Честный договор, или Меньшее зло (джен)

— Леонардо! — чуть приоткрыв дверь, громким шепотом позвала Эйприл. Немного подождала и столь же тихо переспросила: — Ты спишь?

Так и не дождавшись ответа, девушка, оглянувшись на кого-то за спиной, виновато пожала плечами и закрыла дверь. Еле слышные звуки шагов отдалились, а потом и вовсе стихли.

В полумраке комнаты Леонардо открыл глаза. Нет, он не спал, да даже если бы такое и случилось, голос подруги легко вывел бы из дремы: сон у Леонардо всегда был чутким. Но нет, сейчас ему просто не хотелось никого видеть, хотелось остаться наедине с собой — и лидер избрал самую простую и беспроигрышную тактику. И пусть лекарство Донни подействовало далеко не так, как рассчитывал юный целитель, оно дало Лео прекрасную возможность укрыться в своей комнате, подальше от чужих глаз.

Нет, конечно, он не был затворником и регулярно встречался с друзьями, приходящими его навестить (братьев можно не считать, столько раз за день приходилось пересекаться). И, конечно, был рад их видеть и старательно делал вид, что верит их словам о том, что намного лучше выглядит и вообще герой дня (последняя реплика принадлежала Кейси, и сомневаться в ее искренности не приходилось). Что уже идет на поправку и скоро всем покажет класс.

На краткие мгновения удавалось даже поверить в это самому… панцирь, ну, почему не дольше? Почему каждый раз такая вспышка воодушевления быстро, неуловимо сменялась апатией, видеть которой не должен никто. Он сильный, он обязательно справится — но, черт возьми, как же трудно было сохранить лицо, не выдать сомнений и слабости, которые, к великому стыду Лео, посещали его довольно часто. Гораздо чаще, чем хотелось бы. И в эти мгновения он старался уединиться, а постепенно — словно бы привык, большую часть времени проводя в своей комнате, для остальных же делая вид, что спит. Тем более правдоподобно, что со сном проблемы действительно были, а от снотворного Дона Леонардо частенько чувствовал себя вялым и заторможенным.

На этот раз он затаил дыхание и даже зажмурился. Леонардо был наслышан о паранормальных способностях подруги, но не знал, как далеко простираются ее возможности. А вдруг Эйприл уже и видеть в темноте без фонарика может? Лучше уж перестраховаться.

Кажется, все. Тяжело выдохнув, Леонардо откинулся на спину. Довольно осторожно и аккуратно, стараясь не тревожить раны, хотя обыкновенно жесткое, почти спартанское ложе его — старенький потрепанный диван — сейчас было усыпано всем, что только ни нашлось в логове мягкого: подушки, матрацы, пледы… Майки притащил даже любимого мишку, уверяя, что брату будет с ним веселее и не так одиноко. Лео сильно подозревал, что братья и учитель пожертвовали собственным удобством, отдав ему все, что у них было, и горячо воспротивился такой жертве… сразу же, как только оказался способен на активный протест. И лишь когда, в знак доказательства обратного, Раф с ворчанием притащил показать оставшееся у них, наконец сдался.

Но даже на такой поистине королевской (на взгляд Лео) постели засыпать и сейчас было непросто, проснуться зато — легче легкого, стоило лишь перевернуться на бок. По все той же злополучной причине, будь она неладна!

Вспомнив о ней, Леонардо нахмурился. И, осторожно перекатившись на бок, приподнялся на локте и коснулся перебинтованных коленей. Со времени травмы и операции прошел целый месяц, но лишь пять дней назад Донателло рискнул снять гипсовые лонгеты с ног брата… для того лишь, чтобы сразу же обмотать их эластичным бинтом, разрешив снимать его лишь на время сна или отдыха. Передвигаться так казалось лидеру ненамного удобнее, чем в гипсе, не говоря уж о том, что подняться без посторонней помощи было и вовсе невозможно, что для самодостаточного и привыкшего скорее помогать, чем принимать помощь Леонардо было довольно тяжело. Как раз на этот случай на тумбочке у дивана лежал че-фон, который за дни болезни он почти возненавидел.

