Где любят нас - лишь там очаг родимый (джен)

Никогда не иди назад. Возвращаться нет уже смысла. Даже если там те же глаза, в которых тонули мысли.

Даже если тянет туда, где ещё всё было так мило, не иди ты туда никогда, забудь навсегда, что было.

Те же люди в прошлом живут, что любить обещали всегда. Если вспомнил ты это — забудь, не иди ты туда никогда.

Не верь им, они — чужие. Ведь когда-то ушли от тебя. Они веру в душе убили, в любовь, в людей и в себя.

Живи просто тем, что живешь и хоть жизнь похожа на ад, смотри только вперед, никогда не иди назад.

© Омар Хайям

Ты поднимаешь глаза к небу

Со всеми этими вопросами в голове.

Все, что тебе нужно, — это услышать

Голос своего сердца.

В мире, наполненном болью,

Кто-то зовет тебя по имени.

Почему бы нам не сделать это на самом деле?

Может, я, может, ты…

© Scorpions — Maybe I, maybe you

— Да, мам, хорошо, я поняла. Да. Нет. Ага. И я тебя, — Прим закончила разговаривать с матерью по телефону и вернулась на кухню к напряженной Гермионе и спокойным Китнисс и Питу.

— О чем говорили? — спросила брюнетка, делая глоток чая.

— Да в общем-то ни о чем, она сказала, что завтра вечером приедет, — пожала плечами блондинка и поставила чайник на плиту.

— Кхм, я думаю, что мне лучше не показываться ей, — кашлянула гриффиндорка, привлекая к себе внимание.

— Что? Почему это?

— Я все равно уйду, Китнисс, ей не надо знать, что ее дочь жива, иначе она меня точно не отпустит, — горячо возразила Грейнджер.

Победительница вздохнула:

— Ты все-таки не оставила эту идею.

— Мне в любом случае надо это сделать. И никто меня не сможет остановить. Но я не хочу причинять столько боли твоей матери, Китнисс.

— Нашей матери, — поправила сестру встрявшая в разговор Примроуз.

— Нашей, да.

— Хорошо. И что же ты предлагаешь? — устало спросила охотница.

— Мм… прятаться в доме не выйдет, да?

— Конечно, нет! Она почти все время тут находится, заметит, что мы носим тебе еду, услышит, когда ты душ будешь принимать, — ответила Прим.

— Хмм… тогда у меня остается только один вариант.

— Какой? — подозрительно спросила Китнисс и с прищуром взглянула на близняшку.

— Лес, — развела руками Гермиона.

— Что?! Нет, точно нет! — решительно сказала брюнетка и грозно сверкнула глазами.

— На меня это не подействует, даже не надейся, — спокойно ответила шатенка. — Сама подумай, меня там никто не найдет, туда никто не ходит — все боятся, охотиться я умею, а жить… ты сама говорила, что вы с Гейлом находили там какой-то заброшенный домик.

— Но он заброшенный, Гермиона, и крыша протекает! А по ночам там холодно!

— Ну так ведь не вся крыша там прохудилась, буду костры разводить.

— Нет, этот вариант мы отметаем!

— Хорошо, какие тогда у тебя есть идеи? — сложила руки на груди ведьма и откинулась на стуле назад, сверля взглядом упрямую сестру. Та не пожелала ей уступить в этом поединке и ответила тем же серьезным взором.

— Эм… а, может, Гермиона поживет у меня? — робко предложил Пит и тут же смутился, когда на него одновременно обратились три пары изумленных глаз.

— Что?

— Что?!

— Что?

Как можно было уже понять, второе высказывание принадлежало Китнисс, поскольку и Прим, и Гермиона отреагировали на это предложение вполне спокойно.

— У меня много свободного места в доме, я выделю любую комнату, которую ты захочешь, гостей у меня не бывает — единственной гостьей была ты, Гермиона, так что у меня тебе будет безопасно.

— Ты уверен? Я не помешаю тебе?

— Что?! Ты серьезно? — шокированно воскликнула брюнетка, но на помощь Грейнджер подоспела Прим:

— Китнисс, сама подумай, это самый лучший вариант — у нас ей нельзя оставаться, в лес ты ее не пускаешь, к Хеймитчу — значит все рассказать, а никто, вроде как, подобным желанием не горит, так что Пит — это единственный и хороший выбор.

— Ну не знаю… — проворчала победительница и снова тяжело вздохнула. — Ты уверена?

