Афера Люциуса Малфоя (гет)

— Ты не женишься на Джиневре Уизли, и это мое последнее слово! — сдерживающийся последние полчаса Люциус Малфой наконец-то взорвался.

«А все из-за этого мятежного, неблагодарного и избалованного сопляка!»

Но хуже всего оказалось то, что Драко не собирался отступать от своей возмутительной позиции и отказываться от нелепой идеи жениться. Лишь упрямо ответил:

— Кажется, ты думаешь, отец, что у тебя есть право голоса в этом вопросе. Но ошибаешься, его нет. Мы с Джинни будем в полном порядке и без твоего драгоценного благословения.

— Да неужели? — Люциус взял себя в руки, поняв, что свою самую сильную карту он еще не сыграл. — Значит, у вас будет все хорошо? А как ты собираешься жить, Драко? На что, стесняюсь спросить?

— Я работаю, Джинни тоже работает. Тысячи семей живут именно так. И ее родители, кстати, в том числе.

Его фразу закончило громкое фырканье отца.

— Не своди все проблемы к нищете этой семейки. С тех пор, как существуют два рода (Уизли и Малфоев), они никогда не любили друг друга, не общались и уже тем более не смешивали кровь. Мне очень жаль, что мой недалекий отпрыск отказывается признать это!

— И, тем не менее, жизнь не стоит на одном месте… — вздохнув, Драко поднялся. — Что ж, вижу, сегодняшний разговор ни к чему нас не приведет. Поговорим, когда ты успокоишься и сможешь мыслить здраво.

— Вряд ли понятие «здравомыслия» включает в себя то, чего тебе хочется. Я не передумаю, Драко, можешь не надеяться. И, если ты все-таки женишься на этой девушке, то откажусь от тебя. И выжгу с фамильного древа!

* * *

— Я же говорила, что Малфою-старшему это не понравится, — негодующе рассказывала Джинни следующим вечером в «Трех метлах», как будто ожидая, что Гермиона начнет спорить с ней. — Разве можно было надеяться, что он согласиться?

Подруга закатила глаза и съела ломтик чипсов.

— Ну… никто ж и не думал, что он будет в восторге, Джин.

— Так-то да… но он пригрозил выжечь Драко с фамильного гобелена. Согласись, это все-таки немного хуже, чем просто «не в восторге», правда?

— Не бойся. Он пока всего лишь пригрозил.

— Угу. Можно подумать, что угрозами Люциуса Малфоя можно смело пренебречь, — с сарказмом парировала Джинни. — Нет, Гермиона. Боюсь, он теперь из принципа сделает то, что обещал.

— И все же… не думаю. Вряд ли Люциус захочет, чтобы малфоевское богатство унаследовали какие-нибудь дальние родственники.

— Откуда ты знаешь?

— Как правило, все эти старые и богатые семьи очень ценят продолжение рода по прямой линии. Кроме того, не переживай, Малфой-старший не сможет устоять, как только у вас с Драко появятся детишки. Тогда уж тебе придется волноваться, а не плохо ли влияет на них дедушка.

— Может быть, ты и права… — Джинни задумалась, представив кучу маленьких рыжеволосых девочек и белокурых мальчиков… ну, или наоборот. Но через мгновение снова с сомнением покачала головой. — Во всяком случае, я надеюсь, что он не совершит ничего непростительного до того, как это случится. Если Люциус зайдет слишком далеко и оттолкнет от себя Драко, то уже неважно, будет он раскаиваться в этом позже или нет. Драко не простит его.

— Да, вот это сложный момент. Остается лишь надеяться, что последние несколько лет чему-то Люциуса Малфоя научили…

— Надеюсь, — уныло отозвалась Джинни и сменила тему: — Я тебе уже говорила, что мне очень нравится твоя теперешняя прическа?

— Ох, а вот сама до сих пор не могу привыкнуть. Знаешь, так странно, что волосы теперь прямые…

— Как же ты умудрилась сделать с ними такое?

— Да в том то и дело, что это не моя заслуга. Обычная магловская укладка! Оказывается, если раз в неделю ходить к парикмахеру и распрямлять волосы феном, то их форма будет держаться все это время. И не нужно никаких заклинаний — мои маглы-кузины тому подтверждение!

— Хм… уверена: ты жалеешь, что не знала этого раньше, — поддразнила ее Джинни. — Может, тогда вы с Роном до сих пор были бы вместе.

Гермиона закатила глаза.

— Правда? Неужели ты и впрямь думаешь, что проблема заключалась в моих волосах? Невероятно. Нет, дорогая… наши отношения изжили себя, и последние громкие ссоры были всего лишь отголоском непонимания друг друга в целом. Хотя, не скрою, именно они своей публичностью помогли нам поставить последнюю точку в этом долгом и бессмысленном романе.

Джинни рассмеялась:

— Да знаю… Просто было бы забавно, если б однажды вечером ты появилась у его двери и невинно заявила что-то вроде: «О, привет, Рон. Я выпрямила свои чертовы волосы, так что теперь можешь смело жениться на мне. Когда свадьба?»

Теперь уже засмеялась и Гермиона.

— Боже мой… только не это!

С окончания их школьного (невероятно трогательного, но абсолютно нежизнеспособного) романа прошло почти шесть лет, и теперь Гермиона уже могла смеяться, говоря об этих отношениях. Более того, теперь они снова были друзьями.

«И, спасибо Мерлину, что тогда мы все-таки умудрились не пожениться… Вот это была бы действительно катастрофа!»

Незаметно для Джинни она вздохнула: на данный момент с той не разговаривали ни Рон ни Гарри. Один был обижен за лучшего друга, а другой просто не мог поверить, что девушка бросила его после пятилетнего романа и столь же долгих и неисполненных обещаний жениться. Да еще и бросила не просто так, а начав встречаться с Драко Малфоем! Опустив голову, Гермиона усмехнулась.

«Да уж… для нашего героя это стало хорошей оплеухой… — она вспомнила, как поначалу и сама отнеслась к неожиданной влюбленности подруги настороженно, но со временем убедилась, что Джинни по-настоящему счастлива с Драко, и приняла эти отношения. — Неужели Гарри и Рон никогда не перестанут злиться на них?»

Теперь же, когда Гермиона согласилась стать подружкой невесты на свадьбе Джинни и Драко, она опасалась, что друзья перестанут разговаривать и с ней.

«Черт! Неужели же они никогда не повзрослеют?.. Хорошо бы, чтоб это произошло до того, как у нас у всех появятся внуки».

Отгоняя неприятные мысли, она тряхнула распрямленными волосами и лукаво взглянула на Джинни:

— Итак, на какую дату назначена церемония?

* * *

Шесть месяцев спустя

Не понимая почему, Топпи нервничал. Очень. Даже несмотря на подробнейшее разъяснение хозяина, что именно Топпи должен сделать. Нет, конечно, он понимал, что хороший домовик всегда должен делать то, что велит хозяин, а Топпи считал себя хорошим домовым эльфом. И все же… что-то неясное странно тревожило его.

Он вот уже в который раз прошелся по охотничьему домику, проверяя, что любимые продукты, необходимая одежда и книги хозяина доставлены сюда и расположены как и полагается. Затем эльф проверил и защитные заклинания самого домика, установленные так, чтобы никто, даже сам хозяин, не смог аппарировать отсюда или выйти наружу без помощи того же Топпи. Домовик не знал, почему хозяин так убежденно настроился отрезать себя от цивилизации, причем на целую неделю. Но ведь это и не должно было касаться слуги. В конце концов, его долг состоял лишь в исполнении приказаний и ничего больше. Так что, именно этими обязанностями послушный домовой эльф и собирался заняться.

Наконец, убедившись, что все так, как и должно быть, довольный Топпи вернулся в поместье.

— Ну как? — встретили его вопросом. — Все готово?

— Да, сэр, — кланяясь, пропищал домовик. — Топпи сделал все, как и было велено. Не хочет ли хозяин убедиться в этом прямо сейчас?

— Безусловно, — кивнул тот. — Что ж… теперь нам остается всего лишь дождаться кануна свадьбы.

Топпи не понял, что имелось в виду, но, памятуя о собственной безопасности, промолчал. А когда хозяин схватил его за палец (нужно сказать, что он никогда не касался больше одного пальца у домовиков), Топпи сразу же аппарировал.

Прибыв в охотничий домик, домовой эльф замер в нервном ожидании, пока хозяин оглядится. Осматривался тот долго. И молчал. Испуганный тем, что мог забыть о каких-то указаниях, Топпи судорожно сжал сморщенные ладошки в кулачки.

Наконец хозяин кивнул.

— Отлично… Осталось только привести сюда нашу гостью.

— Гостью? — удивился Топпи. — Но хозяин не сказал, что у него будет гостья... И Топпи не принес в домик никакой женской одежды…

— Ничего, как-нибудь обойдется! Тем более что здесь наверняка остались какие-то тряпки твоей бывшей хозяйки. Моя гостья вполне сможет воспользоваться ими.

Топпи очень хотелось поспорить, поскольку… ну какой же хороший домовик разрешит остаться гостям без необходимой одежды? Правда, хозяин очень не любил, когда с ним спорят. Он ругался. Раздувал ноздри. В общем, гневался. Даже порой грозился подарить Топпи одежду, когда тот начинал возражать. А Топпи совсем не хотелось этого, он боялся получить одежду...

— Итак, я хочу, чтобы ты забрал мою гостью и аппарировал с ней сюда. Затем ты сразу же заберешь ее палочку и немедленно исчезнешь вместе с той. И не вернешься в этот дом, пока не пройдет неделя. Что бы ни произошло, и кто бы тебя ни звал. Это понятно?

— А что, если хозяин сам позовет Топпи? — забеспокоился эльф. — Что, если хозяину понадобится что-нибудь?

— Неважно. Даже, если буду звать я. Да, кстати, установи заклинания, чтобы не слышать, как тебя зовут. Не хочу, чтобы ты дергался, если я вдруг случайно произнесу твое имя.

И Топпи пришлось неохотно кивнуть. По его мнению, все это было очень и очень странно. Как же он должен был служить хозяину, если не сможет услышать, как тот зовет его?

— Хорошо, теперь о месте, откуда тебе нужно будет мою гостью забрать… Эта молодая женщина будет находиться в «Трех метлах», наверху, в одном из закрытых залов и в компании таких же молоденьких подруг. У нее длинные прямые волосы рыжего цвета и карие глаза. Да, еще она не очень высокая.

— Слушаюсь, хозяин. Топпи приведет сюда рыжеволосую девушку с карими глазами.

— А потом немедленно исчезнешь вместе с ее волшебной палочкой.

— Да, хозяин.