Но и это можно было перетерпеть. В конце концов, чего не сделаешь ради выздоровления? Тем более, Донни клятвенно пообещал, что уж если не полноценно тренироваться, то ходить Леонардо сможет довольно скоро. Не уточнил только, насколько — а ведь понятие это, всем известно, растяжимое. Сейчас, в вынужденной неподвижности, время тянулось со скоростью очень ленивой улитки, и изменения к лучшему если и были, то пока не ощущались. А как же мучительно осознавать себя обузой, не способной ни на что! Когда же, наконец, будет иначе?

И будет ли? От одной мысли Леонардо ощутил стылый сквозняк под панцирем. Которому совершенно неоткуда было взяться в закрытой комнате, тем более, под землей. Что, если он так никогда и не сумеет восстановиться? Лишь передвигаться, медленно и неуклюже, шаркая и припадая на левую ногу (благодаря попытке Лео хоть как-то увернуться, сильнее досталось именно ей, хотя должно было оказаться наоборот). И уже никогда, никогда больше не сможет ни тренироваться, не пробежать по крышам, вдыхая свежий вечерний воздух, ни помочь братьям в очередной заварушке. И узнать, как же там у Караи, неизвестность ее положения угнетала. Неужели ее он тоже никогда больше не увидит? Последнее казалось особенно невыносимым. «Никогда больше»… Какое страшное, жестокое слово.

Горло перехватило спазмом, и Леонардо торопливо, нервными дергаными движениями распутал узлы повязки. Да, навряд ли за прошедший день что-то изменилось, но вдруг? Вдруг случилось чудо, и он сможет хоть чуть больше, чем вчера? Разве он так многого просит?

Леонардо аккуратно отложил в сторону бинты, рассчитывая завязать их потом как было, прежде чем успеет заметить бдительный «лекарь». Правда, Дон разрешил понемногу разрабатывать травму, пока что — лишь осторожно сгибая — каждую по очереди — ногу в колене, насколько получится, помогая себе руками. И за прошедшие дни результаты были более чем скромными — несколько дюймов. Да и те дались с большим трудом, чем все тренировки, вместе взятые.

Правда, сутки со времени последней попытки не прошли (Донни советовал выдерживать именно такую паузу), но в том ли беда? Почти сутки тоже считаются. Да и совет — не требование, соблюдать не так обязательно. Не умрет, чай, от пары-то часов.

Лео осторожно вытянул ноги, старательно отводя в сторону взгляд: за прошедшее время шрамы от ран и швов успели затянуться, но зрелище все равно было не из приятных. Явно не для поднятия духа. Наклонившись, насколько позволил панцирь, обхватил ладонями колено и медленно, как можно плавнее и осторожнее, начал сгибать ногу, временами морщась.

Дойдя до предела, за которым некомфортные ощущения сменялись уже отчетливой болью, Леонардо замер. Несколько секунд сидел неподвижно, глубоко размеренно дыша, а затем сделал последнее усилие. Даровавшее ему один дюйм сверх вчерашней нормы — вместе с болезненным уколом в мышцах. Всего-навсего дюйм!

Кажется, он все же не сдержал возглас то ли боли, то ли разочарования. Чем иначе можно объяснить, что Рафаэль, зная, что брат спит (а уж Эйприл обязательно оповестила об этом всех), рискнул-таки зайти? Нет, брат никогда не придавал большого значения чужому личному пространству и мог запросто ввалиться, если вдруг считал это необходимым. Но сейчас, чувствуя себя косвенно виновным в травме Лео (хотя была ли она, та вина?), больше прочих пекся о его покое, не подпуская близко любопытного Майки. Отчего же сейчас?..

— Панцирь, лидер, ты че творишь-то? — Рафаэль быстро пересек комнату (от его ожогов остались лишь едва заметная хромота и запекшиеся корочки) и, перехватив руки Лео, грубовато оттолкнул.

Тот медленно выдохнул: казалось, что немудреное упражнение выпило все силы без исключения.