— А у меня есть выбор? Пит, спасибо, но все-таки спрошу еще раз…

— Все в порядке, Гермиона, — парень мягко улыбнулся. — Я один живу, а так хоть мне не скучно будет.

— Смотри сам, хотя я думаю, что ты через пару деньков сам меня выгонишь.

— Почему это?

— Я занудная и иногда наглая, — фыркнула девушка.

— Ну, в таком случае мы точно уживемся, — усмехнулся юноша.

* * *

— Так, будь там аккуратна, осторожна, никуда не ходи, ешь хорошо, мы тебя будет навещать…

— Боже, Китнисс, ты напоминаешь сейчас мне мамочку, — закатила глаза Гермиона.

— Ну, я же волнуюсь за тебя!

— Китнисс, я с Питом буду жить, а не с Малфоем! — воскликнула шатенка и забрала из рук сестры сумку с вещами. — А что так много-то?

— Ты же должна во что-то одеваться!

— Ох, Мерлин, хорошо-хорошо, все, я пошла, а вам уже пора идти на вокзал.

Проводив Грейнджер до дверей дома Мелларка, где их уже встречал хозяин, Прим и Китнисс отправились ждать мать на вокзал, перед этим выразительно взглянув на блондина — мол, если что, мы следим. Правда, в основном так смотрела старшая сестра, младшая относилась к этому более спокойно и пыталась сохранять нейтралитет.

Пит с ведьмой переглянулись и вместе закатили глаза, после парень отправил гостью в дом, а сам посмотрел по сторонам — главное, чтобы никто не увидел, иначе могут возникнуть ненужные вопросы — что за девица поселилась у победителя, учитывая тот факт, что он до безумия влюблен в Огненную девушку.

— Можешь выбрать любую комнату.

— Ты так говоришь, будто у тебя их здесь тысяча.

— Ну, не тысяча, но несколько свободных есть.

— Хорошо, давай вот эту, — волшебница показала на дверь в самом конце коридора, напротив его спальни.

Пекарь согласно кивнул и никак не прокомментировал ее выбор — в конце концов, она все-таки девушка, и вполне понятно и естественно, почему она не хочет жить в комнате рядом с комнатой парня.

Правда, Пит был не совсем прав — главной причиной столь отдаленного местонахождения стало не стеснение перед юношей, а кошмары гостьи. Гермиона понимала, что своими криками она не то, что его, она весь Дистрикт может перебудить. Именно поэтому она считала своим долгом находиться как можно дальше от людей — ее кошмары это ее кошмары, и ей не следует никого в это впутывать, достаточно того, что она сама вязнет в этой трясине ужасов уже долгое время. Если уж тонуть, то одной, а не тянуть за собой остальных, невинных людей.

В доме сестры она не особо прикрывалась, потому что знала, что у двойняшки такие же проблемы, и они обе кричат по ночам. Здесь же парень этого не знал и, скорее всего, даже не догадывался, вряд ли охотница рассказала бы ему об этом, потому было лучше скрывать свои плохие сны.

По идее, идеальным решением этого стало бы заклинание, уменьшающее громкость голоса, но вдруг оно исчезнет среди ночи? Вдруг у нее не получится держать его всю ночь? Однако попробовать стоило, и девушка решила хотя бы попытаться сегодня его использовать.

К тому же она заметила, что чем больше использует заклинаний и чем больше они ее истощают, тем больше восстанавливается ее уровень магии. Теперь она работала по принципу выжать из себя все соки, чтобы становиться сильнее, чем она есть сейчас.

Это было сложно, но вполне реально.

— Смотри, вот шкаф, можешь занимать все полки.

— У меня не так много вещей, Пит.

Парень улыбнулся и пожал плечами:

— Ну, я на всякий случай говорю. Давай пока я заправлю кровать.

— Я и сама могу это сделать.

— Ты все-таки моя гостья, — возразил белокурый юноша и достал постельное белье.

Волшебница хмыкнула, но ничего не ответила, она только взяла наволочку и начала продевать в нее подушку.

— Мерлин, как же я ненавижу эти пододеяльники, — пропыхтела гриффиндорка, запихивая одеяло в ткань.

Мелларк засмеялся и принялся помогать девушке:

— Да уж, я тоже. Мама наказывала так часто, знала, что я не люблю это делать.

— Ты один в семье?

— Нет, у меня два старших брата.

