Секач (джен)

Мерный перестук колёс уже не мешает, не отвлекает и вообще почти не слышен. За окном мимо проплывают ёлки. Поезд ползёт уже вторые сутки, и я ползу вместе с ним. Сегодня мы наконец выехали на Тракт Эрстера.

Сто пятьдесят лет назад, когда чокнутые маги, назвавшие себя «Белым братством», в одночасье уничтожили всех секачей, мир потряс Второй Удар. Твари, не сдерживаемые более защитными контурами, ворвались в города, и от двухмиллионного населения трёх стран остались жалкие крохи. Если верить историческим справкам, то где-то шестьдесят тысяч человек. Их бы тоже не осталось, если бы не горстка секачей, которых то ли не добили, то ли это были новоинициированные. Тогда-то и появился Стефан Эрстер — величайший из секачей.

Величайшим он стал не только потому, что косил тварей направо и налево, не только потому, что сохранил тысячи людских жизней, но ещё и потому, что прорубил Тракт, соединивший Фрайлан и Таянгий, а потом и Белозем. До этого три страны были разделены непреодолимой стеной Заброшенных земель, в которые никто не решался соваться, даже секачи. А ещё именно Эрстер объединил страны в одно государство — Верданию. Послав прошлые монаршие режимы к тварям, он создал республику и основал столицу на землях Таянгия.

Собственно, туда, в Мэйштадт, я сейчас и еду.

Нет, Эрстер был мировым мужиком — столько всего успеть сделать, это нужно уметь. Так что памятники ему не зря воздвигают. Но зачем он столицу сделал в Таянгие? Ещё бы в Белозем её перенёс. Хотя… если бы не последние события, то я бы ехала сейчас именно в Белозем.

Пока я пять месяцев валялась в коме, в мире происходила какая-то не очень здоровая ерунда, о которой мне никто почему-то не рассказал. Во-первых, спонтанных прорывов, которые раньше, конечно, происходили, но не более пяти случаев в год, стало не просто много, а чрезвычайно много. Тот случай, жертвой которого стала я, стал одним из первых, но далеко не последним. А во-вторых, в самом начале учебного года, когда все преподаватели и студенты находились в здании, вспыхнул пожар в Ипсе, в институте профессиональной подготовки секачей. Огонь был не простой, а какой-то непотухаемый, несколько студентов погибло, некоторые студенты и преподаватели очень сильно пострадали, а само здание выгорело так, что его уже не восстановишь. Началось расследование, министра безопасности заменили другим, и вообще там много кого позаменяли. Но кто учинил этот пожар, так пока и не выяснили. Зато выживших студентов и преподавателей споро перекинули из Белозема, где находилось здание Ипса, в Таянгий, а конкретно в Мейштадтский государственный университет магии. В Мгуме как раз закончили строительство нового корпуса, и руководство согласилось на время пригреть секачей.

Поэтому я туда и еду.

Да, еду. А куда мне деваться? Я физически не могу отказаться или сбежать куда-нибудь. Особенно после всех этих новостей. Хотя, если положить руку на сердце, после этих новостей особенно хочется сбежать и спрятаться. Но кто бы мне ещё это позволил сделать?

Флечер реально написала письмо институтскому руководству о том, чтобы меня сразу на второй курс зачислили. Она рассказала, что на первом курсе в основном дают общеобразовательные предметы, историю секачества да минимальную теорию, а на практике занимаются тем, что погружаются в итис и обуздывают свой вигор. По её словам, я это уже сделала, когда валялась в отключке. Если честно, не знаю, что я там делала, но точно ничего не обуздывала. Я ходы делала, «лепила», исследовала, а не обуздывала. Но Флечер сказала: «На второй курс», значит, на второй.

А ещё это значит, что все общеобразовательные предметы, историю и теорию мне придётся впихивать в себя… даже не знаю когда. Ночами, наверное. То есть свободного времени у меня теперь не будет. И если брать во внимание последние события и вспомнить загруженность Флечер, то свободного времени у меня не будет никогда.

Да уж. Влипла так влипла.

Вздыхаю и возвращаюсь к учебнику, который дала Флечер. Я читаю его уже второй день и поняла одно: Флечер объясняет лучше. Наверное, потому, что она секач. А книгу писал явно не один из них. Ни у одного секача на такую писанину времени бы просто не хватило.