* * *

Спустя несколько дней

Устроенный в пабе «Три метлы» девичник Джинни Уизли пребывал в самом разгаре, когда Гермиона наконец-то смогла немного расслабиться. Вечеринка и впрямь удалась на славу. Гости вместе с невестой безмятежно веселились, да и вообще отлично проводили время, провожая подружку во взрослую (теперь уже замужнюю) жизнь.

На самом деле все шло хорошо, и подготовка к свадьбе продвигалась именно так, как и планировала Джинни. И Драко нужно было отдать должное, он вел себя просто образцово: когда мог, постоянно находился рядом, а когда нет — присылал невесте какие-то небольшие презентики или милые записки, заставлявшие вспыхивать ее глаза от счастья. Так, постепенно-постепенно, вся семья Уизли (да и друзья Джинни) пришли к убеждению, что эту парочку и в самом деле связывает самая настоящая любовь. С предстоящей свадьбой смирились даже Рон и Гарри, принимавшие теперь самое непосредственное участие в ее подготовке. До церемонии оставалось совсем немного — всего три дня…

И лишь одно настораживало Гермиону — молчание Люциуса Малфоя, который в эти месяцы вообще не проявлял себя. Никак. Лишь безразлично здоровался с сыном, иногда сталкиваясь с ним за завтраком. Ни о каких других попытках расстроить свадьбу Драко не рассказывал. И это весьма беспокоило Гермиону.

Точнее, нет… Не то, чтобы беспокоило… Просто Гермиона не могла понять — радость или тревога овладевают ею в тот момент, когда она начинает размышлять на тему «Почему Люциус Малфой молчит, и что же он задумал».

«Конечно! Потому что я категорически не верю, что этот человек так легко сдался. О-о… Люциусу Малфою не обмануть меня тем внешним спокойствием, которое он демонстрирует вот уже несколько месяцев. Но что же… что же придумал этот чертов манипулятор? А ведь он точно что-то спланировал! И это «что-то» предположительно должно случиться в самый последний момент. Чтобы уж никто не смог помешать его коварным замыслам…» — Гермиона вдруг пожалела, что так плохо знает слизеринцев. Сейчас это точно бы не помешало.

Отвлекая от тревожных мыслей, в этот момент к ней приблизилась Джинни с явным намерением утащить подругу на танцпол. Улыбнувшись, Гермиона одним большим глотком допила содержимое своего бокала и присоединилась к общему веселью.

«Все! К черту Люциуса Малфоя! С завтрашнего дня я просто внимательно понаблюдаю за ним, а еще лучше — не спущу с него глаз, пока Джинни и Драко не окажутся благополучно женатыми. Ну, а пока его здесь нет, можно спокойно наслаждаться жизнью!»

Так уж случилось, что прибывший туда через двадцать минут домовой эльф застал Гермиону Грейнджер… не сказать чтоб пьяной, но… с несколько замедленными (в отличие от обычного ее состояния) реакциями.

* * *

Удивлению появившегося на вечеринке Топпи, казалось, не было предела. Несколько минут он вытаращено смотрел на веселящуюся толпу и ничего не мог понять. Хозяин велел ему привести с собой рыжеволосую девушку с карими глазами, но проблема состояла в том, что у всех девушек, находящихся здесь, были… рыжие волосы и карие глаза… Правда, у некоторых из них рыжина была следствием применения магии, но для половины из присутствующих этот цвет являлся естественным. А не банальным магическим обманом. И бедный эльф растерялся окончательно.

«Которую же я должен привести?.. Может, хозяину вообще все равно какую… Нет, он же сам сказал, что девушка должна быть не очень высокая», — и Топпи зашарил взглядом, отыскивая самую маленькую из подружек.

Боясь запутаться, он быстро огляделся и обнаружил, что две самые низенькие девушки танцуют вместе прямо посреди зала. Рост их был приблизительно одинаков, а на рыжих волосах обеих не имелось не малейших следов магии. Поскольку каждая из них подходила под описание, данное хозяином, а никаких других сведений у бедного домовика не было, Топпи решил забрать отсюда ту, что первой окажется рядом с ним. В конце концов, если бы хозяину нужна была какая-то конкретная женщина, указания могли быть и более точными, правда же?

Домовик тихонько устроился возле одного из столов и замер там, ожидая приближения одной из этих двух девушек, когда в дверях послышался шум. Это появился мастер Драко, который осмотрелся вокруг и тут же направился прямо к тем, кого в засаде и подкарауливал домовой эльф. Драко схватил одну из них в объятия, развернул к себе и впился в губы жадным и жарким поцелуем. Танцевавшая с той подруга громко засмеялась и, покачав головой, направилась как раз в сторону Топпи.

Поняв, что медлить не стоит, эльф немного подождал, когда она подойдет ближе. А потом шагнул почти вплотную, коснулся запястья и сразу же аппарировал прочь.

* * *

Ожидая возвращения домовика с несостоявшейся невестой собственного сына, Люциус нервно мерил шагами гостиную охотничьего домика. Все, чего он хотел, так это то, чтоб Драко опомнился. Просто опомнился и пришел в себя, не совершая огромной глупости, что задумал не от большого ума.

«Нет… это какой-то бред! К чему эта нелепая женитьба? Смешно! Нужна тебе девка — так бери, кто ж не дает? Жениться-то зачем? Брак — это политика и выгодные союзы, а не личная прихоть, не причуда, не похоть или чего там еще, что движет моим сыном. Иначе, зачем бы мне было жениться на его матери, спрашивается? В конце концов, все остальное, в чем нуждается мужчина, можно получить и просто от любовницы».

По мнению Люциуса Малфоя, Драко вел себя как редкий и недалекий идеалист. Особенно, когда пытался убедить его, что влюблен, и настаивал, что не сможет жениться ни на какой другой женщине.

«Что будет делать этот романтичный болван, когда розы их любви отцветут? — очень хотелось бы узнать Люциусу, если б не опасения раздела имущества при разводе. — Брак и любовь — две вещи несовместные! И лучше не иметь никаких ожиданий, которые смогут в дальнейшем привести лишь к разочарованию и боли. А если она разлюбит его? Если увлечется каким-нибудь смазливым героем квиддича? Вот что он тогда будет делать, а? Нееет… все, что я делаю — я делаю ради своего сына. И когда-нибудь этот неблагодарный щенок еще спасибо мне скажет!»

Взволнованный своими размышлениями, Люциус вздрогнул, когда услышал позади себя хлопок аппарации. Он повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Топпи опустил слегка пошатывающуюся мисс Уизли на ближайший диван и благополучно исчез. Поначалу она вскинула руки, будто пытаясь схватить домовика, а когда поняла, что ничего не получилось, быстро огляделась по сторонам. И сразу же наткнулась взглядом на Люциуса. Глаза ее опасно сузились в прорезях черной маски.

— Будет просто отлично, если у вас, мистер Малфой, найдется убедительное объяснение всему происходящему.

Люциус улыбнулся — ее тон забавлял.

«По-видимому, барышня еще не осознала, в какую попала ситуацию».

— Снимите эту нелепую маску, мисс Уизли, и успокойтесь. Хочу заметить, что в ближайшее время вы все равно никуда не направитесь. И останетесь здесь.

Какое-то мгновение она смотрела на Люциуса, словно бы переваривая информацию, а потом (к его глубочайшему удивлению) громко рассмеялась. Так и не снимая маски. Вместо этого она уселась на диване чуть удобней, глубоко вздохнула и, продолжая хохотать, откинула голову назад.

Что греха таить… Выглядела она, конечно, аппетитно. Отчаянно злясь на самого себя, Люциус почти понимал, почему Драко вожделеет эту… самку. Молодую, красивую, раскованную.

Через несколько минут звуки хохота затихли, и она начала приходить в себя. А подавив несколько последних смешков, смогла наконец выдавить:

— Да-а-а… А я-то все думала, чего это ты притих, Малфой… Знала же ведь, что обязательно замыслишь что-нибудь эдакое.

В ответ Люциус лишь поднял бровь. Его раздражало, что девчонка пребывает в ужасно хорошем настроении. Особенно для той, кого только что похитили.

«Возможно, она еще не поняла, что не сможет присутствовать на собственной свадьбе?»

Молоденькая нахалка же тем временем улыбнулась:

— Приготовься, Люциус. Думаю, сейчас ты окажешься удивленным больше, чем за всю свою богатую событиями жизнь… — самодовольно протянула она и медленно сняла с себя маску.

Чертовка действительно оказалась права: еще никогда он не был ошеломлен настолько. Нет, случалось, конечно, нечто похожее. Ну, например, когда мальчишка Поттер объявил в финальной битве, что Северус был шпионом Дамблдора из любви к его матери, этой Лили Эванс.

«Похожее… Но не настолько!»

Больше же всего добивало то, что улыбка на ее лице становилась все шире и шире, показывая белые идеально ровненькие зубы.

Увидев потрясение на лице своего похитителя, Гермиона почувствовала, как улыбка стала такой широкой, что мышцы лица даже начали побаливать. И, поскольку ошеломленный Люциус продолжал молчать, спросила у него сама:

— Не хотите рассказать, зачем пытались похитить Джинни с ее девичника?

Лишь усилием воли взяв себя в руки, Люциус выдавил:

— Нет, мисс Грейнджер, как-то вот не имею желания.

— Чего так?

— Потому что это абсолютно не ваше дело.

— Ну, знаете ли, с учетом моего теперешнего местонахождения, я бы сказала, что это очень даже мое дело. Исключительно мое, — и когда Люциус ничего не ответил, мягко добавила: — Вы же понимаете, что сейчас ваша жизнь и ваше будущее находятся в моих руках. Правда?

— На вашем месте я бы не проявлял подобную самоуверенность, мисс, — спокойно отозвался Малфой, и его невозмутимость невольно впечатлила Гермиону.

«Вот же черт! Умеет владеть собой, ничего не скажешь. Как же быстро он взял себя в руки…»

— Неужели думаете, что для вас не станет проблемой факт моего похищения?

— И как же вы собираетесь обнародовать столь шокирующую информацию? Тем более что это была ошибка.

— Уж не знаю, послужит ли отговорка «мой домовик схватил не того человека» оправданием от обвинения в похищении людей.

— Ну… так я и не собирался похищать ее, просто хотел побеседовать.

Казалось, Малфой слегка защищается… или старается оправдаться, и это лишний раз убедило Гермиону, что его изначальной целью было именно похищение Джиневры Уизли.

«Господи, но зачем? Не планировал же он убить ее, в самом деле?»

Зная, что на прямой вопрос ответа она, скорее всего, не дождется, Гермиона немного сменила тему:

— Конечно, вы собирались всего лишь побеседовать с Джинни. Именно поэтому я оказалась Мерлин знает где. И без своей палочки.