Рука Грейнджер немного дернулась, и шатенка на секунду вспомнила своего брата — высокого и статного красавца, вечно равнодушного и ледяного.

— И… какие у вас отношения? — она очень надеялась на то, что голос не дрожал, когда спрашивала об этом.

Она понимала, что это может быть запретной темой, и сейчас она ведет себя чересчур нагло и раскованно, но ничего не могла с собой поделать — ей до жути, до зубного скрежета хотелось услышать, что именно связывает братьев, какие отношения у них в семье.

Быть может, они, шутя, дерутся, подкалывают друг друга, рассказывают тайны и хранят их, прикрывают спины… Ей бы хотелось, чтобы все было именно так, прямо как в ее мечтах — настоящая семья, любящая, крепкая дружба между братьями.

Все-таки этот Пит хороший человек, добрый, отзывчивый, и попал на Игры. А теперь живет тут один, да еще и влюблен до безумия в ее сестру, причем безответно.

Пока.

По крайней мере, девушка так думала.

Она видела те рассеянные взгляды, которые бросала брюнетка на победителя, думая, что на нее никто не смотрит. Девушка еще сама ничего не понимала, но шатенка была уверена в том, что в будущем Китнисс будет с ним. И она будет счастлива. Он хороший. С таким любая бы была счастлива.

Чего не скажешь о Хоторне — вот уж где проблема. И ведьма не завидовала той девушке, которая в него влюбится — ничего прекрасного от этого ждать не следует. Она знала такой тип парней — как говорят, поматросит и бросит. И повезет, если ребенка не сделает.

А если да? Куда потом идти бедной девочке с маленьким ребенком на руках? Тут замуж точно не возьмут. Если в мире Гермионы такие браки еще создавались, то здесь нет. В этом Дистрикте, да и вообще в мире, женились и выходили замуж только раз. По любви или нет, это неважно. Главное, что только один раз.

А «испорченных» и подавно никто брать не будет — кто ж такую захочет и полюбит? Все это было очень странно и глупо, по мнению волшебницы, но это все-таки имело место быть.

Да, худо же придется той, которая полюбит его. Хотя девушка была уверена, что в него весь Дистрикт влюблен — по крайней мере, во внешность уж точно.

Он сам вряд ли захочет серьезных отношений — такое не для него, он считает себя выше этого.

— Мм, сложные, — уклончиво ответил Пит и тут же сменил тему:

— Так, ну вроде с постелью мы справились, я пока пойду чайник поставлю, а ты располагайся здесь, хорошо?

Гермиона почти не слышала его — сейчас она была поглощена мыслями о Греге.

Где он, как он, что с ним? Она знала только, что он жив. И все.

Она не знала почему, но каким-то образом она чувствовала это, почему-то ощущала. Если бы с ним что-то случилось, она бы сразу поняла.

Но внутри было пусто и глухо — ничего. И все-таки это был неплохой знак.

Отсутствие новостей — тоже хорошие новости.

Девушка тяжело вздохнула и прикрыла глаза, прикоснувшись к вискам дрожащими руками.

Она знала саму себя — стоит ей хоть немного окунуться мыслями в прошлое, и оно поглотит ее, затащит в свой мрак, и выбраться оттуда будет очень непросто. Поэтому ей надо было отвлечься, что-то сделать, чтобы не думать об этом, загнать все поглубже, настолько глубоко, насколько она сможет.

И волшебница разложила свои немногочисленные вещи, положила палочку в карман штанов — она не могла с собой ничего поделать, всего лишь еще одна мера предосторожности, она попросту боялась ходить без защиты, ходить без палочки было словно ходить голой, — и спустилась вниз.

— Тебе помочь?

— Нет, спасибо, я уже все сделал, — улыбнулся Пит и поставил чашки на стол.

— Ты особо не волнуйся, я тебе сильно не помешаю. Из комнаты выходить особо не буду, а вообще основное время я думала проводить в лесу, и еще я тут подумала, как отблагодарить тебя за помощь — я могу убираться по дому и готовить, правда, учти, что это не будут кулинарные шедевры, — быстро затараторила девушка, боясь, что ее сейчас перебьют.

— Стоп, подожди, что? — нахмурился парень и немного откинулся назад на стуле. — Что ты несешь, какая еще готовка и благодарность?

— Самая обычная, я не так много всего умею готовить, но популярные блюда своего мира вполне могу сделать, — невозмутимо ответила ведьма, крутя чашку с чаем в руках.

