Гарри Поттер и новая семья. Первый курс (джен)

 1 июля 1992 года

Мадам Помфри продержала Гарри в лазарете до самого последнего дня, мотивируя это необходимостью соблюдения постельного режима и полного покоя. К девочкам она была более благосклонна, разрешив им покинуть палату уже вечером, но они сами категорически отказались бросать своего товарища.

— В одиночестве он тут со скуки помрет, — уговаривала колдомедика Гермиона. — Честное слово, мы не будем ему мешать.

В конце концов мадам Помфри смилостивилась и позволила остаться в больничном крыле всем троим.

Посетителей к ним, к счастью, почти не пускали, и Гарри был за это очень благодарен. Ему вовсе не улыбалось встречаться с толпой восторженных поклонников. Конечно, после выписки всеобщего внимания было не избежать, но Гарри все же надеялся, что если он выйдет из лазарета накануне отъезда, то у любопытных не останется времени на то, чтобы приставать к нему с расспросами.

Впрочем, несколько посетителей в палату все же прорвались.

— Не больше пяти минут, мистер Лонгботтом, — строго внушала мадам Помфри. — И я пускаю вас сюда лишь потому, что за вас попросил лично директор.

— Я чуть с ума не сошел от волнения, — рассказывал Невилл, когда его все же пропустили в палату. — Когда летел над шахматами, черная королева своей палицей ударила по метле и сломала ее, хорошо еще, что я упал уже у самой двери, а в комнате с ключами были еще метлы. Потом дьяволовы силки схватили меня за ногу и чуть не утянули в себя. Я только в последний момент вспомнил, что профессор Спраут как-то сказала, что с любым растением можно договориться, если знать как, и попросил силки меня отпустить... И они послушались, представляете?!

— Ну конечно, как я могла забыть! Я же читала... — Гермиона в отчаянии заломила руки от того, что не вспомнила вовремя нужную информацию.

— Потом я чуть не свалился с метлы, когда пытался вылезти из люка, одновременно играя на флейте, — продолжал Невилл. — А когда вышел из коридора, не знал, что делать. Хорошо, что меня почти сразу нашел Филч и отвел к Снейпу в кабинет. А тот едва меня увидел, начал так орать, что даже Филч, по-моему, испугался и сбежал. Что-то там про неуважение, про баллы... я от страха почти ничего не понимал...

Но потом я вспомнил, что вы там ждете помощи и, может быть, уже мертвы, ну и как гаркнул ему прямо в лицо: «Квиррелл — это Волдеморт!!!» Он сразу заткнулся и посмотрел мне в глаза так, как будто хотел меня взглядом насквозь просверлить. Потом он произнес какое-то заклинание и из его палочки появилась серебряная лань. Она была такой красивой и... ну, теплой, что ли... Я и представить не мог, что Снейп может сделать что-то настолько хорошее... Ну а потом лань ускакала, а профессор велел мне идти в нашу гостиную и никому ничего не говорить. И сам куда-то убежал, мне даже показалось, что он ногами пола не касается.

Невилл перевел дух.

— Пока я возился, вы чуть не погибли, — печально произнес он. — Если бы я был чуть порасторопнее...

— Ерунда! — решительно произнесла Элин. — Ты справился, а это главное. И, между прочим, ты заметил, что перестал заикаться?

* * *

С властями, как и обещал директор, проблем не возникло. Аврор второго класса Кингсли Шеклболт лишь спросил, действительно ли Квиррелл использовал заклятие Круцио, а когда Гермиона с присущей ей обстоятельностью попыталась рассказать всю историю с самого начала, прервал ее и поспешно откланялся.

Ну а последним посетителем оказался Хагрид. Войдя в палату, великан как-то ссутулился, неловко примостился на жалобно скрипнувшем стуле и вдруг разрыдался.

— Это... все... моя... вина! — всхлипывал он. — Это ж я сказал тому типу, как Пушка усыпить! Он мне яйцо, значит, отдал, да давай расспрашивать, умею ли я с животными обращаться, а я к тому времени уже подвыпивши был, вот и разболтался... Вы же умереть могли! И все из-за чертовой выпивки! В рот ее больше не возьму!

— Хагрид, ты не виноват, — успокаивала его Гермиона. — Том... в смысле, Квиррелл в любом случае нашел бы способ пройти мимо Пушка.

— А кстати, куда ты его теперь денешь? — спросил Гарри.

