Где любят нас - лишь там очаг родимый (джен)

Соперники не обязательно должны быть врагами.

© Черный Клевер

Почему она так смотрела на него?

Почему в ее глазах было столько боли?

Там не было вины, там была лишь одна боль и… какое-то отчаяние.

Он не знал точно, что это было. И был уверен, спроси он ее об этом, она только усмехнется и поинтересуется, все ли у него в порядке с головой.

Гейл не знал, что это было, но сейчас он чувствовал какое-то смятение и… горечь?

Да, наверное горечь. Только вот из-за чего? Из-за того, что он не знал, как ей помочь?

Нет, не из-за этого. Точно нет.

Они знакомы всего лишь неделю. Да, она сестра Китнисс. Ну и что? Это же ничего не значит.

Другое дело Прим. Ее он принимал за настоящую сестру Китнисс, но, скорее всего, только потому, что он привык к ней, ведь он видел и знал ее столько лет.

А Гермиону — нет. Только после того, как мать сказала ему, кого он на самом деле нашел и спас в лесу, он вспомнил ее.

Впервые он увидел ее в школе, до этого может и видел, правда, не замечал. Но и в тот раз он увидел ее потому, что она была рядом с сестрой.

Они были вместе, держались за руки, что было неудивительным — все-таки двойняшки, как он узнал позже.

Обе серьезные, усидчивые, терпеливые, и только между собой они были искренними и улыбающимися чему-то своему, каким-то только себе понятным словам и действиям.

Обе обожали до безумия своего отца и младшую сестренку. Мать они тоже любили, но вот этих двоих… просто души в них не чаяли и, казалось, были готовы сделать что угодно ради них, перевернуть мир, отдать жизнь.

Обе насмехались над бесполезными попытками мальчишек разговорить их, стояли где-то и потешались над ними.

Обе всегда были в стороне, держались отстраненно, всегда — только вместе, только вдвоем, точно сиамские близнецы, коими они почти что и являлись.

Чуть позже он узнал, что, оказывается, у одной из них, которая с темными волосами, безумно красивый голос, голос от их отца — которым она спела на уроке песню Долины. Спела так, что весь класс молчал и вслушивался в ее детский, еще полностью не сформировавшийся, но уже такой притягательный голосок, словно перезвон колокольчиков. Потом он немного огрубел, но Гейл считал, что это придает ей особое очарование.

А еще чуть позже, в более старших классах, он узнал, что тогда на Китнисс не просто смотрел весь класс, а один мальчик даже влюбился — Пит Мелларк, человек, которого он так хотел ненавидеть, но у него не получалось, он только испытывал жгучую ревность, когда видел, какими глазами пекарский сын провожает охотницу вслед.

А потом пропала ее сестра-двойняшка — Гермиона, и Китнисс словно пропала вместе с ней. Он не знал, какие чувства она испытывает, но догадывался. Ему надо было только лишь представить, что кто-то пропал из его братьев — и все, ему тут же сносило крышу. Он поражался силе ее духа и выносливости — как она стойко переносила эти соболезнующие взгляды ровесников и учителей, как гордо вскидывала голову, проходя мимо них, будто она не знала, что они говорят, когда она уходит.

Один раз, он помнит, какой-то из одноклассников попытался подойти к ней и выразить свое сочувствие в словах, но у него ничего не вышло. Она зашипела, словно разъяренная кошка, и попыталась его ударить, но не успела — подоспело еще несколько их одноклассников, и они ее удержали.

Еще один раз, один-единственный, он вдруг увидел, как эта сильная и несгибаемая девочка рыдала, захлебываясь слезами и завывая, точно умирающий зверь, за школой, в местечке, куда никто никогда не заходил (ходили нелепые слухи о том, что тут повесился какой-то ученик, когда его имя выбрали на Жатве, и первыми, кто посетил это место, ничего и никого не страшась, на спор, были именно сестры Эвердин). Она тогда согнулась в три погибели и чуть ли не рвала на себе волосы от отчаяния. Сначала он подумал, что ее кто-то обидел, и ярость тогда охватила его с головы до ног, он сжал руки в кулаки и смело подошел к ней, собираясь спросить, кто это сделал, но она его оттолкнула, взглянула напоследок со злобой в глазах и унеслась прочь.

