.

— Я всегда в таком настроении, Мисаки, — сказал Фушими, растягивая гласные его имени в своей излюбленной манере.

— Знаешь, а Камамото всегда обращался ко мне “Ята-сан”, — сказал Ята. Фушими даже не посмотрел на него. — Сколько еще нужно просить, чтобы ты не называл меня этим именем?

— Мне нравится, как оно звучит, — он даже не был уверен, сказал ли он это вслух. Фушими прикусил губу, раздраженно цыкнул и пошел быстрее, словно мог таким образом увести Мисаки ото всего и всех, кроме себя.

— Хм-м? Что ты сказал?

«Я сказал, что мне нравится как звучит твое имя, когда я произношу его. Мне нравится, что только я могу произносить его, я и никто другой».

— Я сказал, что ты идиот, и нам надо идти быстрее.

* * *

— Отпусти, Сару! Тот парень так и напрашивается, чтобы его проучили!

— Не будь таким вспыльчивым придурком, Мисаки, — Фушими крепко держал Яту за шиворот.

— Ты не слышал, что он сказал? — спросил Мисаки. Его руки были сжаты в кулаки, и он все еще пытался вырваться.

— Тц, — Фушими закатил глаза. Он понятия не имел, как этот идиот умудрился пережить все эти школьные годы, когда некому было схватить его за шкирку и удержать от глупых драк.

— Ты не можешь просто дать ему уйти после той херни, которая была о тебе сказана!

— Это не имеет значения, — сказал Фушими, оттаскивая Мисаки еще на несколько шагов.

— Нет, имеет, — настаивал Ята. — Черт возьми, Сарухико! Пусти меня! Ты собираешься тащить меня до самого класса или что?

— Если придется, — спокойно ответил Фушими, продолжая тянуть его по коридору. — Ты когда-нибудь устаешь быть идиотом?

— Я не идиот, — надулся Ята. Он раздраженно застонал. — О, прекрасно! Я оставлю его в покое. Пока. Так что пусти.

Фушими выгнул бровь, но воротник Яты все же отпустил.

— Я не понимаю, почему ты просто позволяешь нести о себе подобную чушь, — проворчал Ята и, пыша злостью, потопал к классной комнате. — Тебя это никогда не раздражало, Сарухико?

— Да нет. Просто игнорируй это, Мисаки.

— Не могу, — Ята замолчал и развернулся к нему. — Кто-то ведь должен за тебя постоять, правда?

Фушими удивленно распахнул глаза. Он всегда знал, что о нем говорят. Жестокие вещи, неприятные вещи, часто это все говорили ему в лицо, порой сопровождаясь при этом тычками, пинками и всем остальным, что делали дети с изгоями. Это была одна из тех вещей, которую он давно принял как часть мира, который значил для него не больше, чем и Фушими для него.

Мисаки нервно передернул плечами, казалось, он и сам был немного смущен своей вспышкой, и Фушими ничего не мог поделать с легкой улыбкой, расцветающей на губах.

— Ты действительно идиот, — наконец сказал он. Ята все равно улыбнулся ему в ответ, и они вместе зашли в класс.

* * *

— С-с-сарухико, — лицо Мисаки было мертвенно-бледным, когда он подошел к парте Фушими держа двумя пальцами розовый конверт, словно ожидал, что тот может взорваться в любой момент.

— Мисаки? — Фушими вздернул бровь, и Мисаки робко положил конверт ему на парту.

— Эт-это… — Мисаки нервно заикался, и Фушими обреченно вздохнул, взял конверт и открыл его.

— Это письмо, — сухо сказал Фушими.

— От девушки, — сказал Мисаки, словно это было чем-то невероятным. — Девушка, Сару! Девушка написала мне письмо.

— Да, я вижу, — Фушими почувствовал укол боли, который он постарался проигнорировать, неосознанно обрывая уголки письма. Оно, по всей видимости, было надушено какими-то духами, и от этого запаха ему становилось дурно.