— Я хотел было в лес отпустить, его там никто не обидит... — вытер слезы Хагрид. — Но Дамблдор сказал, что его лучше в Грецию отправить, к сородичам. Они там еще где-то остались, возле какой-то реки живут... Наверное, это хорошо, ему там и поиграться будет с кем...

От перспективы скорого расставания со своим любимцем он опять едва не расплакался, и ребятам снова пришлось его утешать.

— Да, Гарри, я же чего пришел-то, — успокоившись, Хагрид вынул из кармана небольшую, но пухлую книжицу в коричневом кожаном переплете. — Я тут несколько дней письма писал тем, с кем твои родители дружили. А то у тебя ни одной фотографии их нет, а это непорядок. Так что вот, держи.

Гарри раскрыл фотоальбом и увидел, что с каждой его страницы ему машут улыбающиеся родители. На первой фотокарточке они были совсем молодыми, одетыми в школьные мантии с гербами Гриффиндора, а на последней — радостно улыбались, держа на руках мирно посапывающего младенца.

— Хагрид, я... — Гарри сглотнул комок, — я даже не знаю, что сказать...

— А не надо ничего говорить, — Хагрид улыбнулся ему и поднялся со стула. — Ну, я пойду, а то меня мадам Помфри разругает. Надеюсь, вас на пир-то отпустят? Я к нему специально таких кабанчиков закоптил,⁽¹⁾ пальчики оближете...

 3 июля 1992 года

В пятницу утром профессор Спраут отдала им результаты экзаменов. Гермиона, разом вспомнившая обо всех своих опасениях, торопливо развернула пергамент, взглянула на него и шумно выдохнула.

— «Превосходно» по всем предметам, кроме «В» за полеты... Но физкультура ведь все равно не считается! — с фальшивой улыбкой заявила она.

По ее лицу было видно, что единственная сниженная оценка ранит ее сильнее Круциатуса. Впрочем, это не помешало Гермионе стать лучшей ученицей на курсе, а когда она узнала, что экзамен по полетам можно будет пересдать на втором курсе, ее настроение резко улучшилось.

Гарри вполне ожидаемо получил высшие баллы по полетам и трансфигурации, но и прочие оценки, к его удивлению, оказались вполне приемлемыми, включая даже зельеварение. Видимо, выученная совместно с Гермионой теория компенсировала тот факт, что сваренную им на экзамене мазь от ревматизма он сам не рискнул бы использовать даже под страхом смерти.

Зато Элин за зельеварение получила «превосходно», что ее немало повеселило.

— Это потому, что Снейп в меня влюбился, — объяснила она. — Вот увидите, на седьмом курсе он предложит мне руку и сердце.

— Да ладно тебе, — засмеялся Гарри. — Лучше признайся, что тебя очаровала эта его пресловутая красота медленно кипящего котла. «Простите, профессор, не могли бы вы объяснить, почему в зелье от чесотки добавляется именно волос единорога, разве толченый рог не был бы эффективнее?» — передразнил он сестру.

— А будешь ехидничать — напою тебя зельем живой смерти и ты все каникулы проспишь, — улыбнулась Элин. — Кстати, интересный вопрос, распространяется ли запрет на колдовство вне школы на варку зелий?

Но выяснить это она уже не успела. Мадам Помфри, желая убедиться, что с Гарри все в порядке, перед выпиской устроила ему полный осмотр, поэтому в Большой зал друзья вошли, когда там уже собралась вся школа. Поскольку соревнование между факультетами в седьмой раз подряд выиграл Слизерин, зал был украшен в зелень и серебро, а на стене за преподавательским столом висел герб факультета, на котором была изображена змея.

Сопровождаемые любопытными взглядами и перешептываниями, ребята быстро уселись с краю пуффендуйского стола и тут же были атакованы возбужденными однокурсниками, желавшими поздравить их с выздоровлением и расспросить о произошедшем. Однако едва в зал вошел Дамблдор, все разговоры стихли, словно по волшебству.

— Итак, миновал еще один великолепный учебный год! — начал свою речь директор. — Надеюсь, ваши головы немного потяжелели по сравнению с тем, какими они были в начале года. Впрочем, впереди у вас все лето для того, чтобы привести их в порядок и полностью опустошить до начала следующего семестра. Но перед тем, как начать наш фантастический пир, мы должны определить, кто выиграл соревнование между факультетами.

Дамблдор обвел всех присутствующих веселым взглядом.

— Итак, четвертое место занимает Гриффиндор, у которого триста шестьдесят очков.⁽²⁾ На третьем месте Когтевран — четыреста двадцать шесть очков. Второе место занял Пуффендуй, у которого четыреста тридцать два очка, и, наконец, первое место у Слизерина, набравшего четыреста семьдесят два очка!