— Не Мерлин знает где, а в одном из моих охотничьих домиков.

— Где-где?!

«И сколько же у него этих самых «охотничьих домиков», интересно узнать…»

— Если хотите ответ точнее, то мы во Франции.

— Понятно. Что ж… тогда могу ли я получить назад свою палочку?

Щеки Люциуса слегка окрасились румянцем.

— К сожалению, нет.

— Что значит ваше «нет»?

— А что именно вам непонятно?

Начав раздражаться, Гермиона нахмурилась.

— Непонятно, почему я не могу вернуть то, что принадлежит мне!

— Потому что у меня нет вашей палочки.

— Интересно… И где же она?

— У Топпи.

— Так позовите этого вашего Топпи и скажите ему, чтобы принес ее сюда.

— Не могу… — на лице Малфоя мелькнуло что-то похожее на огорчение.

— Что?! Что означает «не можете»?

— Мерлин! Чего вам опять непонятно? Не могу — значит не могу!

Яростно сопротивляясь обуревавшей досаде, а заодно и желанию топнуть ногой, Гермиона насмешливо ответила:

— Мне, знаете ли, как-то вот непонятно, почему вы не можете приказать своему домовому эльфу вернуть мою палочку. Это звучит смешно, и вам это прекрасно известно, мистер Малфой. Как-то не похоже, что ваши домовики приучены говорить «нет» своему хозяину, поскольку вы владеете ими, как собственностью, как вещами. Отвратительно… — она не выдержала и скривилась.

— Ну а я категорически отказываюсь понимать, чего в этом отвратительного, — тут же парировал Люциус. — Поскольку не имею привычки осчастливливать кого-то насильно. Топпи не хочет быть свободным, представьте себе.

— Конечно не хочет. Особенно после того, как ему промыли мозги и убедили в том, что рабство является абсолютно нормальным образом жизни.

— Какие глупости! Не хватало мне еще эльфам мозги промывать. Топпи предпочитает думать, что у него есть дом, семья, место, которым он и принадлежит. Это тоже позиция. Знаете ли…

— Понятно, — решила согласиться Гермиона, оставив щекотливую тему свободы домовиков в пользу более насущной для себя. — Я хочу получить свою палочку, Малфой, и это все, чего я хочу сейчас!

— И повторяю: это невозможно.

— Прекратите лгать! — и, увидев, что Люциус снова собирается что-то возразить, опередила его: — Неважно, я сама позову. Топпи!

Никакой реакции.

— Toппи! — повторила она чуть громче.

— Смею заметить, вы зря сотрясаете воздух, — с усмешкой бросил Малфой, видя, что Гермиона уже открыла рот, собираясь предпринять следующую попытку. — Он все равно не слышит вас.

— Это почему? Вы что, приказали ему игнорировать меня, ну… то есть, я имею в виду — Джинни?

— Нет, я всего лишь приказал установить заклинания, чтобы он не услышал, как кто-то зовет его.

— Но зачем?!

— Затем, чтобы он случайно не появился тут, если вдруг кто-нибудь упомянет его имя.

Гермиона устало вздохнула. Идиотизм ситуации начал утомлять ее.

— Хорошо… Забудем о Топпи. Тогда просто перенесите нас отсюда… ну, не знаю, хотя бы в Малфой-мэнор. А там я уж сама разберусь, где найти свою палочку.

Но Малфой лишь качнул головой.

— И этого не могу. Извините.

— Что-о-о?.. Но почему нет?!

— Потому что защита против аппарации настроена так, чтобы не допустить никакой возможности покинуть это место. Никому, включая меня.

На какое-то время Гермиона потеряла дар речи и просто молчала, уставившись на него, но потом проговорила:

— Ни за что не поверю, что вы собрались прятаться здесь со мной.

— Если помните, я собирался прятаться не с вами.

— Вы имеете в виду… что собирались оказаться здесь с женой своего сына?!

Люциус поморщился.

— Они не женаты, — упрямо поправил он Гермиону.

— Ну да, ну да… они поженятся только через три дня, — она взглянула на часы и поправилась: — То есть, уже через два.

Чтобы сохранить на лице маску привычной бесстрастности, Люциусу пришлось приложить усилия. Ему не верилось, что все пошло настолько… ужасно, настолько неправильно.

«Черт! Черт… черт… черт… Какой же хороший был план. Можно сказать, безупречный. Как только этот болван Топпи мог спутать их?»

— Почему у вас такой цвет волос? — хмуро бросил он Гермионе, глядя на шикарную рыжую гриву.

— Какой такой? — та тоже нахмурилась и слегка коснулась локонов пальцами.

— Красный! У вас же никогда раньше не было рыжей шевелюры.

Она, казалось, слегка колебалась, прежде чем ответить:

— Сегодня вечером у всех нас были рыжие волосы.

— У всех?..

— Да, у всех.

— Но к чему, Мерлина ради, вам всем понадобилось становиться рыжими?

— А что, обязательно нужна причина?

— И вы серьезно думаете, что я поверю в совпадение? И в то, что у всех на вечеринке просто так были рыжие волосы? — иронично хмыкнул Малфой и добавил: — А что насчет маски?

— У всех нас были маски.

— Но почему? Это же нелепо. Никогда не слышал ни о чем подобном.

— Если вам так интересно, то мы знали, что Драко планирует прийти и украсть Джинни с девичника. Поэтому и хотели выглядеть, хотя бы на первый взгляд, похожими на нее. Ну, запутать его слегка. У нас, кстати, и глаза у всех были карие, — пояснила Гермиона.

— Самая бредовая затея, о которой я слышал. Если вы по-настоящему хотели обмануть его, то должны были использовать Оборотное зелье, а не эту глупость с волосами и масками. И, кстати, зачем вы хотели обмануть Драко?

— Да мы не собирались обманывать его всерьез! Я, например, просто покрасила волосы. Это же шутка, мистер Малфой. Чтобы всем было весело. Если бы он в комнате, полной рыжих девушек, с ходу узнал Джинни, прежде чем мы его вытолкали, то заработал бы право украсть невесту с девичника. Ну, а если нет…

— Вы хотите сказать, что весь мой продуманный план рухнул лишь потому, что стайка бестолковых девиц решила подшутить над моим сыном?

— Эм-м… Может, ваш план был не настолько продуман, — многозначительно заметила Гермиона. — Уж коли мы оказались в итоге здесь.

— Ну конечно! А если бы не ваши глупые игры, мой сын не совершил бы самой большой ошибки в своей жизни.

— Ах, конечно, как я могла забыть, это же я во всем виновата, не правда ли? Только теперь мне интересно, как долго мы будем сидеть здесь? Или ваше гениальное коварство предусмотрело еще какой-нибудь план? Резервный. Который поможет нам выбраться отсюда.

— Я не нуждаюсь ни в каких резервных планах! И мой план сработал бы отлично, если б не ваша дурацкая маскировка. Нет из этого дома выхода, нет! Во всяком случае, пока не появится Топпи.

— И когда ожидать это знаменательное событие?

— Он получил инструкции, согласно которым должен вернуться через неделю.

Ошеломленная Гермиона не только вытаращила на него глаза, но даже слегка приоткрыла рот. Правда, потом спохватилась и рот все-таки захлопнула.

— Я должна отсюда уйти, — упрямо проговорила она. — Я не останусь здесь с вами. Тем более что мне нужно вернуться к свадьбе, я одна из подружек…

— Вы не сможете уйти, мисс Грейнджер. Мы в другой стране. А заклинания даже не позволят вам отдалиться от дома, пока Топпи не сбросит их.

— А-а-ах, вот оно что… А если что-нибудь случится с Топпи? Об этом вы подумали?

— Ничего с ним не случится. Мы просто должны как-то пережить эту неделю, вот и все.

— Учтите, Малфой, меня будут искать. И вам это с рук не сойдет.

— Будут, — Люциус послушно кивнул. — Но не найдут. Домик ненаносимый.

— Понятно… Ну что ж, надеюсь, вам удастся насладиться последней неделей собственной свободы, потому что я определенно засажу вас за решетку, как только мы выберемся отсюда.

Он пожал плечами.

— Посмотрим… Можете мечтать сколько угодно, но не забывайте, что у меня есть связи.

От возмущения Гермиона почти задохнулась.

«Ах ты… мерзавец! Значит, ничего в этом мире не изменилось, да? И ты до сих пор отказываешься считать, что жизнь и из меня сделала достаточно грозного противника? Ну ладно… Это мы еще посмотрим».

И не преминула высказать вслух:

— Хочу заметить, что связи у меня тоже есть. Так что, посмотрим, что окажется сильнее — ваши деньги или мое прошлое героини войны.

— А я хочу заметить, что не в ваших интересах делиться со мной своими планами о моем аресте до того, как мы покинем это место. Подумайте, может, именно они и подбросят мне мысль оставить вас здесь навсегда?

К чести Гермионы, она даже не вздрогнула.

— О, нет… Вы прекрасно знаете, что будете одним из первых подозреваемых, если я вдруг исчезну. Добавьте к этому «симпатию» моих друзей лично к вам, их устойчивую популярность в волшебном сообществе, а также упорство в достижении целей — и вам придется осознать, что «оставлять меня здесь навсегда» отнюдь не в ваших интересах. Вам бы лучше потратить следующую неделю на поиски идеи, как выбраться отсюда раньше. Ну, или убедить меня за это время, что не заслуживаете гнить до конца жизни в Азкабане, — она поднялась с дивана. — Ладно, я хочу спать. Можете показать комнату, где я буду жить эту неделю, или мне самой искать?

Тоже поднявшись, Малфой кивком указал в сторону прихожей.

— Пойдемте… Еще никто никогда не упрекал меня в том, что я негостеприимный хозяин.

Утром Гермиона проснулась с легкой головной болью, но, несмотря на это, ее переполняла решимость.

«Уж коли судьба заперла меня здесь с Люциусом Малфоем, было бы неплохо убедить его в неизбежности брака Драко и Джинни. Скорей всего, произойдет одно из двух: либо он смирится с их союзом, либо… ох же… либо я взбешу его настолько, что от ярости он даже сумеет найти выход из этой чертовой ситуации».

Сказать по правде, мисс Грейнджер не могла не испытывать некоторое самодовольство, осознавая, что весь хитроумный план этого знаменитого интригана рухнул именно из-за нее. Ведь если они действительно застряли здесь на ближайшую неделю, то Люциус уже никак не сможет сорвать свадьбу.