Спустя время он понял, что ее никто не обижал, просто она рыдала по своей потерянной сестре, которую в тот страшный день сочли погибшей, потому что ее отец ничего не нашел в лесу, кроме обглоданной дикими животными кисти — ее приняли за кисть Гермионы.

Ну, а вскоре ему предоставили шанс познакомиться с ней — очень печальный и ужасный шанс, потому что тогда погибли их отцы. Они познакомились на охоте. Он тогда притворился, будто видит ее впервые, а она приняла этот факт, не задумываясь.

Вот так они и стали лучшими друзьями, и она больше ни разу не плакала при нем, хотя он очень часто видел ее взгляд, наполненный болью и направленный в никуда.

Ее можно было понять — он потерял лишь отца, а она почти сразу лишилась троих дорогих ей людей — сначала сестра, через пару лет отец и следом за ним в забвение, в какой-то собственный иллюзионный мир ушла мать, не выдержав двойной атаки — смерти любимой дочери, а затем и мужа, которого она также любила до потери пульса, едва ли не больше своих дочерей. Бедная женщина будто сошла с ума и позабыла, что у нее еще есть двое детей, которым тогда нужна была ее поддержка, ее любовь, ее сила.

Китнисс горячо любила сестру, обожала ее и чуть ли не боготворила, также как и отца.

А после ее смерти частично ушла в себя, закрылась, ни с кем не общалась (хотя и до этого ее не сильно замечали за разговорами с кем-то другим) практически перестала выходить из дома, став затворницей. До этого она любила гулять, особенно с сестрой и особенно по лесу. Ну, а когда погиб ее отец, Гейлу и вовсе казалось, что она сойдет с ума также как и ее мать, но этого не случилось, слава Богу.

Видимо, незадолго до своей гибели мистер Эвердин объяснил дочери, что никакого смысла в самозаточении нет, и нужно как-то жить дальше, как-то справляться с этим.

Юноша тяжело вздохнул и прикрыл глаза, мотая головой и стараясь таким образом избавиться от нахлынувших воспоминаний — ему нужно научиться ладить с Гермионой и научиться любить ее. Китнисс сожрет его с потрохами, если он не сделает никаких попыток приблизиться к ее сестре и начать с ней нормально общаться. А еще она просто застрелит его к чертям, если он хоть раз как-то взглянет на Гермиону не так или что-нибудь скажет, уж в этом он был уверен, как дважды два четыре.

Он помнил еще по школе — один неверно истолкованный взгляд в сторону шатенки, и Китнисс вспыхивала точно спичка, угрожая расправой каждому, кто посмеет еще хотя бы раз так посмотреть на сестру, и ей было параллельно, если этот человек просто проходил мимо или же просто пытался о чем-то спросить.

Сама же Гермиона всегда была спокойной и уравновешенной, ее очень редко кому-то удавалось вывести из себя, и если удавалось — этот человек мог принимать поздравления от окружающих, а особенно от усмехающейся брюнетки, чей красноречивый взгляд говорил о том, что ему теперь не жить. В минуты гнева она была поистине страшной и даже где-то беспощадной, но после таких вспышек мало кто осмеливался еще подходить к ней.

Сейчас он наблюдал то же самое, только усовершенствованную копию прежней шатенки, такую же спокойную, нелюдимую, а теперь еще и хладнокровную, циничную и язвительную. Он не понимал, каким образом в ней могли сочетаться два этих разных качества — холод и насмешливость, какой-то ненормальный сарказм (и откуда она только его взяла?).

Хоторн открыл глаза и осмотрелся вокруг, а потом перевел недоуменный взгляд на мать, которая сидела рядом на стуле, зашивая дырки на одежде Вика:

— А где..

— Если ты про детей, то они ушли играться к соседям, если про Гермиону, то она тоже ушла, — невозмутимо ответила женщина, не отрываясь от работы.