— Гермиона, ты не должна этого делать, я же ничего особенного не сделал…

— Как это — не сделал? Ты фактически приютил меня у себя!

— Ты — моя гостья, так что не выдумывай ничего.

Грейнджер поерзала на стуле и передернула плечами, но потом все-таки снова открыла рот:

— Ну, я так не могу, Пит!

— Боже, хорошо, — вздохнул победитель, сжав виски пальцами. — Давай тогда готовить по очереди, ладно?

Шатенка в ответ просияла и немного улыбнулась, радостная, что смогла его уговорить.

Затем она повернула голову в сторону окна и замерла, тут же напрягшись. Пекарь заметил ее тут же изменившееся состояние и посмотрел на улицу — у дома Эвердин стояли две девушки и помогали светловолосой женщине с ее сумками. Китнисс то и дело нервно поглядывала на здание напротив, в то время как Прим спокойно открывала ключом дверь.

— Это она? — неожиданно хриплым и тихим голосом поинтересовалась девушка, вжавшись в спинку стула и откинув голову назад, чтобы ее не было видно в окне.

— Да, это ваша мама, — кивнул парень.

— Она красивая, — шепотом произнесла Гермиона, завороженная внешностью женщины — стройная фигура, мягкие черты лица, длинные светлые волосы, завязанные в пучок. Через секунду девушка встрепенулась и повернулась к внимательно следящему за ней собеседнику:

— Прим очень похожа на нее. У них очень странная внешность для места, в котором они живут. Они ведь раньше жили в Шлаке, верно? Там все как на подбор — смуглые, сероглазые и темноволосые.

— Это связано с тем, что ваша мама раньше жила в Городе, а потом сбежала с шахтером и поселилась в Шлаке, вот и все, — пожал плечами юноша.

Она качнула головой в знак согласия и понимания и больше не поворачивалась к окну.

Незачем ей туда смотреть. Не надо.

Это долгожданная встреча семьи, воссоединение близких, по какому праву она туда смотрит? Она не имеет подобных прав.

Все это не для нее. Она чужая здесь.

Ей не надо смотреть на то, как радостно и любяще эта женщина смотрит на своих дочерей, как ласково проводит рукой по их волосам, как она прижимает их к себе, словно боится, что они вот-вот исчезнут.

Это зрелище не для Гермионы.

Ей казалось, что, смотря на эту встречу, она видит что-то сокровенное, личное, такое, что не показывают публике. Поэтому она отвернулась.

Зачем смотреть туда и надеяться? А, собственно, на что? На что она могла надеяться?

На то, что у нее самой когда-то такое будет?

Но ведь это ложь.

Этого не будет.

Родители мертвы.

А эта женщина… она никогда не узнает, что в Двенадцатом Дистрикте появилась на время, а потом снова исчезла ее пропавшая на шесть лет дочь.

Не к чему ей знать это. Смысл? Чтобы она потом снова замкнулась в себе? Снова страдала?

Она думает, что ее дочь мертва. Что ж, пусть думает так и дальше.

Китнисс и Прим будут молчать, девушка была в них уверена. Да и в Пите тоже.

Гейл? Ну, этот персонаж мог что-нибудь ляпнуть, не подумав. Но девушка надеялась, что эти двое вряд ли пересекутся в ближайшее время, а она успеет ему все объяснить, чтобы он не наделал глупостей.

Глухая боль пронзила все ее нутро, стоило ей подумать обо всем этом.

Боже!

У них есть семья. У девочек есть мать. У Гейла целый набор — мама, младшие братья и сестра. У Пита — родители и два брата.

У нее же нет никого.

Ни родителей, ни брата.

Только горький пепел воспоминаний, каких-то обрывков, летающих в ее душе и время от времени вонзающихся копьями прямо ей в сердце.

Друзья… она не знает теперь, есть ли они у нее. До всего, что было, она считала своими друзьями Рона, Гарри и Джинни. Сейчас же…

Она не знает. Что с ними? А Гарри вообще теперь ее ненавидит. Рон, скорее всего, тоже, чисто из мужской солидарности. Джинни… она ее ненавидит, потому что Гермиона виновата в боли Гарри.

Эвердины…

Как вообще такое получилось, что она так быстро привязалась к ним? Она же так старалась быть подальше, быть грубой, чтобы они оставили свои попытки расшевелить ее.