Разгребая килолитры воды, я-таки узнала, что итис — это некое внутреннее условное подпространство. Условное, потому что оно не пространство в прямом смысле. По поводу того, что же оно такое, мнения учёных-теоретиков разделились. Одни считают, что итис — реальное пространство, находящееся в другом параллельном измерении. Другие полагают, что это явление иного высшего порядка, нематериальная величина, но тем не менее находящаяся именно в нас, где-то там внутри. Третьи, как и вторые, думают, что итис — это явление иного порядка, но находится оно не в нас, а вокруг нас. Четвёртые полагают, что итис — это космос, и мы черпаем энергию звёзд. В общем, мнений и теорий уйма, но сказать с точностью, что это такое, не может никто. Однако, все сходятся на мысли, что это некая бездна, в которой находится вигор, — чистая жизненная сила, которая из своего «условного подпространства» по нексам-каналам постепенно просачивается в наш материальный мир, в нас, и накапливается, становясь этаким неприкосновенным запасом, который мы используем в моменты стресса, чрезвычайных ситуаций, в общем, когда срочно нужно взять откуда-то много сил. Вот и берём.

Ещё есть анима — это центральная точка сознания, так называемая душа. Это явление высшего нематериального порядка. Но в отличие от итиса, про местонахождение которого ведутся споры, здесь мнения учёных сходятся: анима находится непосредственно в людях, и она может быть подвижна. «Может быть», потому что, вообще-то, для неё это не свойственно. Например, анима обычных людей никогда не покидает их тела. А вот маги, то есть люди с широкими нексами, с самого детства тренируются двигать аниму, выносить её за пределы своего тела. С этим я прекрасно знакома, потому что это те самые пресловутые медитации, которыми я занималась на протяжении последних лет. Только маги, войдя в состояние сияния, могут вытягивать активной анимой из итиса вигор и, используя его, потом влиять на мир, а у меня лишь пшик выходил. Потому что нексы у меня узкие и вигор, оказывается, плотный. Сам собой он как-то там просачивается понемногу, но принудительно вытягивать бесполезно. Даже в стрессовой ситуации, когда анима активируется, и когда даже обычные люди, не маги, могут выкачать ударную дозу силы, у меня, да и у всех секачей, — фиг. Почему так происходит — вопрос неясный. Но теоретики из учебника предполагают, что в любой стрессовой ситуации или даже при искусственной активизации анимы вигор всегда уплотняется. Это не мешает ему проходить по широким и средним каналам, но вот в узкие и супер-узкие каналы он пройти не в состоянии. И при столкновении с тварью такие люди просто дохнут. Впрочем, маги тоже дохнут. Они, конечно, могут силу качнуть, что-нибудь колдонуть и постараться быстро-быстро убежать, но редко кого это спасает. Легче от снежной лавины убежать, чем от твари, потому что лавина движется только в одну сторону и рано или поздно останавливается, а тварь следует за тобой и скорость не теряет. Выжить при встрече с тварью могут только секачи да инициированные — те люди, у которых анима потянулась за вигором через супер-узкий некс, не смогла ничего добыть и, будучи натренерованной на подвижность, сама пошла по каналу в итис.

Выходит, если бы мама не настаивала на своём, если бы я не тренировалась входить в состояние сияния, если бы не пинала свою аниму двигаться, то там, на той поляне, я бы погибла вместе с Дином и, возможно, всеми остальными.

Спасибо тебе, мамочка, за то, что не давала спуску, не слушала мои крики и возмущения, что искала учителей и заставляла тренироваться. Мне не стать магом никогда, но эти изнурительные, казавшиеся бессмысленными тренировки спасли жизнь мне и всем, кто был рядом.

Да, я не стану магом, не стану керамистом, но я жива. А это уже очень-очень много.

— Добрый день. Можно присесть?

Бодрый голос отвлекает от размышлений, я поднимаю голову и вижу перед собой парня. По виду он мой ровесник. Хотя про возраст что-то говорить сложно, потому что он, походу, чистокровный таянгиец, а они иногда кажется, что вообще не стареют. Невысокий, гибкий, смуглолицый, черноглазый, со стильной стрижкой и обворожительной улыбкой. Этой улыбкой он мне сразу напомнил Дина, хотя внешне они совсем не похожи.

— Да пожалуйста. Не занято, — пожимаю я плечами.