— Кхм, — прокашлялся неожиданно смутившийся парень, собирающийся уже было спросить, куда она ушла, как его снова опередила Хейзел:

— Ушла по направлению к дому, всего лишь пару минут назад, еще можешь догнать и проводить ее. Пожалуйста, передай еще раз спасибо от меня и пригласи в гости. Я тебя не могла дозваться, ты так сильно о чем-то задумался, но Гермиона остановила меня и сказала тебя не трогать, сообщив, что дойдет сама. Но все-таки иди и проводи ее, — женщина послала немного осуждающий взгляд в его сторону, и он удивился, насколько разговорчивой она только что была. Обычно она редко говорила, предпочитая отмалчиваться, и все дети ее всегда понимали, молчание не создавало никаких проблем в их семье.

Пропажа обнаружилась перед самой деревней Победителей — сидела на земле под курткой, вытянув ноги вперед и отклонившись к забору спиной с закрытыми глазами.

Гейл подумал, что она спит, сделал один шаг в ее сторону и услышал:

— Все-таки послала тебя, да? Ладно, давай, садись, я даже подвинусь, — и также с закрытыми глазами она немного отодвинулась в сторону и похлопала левой рукой рядом.

Брюнет немного изумился — он думал, что она сейчас вскочит со своей палкой и начнет угрожать ему, как сделала это в первый раз, но этого не произошло, девушка только напряглась и почти незаметно вздрогнула, потянувшись было правой рукой в карман штанов, но затем остановилась, видимо, полагая, что на данный момент она может быть спокойна, ее никто не тронет.

Обескураженный таким поведением шахтер все же послушал ее и присел на импровизированное покрывало, дернувшись от соприкосновения своим плечом с ее предплечьем — все же он был намного выше ее.

Скосив глаза в сторону, он понял, что ее это, похоже, ничуть не смутило и не… вызвало вообще ничего, она даже не содрогнулась, как это обычно бывает от неожиданного прикосновения чужого человека. У него возникло такое ощущение, будто она даже не почувствовала ничего — глупое, конечно, предположение и совершенно дикое, но на этот момент у него не было никаких других объяснений.

На удивление, просто сидеть рядом и молчать с этой девицей было… приятно? уютно? комфортно?

Да, похоже на это.

Просто ошеломительно. После подобной гонки, которую она ему устроила за всю эту неделю, Гейл вообще думал, что не сможет находиться больше рядом с ней ни секунды дольше необходимого, не поссорившись и не разозлившись при этом, но похоже, что он ошибся.

Такое чувство, будто это не на самом деле, какая-то сказка или магия…

Кстати, о магии!

Юноша неожиданно вспомнил о недавнем фокусе, который она выкинула у ограды с бежавшим по ней током — что за чертовщина все-таки там произошла?

Он снова глянул на нее — на ней же даже и ожогов не осталось, вообще ничего, этот ток не причинил ей вреда. Как такое могло случиться? Это же бред. Такое невозможно чисто физически!

Однако, видимо, это было все-таки возможно, и доказательство этого сидело сейчас рядом с ним и дышало. Он всмотрелся внимательнее и увидел тот шрам на шее, который заметил еще в лесу, когда она лежала без сознания.

Откуда он взялся? Гейлу казалось, что это осталось от ножа или другого острого предмета, но каким образом? В каком вообще мире ужасном она жила, где получила такие шрамы? Что у них там такого происходило?

В Капитолии ей эти метки вывели бы за сутки максимум, а то и меньше — новейшие технологии, новейшие препараты и методики по пересаживанию кожи. Он это знал, потому что у Китнисс после Игр не осталось ни шрамика — не то, чтобы он подглядывал, нет, конечно (хотя соблазн был, и не раз), но он прекрасно помнил, что ее ранили в щеку, а при возвращении вдруг оказалось, что у нее нет ни следа на лице. Просто это было единственное доступное ему видимое место на ее теле (пока что, а в будущем он надеялся, что этих мест станет больше, ну, лично для него).

Значит, в ее мире подобных штук не было, иначе бы она все это убрала — какая девушка захочет, чтобы у нее оставались подобные «красоты»? Да никакая! Любая захочет тут же от них избавиться, представься ей такая возможность, она ухватится за нее будто утопающий за соломинку.

Хотя, может, подобные процедуры и проводят там, где она жила, просто у нее не было времени на это. А ведь точно!