— И-и… что мне делать? — лицо Мисаки из мертвенно-бледного стало ярко-красным.

— Это еще что за вопрос?

— Это любовное письмо! — сказал Мисаки, и Фушими готов был поклясться, что его голос поднялся на несколько октав. — П-признание! Я получил письмо с признанием, Сарухико!

— И? — Фушими пожал плечами. — Не будь таким девственником.

— Кого это ты называешь девственником? — ощетинился Мисаки. — Я… чтоб ты знал, я разговаривал с огромным количеством девушек. Сотнями. Тысячами.

— Назови хотя бы одну.

— Я-я не собираюсь предавать их доверие, рассказывая, — сказал Мисаки. Фушими подтолкнул к нему письмо, и он вскрикнул и отшатнулся, словно обжегшись.

— Тысячи девушек, а?

— В любом случае, кто бы говорил? — пробормотал Мисаки. — И со многими девушками ты говорил?

— Вероятно, с большим количеством, чем ты, — что, формально, было ложью, потому как Фушими не особо разговаривал с кем-то, кто не был Мисаки, девушка или нет, но Фушими не собирался ему этого говорить.

— В любом случае, не важно, — Мисаки попытался взять себя в руки, но эту битву с собой он проиграл, впрочем, Фушими сомневался, что она вообще была. — Сарухико… что мне делать?

— Отошли ей ответ, идиот, — ответил Фушими с отвращением.

— Ответ, точно… — Мисаки уставился на письмо и прикусил губу. — Эй. Сарухико. Ты не мог бы… написать за меня?

— Что?

— Ответ, — сказал Мисаки. — Я не очень хорош в подобных вещах. Ты мог бы написать за меня что-то хорошее, правда ведь? Я имею в виду, ты умный и все такое. Ты вполне мог бы написать что-то хорошее.

— Я тебе не секретарь, — мрачно сказал Фушими. Мисаки бросил на него жалобный взгляд, и Фушими страдальчески вздохнул. — Какой же ты все-таки девственник.

— Но ты ведь сделаешь это, правда? — быстро сориентировался Мисаки.

Фушими закатил глаза, но все же кивнул.

— Отлично! Сарухико, ты лучший, — Мисаки хлопнул его по спине и, так как зашел учитель, поспешил к своей парте.

— Тц, — Фушими развернул письмо и лениво пробежал его глазами. Он не понимал почему его одноклассники поднимают такую шумиху вокруг таких глупых вещей как любовные письма и признания. Как бы то ни было, это все бессмысленно. Они в средней школе, и навряд ли даже они собираются видеться после выпуска (хотя, разумеется, у них с Мисаки все было по-другому, но об этом и говорить не стоит). Всякие там свидания и приготовление друг для друга обедов казались напрасной тратой времени.

Если Мисаки нравится этой девушке, она тоже захочет чего-то подобного. Фушими даже представить себе не мог, какой должна быть девушка, которой мог понравиться Мисаки. Мисаки был абсолютно непригоден для проведения времени с девушками, он бы скорее выставил себя полным идиотом. Определенно, лучше уберечь его от подобного позора. Как лучший друг Мисаки, Фушими не мог позволить ему проводить время с кем-то, кто ему совершенно не подходит.

Если Мисаки нравится этой девушке, она захочет проводить время с ним и только с ним. Она захочет, чтобы он все время смотрел только на нее.

В его груди поселилось что-то темное и тяжелое, и Фушими сердито смял письмо в шарик. После этого он достал лист бумаги и начал писать.

Два дня спустя во время ланча Мисаки грюкнул своим подносом по столу и осуждающе уставился на Фушими.

— Эй. Сару.

— Хм-м? — Фушими едва поднял взгляд.

— Ты же не писал ничего странного, правда?

— Что? — точно, ответ на письмо. Фушими пожал плечами. — Только то, что, как я считал, будет лучшим ответом. А что?