Слизеринцы разразились радостными криками и аплодисментами.

— Вопиющая несправедливость! — прошептала Гермиона. — Половину своих очков они набрали за одну-единственную игру против Гриффиндора. Если бы баллы назначались по справедливости, то есть за результаты учебы, которые намного важнее, чем этот глупый спорт...

— Т-с-с, — прервала ее Элин, — Дамблдор еще не закончил.

— Да-да, браво, Слизерин, вы отлично потрудились! — произнес директор. — Однако мы не учли последние события, в результате которых некоторые ученики заработали дополнительные баллы.

Радости за столом Слизерина заметно поубавилось.

— Так-так, дайте подумать... — Дамблдор сделал вид, что задумался. — Ага... Что ж, начнем с мисс Гермионы Грейнджер. За отличное знание гербологии и умение сохранять здравый рассудок в критической ситуации я присуждаю ей десять баллов!

Уши Гермионы порозовели, когда на нее со всех сторон посыпались поздравления однокурсников.

— Далее, мисс Элин Олсен, — продолжал директор. — За самую оригинальную шахматную партию в истории Хогвартса и выдающуюся прозорливость — десять баллов!

Шум за столом Пуффендуя усилился. Самые сообразительные студенты уже начали догадываться, к чему ведет директор.

— Храбрость бывает разная, — Дамблдор нашел взглядом Невилла и улыбнулся ему. — Надо быть достаточно отважным, чтобы встретиться с врагом лицом к лицу, но еще больше мужества требуется для того, чтобы победить свои собственные страхи. И за эту победу я присуждаю десять баллов мистеру Невиллу Лонгботтому!

— Мне? — удивился Невилл. — Но ведь я ничего такого...

Его голос потонул во все нарастающем шуме. Слизеринцев в школе недолюбливали, и то, что другой факультет наконец-то смог приблизиться к нему в школьном соревновании, вызвало необычайный энтузиазм.

— И, наконец, мистер Гарольд Олсен! — Дамблдор поднял руку, и шум в зале стих. — За железную выдержку и фантастическую храбрость я награждаю вас двадцатью баллами!

Зал разразился аплодисментами, когда пуффендуйцы, повскакав со своих мест, бросились обнимать своего товарища, принесшего им кубок школы. То, что их факультет столько лет находился в тени, лишь усиливало радость от победы.

— Ну а теперь, — повысил голос Дамблдор, — поскольку мои подсчеты, как всегда, верны, нам следует сменить декорации.

Он хлопнул в ладоши, и зал вместо зеленого окрасился в черно-золотые цвета, а на висевшем позади него знамени появилось изображение барсука. Гарри увидел, как Снейп с кислой миной пожимает руку профессору Спраут, и подумал, что в следующем году на зельеварении ему придется еще тяжелее, чем в этом. Впрочем, выражение лица Малфоя, сидевшего за слизеринским столом с потерянным видом, быстро заставило его позабыть о зельеваре.

Затем был потрясающе вкусный праздничный ужин, за которым последовали поспешные сборы — Хогвартс-экспресс должен был отправиться следующим утром сразу после завтрака. Гарри и Гермиона после этого быстро отправились спать, отговорившись усталостью, а вот Элин еще долго сидела в гостиной, рассказывая однокашникам о произошедшем в подземелье с такими подробностями, что позавидовали бы и Мюнхгаузен с Шахерезадой.

По ее словам, с Пушком им пришлось сражаться при помощи волшебного меча, но на месте одной отрубленной головы тут же вырастали две. Дьяволовы силки обращались в щупальца, которые хотели сделать с ними что-то очень нехорошее (на этом месте Элин вспомнила, что ее слушают дети, и слегка поумерила фантазию). От летающих ключей им пришлось отбиваться метлами, а тролль оказался живым и здоровым и заставил их попотеть, пока не был оглушен своей собственной дубиной.

— Ну а в шахматной комнате нам противостояли призраки Капабланки и Фишера... — продолжала она сочинять.

— Фишер жив, — возразил ей Диггори.

— Что, правда? — удивилась Элин. — Ну значит я ошиблась, это был Ботвинник.

— И он тоже, — улыбнулся Седрик. — Ты опять спалилась на мелочи, Элин. Признайся, что ты это все придумала.

— Что за нелепый вопрос! — ее возмущению не было предела. — Разумеется, придумала, как ты вообще мог подумать обо мне иначе?