Юноша мысленно хлопнул себя по лбу, удивляясь собственной тупости (тут он вспомнил слова шатенки про себя и впервые в жизни был с ней абсолютно согласен насчет своих умственных способностей), — он нашел же ее без сознания в лесу не в самом лучшем состоянии. Естественно, что она просто не успела убрать эти шрамы, если бы она не бежала откуда-то, то обязательно бы их вывела.

Ему почему-то казалось, что она откуда-то бежала, а иначе как еще можно было объяснить ее раны? Страшно было вообще подумать, что было бы, если б он в тот день не решил проверить ловушки.

Конечно, звери ей не грозили, так близко они никогда не подходили, но вот куда более мучительная смерть светила ей уж точно — от кровотечения и, скорее всего, от какой-нибудь занесенной инфекции.

Гейл глянул на девушку рядом и открыл рот, и, прежде чем он успел осмыслить, что происходит, у него уже вылетел вопрос:

— Ты расскажешь, что случилось тогда в лесу, у ограды?

Не открывая глаз, она сурово и прохладно поинтересовалась, нахмурив брови:

— Я не поняла, ты бессмертный? Хочешь, чтобы наше кратковременное перемирие сейчас закончилось?

— Я видел это своими глазами, ты не можешь отрицать, что этого не было!

— Я и не отрицаю.

— Тогда объясни.

— Скажи мне, пожалуйста, а кто ты мне такой, чтобы я тебе что-то объясняла? — всем корпусом повернулась Гермиона к парню и сложила руки на груди.

Брюнет сузил глаза и шумно вздохнул:

— Я-то тебе никто, а вот что твои сестры подумают, когда узнают об этом?

— Во-первых, они мне не сестры, — автоматически возразила шатенка. — Во-вторых, а кто тебе поверит? Они просто сочтут тебя чокнутым.

— Китнисс поверит, — уверенно произнес Хоторн. — А если не она, так уж Примроуз точно — ей нравятся подобные сказочки.

— Что-то мне подсказывает, что из нас двоих они поверят мне, а не тебе. Ты сам сказал — я все-таки их сестра, а кто ты? Для Китнисс лучший друг, но не для Прим.

Он, уже было вновь открывший рот для того, чтобы что-то сказать, вдруг захлебнулся воздухом и замолчал, отвернувшись.

Девчонка была сейчас права — да, он друг ее сестре, да, они хорошо друг друга знают, но… учитывая то, каким скептиком была победительница (взять хотя бы тот день, когда она не верила, что пропавшая сестренка вдруг нашлась), это было бы трудновыполнимым заданием. Пусть они и знакомы несколько лет, но с сестрой она знакома гораздо дольше и лучше — они вместе с самого рождения, и кому поверит брюнетка, даже несмотря на то, что двойняшки шесть лет не виделись?

Ответ был очевиден.

Она просто сочтет его сумасшедшим и посоветует обратиться в Капитолий за профессиональной медицинской помощью.

Грейнджер поняла, что ступила сейчас на довольно опасную и зыбкую почву — ну в самом деле, кто она такая, чтобы говорить такие слова? Она напоминала сейчас сама себе эгоистичную и самовлюбленную стерву, коей она на самом деле ведь совсем не являлась! Она никогда не была такой. Тогда что, какая сила заставила произнести ее такие неправильные и некрасивые слова?

Даже проведя много дней вдали от цивилизации и людей, от социального общения, она поняла, что поступила ужасно и несправедливо. Сама ничего не помнит, а говорит с такой уверенностью, будто все про всех знает, но ведь это совершенно не так. Сейчас для нее оказался удивительным тот факт, что она все еще могла чувствовать других людей, что она еще не очерствела окончательно.

Шатенка прекрасно понимала, что в этой ситуации ей никто не поверит. Пусть она и являлась сестрой Китнисс и Прим, но они не виделись столько лет, и что она делает сейчас, после многих лет отсутствия? Разве она делает что-то хорошее? Нет! Единственное, что она делает — это только отталкивает их от себя, не подпускает и каждый раз настороженно наблюдает, будто они собираются напасть на нее. А с Гейлом сестер Эвердин связывает нечто большее, чем просто дружба и товарищество, они же друг другу как семья. И

кому же они поверят?