Вчера я весь день просидела в купе и в людный коридор не выходила. А сегодня, заметив, что шум поутих, решила вылезти, книжку тут в кресле почитать. Но со мной вот знакомиться пришли.

— Спасибо, — говорит парень, присаживаясь на сидение рядом. — Меня зовут Фенг. Фенг Юнтао. А тебя как?

— Эрика Шторм.

Знакомиться, если честно, не хочется, поэтому я немногословна.

— Шторм? Какая интересная фамилия. С такой и клички не нужно!

— Угу, — скупо отвечаю я.

Чего он вообще пристал? Родственную душу, что ли, увидел?

— Ты куда едешь? — задаёт он очередной вопрос.

Выдыхаю.

Да что б тебя.

— В Мейштадт.

— Правда? Я тоже туда. Можно сказать, возвращаюсь. Пять лет назад с родителями из Мейштадта в Кернциг переехали. В институт там поступил, проучился год, и решил перебраться обратно в Мейштадт, перевестись в Мгум. Да только с документами волокита вышла, лишь сейчас удалось всё утрясти и поехать.

Я с этой балаболкой ещё и в одном заведении учиться буду. Замечательно-то как. Надеюсь корпус секачей стоит на отшибе, и я с Фенгом не пересекусь.

— А ты тоже возвращаешься? — спрашивает он.

— Нет. Из дома еду.

Ловлю его любопытный взгляд, который так и вопрошает: «Ну и?», и закатываю к потолку глаза.

— Из Ротбурга, — уточняю я. — На учёбу.

— А чего так поздно? Семестр давно начался. Или у тебя, как и у меня, с документами проблемы вышли?

Вот ведь прикопался-то, а!

— Болела.

— Ясно… — тянет Фенг. — А учишься ты, наверное, на агента секретной службы. Информацию из тебя и клещами не вытянешь.

Поворачиваю голову и смотрю на него в упор. Фенг улыбается. Он явно пытался пошутить. И мне, вообще, улыбнуться бы по-хорошему в ответ да отшутиться бы. Но с чувством юмора у меня всегда плохо было, а сейчас — так особенно.

— Не люблю, когда допрашивают, — прямо говорю я, так что парень даже тушуется.

Он сконфуженно опускает глаза, шарит взглядом по столу с газетами, берёт в руки одну.

— Позавчерашняя, — разочарованно произносит Фенг. — Слышала новость? Вчера снова прорывы были. На сей раз одновременно в трёх местах. Говорят, есть жертвы среди мирного населения. Секачи отказываются комментировать и посылают всех нафиг. Не знаю, с чем всё это связано, но система их защиты крупно так сбоит. А ты как думаешь?

Про вчерашние прорывы я ещё не слышала, я только позавчерашнюю газету читала. Но если тройной одновременный прорыв — правда, то это, конечно, страшно. Как такое вообще возможно, чтобы сразу? Неужели защита действительно ослабла? Или твари стали сильнее? Или ещё что-то? Сразу вспоминается замученная, измотанная Флечер, которая и присесть едва успевала. Да с таким графиком ни то, что нафиг всех пошлёшь, с таким графиком удавиться захочется.

— Понятия не имею, что творится с защитной системой, — честно признаюсь я, — но думаю, что секачи не заслуживают обвинений. Они столько лет исправно защищали границы и продолжают их защищать, сутками не спят, по вызовам мотаются, все силы отдают, только бы людей спасти. И если твари каким-то образом эволюционировали, научились разрушать контуры, то это, блин, не вина секачей.

— Не, я их и не обвиняю. Не думай! — машет руками Фенг. — Я говорю о том, что система явно устарела. И я сейчас не только про защиту говорю, а вообще про всю систему. В том числе и про подготовку секачей.

— А что с ней не так? — настораживаюсь я.

Прежде я не интересовалась секачами вообще, так что ничего не знала про их подготовку. А разобраться сейчас так толком и не успела. Флечер очень поверхностно рассказала, что там да как, так что я продолжаю практически ничего не знать.

— Ну… секачи же уже долгое время относятся к департаменту спасателей, — отвечает Фенг. — А со сменой министра безопасности населения начались глобальные передвижки, и поговаривают, что ведомство секачей передвинут в оборонку. Ну и обучение станет совсем другим, как у военных.