«Хорошо еще, что Малфой не догадался появиться прямо на церемонии и в присутствии свидетелей объявить о каких-нибудь юридических обстоятельствах, препятствующих браку. Как это он не подумал о таком финте? Странно…»

Конечно, она была очень разочарована, что сама пропустит торжество, но пыталась утешить себя присутствием на нем главной героини — Джинни. Теперь Гермионе было любопытно, нет ли у Люциуса еще какого-нибудь плана, позволяющего устранить невесту. Она даже решила ненароком поинтересоваться, хотя и не ожидала, что Малфой тут же признается. В конце концов, разве не был этот человек хитрым и скользким злодеем, пусть и не таким законченным, как его бывший патрон?

Приняв утренний душ, Гермиона нашла в шкафу кое-какую женскую одежду. Правда, выбор особого восторга не вызвал: все вещи оказались слишком длинными, поскольку их бывшая владелица (а Гермиона справедливо подозревала, что это — Нарцисса Малфой) была на несколько дюймов выше ее. Хотя, найденные мантии и использованная этой ночью сорочка оказались, по крайней мере, не слишком узкими. Это уже было приятно. Гермиона подвернула рукава и направилась на поиски кухни, где, по ее мнению, домовик оставил хоть какую-нибудь еду.

Войдя, она обнаружила там поедающего завтрак, а заодно и читающего за этим делом Люциуса.

— Доброе утро. Что читаете, если не секрет?

Тот поднял взгляд и, прежде чем ответить, сделал глоток чая.

— Доброе. Не секрет. Это довольно скучный трактат об исцеляющих свойствах белладонны и их применении.

— Если он скучный, то зачем же мучиться? — присев за стол, Гермиона положила себе на тарелку аппетитный круассан.

Малфой пожал плечами.

— Я не знал, что он такой нудный, пока не начал, — он пристально посмотрел на свою незваную гостью и, вытащив из кармана, поставил на стол небольшой флакончик. — Подозреваю, что это вам может оказаться полезным.

Сразу поняв, что Малфой предлагает антипохмельное зелье, Гермиона не стала отказываться, хотя и не обрадовалась его предположениям о необходимости такового. Просто коротко кивнула.

— Спасибо.

Ничего больше не сказав, Люциус вернулся к книге, а она продолжила потягивать чай и тихонечко наблюдала за ним. Однако скоро не удержалась:

— Не знаю, известно вам или нет, но они и в самом деле любят друг друга.

Глянув на нее, Малфой на мгновение задумался.

— Почему вы вообще считаете, что это имеет какое-то значение?

— Хм… а вы почему считаете, что не имеет? Неужели и вправду думаете, что Драко простил бы вас, если б ваш дурацкий план удался?

— Конечно, именно так я и думаю, — флегматично отозвался он и, пока Гермиона прикачивала свой круассан, снова возобновил чтение.

«Ого… Да он и в самом деле, похоже, не знает своего сына. Драко, конечно, может простить обиду, насколько мне известно, но редко. Простил же он меня за ту оплеуху на третьем курсе, когда начал встречаться с Джинни. Хотя… Драко Малфой, думаю, понимал, что получил ее вполне заслуженно. Да и простил лишь после того, как Джинни пригрозила разрывом, если он не сумеет найти способ поладить со всеми ее друзьями и семьей».

Поразмыслив обо всем этом, она продолжила:

— А мы точно говорим об одном и том же Драко? Об избалованном, хитром и смазливом блондинчике, который всегда привык получать все, чего бы не захотел?

— Ну, не так категорично, мисс Грейнджер. Мой сын, конечно, знает, чего хочет, и настойчиво стремится получить это, но у него светлая голова. И интеллектом он не обделен. Так что… если бы я только смог ненадолго разлучить его с этой девушкой, буквально на несколько дней, он вернулся бы на путь истинный.

— Так значит, это и был ваш «грандиозный план»?! Вы собирались заставить Драко обдумать все рационально, взяв в заложники его невесту? — Гермиона покачала головой. — Скажите, неужели вы никогда не видели их вместе?

— Для того чтобы разобраться в их отношениях, мне не нужно видеть Драко и мисс Уизли вместе! Любой мужчина может попасться в ловушку хорошенькой мордашки. А вот когда эта мордашка перестает маячить перед глазами, каждый из нас начинает думать, причем на этот раз головой.

— О, понятно… Знаете, мне, кажется, уже почти жалко вас. Кроме того, конечно, еще жалко не попасть на свадьбу лучшей подруги. Обидно стать заложницей из-за какой-то нелепости.

— Никакая вы не заложница.

— Хорошо. А как бы меня назвали вы?

— Своей гостьей.

— Гость, который при желании не может уйти, не сильно отличается от заложника, не кажется вам?

«Мерлин! Вот же чертовка… Еще чуть-чуть, и она просто достанет меня!» — Люциус ощутил, как начинает закипать, но сдержался, изо всех сил пытаясь сохранить самообладание.

— Разница, мисс Грейнджер, в том, — он угрюмо взглянул на Гермиону, — что, будучи моей заложницей, вы обладали бы меньшими правами, чем я. А сейчас, если заметили, права у нас совершенно одинаковые. И я точно так же не могу покинуть этот дом.

— Ну, знаете ли, и вы сидите здесь тоже не по моей вине. Не я придумала этот дурацкий план, который запер нас в вашем охотничьем домике! Не так ли? — взгляд Малфоя сверкнул уже нескрываемым раздражением, и Гермиона решила слегка пойти на попятную. — Вот что мне, спрашивается, делать тут ближайшие шесть с половиной дней?

— Почитайте что-нибудь. Это должно вам понравиться.

— Ну да… Обязательно понравится. Особенно, если все привезенные книги будут такими же унылыми, как эта, — кивком Гермиона указала на трактат о белладонне. — Вы же и минуты сосредоточиться на ней не можете.

«Ого! А провоцировать-то Малфоя гораздо веселей, чем я думала…» — решила она, увидев, как тот недовольно хмурит брови.

— Я?! Не могу сосредоточиться? Да потому, что не перестаю удивляться вашему бреду.

«Так, еще чуть-чуть, и он точно взорвется. Ну что ж… По крайней мере, ближайшие несколько дней не будут скучными».

— Ладно, давайте посмотрим, чего тут вас есть… — примирительно сказала Гермиона, складывая грязную посуду в раковину. — Надеюсь, вы ее вымоете, потому что у меня, как известно, волшебной палочки не имеется.

— Я. Не мою. Посуду.

— Я тоже не мою ее вручную. Особенно, когда всё, что вам нужно сделать, это взмахнуть палочкой, — она оставила чашку с тарелкой в раковине и направилась в гостиную рассматривать имеющиеся книги.

Люциус был совершенно уверен, что девчонка нарочно провоцирует его, но, даже зная это, почему-то не мог сохранять спокойствие.

«Особенно, когда она болтает всякую чушь! Разве не должна Гермиона Грейнджер вести себя как классический «синий чулок» — спокойно и размерено? Черт! По-видимому, я слишком многого ожидаю от представительницы Гриффиндора…»

Люциус кинул взгляд на скопившуюся в раковине посуду. Признаваться, что понятия не имеет о заклинаниях для ее мытья, очень не хотелось. Нет, понятно, что он всегда мог использовать Скоргифай, но оно могло оказаться для изящного фамильного фарфора несколько грубоватым. Мысленно чертыхнувшись, Малфой понял, что самую малость смущен собственным незнанием.

«Да, но почему это я должен смущаться?! Люди моего положения и не обязаны знать хозяйственные заклинания. И вообще, надеюсь, что она сдастся и вымоет посуду, прежде чем у нас получится выбраться отсюда», — продолжая кипятиться, Люциус отхлебнул чай и задумался о делах своих скорбных, которые, по правде говоря, шли не то чтоб очень…

Уже не в первый раз он страшно жалел, что не может позвать Топпи и наконец-то положить этому фарсу конец. К сожалению, сейчас он начал осознавать, что, собираясь во что бы то ни стало остановить эту свадьбу, подрастерял свой знаменитый здравый смысл.

«Как, спрашивается, могло оказаться в моем плане так много нелепых дыр? И почему я узнаю о них от совершенно посторонних людей, вроде этой Грейнджер?»

Он вспомнил ее комментарии о Драко… Конечно, девчонка была права: сын вырос на редкость избалованным юнцом. Люциус прекрасно понимал это и раньше, особенно когда наблюдал, как нянчится с ним Нарцисса.

«Но ведь Драко — мой сын! И когда-нибудь он опомнится и поймет, почему я так поступил. Да что уж там… Еще спасибо мне скажет! Вот начнет управлять семейным состоянием, женится на подходящей невесте и поймет, что отец не просто так ярился…» — ноздри Малфоя гневно раздулись.

Да… но что будет, если… он откажется от всего этого? — раздался в голове чей-то шепот. — Что, если ты не сможешь соблазнить его семейным состоянием, если он возненавидит тебя и решит отомстить? Ведь он уже сейчас упорно не разговаривает с тобой…

«Бред! Драко любит меня и всегда любил, наверное… Ведь он рос, стремясь быть похожим на своего отца!»

Но вспомнив свое фиаско в конце прошлой войны, от досады Люциус невольно стиснул челюсть. На самом деле отношения с Драко тогда сильно изменились. Иногда Люциусу вообще казалось, что сын не может простить, в какую гнусную трясину втянул он семью, связавшись с Темным Лордом. Понадобилось немало времени, чтобы их отношения действительно наладились. И только после ухода Нарциссы к знаменитому квиддичному игроку (к этому Виктору Краму!) лед между отцом и сыном растаял окончательно.

* * *

Войдя в гостиную, Люциус посмотрел на диван, где вольготно расположилась Гермиона Грейнджер, читающая недавно купленный им трактат по Арифмантике.

— Почему вы так уверены, что Драко не простит меня?

Та ответила, даже не поднимая глаз от страницы:

— Потому что он любит Джинни и сочтет ваш поступок ничем иным, как предательством…

— Ну, знаете ли! Я сделал это лишь для его блага.

— И почему же это именно вы принимаете решение, что для него благо, а что — нет?

— Потому что я его отец!

Все еще сосредоточенно глядя в книгу, Гермиона не преминула подколоть:

— Ну да, ну да… Совсем забыла, что вы — просто идеал родителя. С безупречным послужным списком. Правда?

— Что?! — Малфой даже задохнулся от ярости. — Что вы хотите этим сказать? Я никогда даже не думал причинить вред собственному ребенку! Всё, что я делал — было ради Драко и его будущего.

Наконец-то оторвавшись от книги, Гермиона посмотрела на него.

— По-моему, вы перепутали Драко с Волдемортом. Именно ради него вы делали всё. Я не понимаю, как вы можете утверждать, что не причинили сыну вреда.