— Просто все девушки начали странно себя со мной вести, — сказал Мисаки, явно чувствуя себя неуютно. — Словно они не хотят со мной разговаривать или даже смотреть в мою сторону. Словно… словно со мной что-то не так.

— Может, это потому, что они видят, что ты девственник, который не может заговорить с девушкой, — сказал Фушими и потянулся за молоком Мисаки.

— Нормально я с девушками разговариваю! — сказал Мисаки.

— Так давай, докажи. Прямо сейчас.

— Я-я не хочу никого беспокоить, — недовольно фыркнул Мисаки и стал копаться в своем ланче с куда большим энтузиазмом, чем обычно. — Как бы то ни было, мне не нужно разговаривать с девушками. В любом случае, они хотят разговаривать только о всяких романтических глупостях. Нам не нужно подобное, правда? Нам и вдвоем отлично.

Фушими кивнул и сделал большой глоток молока, чтобы скрыть улыбку.

* * *

Они бежали по улицам, Мисаки крепко держал его за руку, и легкие Фушими горели. Он слышал, как позади раздавались крики старшеклассников, которые напали на Яту, но их, кажется, уже никто не преследовал. Но несмотря на это они все еще продолжали бежать.

Он все еще крепко сжимал в руке ножи, и их он тоже выпускать не собирался.

Мисаки, казалось, наконец решил, что они достаточно далеко убежали, и остановился, выпуская запястье Фушими и устало опираясь руками в колени. Фушими задыхался, и у него болело горло, но он не особо обращал на это внимание. Его взгляд был прикован к Мисаки и к синякам у него на лице. Ножи в его руке казались холодными.

Кто-то навредил Мисаки. Он знал, что в этом нет ничего нового, — этот идиот постоянно ввязывался в драки, если только Фушими не успевал его остановить, — но это было нечто другое. Их было трое, и они загнали его в угол. Когда он увидел их, у Фушими создалось впечатление, что его сердце горит, и он просто не мог не вмешаться. Когда он пырнул одного из них ножом, он думал даже не о себе. Он думал только о Мисаки, который рвался из захвата двух других парней, выкрикивая его имя.

Мисаки сейчас что-то говорил, и Фушими понадобилось несколько секунд, чтобы осознать смысл слов.

— Ты в порядке, Сарухико?

— О себе бы поволновался. Вспыльчивый идиот, — неожиданно Фушими начало все раздражать: Ята, те люди, которые на них напали, даже он сам, и, не успев это обдумать, он обнаружил, что вжимает Мисаки в ближайшую стену и исследует его на предмет повреждений.

Могло случиться все, что угодно, не будь Фушими поблизости. Его могли еще сильнее побить, могли убить. Эта мысль черной дырой расползлась в груди Фушими.

— Я? — Ята раздраженно ударил его по руке. — Это ты спровоцировал их на драку! Я бы справился!

— Они зажали тебя в переулке, — парировал Фушими. Могло случиться все, что угодно. Не будь его здесь, могло случиться все, что угодно. У него пересохло во рту, и стало больно дышать, и Фушими отстраненно подумал, что он так сильно не злился уже очень, очень давно.

— Я бы справился с ними, — заявил Ята, и Фушими закатил глаза.

— Да, ты отлично справлялся, когда я пришел. Ты весь в синяках.

— Я всего лишь ждал подходящего момента, чтобы контратаковать, — сказал Ята. Фушими уже собирался сказать что-то в ответ, как замер от прикосновения руки Мисаки к своему горлу. — О черт, Сарухико, о чем ты думал? Он едва не… черт, Сарухико… ты чуть…

Мисаки ткнул кулаком ему в грудь, и на секунду Фушими показалось, что он тонет. Во рту стало вязко, а сердце билось так быстро, что он был совершенно уверен, что Мисаки мог почувствовать его сквозь грудную клетку.