Кажется, ответ был очевиден. И Гермиона это отлично знала.

Именно поэтому, когда она поняла, что перегнула палку, она тяжело выдохнула и неловко похлопала его по плечу, вставая:

— Извини, Гейл, ты прав — конечно, они поверят тебе, а не мне. Но я не могу тебе рассказать, что там было, по крайней мере, не сейчас, хорошо?

И, не дожидаясь ответа, ведьма разворачивается и быстрым шагом направляется домой, не замечая ошарашенного взгляда охотника.

Вроде все должно было разъясниться, но на деле шахтер получил больше вопросов, чем ответов.

Что это вообще сейчас было? — это еще один риторический вопрос, добавленный в его копилку неразрешимых задач и проблем на сегодняшний день.

* * *

Следующий день ничего не решил и яснее голову не сделал, поэтому охотник отправился на шахту со смятением и непонятными чувствами в душе.

А Гермионе это утро принесло хороший пинок, практически в буквальном смысле этого слова, — она упала с кровати на пол, спасаясь от очередного кошмара, и поняла, что пора ей прекращать здесь прохлаждаться и заняться действительно стоящим делом, не требующим отлагательств.

Именно поэтому почти в прекрасном расположении духа и полная энтузиазма, девушка слетела с лестницы вниз, сделала себе кофе, залпом выпила его, не обращая внимания на то, что он горячий, и спросила удивленную брюнетку в дверях:

— Привет, как спала? Чай, кофе будешь? Вот, держи, — и быстро сунула оторопелой сестре чашку в руки. — Я помню, чай. У тебя книги есть какие-нибудь?

Все еще не пришедшая в себя после такой встречи Китнисс смогла только покачать головой, не в силах открыть рот и что-то сказать, но, казалось, шатенку это нисколько не расстроило, она кивнула:

— А библиотека у вас есть в Дистрикте?

Охотница наконец-то смогла совладать со своим языком и ответила:

— Есть, но сегодня выходной. Будет работать завтра. А зачем тебе?

Волшебница снова кивнула и, не обращая внимания на поставленный ей вопрос, задала встречный:

— А у кого-нибудь еще книги есть?

— Ну, может быть у Пита есть, но я в этом не уверена, — нахмурилась брюнетка, явно раздосадованная тем, что ей не ответили.

— Отлично, я тогда пошла.

— Подожди, куда?

— Как куда? К Питу! Спросить, есть ли у него книги.

— Зачем тебе они? — удивилась брюнетка, отпивая чай.

— Как это зачем? — уставилась в ответ на сестру пораженная Гермиона и покачала головой. — Вы что, вообще книг не читаете?

— Ну знаешь, как-то времени не было, — язвительно сказала Эвердин, начиная злиться.

— Ах, ну да, точно-точно, — тихо пробормотала себе под нос гриффиндорка и потом произнесла чуть погромче:

— Извини, это я так, на автомате произнесла, ну в общем, я пошла, удачи! — и быстро выпорхнула из кухни, не дожидаясь, что ей скажут.

* * *

— Снова заказ? — махнула головой Грейнджер, указывая на заляпанный мукой фартук на смутившемся Пите, который, видимо, не ожидал снова увидеть на пороге своего дома эту девушку уже во второй раз.

— Ага, — кивнул Пит и пригласил гостью зайти.

— Помочь? — деловито осведомилась шатенка, закатывая рукава рубашки и проходя на кухню.

Блондин засмеялся:

— Ты в прошлый раз хорошо мне помогла!

— Знаешь, звучит как оскорбление, — усмехнулась Гермиона, беря в руки скалку.

Некоторое время они работали в полной тишине, прежде чем волшебница прокашлялась и решила спросить:

— Я зачем пришла… у тебя тут есть книги?

— Книги? — удивился на мгновение пекарь, остановившись.

— Почему, когда я спрашиваю об этом, у всех на лице такое изумление?

— Знаешь, — пожал плечами парень. — Просто в нашем Дистрикте чтение не особо популярное занятие, жители озабочены куда более важными и насущными проблемами — как выжить и не умереть с голоду, — тут на него набежала тень, и он мрачно нахмурился. Видимо, подобная тема для разговора не совсем ему нравилась.