Она не могла сказать, что они стали ей самыми близкими и родными за такой короткий срок — две с лишним недели, — но… то, что теперь они ей не чужие, это точно. Особенно после того, как Китнисс ринулась искать их с Прим, несмотря ни на что.

Даже Хоторн. А ведь он вообще терпеть ее не мог.

Насчет Пита она вообще особо не сомневалась — такой открытый и искренний парень, постоянно смотрящий с теплотой.

Правда, сейчас, когда Гермиона видела эту встречу за окном, этот немой диалог светящихся счастьем женщин показал ей обратную сторону медали.

Они счастливы и без нее. Потому что она — лишняя деталь в этом полотне восторга и радости. Ее вообще здесь не должно быть. Она — ошибка. Вот и все.

Получается, что… она одна. Одна на всем свете. Сражается один на один с нелюдимым и жестоким здешним миром, который так и норовит вытолкнуть ее за пределы своей вселенной. А рядом — никого, кто мог бы ей помочь, встать бблизко и протянуть руку.

Только она одна на пустынной и сухой земле, простирающейся на долгие мили вперед и запечатывающей наглухо все проблески надежды. Только она одна, отчаянно борющаяся со своими внутренними демонами, пожирающими ее день за днем, топящими ее в своем болоте страданий и ненависти к себе.

Она задыхается от этой боли в сердце. И никого, никого нет, кто одним словом или взглядом смог бы вселить в нее веры и силы.

И что же ей делать?

Вернуться однозначно надо. Ей надо попросить прощения у Гарри, потому что она не сможет так жить дальше. И даже если он ее не простит, а, скорее всего, так оно и будет, она останется рядом, если он позволит.

Все-таки она помнит — она же должна ему кое-что отдать. Долг Жизни. На том далеком первом курсе, когда он спас ее от тролля.

Если Гарри будет сильно ее ненавидеть, ну что ж… в таком случае она будет присматривать за ним издалека и все равно защищать. Она приложит все силы, чтобы помочь ему победить Волан-де-Морта и, если потребуется, отдаст свою жизнь. За Гарри — однозначно, таким образом она отплатит свой Долг.

За Джинни, Рона или Невилла — естественно. Все-таки она дружила с ними.

За кого-то другого, кто будет сражаться на их стороне — без всякого сомнения. Разумеется, так оно и будет.

Теперь, когда девушка подумала и поразмышляла, она вдруг неожиданно поняла одну вещь, стрелой вонзившуюся в нее и расколовшую ее насквозь — она умрет.

В любом случае, при любом раскладе, ей не выжить. Она все равно погибнет. Вот почему она не сможет сюда вернуться, чтобы начать жизнь заново.

Гермиона посмотрела на небольшой сад, раскинувшийся перед домом пекаря, и приложила ледяную ладонь к груди.

Все верно. Да. Так будет правильно.

У нее еще остались люди, ради которых она еще сможет что-то сделать. Она может умереть ради них.

Она может умереть ради Гарри. Так она хотя бы отчасти попытается искупить свою вину перед ним. И, если ей все равно не выжить, так почему бы не сделать это ради кого-то, кто когда-то был готов сделать то же самое ради нее самой?

Воодушевившись неожиданно приобретенным решением, волшебница расслабленно выдохнула, отпуская напряжение, накопившееся в ней за эти долгие минуты.

Эвердины… она поняла, что девочки уже готовы отпустить ее в другой мир на помощь друзьям, но они, видимо, надеются, что однажды она вернется обратно.

Что ж, она не будет обманывать их ожиданий — вернуться назад она не сможет, потому что мертвые не возвращаются, но сделать кое-что другое да, это можно. Она сможет написать письмо и прислать его вместе с колдографией, мол, простите, но я не смогла найти выход к вам. Могу отправлять только письма. Я счастлива. Да. У меня все в порядке. Все кончено, и я снова могу жить.

* * *

Пока Пит возился в своем саду, выкапывал грядки и что-то сажал, Гермиона начала прибираться по дому — подмела комнаты, вымыла полы и сейчас проходила мокрой тряпкой по тумбочкам, шкафам и подоконникам.

Как-никак, а он все же оставил ее у себя, и она должна была хоть как-то его отблагодарить за проявленную доброту и щедрость. Готовка была само собой разумеющейся, но девушка решила к этому прибавить и уборку.