— Дон разрешил мне, — проговорил он медленно, но с толикой упрямства. — Сказал, что мне уже можно… пора восстанавливаться.

— Восстанавливаться, блин, а не калечиться еще больше, — раздраженно рыкнул Раф, усаживаясь рядом. Резко наклонился вперед, сверля брата сердитым взглядом. — Он че тебе сказал? Чтобы никакой боли. Я и то помню.

— Так мне и не больно, — вяло пытался протестовать Лео, уже чувствуя, что это бесполезно.

— Оно и видно, — в эти слова Рафаэль вложил весь свойственный ему сарказм, окинул брата внимательным взглядом, не упуская ни одной детали: ни покрытого испариной лба Лео, ни мелко дрожащих пальцев, не сбившегося дыхания. Тот ничего не ответил

— Слушай, если ты продолжишь в том же духе, я велю Донни снова наложить тебе гипс. Или вовсе привязать к кровати, — угрожающе продолжил забияка, затем резко вцепился в плечи брата и сильно встряхнул его. — Чего ради это геройство? Вот это все? Кому ты что докажешь?

— Ты не поймешь, — тихо проговорил Леонардо. Однако Рафаэль услышал — и понял на свой лад.

— Да как не понять, — ворчливо отозвался он и хлопнул ладонью по некогда обожженной голени. — Знаю, чай, как погано быть слабаком. Только это не выход. Так ты только испортишь все, а не вернешься в форму… Дон, ну, скажи хоть ты.

Последние слова были обращены к Донателло, который, заслышав разговор, тоже решился зайти, узнать, в чем дело.

— Что за шум, а драки нету? — он бросил мимоходом взгляд на Лео и сразу все понял. — Уже тренируешься? Молодец! И как результаты?

Рафаэль раздраженно рыкнул. Ну как так? И вот это называется помощь? Нет, чтобы поддержать… Но ничего не успел сказать, когда Леонардо отозвался тусклым голосом:

— Девять дюймов.

— А вчера было восемь. Уже прогресс, — удовлетворенно кивнул Дон. — Твоя задача на завтра, — он помедлил, делая драматичную паузу, — удержать этот результат, не делая его выше.

Леонардо удивленно моргнул, непонимающе уставившись на брата. Рафаэль на миг тоже растерялся, но быстро сообразил и довольно ухмыльнулся.

— Для наилучшего восстановления процесс его должен быть медленным, — пояснил Донателло тоном заправского профессора, поднимая палец кверху. — Только тогда он закрепится мышечной памятью. В общем, Лео, говоря попросту, — перешел он на обычный тон, — постарайся следующие два-три дня не повышать планку, как бы тебе ни хотелось.

— Слышал? — толкнул его в плечо Рафаэль. — А я тебе чего говорил? Нынче я за старшего.

Он снова широко улыбнулся и показал кулак Майки, который только зашел — и уже с порога готов был броситься к старшему «с телячьими нежностями», как презрительно называл иногда их Раф.

Леонардо покорно кивнул, зевнул, не сумев удержаться. Заметив это, Донателло поспешил покинуть его, прихватив с собой Майки и напомнив Рафу не задерживаться надолго.

— Крепись, бро, — хлопнул он по плечу старшего. И, видя, как тот погрустнел, нерешительно добавил: — Я знаю, что тебя беспокоит. Но так ты ей не поможешь. Ты нужен ей здоровым, Лео. Нам всем.

И, не сдерживаясь больше, крепко обнял брата. Леонардо сдавленно охнул, но ответил объятьем на объятье. Это же Раф, он ничего не делает наполовину. Зато от всей души.

— Знать бы, что с ней сейчас, — задумчиво пробормотал он.

— Узнаем, — уверенно заявил Раф. — Обязательно. Ты, главное, поправляйся. И спи побольше, — добавил он, сильным толчком укладывая старшего на спину.

Тот слабо улыбнулся, но протестовать не решился. Должно быть, лекарство Дона и правда подействовало. А может — и вернее всего — не только оно.