— Хорошо… причинил! Но я и вытащил его из этого болота, причем без какого-то серьезного ущерба. А теперь он, между прочим, еще и унаследует огромное состояние вместе с процветающими деловыми связями.

— Однако из-за вас ему поручили убийство Дамблдора!

— Ничего. В конце концов, он же его не совершил.

— Конечно, но только потому, что Снейп сделал это вместо Драко. Кроме того, мы говорим о разных вещах: вы сосредоточены на тех материальных ценностях, что можете ему дать, а я имею в виду нечто нематериальное.

— Да, но именно материальные ценности, как ни странно, больше всего способны обеспечить нашу безопасность. Деньги — это сила и власть, а власть — это иммунитет от множества проблем, с которыми в этой жизни можно столкнуться.

Ничего не отвечая, Гермиона долго рассматривала его, но потом все же отозвалась:

— Ну да… Теперь понятно. Что ж, мне больше нечего сказать, — и вернулась к трактату.

— Что значит это ваше «понятно»? Ну давайте же, озвучьте свою точку зрения! — он вдруг разозлился, что его заставили… заставили словно бы обороняться.

«Вот еще! Да с чего бы это?»

— Просто вы никогда не любили...

— Чушь какая! — фыркнул Малфой. — Конечно, любил.

— Не-е-ет. Если б любили, то поняли, что ничего — ни власть, ни деньги, ни поместья — ничто не заставит Драко отказаться от Джинни Уизли.

— Мерлин! Вы просто смехотворно наивны.

— А вы смехотворно бесчувственны и циничны.

— Я забочусь о своем сыне. Что же в этом бесчувственного и циничного, позвольте узнать?

— То, что вы абсолютно не считаетесь с чувствами самого Драко. Не хотите видеть, чего хочет он. А он хочет Джинни, и всё. Странно, что вы до сих пор не поняли этого.

— Почему это не считаюсь? Я никогда не утверждал, что не допустимо иметь ее. Хочет эту женщину — пусть берет! Зачем жениться-то для этого?

Гермиона демонстративно закатила глаза.

— Что и требовалось доказать. А именно: вашу циничность и бесчувственность.

— Тогда уж, скорее, мой реализм, а не циничность. Ну и какой смысл Драко жениться на ней? Джиневре Уизли нечего предложить моему сыну.

— У нее нет ничего ценного для вас, но, очевидно, есть что-то весьма ценное для Драко.

— Не смешите меня. Просто он думает… хм, не головой, а немного другой частью своего организма.

— Правильно! Он думает сердцем, и вам этого не понять, потому что оно отсутствует у вас в принципе.

Вообще-то Люциус имел в виду совсем даже не сердце, но такое сравнение тоже годилось, и потому не стал спорить.

— Все у меня на месте, мисс Грейнджер. Просто я считаю неразумными чувства, которые в итоге не принесут ничего, кроме неприятностей.

— Еще они принесут счастье. Боюсь только, вам это состояние незнакомо.

— Довольно упреков. Я люблю своего сына.

— По-видимому, недостаточно.

— О, напротив, как раз я люблю его достаточно для того, чтобы предусмотрительно защитить от необдуманных ошибок.

— Да поймите! Он встречается с Джинни больше двух лет, они помолвлены уже полгода. Какие же это ошибки?

— Ошибаетесь. Они не могут встречаться два года. И до этой нелепой помолвки их отношения длились всего несколько месяцев.

— Неужели? Это они вам сказали? Два года, Малфой, и это я знаю точно, потому что их первое свидание состоялось через неделю после двадцать четвертого дня рождения Джинни Уизли.

— С чего бы вам знать?

— С того, что я провела весь следующий после праздника день, вытирая ее слезы от обиды за так и не сделанное Поттером предложение руки и сердца.

— Ага… Значит, она начала встречаться с моим сыном с горя? И Драко для нее всего лишь запасной вариант?

— Не сказать, чтоб с горя… И не сказать, что полюбила Драко сразу же… Но нужно отдать должное вашему сыну: он оказался полон решимости стать для Джинни единственным мужчиной на земле. Это было очень романтично. Джинни отчаянно нуждалась в ком-то, кто твердо знает, чего хочет. В ком-то, кто готов бороться за свою любовь, готов взять на себя обязательства! И Драко выиграл. А Гарри проиграл.

— Глупец! Что, впрочем, очень на него похоже. Вот что он будет делать, если она бросит его, как только Поттер снова покажется на горизонте?

— Послушайте, вы вообще обращаете внимание на то, что я говорю? Гарри несколько раз умолял ее. На коленях умолял, чтобы она вернулась, как это часто бывает. Но Джинни отказалась. Потому что ей больше не нужен Гарри Поттер. Ей нужен Драко Малфой. Они с Драко действительно обожают друг друга...

Забавно, но образ Поттера на коленях заставил Люциуса расплыться в довольной ухмылке, он не мог не радоваться, что его мальчик оказался более убедителен и выиграл в борьбе за желанную самку.

«Пусть я и застрял здесь с Грейнджер, не в силах помешать женитьбе своего сына на неподходящей невесте, все же приятно осознавать, что девчонку он отбил у чертового спасителя нашего мирка…»

Хотя Гермиона и удивилась готовности Малфоя обсуждать с ней эту тему, но его упорство на предмет отношения к этому браку в целом отнюдь не удивляло.

«Ничего… У меня еще есть несколько дней. И Люциусу Малфою придется убедиться, что мое упрямство ничуть не уступает его собственному».

От размышлений ее оторвал Люциус, вернувшийся в гостиную с полным подносом бутербродов. Совсем недавно, несколько минут назад, он вдруг внезапно объявил, что проголодался и посмотрел на Гермиону так, будто ожидал, что ланчем займется именно она. На что та сообщила, что не имеет понятия, где и что лежит, не имеет палочки и, уж конечно, не знает ничего о кулинарных пристрастиях хозяина. Не то чтобы Гермиона и в самом деле готовила бутерброды при помощи волшебства, понятно, что можно было сделать их и вручную, но идти на поводу у Люциуса почему-то не очень хотелось.

Малфой, конечно, сдался не сразу, поначалу попытавшись надавить на нее, что в принципе лишь доказало, насколько плохо он Гермиону знает. Под конец этой пикировки она мило заметила:

— А я-то начала думать, что я и впрямь ваша гостья. Неужели вы всегда, мистер Малфой, заставляете своих гостей заботиться о собственном пропитании?

После этого Люциусу ничего не оставалось, как негромко чертыхнуться и выйти на кухню.

— Что ж… надеюсь, вам нравится сыр «Бри», — заметил он, когда возвратился и поставил перед Гермионой тарелку.

— О-о-о… я просто обожаю его, — восхищенно заверила его Гермиона, прежде чем откусить хороший ломоть сэндвича.

Чувствуя, что Малфой задумчиво наблюдает за ней, она быстренько доела свой бутерброд и вернулась к чтению. Однако углубиться в книгу Люциус ей не дал.

— Почему вы так уверены, что Драко действительно любит Джиневру? — спросил он, даже не позволив Гермионе найти последнее предложение.

— Потому что я и сама не очень верила ему поначалу и все время наблюдала, как они общаются. Их любовь и их тяга друг к другу очевидны для всех, кто умеет думать и анализировать.

— Покажите мне!

— Нет.

— Почему же нет?

— Потому что я вам не доверяю.

— Я имею в виду не Легилименцию, где-то здесь должен быть Омут памяти.

— Нет.

— Да почему «нет»?

— Потому что я до сих пор не доверяю вам.

— И с чем же это связано?

— Ни с чем. Не доверяю и все.

— Можете объяснить, что это означает?

— Могу. Это означает, что я не позволю вам направить на меня свою палочку. Тем более, если б вы действительно хотели узнать, что чувствуют по отношению друг к другу ваш сын и его невеста, то выяснили бы это самостоятельно, проведя с ними какое-то время.

— Значит, не хотите дать мне шанс выяснить это теперь?

— Нет, потому что уверена в вашей предвзятости! Вы просто собираетесь доказать, что я ошибаюсь. Ваш косный разум не примет ненужную вам правду, ну а сердца у вас и вовсе нет, как выяснилось.

— Обещаю, что не буду предвзятым.

— Нет, будете. Сейчас вы пообещаете все что угодно, но, когда дело дойдет до дела, все равно не сможете избавиться от предвзятого отношения к их любви.

— Честное слово. Избавлюсь.

— Все. Разговор окончен. Я ничего не покажу вам.

— Но вы должны.

— Если хорошенько подумаете, то поймете, что я ничего никому не должна.

— Хочу напомнить, однако, что моя волшебная палочка на месте, а ваша нет.

— А я хочу обратить ваше внимание, что в отсутствие палочки не побоюсь защищаться физически. Вы готовы рискнуть своим гордым римским носом? Или какими-то другими, быть может, более чувствительными частями вашего тела?

— Фи… Совсем необязательно быть такой грубой, мисс Грейнджер.

— Вообще-то я говорила о ваших знаменитых волосах. А вот вы, упорно называя меня «мисс Грейнджер», выглядите редким и противным снобом. Меня зовут Гермиона, и уж коли мы застряли тут на целую неделю, то будет логично не убивать друг друга, не калечить и не унижать. И вообще… я готова звать вас Люциусом, — уже вполне миролюбиво закончила она.

Будучи жутко раздраженным от того, что не успел первым предложить ей нечто подобное, Люциус стиснул зубы. Эта чертовка привела его в бешенство, отказавшись поделиться своими воспоминаниями, но и вступать с ней в открытый конфликт, рискуя повредить какие-то части тела (причем, включая волосы и не ограничиваясь ими), ему почему-то не хотелось.

«Вот же… змеища! Нет, понятно, что у меня есть палочка, а у нее нет. Но… черт… я не готов потерять манеры до такой степени, чтобы драться с женщиной, да еще и безоружной», — чувствуя, что возразить ему нечем, Малфой насупился и продолжил жевать бутерброды.

Ситуация, нужно сказать, складывалась безобразная, поскольку вместо того, чтобы тратить время на подкуп Джиневры Уизли, которая в результате этого должна была разорвать помолвку с его сыном, он сидел себе и обедал с Гермионой Грейнджер. И это не говоря уже о том, что вообще оказался запертым в одиноком лесном домишке, выбраться из которого и, соответственно, успеть на эту чертову свадьбу, не представлялось ни малейшей возможности.