Да и разум быстро разгонялся и очищался от мыслей, то и дело лезущих в голову.

И ей надо было попасть в библиотеку, это было важно.

Правда, сделать это было довольно сложновато — судя по всему, люди здесь знали друг друга практически в лицо, почти всех. Да она особо вроде и не поменялась со времен детства, все те же непослушные волосы и те же черты лица.

Это означало, что у нее только одна попытка все провернуть и два варианта событий — либо придется проникать ночью, чтобы никто ее не увидел, но в таком случае ей надо будет воспользоваться магией — здесь по ночам дежурят эти миротворцы, и ее могут засечь. А если засекут, проблемы могут быть не только у нее, но и у этих идиотов, которые вздумают за нее заступиться. Да и камеры там наверняка тоже есть.

Либо — второй вариант — ей надо как-то изменить свою внешность. Вопрос теперь состоит в том, как именно это сделать? Оборотное Зелье? И под чьей личностью она соберется все это делать? Она опять же навлечет беду на этого человека, который ни о чем даже подозревать не будет.

Да и где она возьмет ингредиенты?

Ну хорошо, к примеру, водоросли, спорыш, пиявок и златоглазок она здесь найдет. Но вот где ей взять растертый рог двурога?! Или шкуру бумсланга?

Мордред, да эта змея вообще в тропической Африке водится! Даже если Гермионе повезет, и она отыщет здесь бумсланга, то двурога она точно не найдет!

Это волшебное существо, которое не живет в этих краях, в этом маггловском мире.

Мантии-невидимки у нее нет, так же, как и нет возможности использовать самотрансфигурацию человека в другого человека.

Дезиллюминационные чары? Тоже не подходит, они изучаются, насколько она знает, на шестом или седьмом курсе. Она, конечно, просматривала учебники за следующие года, но она их только просматривала. И делала пометки в своем ежедневнике, на что ей следует обратить внимание и что следует выучить. Чары невидимости были в этом списке, но она не думала, что они могут понадобиться ей так скоро.

В противном случае Грейнджер обязательно бы их изучила, а сейчас уже поздно. Значит, надо искать другие варианты. Или воспользоваться теми, которые она знает. Рискованными, но…

Все-таки она гриффиндорка. Правильная, но гриффиндорка. И годы дружбы и общения с мальчишками внесли определенные коррективы в ее жизненные планы и личные убеждения, что нередко сказывалось на ее внутренних конфликтах с самой собой. Смелость была качеством, приобретенным со временем — как тут можно оставаться трусихой и прятать голову в песок, когда чуть ли не каждый день ты встречаешься то с трехголовыми собаками, то с оборотнями или горными троллями. Смелость тут не помешает.

Так что рисковать она умела и делала это довольно неплохо, можно даже сказать хорошо. Да и врать со временем она тоже научилась, хотя совесть грызла ее не переставая.

Девушка провела мокрой тряпкой по кухонному столу и выпрямилась, выгибаясь в спине и слушая хруст позвонков, чувствуя, как расслабляются затекшие мышцы. Шатенка немного поморщилась, потирая рукой чуть ноющую поясницу, и перевела несколько затуманенный взор на окно — мутность объяснялась наплывшими воспоминаниями.

И тут же протрезвела. Мигом.

Глаза широко распахнулись, а рот приоткрылся.

Грейнджер застыла на месте, не смея двигаться, вглядываясь в охреневший взгляд серых глаз напротив.

Упс. Упсик.

Твою мать…

А ты-то здесь что делаешь?!

Какого черта ты вообще сюда пришел?!

Что вообще здесь забыл?!

Внутренний голос сразу подсказал, что именно этот персонаж здесь забыл.

Ну, конечно же — подруга-то тут.

Вот только теперь вырисовывается вопрос — какого тогда собственно он прохаживается прямо под окнами ненавистного ему Мелларка?

Девушка сглотнула и прочистила горло. Посмотрела на потолок и снова на окно.

Нет, похоже, что не показалось — охреневшие глаза все еще были здесь, правда, теперь там был вопросище огромными буквами — ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?

Ну или какой-нибудь другой вопрос, который цензура не пропускает.

Гермиона нервно растянула губы в улыбке — что стоишь-то? Иди дальше давай.

Внезапная мысль холодом пронеслась по коже, выпуская целый табун мурашек и нехорошего предчувствия.

Он же не успел еще?..

Он же еще не сходил к Эвердинам, верно?