— Ну а что там было на самом деле? — спросил ее кто-то из слушателей, когда все как следует отсмеялись.

— На самом деле, все было проще, — улыбка исчезла с ее лица. — Дьяволовы силки, тролли... Ерунда это! Самым опасным был Квиррелл. Один взмах палочкой — и все, мы и пикнуть не успели. Вот чему нас должны учить на уроках защиты!

— И как вы с ним справились? — спросил кто-то.

— Просто повезло, — ответила Элин. — Он был слишком самонадеян и не убил нас сразу. Нам удалось освободиться, а потом появились Снейп и директор...

— Ты не выдумываешь... — задумчиво протянул Седрик. — Ты просто не говоришь всю правду.

— Ага, — Элин встала с кресла и сладко потянулась. — Но я рассказала все, что могла, извините. И вообще, я пошла спать. Просьба не будить, не кантовать, при пожаре выносить в первую очередь... Спокойной ночи.

 4 июля 1992 года

Элин сидела в купе, прикрыв глаза и рассеянно слушая веселую болтовню Гарри и Гермионы. Ей что-то не нравилось, и она никак не могла понять, что именно. Казалось бы, все закончилось хорошо — злодей мертв, добро торжествует, герои получили награду и даже почти не пострадали... И все же, что-то было не так.

Может быть то, что директор очень технично ушел от ответа на вопрос о том, почему он не вмешивался в жизнь Гарри у Дурслей? Нет. Элин поняла это практически сразу, но спрашивать в лоб не стала, придержав вопрос на будущее. Мама не раз говорила ей, что услышав оговорку свидетеля во время перекрестного допроса, надо не кидаться на нее сразу же, а выждать удобного случая и нанести удар тогда, когда тот уже расслабился и думает, что все закончилось.

То, что директор раскрыл им тайну философского камня, не взяв никаких обетов? Да, это был повод для размышлений, но не это ее сейчас беспокоило. Было что-то еще...

— Я, конечно, много раз была во Франции у бабушки с дедушкой,⁽³⁾ — говорила между тем Гермиона, — но это было до того, как я узнала о магическом мире. Мне не терпится посмотреть на Рю де Лис, говорят, эта улица в два раза больше Косого переулка. А если повезет попасть в здание факультета сверхъестественных наук Сорбонны... — она аж зажмурилась от предвкушения. — Там крупнейшее собрание рукописей по алхимии, есть даже египетские папирусы и шумерские таблички...

— Никаких библиотек, — не открывая глаз, ответила Элин. — В Париже у нас всего пара дней, а потом — море, солнце и песок. И даже не думай, что я забыла про свое обещание научить тебя плавать. Тоже мне, взрослая девица, а воды боишься.

— Но нельзя же все две недели валяться на пляже! — возражала Гермиона. — Мы просто обязаны осмотреть крепость в Каркассоне, там до Альбигойских войн жила крупнейшая магическая коммуна в Европе. И неплохо бы попасть в драконий заповедник недалеко от Андорры. Ну и раз уж мы столько узнали про Фламеля, то, наверное, стоит посетить музей алхимии неподалеку от Барселоны, до него всего часа три езды...

Дальнейшую болтовню Элин уже не слушала, потому что поняла, наконец, что ее гложет. Весь год она самонадеянно полагала, что достаточно умна, чтобы не быть пешкой в чужой игре. Отчасти это было правдой, она действительно была игроком, а не пешкой. Игроком, который послушно сел за шахматную доску и начал играть по чужим правилам.

Как ни обидно было это признавать, но в искусстве манипуляции людьми Дамблдор сделал ее так же легко, как Квиррелл — в реальном бою. Элин хватило всего лишь пары намеков тут и там, пары комплиментов ее уму... И еще одного тончайшего намека на исполнение ее самого заветного желания.

Зимой в зеркале Еиналеж Элин увидела себя с философским камнем в руках. Увидела, как готовит эликсир жизни и пьет его вместе с Гарри, Гермионой и своими родителями. Увы, это желание оказалось невыполнимым... Ну что ж, значит, так тому и быть. В следующий раз она будет умнее и не полезет на доску, а облетит ее стороной... А еще лучше — станет тем, кто сам пишет правила для других.

Вопрос был только в том, как этого добиться. Дамблдор ведь отнюдь не дурак, он наверняка понимает, что в следующий раз пары простых намеков в стиле «я старый и мудрый, я все предусмотрел» будет уже недостаточно. Да и сыграть в доброго всезнающего Гэндальфа у него уже не получится, встречу с Квирреллом ребята ему может и простили, но совсем не забыли.