Я кхекаю. Ничего больше сказать не могу. Вот что от меня было максимально далеко, так это силовые структуры. А теперь: привет, военка. Всю жизнь, блин, мечтала. Я художник. Я ещё могу смириться с участью спасателя, но никак не солдата!

— И, по-моему, такая перестройка — это правильно, — продолжает Фенг. — Ну серьёзно. Да, секачи занимаются спасением людей и, вроде как, они спасатели. Но твари — это не какая-то там стихия, не пожар, не наводнение с землетрясением. Твари — это реальная внешняя угроза, с которой нужно разговаривать методами силовиков. Не понимаю, почему только сейчас об этом заговорили? Давно уже пора было действовать, а не ждать, когда прижмёт.

Я никак не могу поддержать энтузиазм Фенга, поэтому опять кхекаю. И чуть не падаю с кресла, потому что поезд начинает резко тормозить.

Что у них там случилось?

Этим вопросом задаюсь не только я. Из дверей купе выходят люди, переглядываются, спрашивают друг друга, что происходит. Никто ничего, разумеется, не знает. Мимо пробегает проводница, её окружают, расспрашивают, но она тоже не в курсе, и тогда двое мужчин отправляются в машинное отделение вслед за проводницей.

Я стою в коридоре, жду вместе со всеми, и с каждой секундой внутренняя тревога нарастает. Она такая сильная, что ощущаю её почти физически. Чувствую, как по спине бежит противный холодок и мышцы сводит напряжением.

Да что такое? Неужели это?..

— Твари!

Обезумевшая женщина врывается в наш вагон из соседнего, её истошный вопль обрывает гул голосов. Секунда ошарашенной тишины. И после этого начинается сумасшествие. Люди срываются с места и единым потоком несутся к выходу. Я несусь вместе с ними, потому что иначе меня задавят. Короткий писк врывается в уши, и по вагону разносится панически дрожащий мужской голос:

— Дамы и господа… впереди, прямо на рельсах, сидят две твари. Они пока не двигаются, но… Спасайтесь!..

А дальше меня буквально выпихивают из вагона и я, разодрав обо что-то плечо, падаю в траву. Тут же соскакиваю с места — следом туда приземляется здоровенный мужчина, а меня дёргают за руку и тянут. Это Фенг. Не оборачиваясь, он тащит меня за собой. Спасает. Здесь все спасаются. Пытаются это сделать. Пытаются убежать как можно дальше. Но я отчётливо понимаю — это глупо. Это не имеет смысла. Все действия против твари не имеют смысла, если ты не секач.

Секач.

Но я же секач. Я инициирована.

Да, у меня нет оружия, и вообще я ничего не смыслю в секаческом деле, но ведь тогда у меня получилось. Получилось задержать тварь!

Может, получится и сейчас?

Из всех этих людей я единственная могу что-то сделать. Могу.

Это совершенно бредовая, абсолютно идиотская мысль, но она не даёт мне покоя. Крутится, въедается в мозг, в конце концов, я больше ни о чём не могу думать, кроме этого, и замедляю шаг, а потом и вовсе останавливаюсь. Выдёргиваю руку из крепкого захвата.

— Ты чего? — удивляется Фенг.

— Беги. А я…

Не знаю, как объяснить ему, поэтому просто машу рукой и ломлюсь против течения. Фенг что-то кричит, но я ничего не слышу. Я бегу вдоль поезда и шарю рукой в поясной сумке.

Флечер, когда мы после операции вернулись в её кабинет, отдала мне отрубленную косу. На память в качестве сувенира. И я, как положила её в сумку, так она там и лежит. Не знаю, зачем она мне сейчас. Этот обрубок никак не поможет. Но в тот раз коса была у меня в руках, и именно ею я долбила тварь. Она что-то вроде талисмана.

Сжимаю пальцы, вытягиваю косу из сумки и выдыхаю.

Пытаюсь собраться с мыслями, пытаюсь вспомнить, как и что нужно делать, чтобы войти в состояние атис.

Атис — это состояние, с которым ничто не может сравниться. Состояние мощи и всесилия, когда спокойная бездна итиса, соединённая с анимой, превращается в бурлящую бесконечность силы. Чтобы войти в итис, мне нужно разозлиться. Даже не так. Мне нужно вспомнить, что такое злость. Просто воскресить в памяти. И сделать это нужно сейчас, пока я ещё не вижу тварей, потому что, когда я их увижу, то, боюсь, что забуду вообще обо всём.