Хотя… и в этом Люциус смог себе признаться, если бы не срочность конкретных проблем со свадьбой, он не сильно бы огорчился таким затруднительным положением. В конце концов, наблюдать, как вспыхивают щечки Гермионы Гренджер, как яростно горят ее глаза, как горячится она, пытаясь убедить его в своей правоте, было… откровенно говоря, приятно. И Люциус с удивлением обнаружил, что самая знаменитая грязнокровка современности оказалась интереснейшей спарринг-партнершей. А ведь таких собеседников у него не было уже давно.

«Наверное, с тех пор, как погиб Северус… — мелькнула у Малфоя мысль. Он вдруг подумал, как сильно соскучился по таким вот беседам, пробуждающим и быстроту ума и остроту языка одновременно. — И все-таки… разговорами со старым другом я наслаждался не так сильно…»

Гермиона, будучи увлеченной защитой отношений своей подруги с его сыном, неожиданно заставила Люциуса подумать совсем об ином. Например, способна ли она увлечься… и другими вещами: будут ли так же вспыхивать ее глаза, когда она окажется с любовником?

Покончив с ланчем, Люциус попытался углубиться в книгу, но ничего не получилось. Он упорно пялился в расплывающиеся строчки, на самом же деле пытаясь представить себе, как будет выглядеть эта ведьма, охваченная муками страсти.

На его беду, картинки, нарисованные воображением, оказались столь привлекательными и яркими, что уже скоро он ощутил явное неудобство. Неловко поерзав в кресле, Люциус мысленно ругнулся и заставил себя вернуться к чтению.

На самом деле Гермиона явно ощущала неловкость и даже, пожалуй, стыд, и это ей совершенно не нравилось.

Чувствуя на себе взгляд Малфоя, она упорно делала вид, что не замечает этого. Ей вообще казалось, что на предмет сложившейся ситуации настроен он не так уж и оптимистично, как пытался продемонстрировать. Именно поэтому Гермиона решила взять тайм-аут и немного помолчать, не общаться с ним.

«Как знать… быть может, он запаникует и все-таки найдет какой-нибудь выход из этого дурацкого положения».

И все же она не могла отрицать правды: если уж и довелось застрять с кем-то, то Люциус Малфой, увы, был не самым плохим вариантом.

«Ну, застрять с ним — это значит застрять хоть и в маленьком, но уютном, а главное, комфортабельном домике.

Дальше… С ним достаточно интересно, а иногда даже забавно общаться. Уж чего-чего, но язык у Малфоя всегда был подвешен.

Он красивый мужик, чего уж скрывать.

О-о-о… это что же такое я только что подумала, а?!

Нет! Нет, нет и нет. Я не могла даже мысленно сказать, что Люциус красив! — заверила саму себя Гермиона и снова уткнулась в книгу. Что не помешало уже через мгновение опять начать спорить с собой. — А почему, собственно, и нет? Объективно говоря, смотреть на него весьма приятно. Правда, это не означает, что меня влечет к нему. Ни за что! Как такая мысль вообще могла прийти мне в голову? Это же Люциус Малфой. И он, по определению, должен ненавидеть меня».

Разозлившись на этот раз всерьез, Гермиона принципиально вернулась к книге, от которой уже спустя минуту ее оторвал голос Малфоя.

— Мне скучно, — вдруг объявил он.

— И ради чего, спрашивается, вы сообщаете мне об этом?

— Потому что вижу, что вам тоже надоело читать.

— Вот как… А я совсем этого не вижу, — заупрямилась Гермиона, не желая признавать его правоту. — Я читаю.

— Мы должны что-нибудь делать, — продолжал настаивать Люциус. — Я не смогу читать следующие шесть дней.

— О, об этом вы должны были подумать раньше. Еще до того, как похитили меня, — строго отрезала, изо всех сил пытаясь не засмеяться.

Малфой лишь пожал плечами.

— Да я, собственно говоря, намеревался провести эту неделю, убеждая мисс Уизли отправиться в приятное, долгое и, конечно же, полностью оплаченное кругосветное путешествие. А книги привез сюда на всякий случай, чтоб было, чем заняться, когда она уснет.

Гермиона не смогла сдержать насмешливое фырканье.

— Должна заметить, что вы вообще не знаете Джинни. Она бы провела здесь целых шесть дней, пока вы сами не попросили ее выйти замуж за Драко. А если бы не попросили, то превратила б вашу жизнь в ад.

— Меня не так легко переубедить, — нахмурился Люциус. — И, кажется, вы забыли, что я уже был женат. А Нарцисса знала каждый фокус в книге под названием «Как управлять мужчиной».

И Гермионе послышалось в его голосе неприкрытое восхищение.

— Что, в вашем сердце до сих пор пылает пламя любви к бывшей жене? — сочувственно поинтересовалась она.

— Чего?! Мерлин, конечно, нет! Теперь она госпожа Крам, вот пусть этот герой квидичча и нянчится с ее постоянным недовольством.

Не очень-то веря Люциусу, Гермиона позволила себе скептический взгляд в его сторону. Правда, всего лишь на мгновение, а потом снова начала гнуть свою линию:

— Хочу сообщить, что Джинни Уизли всегда предельно решительна, когда ей это нужно, и предельно скрытна, опять же в случае необходимости. Поймите, она выросла с немалым количеством старших братьев, поэтому противоборство с мужчинами для нее нечто само собой разумеющееся. Нужно сказать, вам еще крупно повезло с тем, что похитили меня, а не Джинни.

Люциус пристально посмотрел на нее.

— Я тоже начинаю думать, что в итоге мне, как обычно, повезло.

Внезапно почувствовав, как звук его голоса будто скользит по коже, будто дотрагивается, заставляя бежать по ней тысячи мурашек, Гермиона вздрогнула. И, не желая показывать Малфою собственное волнение, взяла книгу и ничего не ответила.

Но еще не успела найти место, на котором остановилась, как снова услышала голос:

— Нам нужно что-нибудь придумать, чтобы развлечь себя.

«Ой, мамочки… Это… мое богатое воображение, или и впрямь обычно ровный тон Люциуса Малфоя прозвучал как-то… хрипло и глухо?»

Да и сам Люциус оказался весьма заинтригован, увидев внезапно покрасневшие щеки Гермионы.

«Ого… а вот это очень странно… И что же такого пошлого я сказал, что она покраснела? Черт! Еще не хватало ненароком использовать какое-нибудь магловское клише. Но что… если мисс Грейнджер не испытывает ко мне такой уж сильной ненависти? Интересно, как бы это выяснить...»

И внезапно вдохновленный, он предложил:

— Давайте сыграем в шахматы.

— О, нет. Ненавижу шахматы.

— Почему?

— Ну, если вам так интересно, потому что Рональд просто невыносим, когда побеждает, и еще менее выносим, когда проигрывает.

— Хорошо, что насчет Подрывного дурака? Если, конечно, я смогу найти здесь колоду.

— Тоже не люблю. И по той же причине.

Люциус подумал, что, по-видимому, этому идиоту Уизли удалось отвратить ее от всех волшебных игр.

— Ладно. Тогда научите меня какой-нибудь магловской игре.

— Честно сказать, ничего не могу придумать, — настороженно посмотрела на него Гермиона, словно опасаясь, что он предлагает нечто… из категории сексуальных игр.

«Нет, я бы, может, и не сильно возражала против таких забав, особенно, если б он сам заговорил об этом, но… черт, как неловко-то…»

Мятущиеся мысли снова остановил голос Люциуса:

— Несколько лет назад Северус научил меня играть в покер. Вы играете?

— Эм-м… Боюсь, что нет.

— Ничего страшного, зато я неплохо помню правила и смогу научить вас, — продолжал убеждать Гермиону Люциус.

— Уговорили, согласна, а то, думаю, в покое вы меня не оставите, — нахмурилась Гермиона, и Люциус подумал, что она не выглядит такой уж несчастной, как должна была, если б ей действительно не нравилась его идея. Отложив книгу, она уточнила: — Чего используем, чтобы превратить в карты?

Обрадованный ее сговорчивостью Люциус быстренько преобразил стопку пергаментов в колоду игральных карт и принялся их перетасовывать.

— Итак, предлагаю сыграть семикарточный стад.

— Семикарточный стад?

— Да, это относительно простая разновидность покера. Каждый игрок получает по семь карт в течение нескольких ставок, пять из которых должны будут составить самую сильную комбинацию. В покере их называют «руками».

— Тогда мне нужен список и пояснения значений этих «рук» в порядке убывания силы.

Взмахнув палочкой, Люциус предоставил ей требуемое.

— Что-нибудь еще, моя прекрасная леди?

— Конечно. Мы не определились со ставками. Вы упомянули, что их будет несколько.

— Хм-м-м… — Люциус сделал вид, что задумался, хотя, конечно же, уже знал, на что именно хотел бы сыграть.

«В конце концов, разве не сказал я ей, что нам придется найти себе на эти несколько дней какие-нибудь занятия? Хотя… может, не следует начинать столь прямолинейно. Кто знает, насколько легкомысленна мисс Грейнджер…»

И предложил нечто абсолютно нейтральное:

— Как насчет денег?

— Угу. Обязательно, — тон Гермионы казался суше песка в пустыне. — Я прямо мечтаю рискнуть честно заработанными деньгами и проиграть все свои активы человеку, который может купить четверть Британии. Особенно с учетом того, что вообще ни разу не играла в эту игру.

— Возможно, не все, что у вас есть… а только частично… — возразил Люциус, блуждая взглядом по активам, особенно интересующим его в настоящий момент. Он сделал вид, что не замечает искорки, вспыхнувшей в глазах Гермионы, которую она, впрочем, тут же притушила.

«Вот, значит, как… Ну что ж… если я правильно разыграю свои карты (а по-другому, конечно же, и быть не может), то в ближайшие несколько дней нам точно будет чем заняться. И не сомневаюсь, что произойдет это исключительно по обоюдному желанию».

Поэтому, подбавив в голос мягких бархатистых ноток, предложил:

— Мы не будем играть на галлеоны. Думаю, ставка в несколько кнатов гораздо уместней. Во всяком случае, пока вы сами не решите повысить ее.

— А… так значит, потом мы сможем… пересмотреть ставку, я правильно поняла?

— Конечно. Если захотите. Но, должен заметить, что покер смотрится намного интересней и забавней, когда играют не просто на деньги, а на… что-нибудь другое.

— Пожалуй, звучит заманчиво, — оживленно согласилась Гермиона. — Давайте немного поиграем на кнаты, а там посмотрим.

Люциусу едва удалось сдержать ухмылку.

«Хм-м… А вот это, по-моему, уже совсем неплохо!»

Наблюдая за Люциусом, Гермиона думала о том, зачем ему это все понадобилось. Нет, понятно, что Малфою, прежде всего, хотелось развеять скуку, да и сама Гермиона не сильно возражала против игры в покер. Но ведь была же еще какая-то причина. Должна была быть!