Лицо Мисаки было бледным, и Фушими не был уверен почему именно. Никто никогда не относился к нему так. Никто никогда так о нем не заботился.

— Все нормально, — он едва мог произнести это и неловко положил руку поверх кулака Яты. — Все в порядке, Мисаки. Со мной все в порядке.

— Да, но… — Мисаки опустил взгляд и, казалось, наконец заметил все еще крепко сжатые в руке Фушими ножи. — И с каких это чертовых пор ты ходишь с ножами?

— Всегда.

— Ты никогда не говорил мне. Как так вышло, что ты не сказал мне о наличии у тебя ножей?

— Ты никогда не спрашивал, — пожал плечами Фушими и вернул ножи обратно в рукав на их привычное место, раз уж они так сильно расстраивают Мисаки.

— Да, но… зачем ты разгуливаешь с ножами? — Ята смотрел на него, а Фушими даже не знал что сказать.

…слишком часто он возвращался домой, когда было темно и холодно, и люди, прячась в тени, говорили «подойти, мы не обидим тебя, милый малыш» и «что ты делаешь тут один, малыш?», и он знал, каждой клеточкой своего тела знал, что если он пойдет за ними, его больше никогда не увидят, и никто не обратит на это внимания, никто не заметит, он просто перестанет существовать, и никто даже не вспомнит, что он когда-то был…

…потому что тот, кто один — слаб, а слабые отсеиваются, как дети, которых бьют и которые исчезают, и от этой мысли беспокойно сжалось сердце, мурашки пробежались по коже, и он не мог позволить этому случится, он не мог быть среди слабых, которых поглотил мир, а значит, ему нужны когти и зубы, чтобы дать достойный отпор…

— Защита, — сказал Фушими, потому что больше он ничего сказать не мог. Мисаки смотрел на него, и его лицо было поразительно открытым, все мысли слишком легко читались, и он выглядел так, словно в любой момент расплачется, но это совершенно не имело никакого смысла. Фушими так никогда и не нашел ничего в своей жизни, в чем было бы меньше смысла, чем в Яте Мисаки, и именно поэтому Мисаки был самым сокровенным, что было в его жизни. — Мисаки?..

— Ничего, — Ята покачал головой, но выражение его лица так и не прояснилось. Они быстро сориентировались где находятся, и Фушими позволил себя увести к ближайшей аптеке купить бинты.

Ножи в рукаве холодили кожу, но рука Мисаки у него на запястье была теплой, и этого было достаточно.

* * *

Иногда они спали под одним одеялом.

Ята жил с ним уже порядка двух недель, и каким-то образом тесная квартирка казалась больше, когда их здесь стало двое. Мусор все так же лежал на всех поверхностях, но Фушими думал, что когда-то кто-то из них все же соберется его выбросить, и, кроме того, это был их мусор, а не только его, и, по мнению Фушими, это в корне меняло дело.

А вот со сном были проблемы. Для Фушими всегда было нормально спать в углу на полу, с двумя одеялами и комковатой подушкой, и Мисаки сначала воспринимал все это как новое интересное приключение в жилых условиях. Он принес свою подушку, но не одеяло, так что Фушими поделился с ним одним из своих. Вместе они наскребли достаточно денег, чтобы купить еще одно, но все еще оставался открытым вопрос, кто и когда им будет укрываться.

Сперва Мисаки настаивал, что раз уж квартира принадлежала Фушими, и одеяло, формально, тоже было его, то и укрываться им должен именно Фушими. Вот только, ночи становились все холоднее, и согреться лишь под одним одеялом удавалось все сложнее и сложнее, пока у Фушими не лопнуло терпение: видеть дрожащего во сне Мисаки было выше его сил. И без лишних слов Фушими просто отдал ему одеяло; до тех пор, пока Мисаки, однажды проснувшись среди ночи, не заметил, что теперь дрожит Фушими. После чего Мисаки упрямо отказался укрываться третьим одеялом один, без Фушими.