Не успел, да?

Офигевший взгляд сменился чем-то странным, губы сжались в тонкую полоску, а их обладатель отвернулся и пошел прочь от окна.

Она закусила губу и резко оттолкнулась руками от стола, бросаясь из кухни в коридор, а оттуда уже почти на улицу.

Гриффиндорка приоткрыла дверь и мельком глянула на дом напротив — вроде никого нет, и никто не смотрит.

— Хоторн! — шикнула девушка в широкую и напряженную спину парня. — Да Хоторн, скотина ты такая! Иди сюда!

Шахтер медленно повернулся и вперил в нее ледяной взгляд, но девицу это совершенно не проняло. Она встала, скрестив руки на груди, и спокойно встретила взор:

— Что смотришь? Говорю — подойди сюда!

Он приоткрыл рот, но затем захлопнул его, скрежетнул зубами и заставил себя сделать пару шагов вперед.

Ведьма раздраженно закатила глаза и скосила их на здание напротив, а потом глубоко вздохнула (кажется, все-таки выдохнула, потому что он явственно услышал в этом свисте «Дебил») и всем корпусом выскочила на улицу, хватая за рубашку уже второй раз охреневшего шахтера и встаскивая его за собой в дом.

Захлопнувшаяся дверь была для него словно кувалдой по голове — он тут же встрепенулся и отскочил как можно подальше от цепких женских рук, впившихся в воротник и метящих в его шею.

— Ты что вообще творишь?!

— Ты еще не был у Эвердинов, да?

— Что?!

— Я спрашиваю — был или нет, отвечай быстрее! — рявкнула девушка, вставая у двери и охраняя ее точно сторожевой пес, и положила руки на бока.

— Нет еще, я только туда иду! И дошел бы, если бы кое-кто не затащил меня непонятно зачем и почему в чужой дом! — язвительно произнес юноша и уперся плечом в стену. — Кстати об этом — собственно, какого черта ты тут делаешь вообще?!

— Фуух, успела, — облегченно выдохнула Гермиона, запрокидывая голову.

— Ты вообще меня слушаешь?

— А, что? Конечно, да! Что ты там говорил?

— Ты решила устроиться сюда личной прислугой и кухаркой?

— Сарказм так и прет из тебя, — хмыкнула девушка и прищурила глаза. — А тебе-то какая разница? Может и да.

— Хочешь быть запасным вариантом?

— Что ты сейчас… о, Моргана! Ты серьезно? — волшебница поперхнулась воздухом и закашлялась, смотря на невозмутимого собеседника широко раскрытыми глазами. — Умнее ничего не придумал, нет?

Гейл равнодушно пожал плечами:

— Ну, знаешь, тут приходит только одно на ум, и больше ничего.

— Ага, оно и видно, что у тебя там, — она многозначительно кивнула в сторону его головы. — Вообще ничего нет.

— В любом случае, так даже лучше.

— Это почему же?

— Ну, хотя бы потому, что теперь этот женишок наконец отстанет от Китнисс и перестанет морочить ей голову, — усмехнулся парень.

— Аа, и переключится на меня, да? — протянула девушка, кивая. — Ты вообще себя слышишь? Что за бред ты несешь?

Брюнет снова дернул плечами и развел руки в стороны:

— Я ничего не несу, а вот тебя жалко, что ведешься на этот глупый фарс. Они притворялись, чтобы выжить!

— Уверен в этом? — ледяным голосом спросила Гермиона, вперив в оппонента ожесточившийся взгляд карих глаз.

Его глаза на мгновение расширились, охотник резко втянул в себя воздух, но больше в его позе ничего не поменялось:

— Абсолютно.

Лед тронулся.

— Я бы на твоем месте так не говорила, — усмехнулась ведьма, расслабленно облокачиваясь об дверной косяк. Она отвела взгляд от напряженного юноши и начала с усиленным вниманием рассматривать собственные ногти, что было довольно странно, учитывая царивший в коридоре полумрак:

— Знаешь, а ведь Пит не притворялся.

— А Китнисс да.

— Ты-то откуда в курсе? Она разве говорила тебе что-нибудь об этом?

Молчание и сопение сказали волшебнице о многом.

— Вот видишь, — удовлетворенно кивнула Грейнджер. — Так что смирись. Она чувствует к нему что-то. И это что-то скоро перерастет в любовь.