«Мда… Он явно ничего не знает о маглах, если верит, что я совершенно не знакома с азартными играми. Да все магловские дети играют в них. Ставки, правда, невелики — зубочистки, шпильки или пенни. Но опыт кое-какой все равно имеется», — Гермиона мысленно усмехнулась.

Может быть, ей не хватало практики, но разобраться в теории покера оказалось достаточно просто. И она с некоторым самодовольством вспомнила, как в детстве на самом деле чаще выигрывала, чем проигрывала. Поэтому как-то раз ей даже довелось целый год не тратиться на шпильки. Что, с учетом густоты волос, о чем-то говорило. Вот и теперь, решив сразиться с Малфоем в покер, Гермиона ознакомилась с правилами и решила, что уж точно в грязь лицом не ударит.

«В конце концов, на войне мне уже приходилось соображать быстро и четко».

С выражением самого серьезного внимания она посмотрела на свои карты, а затем на список «рук». И пробормотала словно бы про себя:

— Хм-м… Вот эти три побьют… — и чуть громче, уже обращаясь к Люциусу: — Хорошо, я ставлю два кната.

Они играли в течение следующего получаса, во время которого Гермиона убедилась, что блефует она ужасно и выигрывает только тогда, когда ей приходят достаточно сильные «руки». Проще говоря, когда победа обусловлена чистой удачей. Она внимательно наблюдала за Люциусом, опасаясь, что тот начнет жульничать, но ничего подозрительного не заметила.

«Отлично. Разумеется, его многолетние убеждения сами по себе уже повод для моих подозрений. Хотя… ну какие у него могут быть ко мне претензии, как к партнерше по карточной игре? То, что я женщина? Или гриффиндорка? Или то, что маглорожденная? — и все же она с удовольствием отмечала, что ведет себя Малфой предельно корректно и правил не нарушает. — Ну что ж, значит, ему придется убедиться, что маглорожденные гриффиндорки могут быть достойными противницами в покер».

Она все ждала, когда же он предложит увеличить ставки — Гермиона была почти уверена, что это произойдет очень и очень скоро — но Люциус молчал. Казалось, он тоже чего-то ждал. И ей стало интересно, чего же именно.

Но, когда Гермиона случайно выиграла несколько «рук» подряд, Малфой наконец воскликнул:

— Вот! Теперь вы все поняли, — и искренне, по-доброму улыбнулся ее успеху. — Возможно, нам пора изменить ставки… Но нет, вероятно, вы еще не готовы. Хотя, игра могла бы стать намного интересней…

— Люциус, я не вижу возможности изменить ставки так, чтобы это было интересно и мне и вам. Вы же понимаете, что любая сумма, интересная для вас, наверняка вызовет приступ паники у меня. Давайте лучше продолжим с кнатами. Или вы хотите остановиться? Что, уже заскучали?

— О, нет, дорогая Гермиона. Сказать по правде, я готов по-прежнему играть на жалкие кнаты, поскольку это все равно интересней, чем вернуться к молчанию и самокопанию.

— Уж не знаю, я самокопанием не занималась. Да и вообще, кажется, мы оба просто книги читали.

— Ну да… Вот у меня глаза и устали. Знаете ли, освещение здесь как-то не очень…

Его объяснение прозвучало такой глупой ложью, что Гермиона чуть не расхохоталась. Да комната была просто заполнена светом! Они сидели в удивительно яркой и веселой гостиной с большими окнами, тоже, кстати, способствующими проникновению солнечных лучей. Гермиона решила подколоть его и поинтересовалась с преувеличенной мягкостью:

— Неужели вы уже считаете себя слишком старым, чтобы долго читать?

И снова чуть не прыснула со смеху, увидев, как яростно вспыхнул Люциус.

— Конечно же нет! Просто мне всегда казалось, что о своем зрении человек должен заботиться, независимо от возраста.

— Извините. Я совсем не хотела обидеть вас, — с лукавой скромностью попросила прощения Гермиона.

— Ничего страшного. Так что же, дальше будем играть или говорить?

— О, а это еще одно правило покера: запрет на разговоры?

Этот вопрос Люциус вообще проигнорировал.

— В любом случае, нам необязательно играть лишь на деньги. Можно в качестве ставок использовать множество других вещей.

— И каких же?

— Ну, можно сыграть на выполнение каких-то бытовых обязанностей. Например, приготовление ланча или мытье посуды.

Гермиона скорчила недовольную рожицу.

— Вот спасибо! Это будет «очень» справедливо, особенно, если у вас есть волшебная палочка, а у меня нет.

— Хорошо, согласен… А как насчет продолжения играть на кнаты, и кто больше выиграет, тот по окончанию всех партий получит приз?

— Это было бы прекрасно, но как мы решим, когда это самое окончание наконец наступит? Ведь один из нас всегда захочет отыграться.

— Тогда…

И Гермиона почти увидела, как завертелись в его голове мысленные колесики. Казалось, теперь Люциус решил рискнуть и предложить в качестве ставки то, что и впрямь было ему очень и очень интересно.

— Я слышал, маглы иногда играют на предметы своей одежды… То есть, я хотел сказать, на раздевание. Но, боюсь, что вас не могут заинтересовать подобные хулиганства.

Гермиона немного помолчала, пока Малфой, затаив дыхание, прислушивался к ее молчанию.

— Полагаю, мы тоже могли бы использовать это как ставки... При условии, что пообещаете вести себя по-джентльменски. И я хочу, чтобы вы поклялись какой-нибудь страшной клятвой, что никогда и никому не покажете своих воспоминаний о нашей игре.

«Черт! Она согласилась! Да я готов принести любую клятву», — обрадовано подумал Люциус, и глаза его невольно сверкнули.

— Легко, дорогая Гермиона. Клянусь Мерлином, у меня немало пороков, но я все-таки джентльмен.

Прошло около двух часов, спустя которые Люциус начал думать, что судьба беспощадно и нагло обманула его. Поскольку к этому времени остался лишь в брюках и фамильном перстне Малфоев, который не снимал более тридцати лет, с тех самых пор, как надел его после смерти отца.

«Честно говоря, если я проиграю еще одну «руку», то мисс Грейнджер вполне может оставить меня практически голым. Поскольку, как по мне, то лучше снять штаны, а не фамильный перстень».

На Гермионе же тем временем оставались еще несколько предметов одежды — несколько проигранных «рук» она вообще отделывалась шпильками из пучка волос, против которых Люциус яростно возмущался, но поделать ничего не мог. Это вопиющее количество шпилек было особенно обидно на фоне того, что со своих волос ему довелось снять лишь всегдашнюю черную ленту — одну единственную! И вообще… насмешка судьбы заключалась в том, что сегодня на Гермионе в принципе было надето больше: и одежды, и каких-то аксессуаров. Чему Люциус, обрадованный ее согласием, поначалу не придал никакого значения.

«И совершил тем самым большущую ошибку, идиот!» — слегка расстроено подумал он, убедившись, что Гермиона успешно блефует уже третий раз за последние полчаса.

Тем не менее, всё было не так плохо. Нет, понятно, что он начинал игру, ожидая в самое ближайшее время, увидеть Гермиону Грейнджер обнаженной. Ну, или полуобнаженной. Кстати, эти заманчивые картинки до сих пор нет-нет да и мелькали в воображении. Но до чего же приятней оказалось другое: видеть, как вспыхивают ее глаза, как расширяются зрачки, как нервно вздрагивают ноздри в том случае, когда раздеваться приходилось ему. Пару раз Люциусу даже казалось, что она дезориентируется в собственных картах.

«А еще дыхание у нее становится хриплым и тяжелым…»

Люциус тихонько наблюдал, как Гермиона покусывает нижнюю губу, рассматривая пришедшие карты, и вдруг болезненно сморщился. Образ самого себя, зализывающего ее ранку, отчетливо отозвался в паху.

«Так… Кольцо точно станет следующим».

Однако, эту «руку» он, к счастью, выиграл: его роял-флеш побил ее стрит. Казалось, Гермиона задумалась над тем, что снимать с себя теперь и, наконец, расстегнула блузку, надетую утром под старенькую мантию Нарциссы. Поначалу, когда Люциус увидел, что под мантией на Гермионе еще и полноценный магловский костюм (юбка и блузка), он не поверил своим глазам.

«Разве не должно ей быть ужасно жарко под всеми этими слоями?»

Чего уж там… Самому ему было чертовски жарко, несмотря на почти полное отсутствие одежды. И, скорее всего, потому, что не получалось отвести глаз от кружевного черного лифчика, облегающего ее небольшую, но довольно соблазнительную грудь. Предатель-пах напрягся еще сильнее.

«Скажите на милость… Кто бы мог подумать, что этого книжного червя такой тонкий вкус в выборе нижнего белья?» — теперь Люциусу стало безумно любопытно, какие же у нее трусики.

С трудом сглотнув и пытаясь утихомирить непокорный член, он сильно пожалел, что обещал оставаться джентльменом. А когда Гермиона вернулась на свое место, то даже задался вопросом, насколько широко может трактоваться понятие этого самого «джентльменства». Конечно, при условии, что он не собирается делать ничего, на что не дала разрешения дама.

Снимая блузку, Гермиона чувствовала на себе обжигающий взгляд Малфоя и внезапно поняла, насколько ужасно просчиталась, согласившись сыграть с ним в стрип-покер.

«Я же всего-навсего хотела немножко развлечься, заставив Люциуса раздеться. Особенно, если б сама осталась одетой. Ну… может, еще надеялась немного уменьшить его знаменитое высокомерие. А что? Такой щелчок по «малфоевскому» эго…»

Но теперь, увидев в его глазах вожделение, скрыть которое Люциус даже не пытался, она почувствовала, как внутри тоже начинает разгораться приятное пламя. Прикусив нижнюю губу, Гермиона пыталась понять, чего же на самом деле хочет.

«Чего-чего? Непонятно что ли? Нужно срочно прекратить эту искушающую игру. Если, конечно, я… не хочу чего-то еще…»

А ты перепрыгни к нему через стол и посмотри, что произойдет! — предательски предложил внутренний голос.

«Странно, и почему эта идея не кажется мне такой уж плохой? — подумала она, краем сознания, конечно же, понимая, что идея-то не просто плохая, а очень плохая. — Вот! А может быть, попросить его сделать перерыв? Мы же можем прерваться на чай… или даже на обед. Потому что… в любом случае игра близится к концу, на Люциусе уже остались только брюки и фамильный перстень, если он вообще решит снять его».