Теперь, честно признав ошибки и ответив на вопросы, директор решил перейти к роли опытного генерала перед зелеными лейтенантами. И Гарри с Гермионой, похоже, на это купились. Лейтенанты ведь вполне могут стать генералами в будущем, а какому ребенку такое не понравится?

Вот только когда речь дойдет до реального боя, генерал без колебаний отправит этих лейтенантов на штурм стратегически важной высоты, прекрасно понимая, что вернутся оттуда далеко не все. И как теоретик, Элин была с этим вполне согласна, в конце концов, хороший генерал обязан думать о победе в войне, а не о сохранении одной конкретной жизни. Но одно дело — сидя на диване рассуждать про необходимость взятия Кана или про оправданный риск при планировании «Маркет Гардена»,⁽⁴⁾ и совсем другое — обнаружить, что это не чья-то абстрактная, а именно твоя личная тушка болтается под куполом парашюта, медленно опускаясь на не предусмотренный никакими планами немецкий танк.

* * *

Драко Малфой с презрением смотрел на очередь, выстроившуюся перед выходом с платформы девять и три четверти. Его отец как-то сказал, что если кто-то захочет очистить магический мир от мусора, то ему будет достаточно испепелить тех, кто стоит в этой очереди. Ни одного достойного волшебника там все равно не было, ведь на другом конце платформы были установлены камины и через магловскую часть вокзала ходили только грязнокровки да совсем уж конченные маглолюбы, вроде Уизли.

Проходя мимо очереди, Драко на долю секунды встретился взглядом с Элин Олсен и, вздрогнув, тут же поспешно отвел глаза, надеясь, что его лицо не выдаст охватившее его волнение. Он никак не мог понять, почему эта девчонка так на него действует. Человека хуже нее он даже не мог себе представить. Она была грязнокровкой и сестрой ненавистного Гарри Олсена. Она подралась с ним на уроке полетов, унизила перед факультетом после несостоявшейся дуэли и подкинула ему то дурацкое письмо. И, наконец, она была одной из тех, благодаря кому Слизерин лишился кубка школы.

И в то же время, каждый раз, видя эту белобрысую засранку, Драко вспоминал ту ночь в лесу. Вот ее рука касается его волос и пригибает его голову к земле, вот она выпускает струю огня (боевое Инфламаре на первом курсе?!), хватает его, оцепеневшего от ужаса, за руку и тащит вглубь леса, прочь от той жуткой твари с испачканной кровью единорога пастью...

Драко прикусил губу и постарался выкинуть все неподобающие мысли из головы.

* * *

— Сэр, с этими документами больше нельзя тянуть. — Хамфри Эпплби положил на стол директора несколько толстых папок. — Я позволил себе отметить закладками те места, в которых необходимо поставить подпись.

— Спасибо, Хамфри, что бы я без вас делал...

Директор раскрыл первую папку и начал подписывать документы, бегло просматривая каждый из них. Бюджет департамента спорта, отчет о командировке Крауча, изменения в регламент работы ДМП, повестка на осеннюю сессию Визенгамота... Так, а это что?

— Поправки в закон о защите маглов? — Дамблдор поднял глаза на секретаря. — Но его же приняли всего неделю назад.

— Это технические поправки, сэр, — ответил Хамфри. — К сожалению, закон разрабатывался в большой спешке и некоторые подкомитеты прислали свои замечания уже после принятия. Поэтому Визенгамот голосовал за них отдельно. Я посылал вам сову, если помните.

— Ах да, конечно. Я был слишком занят... — Дамблдор с тревогой вчитался в текст. — «Мероприятия по пунктам с третьего по восьмой осуществляются только при наличии должного финансирования... для осуществления данных мероприятий министру магии предоставляются дополнительные полномочия...» Хм, ну вроде бы ничего существенного.

Он быстро подписал оставшиеся документы, вернул папку секретарю и кивком головы отпустил его. Хамфри Эпплби, коротко поклонившись, исчез в камине, и директор смог вернуться к прерванным визитом секретаря размышлениям.

Альбус Дамблдор никак не мог понять, доволен он или нет.