Прогнать страх. Нужно прогнать страх. Вытравить его из себя. Выжечь. Освободить дорогу другой эмоции.

Стискиваю зубы, глубоко дышу и, как и в прошлый раз, представляю кратер, в который падаю, прохожу сквозь огонь, пропускаю его сквозь себя. Секунда, другая — и я ощущаю, как расширяюсь, раздвигаюсь, выхожу за пределы себя, удивительным образом оставаясь по-прежнему в своём маленьком теле.

Получилось!

Осталось теперь задержать тварей до прилёта секачей. Они же получили сигнал, так что уже в пути. Надеюсь, что в пути. Иначе всё, что я делаю, это тупое самоубийство.

Шаг, другой — я замираю. Потому что наконец открывается обзор, и я вижу их — тварей.

Их действительно две. Первая — это застывший на одном месте смерч, вышиной в несколько сотен метров. А вторая — дёргающийся ком хаотичного огня. Ком величиною с небольшой двухэтажный коттедж.

Что я собралась делать? Задержать ЭТО?

Как?

Как я это буду делать?

Это невозможно. Просто физически невозможно…

Да, я вижу их тварные нити, но…

КАК?! Как обрубить их?

А твари начинают двигаться. Двигаться ко мне. На меня! А мне даже бежать некуда. Я зажата между поездом и лесом. Только назад. Но ведь там люди. А я хотела отвлечь от них. Отвлечь…

Видимо, не судьба.

Мама, папа, сестрёнки, просите. Кажется, я всё…

И тут сверкающая дуга рассекает огненную тварь. Она рассыпается на миллиард горящих угольков, которые угасают, шипят, растворяются дымом, а буквально в паре метрах от меня в землю вонзается чёрная коса. Длинная цепь от неё тянется в небо, к стремительно приближающемуся аэромобилю.

Успели! Мы спасены…

И в подтверждении этому ещё одна косая вспышка пронзает живой смерч, и он исчезает.

Рядом приземляется аэромоб первого секача. Выскочив наружу, этот жилистый мужчина со шрамом на лице одним лёгким движением выдирает из земли косу, а потом в два размашистых шага подходит ко мне и хлёстким ударом по щеке сшибает меня с ног.

— Дура! — орёт он. — Недоучка тварная! Зачем ты активировала свой атис? Что ты собиралась делать, идиотка?

Сижу на земле. Щека горит, но я почти не ощущаю этого. Гораздо страшнее и ощутимее то, как секач смотрит на меня, как нависает и кричит. Одно только это давит. Подавляет. И я непроизвольно выхожу из атиса, снова становлюсь маленькой.

— Твари пятнадцать минут как не двигались. Застыли! А ты что? — продолжает секач. — Разве ты не знаешь, что они реагируют на атис! Да ты чуть не погубила всех. Из-за твоей дурости могли погибнуть сотни людей!

Эти слова бьют сильнее руки.

Погибнуть. Сотни людей могли погибнуть. Из-за меня.

— Остынь, Стен. Девчонка всё поняла, хватит кричать, — слышу я другой голос.

К нам подходит второй секач. Пожилой мужчина, почти полностью седой и очень уставший. Он рывком ставит меня на ноги, бегло осматривает.

— Цела? Ну и хорошо, — говорит он и отворачивается. — Стен, восстанови контур, заодно проверь нет ли выжженного пятна или трупа, как под Ротбургом. А я вокруг всё прошарю. Может, ещё какая тварь прорвалась.

Секачи уходят, я остаюсь одна. Один на один с осознанием своей никчёмности, своей глупости, своего эгоизма. Хочется провалиться сквозь землю. Я допустила ошибку. Фатальную ошибку. И то, что всё закончилось хорошо, это чудо, за которое благодарить нужно их. А меня же…

— Эрика!

Крик выдёргивает из ступора самоедства. Через несколько секунд подбегает Фенг, хватает за плечи, осматривает.

— Ты как? В порядке?

Киваю. Говорить не хочется.

Фенг выдыхает.

— Я так испугался, когда ты назад повернула. Ты… Слушай, ты секач, что ли?

Снова киваю и отвожу взгляд. Мне стыдно и жутко признаваться, что они чуть не погибли из-за меня.