Единственным логичным вариантом было спать под одним одеялом.

— Ты перетягиваешь одеяла, — проворчал Ята.

— А ты пинаешься, — спокойно ответил Фушими. Они лежали спина к спине на расстоянии всего нескольких дюймов друг от друга, и Фушими впервые подумал, что комната слишком тесная.

— У тебя ноги холодные, — Мисаки подтянул к себе одеяло.

— Потому что в комнате холодно, — бросил Фушими, чисто из вредности перетягивая одеяло на себя. Вообще-то, ему было довольно жарко, но уступить Мисаки почему-то казалось настоящим поражением.

— Это странно, — проворчал Мисаки после затянувшейся паузы.

— Что странно?

— Так близко спать.

— Что в этом странного? — Фушими почувствовал, как Мисаки снова потянул за одеяло, и потянул на себя в ответ, раздраженно цыкнув. Ему оно уже даже не нужно было — его просто раздражало обычное тупое упрямство Мисаки.

— Парням не следует спать так близко, — едва слышно пробормотал он, и Фушими перевернулся и уставился на спину Яты.

— Если хочешь, можешь уйти, — сказал он абсолютно безэмоционально. В конце концов, его не касалось где предпочтет спать Мисаки.

«Не уходи».

— Я этого не говорил! — Мисаки неожиданно перевернулся, и они оказались лицом к лицу. Лицо Фушими горело, и он был рад, что Ята плохо видел его в темноте. — Я лишь сказал… это странно. И все.

— Прекрати жаловаться, — Фушими по ему самому непонятной причине разозлился и резко отодвинулся, отдавая одеяло Яте. — Вот, возьми уже. В любом случае, тебе оно нужнее, раз ты такой мелкий.

— Что ты сказал, придурок?! — ощетинился Мисаки. Внезапно он оказался с головой накрытым одеялом, а Ята придвинулся так близко, что они почти касались друг друга.

— И что теперь?— Фушими не настолько себе доверял, чтобы повернуться к нему лицом.

— Ты тоже должен быть под одеялом, — раздраженно произнес Мисаки.

— Мне и так нормально.

— Ты уже дрожишь.

И правда, но Фушими не был уверен, что от холода.

— Я в порядке, — повторил он, не решаясь сказать что-то еще. Он мог чувствовать на своей спине прерывистое дыхание Яты. — Мне казалось, ты говорил, что это странно?

— Так и есть, — сонно пробормотал Мисаки, уже проваливаясь в сон. — Но так теплее.

Ята медленно засыпал в повисшей между ними тишине. Фушими не спал, одеяло тяжестью лежало на его плечах, Мисаки прижимался к его спине, и Сарухико охранял его сон.

* * *

Они сидели перед телевизором лицом друг к другу, держа открытые коробочки еды на вынос, как электричество вдруг отключилось.

— Что за фигня? — чертыхнулся Ята, когда вспышка молнии на секунду осветила комнату. — Что случилось?

— А ты как думаешь? — раздраженно сказал Фушими. Он случайно съел побег бамбука из своей порции кисло-сладкой свинины и был еще более раздражительным, чем обычно. — Свет выключился. Такое часто случается во время грозы.

— Дождь едва капает, — начал спорить Ята, подходя к заколоченному окну, чтобы выглянуть наружу, несмотря на вновь раздавшийся вдалеке раскат грома. Фушими пожал плечами.

— Слабая проводка, — спокойно сказал он. — Это ведь старое здание.

— Хмф. Это глупо, — заявил Ята, скрещивая руки на груди, словно отключившееся электричество он воспринимал как личное оскорбление. — Тебе следует сказать владельцу этой развалюхи исправить это.

— Он не знает, что я здесь живу, идиот, — напомнил ему Фушими, пригвоздив Мисаки ледяным взглядом, который тот явно едва заметит в потемках.