— Не неси чепухи, — глухо прорычал шахтер и сжал руки в кулаки. — Она бы никогда не…

— Мерлин! — взвыла Гермиона, хлопая себя по лицу руками. — Ну тебе-то откуда известно о том, что творится у нее в душе?! Почему ты вообще так относишься к Питу?! Что вы раньше так не поделили?! Горшок?!

Китнисс, — мысленно ответил Гейл, но вслух ничего не сказал, только тяжело вздохнул и раздраженно произнес:

— Какая разница вообще? И спрашиваю еще раз — какого черта ты меня сюда затащила?!

— Что здесь происходит?! — раздался третий голос, и спорящие синхронно развернулись в направлении говорящего — в дверях стоял удивленный и немного озадаченный творящимися событиями хозяин дома.

* * *

До появления Пита у Гейла и так было очень ужасное настроение, но когда он увидел блондина, весь былой настрой и вовсе куда-то исчез, как будто его и не было.

А ведь было.

Он подумал нанести визит Китнисс, с которой он не виделся несколько дней, с того самого злополучного дня, когда они с победительницей шли спасать ее сестер. А в итоге их спасла Гермиона.

Ведьма.

Волшебница.

У него было какое-то ощущение чего-то неправильного, чего-то… за гранью происходящего. Но он не мог понять что именно, что конкретно не так. И этот факт очень сильно его смущал. И мешал жить.

Потом, когда она призналась, стало как-то полегче, но ненадолго, потому что каким-то образом ему было больно от ее слов, когда она говорила о своем якобы лучшем друге. Дураку было ясно, что их связывают отнюдь не дружеские отношения.

Но затем Хоторн посмотрел на Китнисс, и вся боль ушла, оставив место другим чувствам, другой горечи. Ему нравилось наблюдать за брюнеткой. Она всегда была красивой. И единственное, что омрачало — это вездесущий пекарь. Вечно раздражающий, ангельский и не вызывающий ненависти пекарь.

Поэтому Гейл спешил к подруге, чтобы провести с ней совсем немного времени вдвоем, наедине. В прошлый раз это драгоценное время украла ее несносная и ненормальная сестра, теперь же это время украли сестра и победитель.

Гейл вообще-то не планировал подходить так близко к дому Мелларка, но так получилось — совсем нечаянно, что он вдруг глянул в сторону здания — буквально на минуточку! — и обомлел. Он не поверил тому, что видит. Протер глаза, но понял, что это не галлюцинация. Подошел ближе, практически к самому окну.

А за окном трудилась Гермиона. Вытирала какой-то тряпкой кухонный стол, а потом подняла подернутые поволокой, задумчивые ореховые глаза — похоже, она снова думала о своих друзьях, а, точнее, скорее всего только об одном — о Гарри.

О своем Гарри.

Гейл видел, что она очень удивилась, — впрочем, как и он сам несколькими секундами ранее — и чего-то испугалась. Сначала он не понял, чего, а потом до него дошло.

Хорошая, однако, она сестра.

Пусть все это у Китнисс и Пита было всего лишь пустым притворством, чтобы выжить, — победительница сама ему все рассказала тогда, в лесу, — все равно было как-то… непонятно. Он пока не понимал, что чувствует. Знал только одно — что он очень зол на эту противную девчонку.

Это ведь было ненормально! Взять и начать сидеть целыми днями у «парня» своей сестры. А теперь, что он видит? Она еще и убирает! И помогает ему печь!

Правда, ко всему этому странному коктейлю чувств примешивалось что-то еще, чему он не мог дать название. Что-то, что заставляло его злиться и на эту глупую идиотку, и на этого победителя.

Да и Мелларк тоже хорош — морочит голову Китнисс своей любовью, а сам теперь цепляется за другую Эвердин и каким-то непостижимым образом заставляет ее прибираться у себя в доме.

И теперь, глядя в эти честные голубые недоуменные глаза, ему безумно захотелось начать драку прямо здесь, в этом чертовом коридоре.

Слова ведьмы о том, что Китнисс все-таки может полюбить этого пекаря ранили охотника, но он старался этого не показывать, хотя прекрасно понял, что этой девке все известно и понятно. Как будто она все знала заранее!

Правда, это было бы неудивительно, учитывая, кем она является.

— Ну? — прервал затянувшееся молчание Мелларк и закрыл дверь, а затем включил свет. — Кто-нибудь объяснит мне, что случилось?