— Понимаю, — кивнула Гермиона, продолжая раскатывать тесто. — Но мне нужны книги, я всегда любила читать.

— Да, я знаю.

— Откуда? — приподняла брови девушка и глянула на хозяина дома.

Он выглядел немного смятенным и неуверенным:

— Китнисс рассказывала, что ты в детстве зачитала до дыр все книги, которые были у вас в доме — сказки и всякие энциклопедии на медицинскую тематику. У вас других книг и не было. А в школе это вообще всем было заметно — ты любила учиться и постоянно брала книги из школьной библиотеки.

Девушка слегка раздвинула губы в улыбке, вспоминая, как она проводила почти все время в Хогвартской библиотеке — какие там были стеллажи, а какие книги! И какие страшные и интересные знания они хранили в себе.

У нее аж зачесались руки, так ей захотелось вновь очутиться там и постоять, хотя бы минутку, среди огромных шкафов, вдыхая привычный и приятный запах старых, пожелтевших от времени страниц, и совсем новых, только выпущенных из печати книг.

— И все-таки, а у тебя есть что-нибудь?

— Есть, на втором этаже, тебя отвести?

— Нет, пока не надо, спасибо, давай сначала с этим закончим, а потом покажешь.

Парень мягко улыбнулся и согласился.

Он и в самом деле был немного обескуражен ее появлением у себя сегодня.

Честно говоря, после субботнего совместного завтрака он думал, что это было очень неловко и некрасиво, и решил, что больше к ним не придет. Не хотелось ему их стеснять, да и, судя по реакции Китнисс, она его точно не ожидала тогда увидеть.

Может быть, она что-то не так поняла, когда говорила с Гермионой? В том, что Гермиона с ней разговаривала, он и не сомневался, почему-то у него даже и мысли не возникало о том, что она могла ему соврать об этом.

Впрочем, сейчас это было неважно. Говоря начистоту, когда он увидел шатенку, его сердце радостно забилось и в то же время горько сжималось — он надеялся, что она пришла снова позвать его к ним домой, и боялся этого, а, точнее, боялся непредсказуемой реакции ее сестры.

Но на деле все оказалось куда проще, и он бы солгал самому себе, если б сказал, что ничуть не разочарован истинной причиной ее визита. Конечно, ему было жутко неловко и немного грустно от того, что Гермиона пришла просто почитать книги.

Интересно, с чего вдруг у нее появился подобный энтузиазм?

Мельком поглядывая на свою гостью, блондин с удивлением и уверенностью мог сказать, что сегодня она была даже… в хорошем расположении духа! Разгладилась морщинка на лбу, а обычно она там присутствовала из-за того, что она вечно хмурилась, да и вообще в целом ее лицо будто стало немного мягче, стоило ей подумать о книгах.

Она все это время, что он ее знал, и раньше в школе, и вот сейчас — была спокойной и невозмутимой, ее ничто не могло вывести из этого равновесия, ну, за редким исключением.

Он поражался тому, что на свете бывают такие люди, которые умудрялись ее раздражать и даже злить. И опять же, он помнил это еще из школы.

Эту неделю она тоже была спокойной, но сейчас она была даже немного расслабленной.

Убрав всю посуду и готовую выпечку, они поднялись на второй этаж.

Гриффиндорка немного остановилась и принюхалась.

— Ты рисуешь? — в ее голосе было много неприкрытого удивления.

— Да, — кивнул парень. — Хочешь взглянуть?

— Вау, — восхищенно выдохнула шатенка, рассматривая бесчисленное количество картин, написанных парнем. В основном, на них были сцены из прошедших Голодных Игр — он рисовал Руту, лежащую в цветах, он рисовал хмурого и мрачного Цепа, но чаще всего он рисовал Китнисс.

Он показывал свои картины немногим людям, в основном из-за боязни их реакции — не всем нравились холодные трупы, изображенные его рукой, и различные сцены убийств и насилия.

Те люди, кто видел это, брезгливо морщились и отворачивались, фыркали, фукали и молили его о том, чтоб он больше такое не писал.