— О. Точно, — Ята нервно рассмеялся и вернулся на пол, несчастно глядя на остатки их ужина. Он неожиданно не досчитался в своей порции примерно половины мяса, зато бамбука стало в два раза больше. — И что теперь? У тебя есть фонарики или что-то еще?

— Были. Правда, точно не знаю, что с ними случилось.

— Они наверняка потерялись, ты же такой неряха, Сару, — едва слышно проворчал Ята, едва ли прикасаясь к своей еде. Когда Фушими не ответил, он застонал и откинулся на спину. — И что теперь?

— И что это должно значить?

— Я имею в виду, чем ты занимаешься, когда выключают свет?

— Чем занимаюсь? — эта мысль никогда даже в голову ему не приходила, и Фушими в который раз стало интересно, каким образом работает крошечный мозг Мисаки. — Обычно я просто раньше ложусь спать, а когда просыпаюсь, все снова работает.

— Это скучно, — вздохнул Мисаки.

— Знаю, — пожал плечами Фушими. — А что еще здесь делать?

Несколько секунд они ели в тишине, когда Мисаки опять заговорил.

— Сарухико… ты сказал, что подобное случалось часто, так?

— Да.

— Так… до того, как я к тебе переехал, что ты делал?

— Тц. Я уже сказал, ложился спать, — раздраженно повторил Фушими.

— Ну, разве тебе… ну… не было… страшно?

— Не будь идиотом.

— Я серьезно, — Ята резко сел. — Однажды когда я был один дома среди ночи выключился свет, и мне начали чудиться всякие шорохи, и я так больше и не смог заснуть!

— Твой мозг так же недоразвит, как и твой рост? — спросил Фушими. — Нечего бояться. В конце концов, это просто темнота.

— Я-я не боюсь! — тотчас возразил Мисаки. — Я просто… интересуюсь, вот и все. Это могли быть воры и-или еще кто-то. И все.

— Так ты боишься темноты? — рассмеялся Фушими.

— Ничего подобного! — настаивал Мисаки. — Я просто хотел убедиться, что ты не боишься, вот и все.

— Я привык к ней, — сказал Фушими, не глядя на него. — Включен ли свет или нет — разница невелика. Было темно и тихо, и все. Мне было нормально одному. Мне не было страшно, — Ночь не становилась длиннее. Мир оставался таким же пустым. — Я не… Все было в порядке.

— Сарухико… — Мисаки смотрел на него, Фушими был в этом уверен, при этом сам он не отрывал взгляд от пола. Еда внезапно показалась пресной, и он встал на ноги.

— Я поищу фонарики.

— Сарухико… — Мисаки схватил его за запястье, и он остановился.

— Я в порядке, — повторил Фушими. — Не беспокойся, Мисаки. Я защищу тебя — тебе не нужно бояться.

— Кого это ты называешь трусом, ублюдок?!

* * *

— Ты собираешься идти на церемонию вручения дипломов?

Они снова лежали на школьной крыше спиной к спине и смотрели на полуденное небо.

— Предполагается, что идут все, — пожал плечами в ответ Фушими.

— Я не хочу, — угрюмо проворчал Мисаки. — Это всего лишь какая-то глупая бумажка. Не то чтобы она что-то значила, — он задумался. — Сарухико… что мы будем делать после выпуска?

— Проспи, — спокойно сказал Фушими. На самом деле, ему было неинтересно, что будет после того, как они закончат школу. Учителя сейчас особенно раздражали, толкая речи про карьеры и будущее. Фушими ничего из этого не нужно было. Пока Мисаки с ним, такие вещи как старшая школа и работа не стоят его времени и внимания.

— Я не пойду в старшую школу, — сообщил Ята.

— Я знаю, — сказал Фушими, и голос его прозвучал менее раздраженно, чем должен был.