Пребывая в легком замешательстве, Гермиона прокручивала в голове разные варианты, в то время как игра становилась все более и более напряженной. Теперь они уже почти не говорили друг с другом, и тишина, царящая в маленькой гостиной, только усиливала это напряжение. Она словно бы натягивала между Люциусом и Гермионой какой-то невидимый провод с пробегающими по нему зарядами.

Малфой сделал следующую раздачу.

«Что ж… будет жаль останавливаться теперь, когда мы уже зашли так далеко… Возможно, это не совсем честно, но, черт возьми, я же не собираюсь брать ее силой!»

Эту раздачу Гермиона выиграла. Откровенно говоря, она не знала, разочарована или нет, когда Люциус снял свое кольцо, проиграв трем ее девяткам. Как ни странно, смотреть на его оголенный палец казалось более интимным, чем на какие-то другие части тела, открывшиеся ей раньше.

Окончательно запутавшись в этих неясных будоражащих мыслях, Гермиона проиграла следующую «руку». У нее не осталось выбора, кроме как снять юбку и остаться в лифчике и трусиках. Что она и сделала, польщено заметив при этом, как дернулся кадык пристально глядящего на нее Малфоя. Гермионе вдруг стало приятно, что на ней действительно красивое белье. Одно пугало — от его взгляда трусики стремительно становились влажными.

И еще… она отчаянно сопротивлялась желанию перепрыгнуть через низенький столик, за которым они играли.

Началась следующая раздача.

Уставившись на последнюю полученную карту, Люциус изо всех сил пытался скрыть шок. Вторая пришедшая десятка сделала его обладателем каре. То есть лучшей комбинации в покере после стрит-флеша. И, конечно же, одной из лучших «рук», что приходили ему за сегодняшний день. Понятно, что теоретически имелась возможность наличия у мисс Грейнджер каких-нибудь сильных карт, но шансы выиграть эту раздачу однозначно были в пользу Малфоя. А мысль, что уже скоро он сможет увидеть ее голые соски (если, конечно, ему не помешает что-то вроде стрит-флеша или роял-флеша) почти сводила с ума, заставляя голову кружиться, словно у обуреваемого гормонами юнца. Призвав на помощь все свое хваленое самообладание, Люциус едва удержался, чтобы не облизнуться в ожидании такого восхитительного зрелища.

Он понимал, что следует быть осторожным и не переусердствовать с реакцией на полученную «руку». Люциусу совершенно не хотелось, чтобы соперница заподозрила что-то. Поэтому он вновь сосредоточил внимание на том, что жаждал увидеть: опустил глаза на покрытые кружевом полушария груди и удовлетворенно заметил напрягшиеся маленькие соски. Чтобы не показаться вопиюще наглым, Люциус даже позволил себе несколько мгновений побродить взглядом по гладкой коже ее живота, пока не достиг полоски крошечных, непрактичных, но великолепных в своей откровенности трусиков.

Эрекция стала почти болезненной. Малфой едва обращал внимание на игру и почти не помнил, как прошли финальные раунды ставок.

Но вот Гермиона с трудом сглотнула и хрипло произнесла:

— Колл.

Что в их случае означало долгожданное «Конец раздачи».

Люциус открыл карты.

— Каре, — довольно произнес он и удивленно заметил легкую улыбку на лице Гермионы.

— Стрит-флеш, — еще более довольно отозвалась она, переворачивая шестерку, семерку, восьмерку, девятку и туз одной масти. У нее оказалась комбинация, которую Малфой откровенно не ждал, считая ее слишком маловероятной.

Понимая, что карты его биты, Люциус медленно поднялся и потянулся к поясу брюк. По крайней мере, ему не нужно было беспокоиться по поводу внешнего вида. Люциус знал, что нравится женщинам, и даже слегка гордился тем, как прекрасно выглядит для своего возраста. Встретившись глазами с Гермионой, он увидел, что та внимательно смотрит на него и еле заметно облизывает губы.

Малфой начал медленно опускать брюки, осторожно ослабив их в области напрягшегося члена.

— Мне нужен… чай. Я ужасно хочу пить! — Гермиона внезапно вскочила на ноги: — А вы? Вам принести чашку чаю?

Если бы Люциус не боялся обидеть ее, то точно бы рассмеялся над таким забавным волнением, впрочем, казавшимся ему совершенно очаровательным. Она уже мчалась мимо, когда Люциус мягко схватил ее за запястье.

— Ты уверена, что хочешь чаю? — и продолжил, не дождавшись от тяжело дышащей Гермионы ответа: — Может… — он провел пальцем по пульсирующему запястью, — тебе нужно что-то другое?

Люциус поднял ее руку к губам и тихонько коснулся… как раз там, где бешено билась жилка. А потом дотронулся еще и языком. Еле слышно застонав, Гермиона вырвалась, но, прежде чем он успел отреагировать, схватила за шею, дернула на себя и жадно впилась поцелуем в губы.

Несколько минут спустя она отстранилась, чтобы произнести лишь:

— Еще…

И Малфой обрадовано украл еще один поцелуй, прежде чем снова позволить ей заговорить.

— Не останавливайся…

Этот полустон продолжил еще один длинный поцелуй. И еще один. В то время как руки их неустанно блуждали по крепко прижимающимся друг к другу телам.

— Но я все равно не доверяю тебе.

— Знаю…

Люциус аппарировал их в спальню, и ближайшие несколько часов в небольшом охотничьем домике, расположенном где-то во Франции, не прозвучало ни одной мало-мальски внятной и согласованной фразы.

* * *

Прошло больше суток, когда Гермиона проснулась от жуткого голода. Она вяло потянулась, с удовольствием ощущая приятную боль в мышцах. Стоит заметить, в несколько измученных за последние часы мышцах. Особенно после длительного (почти многолетнего) бездействия, чего уж… Ну, да это неважно.

Потянувшись, Гермиона слегка толкнула в бок лежащего рядом Люциуса.

— Я проголодалась, — сообщила она и, повернувшись на бок, прижалась губами к мочке его уха.

— Тебе прекрасно известно, где в этом доме находится кухня, — пробормотал Малфой, однако, ладонь его сползла на аппетитную ягодицу Гермионы и мягко сжала. — У меня сил нет двинуться с места. Ты же полностью измотала меня своими ненасытными требованиями, женщина. Мне нужно отдохнуть.

— Тебе нужно поесть, — поправила его Гермиона. — И не думаю, что из всех присутствующих ненасытной можно назвать именно меня. Точнее, даже совсем не меня. Я, между прочим, никому не мешала, лежала себе на диванчике и книжку читала, пока ты не искусил меня, не соблазнил и не заставил заниматься самым настоящим развратом.

— О-о… ну конечно! Все именно так и было, — послушно согласился Люциус, отводя копну каштановых волос в сторону, чтобы получить доступ к одному местечку на ее шее, от прикосновений к которому (как было выяснено опытным путем) Гермиона всегда начинала таять.

Увы… столь содержательный диалог остался незаконченным по причине громкого треска аппарации, раздавшегося в соседней комнате.

— Отец! Где ты, сукин сын?! Что ты сделал с Грейнджер?

И прежде, чем оба смогли осознать происходящее, дверь распахнулась. В небольшой спальне, где двое в постели уставились на человека, стоящего в двери, и наоборот, воцарилась изумленная тишина.

А потом раздался возмущенный голос Драко Малфоя:

— Это что… шутка такая, да? — он покачал головой. — Слушай, Грейнджер, я думал, что у тебя со вкусом… хм-м-м… не так все ужасно.

Люциус открыл было рот, чтобы ответить ему, но Драко не дал отцу такой возможности.

— Все! Отпуск окончен. Нам нужно срочно выдвигаться назад в Британию. Мне и так потребовалось почти два дня и целая куча угроз подарить одежду, прежде, чем этот болван Топпи рассказал мне, где вы находитесь, и отменил охранные заклинания. И сделал я это исключительно потому, что Джинни ужасно беспокоилась о твоей судьбе, Грейнджер. Она даже отказалась выходить замуж, пока мы не найдем тебя. Нет, мы, конечно, не скажем ей, какими немыслимыми вещами ты занималась здесь, но учти — свадьба через два часа. И лучше б тебе на нее не опаздывать.

Люциус снова хотел что-то сказать, но сын опять перебил его:

— Что касается тебя, папа… Ты можешь прийти на нашу свадьбу и поприветствовать Джинни как еще одного члена своей семьи. Заметь, поприветствовать с улыбкой и в лучших традициях приличного общества. Или можешь не приходить… Но в этом случае должен будешь смириться с тем, что никогда не увидишь собственных внуков. Которых мы, кстати, собираемся нарожать в количестве игроков команды для квиддича. Выбор остается исключительно за тобой…

Ждать ответа возмущенно раздувающего ноздри отца Драко, конечно же, не стал. Он вышел из комнаты, бросив напоследок через плечо:

— Одевайтесь. Топпи собрал всю нужную одежду. Если вы не будете готовы через сорок пять минут, мне придется аппарировать вас прямо на торжество, независимо от того, во что вы одеты.

После обмена быстрыми и шокированными взглядами Люциус с Гермионой поднялись с кровати и помчались в ванную. Наверное, не стоит упоминать, что готовы они оказались гораздо быстрее, чем прошли сорок пять минут, отпущенные Драко.

* * *

Четыре часа спустя свадебный прием был уже в самом разгаре. Джинни и Драко оба сияли от счастья, а Гермиона наконец-то почувствовала облегчение и была крайне рада, что все-таки не пропустила свадьбу лучшей подруги. Сделав из своего бокала еще глоток, она пробежалась взглядом по толпе веселящихся гостей, гадая, куда исчез старший Малфой.

И в этот момент над ухом раздался приглушенный голос:

— Не подарите ли мне танец, мисс Грейнджер?

Гермиона обернулась, чтобы увидеть стоящего у себя за спиной Люциуса. И машинально отметила, что в строгом темно-синем костюме смотрится тот, прямо сказать, изумительно. Слегка улыбнувшись, она протянула ему руку.

— Знаешь, это все равно ничего не меняет, я по-прежнему не доверяю тебе.

— О-о… это мне известно, — отозвался тот, уже кружа ее в туре вальса. — Просто хотел уточнить: не присоединишься ко мне для того, чтобы попробовать десерт?

— Десерт?

— Ну да… Я же так и не накормил тебя завтраком. Поэтому, самое меньшее, чем могу загладить свою вину, это угостить десертом.

Гермиона негромко рассмеялась.

— А десертом ты собираешься угощать где — у себя или у меня?

— Да какая разница… Однако, хочу напомнить, что у нас еще осталось целых четыре дня, которые мы так и не израсходовали в том охотничьем домике.

Теперь ее смех прозвучал громче.

— Боже мой, четыре дня… Звучит… очень заманчиво!