Поэтому сейчас он стоял у двери со скрещенными руками на груди, внутренне напрягшись и приготовившись к неизвестно чему. Насколько он мог судить об этой девушке, ее реакция могла как и ошеломить его, так и привести в чувства.

Он не видел ее лица, она стояла к нему спиной и медленно переходила от одной работы к другой, никак ничего не комментируя.

Гермиона со сцепленными позади руками шла мимо картин и внимательно их рассматривала, склоняя голову набок то в одну, то в другую сторону.

И в тот момент, когда Пит уже не мог выдержать этого напряжения, как внутреннего, так и внешнего, — казалось, что сам воздух сгустился вокруг них, а девушка, на удивление, вроде и вовсе этого не замечала, — именно в этот миг она досмотрела его работы и повернулась к нему.

— Очень красиво рисуешь, Пит, у тебя талант, — похвалила парня шатенка и немного улыбнулась.

Пекарь расслабился от ее слов, ему показалось, что с его плеч только что упал огромный камень, улыбнулся гостье в ответ.

— Ты показывал это все Китнисс? — спрашивает девушка и взмахивает рукой, как бы обхватывая ею то множество работ с охотницей в главной роли.

— Почему нет? — немного изумилась волшебница. — Боишься того, что она скажет? Я думаю, ей понравится.

— Был бы рад с тобой согласиться, но это не так, — печально покачал головой Пит. — Она не любит это все вспоминать, ей итак каждую ночь снятся кошмары, а тут еще это… в общем, не думаю, что это хорошая идея.

Юноша повернулся и вышел из комнаты, ведя соседку в свою мини-библиотеку. Комната была большой и просторной, но книг было довольно маловато — как и подавляющее большинство жителей Двенадцатого Дистрикта, Мелларк не читал почти, предпочитая рисовать или печь.

Единственные два занятия, успокаивающие его и приводящие мысли в порядок.

Пит посмотрел на девушку и удивился ее изменениям — лицо полностью оказалось расслабленным и блаженным, глаза тут же загорелись при виде книг.

Он попытался скрыть смех за кашлем, но, судя по гневному взгляду, который на него бросили, у него явно не получилось.

— Что, по мне так заметно, что я соскучилась по книгам? — усмехнулась Гермиона, любовно проводя тонкими пальцами по корешкам.

— Есть такое, — кивнул юноша с пшеничными волосами. — Ты просто ищешь что-то почитать или на какую-то определенную тематику? — уточнил он.

— Просто почитать, — без запинки ответила девушка.

Пит с недоверием сощурился, и она поняла, что он ей совсем не поверил, но никак это не прокомментировал, только предложил:

— Я могу чем-то помочь?

— Нет-нет, спасибо, ты уже мне помог, дальше я сама!

— Хорошо, — согласился юноша и потоптался на пороге, не зная, что ему теперь делать. — Ну, я тогда… пойду, что ли, к себе. Если что, зови, — он взъерошил себе волосы и вышел из комнаты, услышав глухое «угу».

Шатенка, казалось, и вовсе не заметила его ухода, она только продолжила читать названия книг.

— Не то, не то, и это тоже… — тихо бормотала Грейнджер и медленно переходила от одного томика к другому.

В конце концов она взяла несколько книг и уселась вместе с ними прямо на пол, начиная листать страницы и читать оглавления.

Это все не то! Здесь совсем нет ничего из того, что мне надо. Какая-то лирика, стихи, чьи-то картины, тут даже нет ничего, хоть немного приближенного к науке или физике! А ведь физика так тесно связана с магией.

Она сидела и перебирала одну за другой книги, откладывая ненужные в сторону.

Когда закончились те, которые она отобрала, ведьма встала и забрала остальные тома, даже те, из названий которых было итак очевидно, что ничего путного и важного оттуда почерпнуть было практически невозможно.

В отчаянии шатенка начала листать даже поэзию, хотя разумом понимала, что если в других книгах она не нашла ни намека на магию, тот тут уж и искать ничего не надо было — она все равно здесь ничего не отыщет.