— Нам нужно подумать над тем, чем бы мы могли заняться, — сказал Мисаки. Его голос звучал непривычно задумчиво. — Сарухико… что мы будем делать? Мы всего лишь дети. Так не может продолжаться вечно. Что если хозяин того здания узнает, что мы там живем, и выбросит нас на улицу, или дом конфискуют, или еще что-то? Что если мы не сможем найти работу, нам будет не хватать на еду или…

— Мы справимся, — снова пожал плечами Фушими. Если честно, он особо не задумывался и над этим. Спиной он чувствовал тепло спины Мисаки, и оно убаюкивало его, делало почти довольным.

— Я ненавижу это место, — голос Мисаки был тихим и отчаянным. — Я хочу убраться отсюда.

— Тогда уйдем. Всем плевать, даже если мы прогуляем остаток дня.

— Я имею в виду не школу, — сказал Мисаки. — То есть, отчасти, но не прям сейчас. Я просто… терпеть все это не могу. Шататься по улицам, никогда не зная, что с нами произойдет в следующую секунду. Я хочу… я хочу убраться отсюда. Как, знаешь, будь это манга, однажды пришел бы герой и спас нас.

Фушими на секунду задумался об этом и нахмурился. Он хотел сказать Мисаки, что ему ничего этого не нужно. Он уже давно понял, что героев не существует. Но Мисаки, Мисаки существует, и этого достаточно. Они были вместе. Это было все, что нужно Фушими. Насколько Фушими мог судить, герои были не нужны, пока рядом Мисаки.

— Тц, — все, что он сказал вместо этого, потому как Фушими не рискнул сказать что-то еще.

* * *

Суо Микото протянул свою объятую пламенем руку, и Фушими показалось, он услышал, как что-то сломалось.

Ему не нравились ни это место, ни эти люди. Он изначально не хотел за ними идти — Фушими слишком хорошо знал тот тип людей, которые останавливаются на улице и зовут за собой. В конце концов, именно поэтому он и держал ножи всегда наготове. Но Мисаки был абсолютно очарован, когда мужчина, которого звали Красным Королем, показал им свою силу, а когда они пошли за ним, Ята узнал в одном из его свиты своего старого друга. Вот он и настоял, что они пойдут туда, куда поведет их Красный Король, а куда Мисаки — туда и Фушими.

Их привели в бар, провели наверх, а затем кратко рассказали о таких вещах, что у Фушими голова пошла кругом: о королях, силе и клансменах. Ему ничего из этого не понравилось. Он хотел схватить Мисаки за шиворот и утащить его отсюда, но Мисаки был взволнован и уже отошел от него.

Мисаки легко прошел испытание короля, слишком легко. Он принял руку Микото без тени сомнения.

Фушими смотрел на пламя и старался не показывать никаких эмоций. От неприятного предчувствия по коже пробежали мурашки, а голова болела так сильно, что было трудно думать. Он перевел взгляд с руки короля туда, где в нескольких футах от него стоял и воодушевленно общался с другими клансменами Мисаки, глядящий на руку, которой он касался Микото, с таким благоговением, которое у большинства людей обычно предназначается для спортсменов-звезд и идолов сцены.

Все то время, пока они шли к бару, Фушими держался на несколько шагов позади Мисаки. И все это время Мисаки оборачивался вновь и вновь, чтобы убедиться, что Фушими все еще здесь, кричал слова поддержки, подгонял его или взволнованно рассказывал, насколько классно то, что сейчас будет. И пусть он постоянно оглядывался на Микото, он никогда не прекращал оборачиваться, смотреть на Фушими, улыбаться ему, убеждаться, что он все еще здесь.

Мисаки прошел испытание Красного Короля, и теперь больше ни разу не обернулся убедиться, что так же обстоят дела и с Фушими. Что-то внутри больно резануло Фушими, настолько, что наверняка должна была пролиться кровь. Фушими сжал кулаки и собрался с силами.

Он принял руку Красного Короля, и когда пламя коснулось его кожи, Фушими отчетливо услышал как что-то ломается.