С одной стороны, Гарри оказался далеко не таким безрассудным, каким был его отец, и часть планов из-за этого пришлось менять. Затея с квиддичем пошла не совсем так, как нужно, а гениальный план с драконом и вовсе совершенно провалился — вместо того, чтобы влезть в старательно подготовленное для него приключение, мальчик предпочел найти простой и логичный, но совершенно негероический способ решения проблемы. Это, в общем-то, не было плохо, но в результате Пуффендуй не так сильно отстал от Слизерина и Гарри пришлось наградить всего лишь двадцатью баллами, а не полусотней или больше, как планировалось изначально. Хорошо еще, что его факультет сам по себе не вышел на первое место, а то эффект от награды совсем смазался бы.

«Заметка на будущее, — подумал Дамблдор, — попросить Северуса посильнее придираться к Пуффендую и давать побольше баллов Слизерину. Все должны четко усвоить, что побеждать они могут только потому, что с ними Гарри, и никак иначе, а для этого Пуффендуй не должен выходить на первое место сам, без дополнительных баллов».

Дамблдор кинул в рот лимонную дольку и задумчиво забарабанил пальцами по столу.

С другой стороны... Как только он разобрался в характере мальчика, влиять на него оказалось на удивление просто. Гарри ценит дружбу, и достаточно было отправить его подругу в лес, как он сам отправился вслед за ней. Жаль только, что противнику тоже прекрасно известно про слабость Гарри. Там, перед зеркалом, он пытал не только его самого, но и его сестру, и подругу, и, несомненно, в следующий раз он тоже воспользуется этим приемом. Атаковать родных и близких — это вообще была любимая тактика Волдеморта, и Дамблдор так и не научился ей противостоять. Защитить всех, кто дорог его соратникам, он чисто физически не мог, их было слишком много. А воспитывать из Гарри одиночку, у которого не было бы вообще ни одного близкого человека, — глупость несусветная. Так он не героя получит, а нового Темного лорда.

Впрочем, это все может подождать. Так или иначе, но все закончилось хорошо, а ведь могло бы быть и хуже. Ну а планы... Что ж, ни один план не остается неизменным при столкновении с реальностью.

Директор взял еще одну дольку и задумался о том, что бы такого придумать на следующий год. Вряд ли стоит рассчитывать на то, что Волдеморт во второй раз окажет ему услугу, лично явившись в школу, да и сам Гарри, скорее всего, больше ни в какие подземелья не полезет, как его туда ни завлекай.

Может быть, использовать кого-то из пожирателей? Дамблдору было достоверно известно, что незадолго до смерти Квиррелл отправил сообщение Малфою-старшему, а в свой последний визит в Хогсмид связался еще с кем-то, кого следившему за ним Северусу не удалось ни опознать, ни даже увидеть.

Над этим надо было очень серьезно подумать. Но сначала...

Дамблдор достал из кармана философский камень и некоторое время любовался алыми отблесками на его гранях. Что ни говори, но камень был действительно красив... Красив и притягателен...

«Уничтожать такое сокровище — преступление! — подумал директор. — Даже если человеческую жизнь нельзя заменить ни на чью другую... Есть же те, кого приговаривают к поцелую, есть осужденные на долгие муки в Азкабане... Было бы намного разумнее использовать их с пользой для всего человечества...»

Резко встав из-за стола, он с не вполне подобающей его возрасту поспешностью подошел к вытяжному шкафу, открыл дверцы и бросил философский камень на исписанный защитными символами поддон.

— Игнис Инферни!

Дамблдор держал адский огонь до тех пор, пока от камня не осталось даже пепла. Получить бессмертие такой ценой он не хотел. Даже ради всеобщего блага.

 Про­дол­же­ние сле­ду­ет...

Если вам понравилась работа и вы хотите отблагодарить автора материально:

https://money.yandex.ru/to/4100115390373220

1) «С потолка свисали окорока и выпотрошенные фазаны» — описание хижины Хагрида из канона, так что лесничий помимо прочих обязанностей, видимо, обеспечивал Хогвартс еще и свежей дичью.

Вернуться к тексту

2) В каноне 312. Здесь у Гриффиндора, с одной стороны, нет 150 штрафных очков, но с другой, нет и очков за пойманные Гарри снитчи, а также очков, заработанных Гермионой на занятиях.

Вернуться к тексту

3) Раз уж Эмма Уотсон родилась во Франции, то и Гермиона у меня тоже наполовину француженка.

Вернуться к тексту

4) Кан — город в Нормандии, с большими потерями взятый англичанами после упорного двухмесячного штурма. «Маркет Гарден» — не вполне удачная операция по захвату мостов на Рейне в 1944 году, в ходе которой 1-я английская воздушно-десантная дивизия потеряла 3/4 своего состава.

Вернуться к тексту