Но Гермиона упорно продолжала их рассматривать и в самом конце отрыла небольшую потрепанную тетрадку с давно пожелтевшими и сухими страницами.

Личный дневник, — догадалась шатенка и принялась читать.

Некоторые записи были уже стерты, размыты, а некоторых страниц и вовсе недоставало — они были либо вырваны, либо сожжены, судя по черным промежуткам на уголках.

… Предыдущий пункт весьма естественно подводит нас к этому: какой бы странной квантовая физика ни казалась, это явно не магия. То, что она постулирует, странное по меркам повседневной физики, но она строго ограничена хорошо понятными математическими правилами и принципами.

Поэтому если кто-то придет к вам с «квантовой» идеей, которая кажется невозможной, — бесконечная энергия, волшебная целительная сила, невозможные космические двигатели — это почти наверняка невозможно. Это не значит, что мы не можем использовать квантовую физику, чтобы делать невероятные вещи: мы постоянно пишем о невероятных прорывах с использованием квантовых явлений, и они уже порядком удивили человечество, это лишь означает, что мы не выйдем за границы законов термодинамики и здравого смысла …

Гриффиндорка с обреченным стоном стукнулась головой о свои руки, сложенные на коленях — Господи, опять какой-то бред!

В эту минуту в комнату заглянул хозяин дома и оповестил, что он отойдет ненадолго, ему надо кое-что купить для выпечки, девушка в ответ что-то невнятно промычала, что Пит счел за согласие побыть тут одной на некоторое время.

Нет, шатенка конечно же знала, что законы физики и квантовой механики вполне себе соотносятся с магией и переплетаются с законами времени, но в этом дневнике нет ничего толкового, что могло бы ей помочь.

Здесь автор только объясняет, что такое квантовая механика и расшифровывает фундаментальные понятия, вместо того, чтобы написать, как конкретно эти законы сочетаются со временем!

Тут нет даже завуалированного объяснения, очевидно, что этот дневник вел маггл-физик, интересующийся этой точной наукой.

А Гермионе сейчас нужны были совершенно другие разделы из квантовой механики, которые помогли бы ей понять, как она здесь оказалась. Она была уверена, что если поймет, как она очутилась в здешнем лесу, она сможет отыскать дорогу домой.

Ей нужны были другие принципы физики, какие-то необычные явления, эксперименты, парадоксы этой механики, быть может, какие-то интерпретации, а не этот бред!

Значит, придется ей искать в другом месте.

Хоторны?

Нет, вряд ли у них что-то будет, хотя спросить явно стоит.

У кого еще?

Точно!

Девушку вдруг осенило — Пит ведь только же, совсем недавно рассказывал ей про школьную библиотеку! Теперь ей надо каким-то образом пробраться туда, не вызвав никаких подозрений.

К сожалению, мантии-невидимки у нее сейчас с собой не было, да и притворяться школьницей не имеет никакого смысла — зачем?

Поучиться один день, а потом исчезнуть?

Это, как минимум, вызовет ненужные расспросы и подозрения, и, как максимум, будут проблемы у Эвердин.

Значит, ей надо было попасть туда незамеченной и выйти, желательно, также.

Китнисс еще говорила про местную библиотеку, но, скорее всего, именно школьную она и имела ввиду.

Конечно, можно было бы дать эту задачу Прим, которая ходила в школу, но, во-первых, эта девочка далеко не дура и поняла бы, что ее сестре не просто так нужны книги именно по физике, а во-вторых, она ведь могла что-то упустить, что-то очень важное.

Такие ответственные задания Гермиона привыкла возлагать только на саму себя — а на кого ж еще?

На мальчишек?

Она, безусловно, их любила, но ведь они… такие мальчишки. Словно дети малые, ничего без нее не могут.

Взять того же Гейла — парню вроде восемнадцать лет, по идее и логике, должны же в этом возрасте быть мозги у человека, но нет! И этот юноша прямое тому доказательство.

Так что нет, спасибо, но Гермиона девушка решительная и привыкшая тащить за собой немалый груз обязательств, никогда не просила ни у кого помощи. И не потому, что была гордой, а потому, что сомневалась, что ей действительно смогут помочь. А если ошибутся в расчетах? Что тогда? Ей самой придется все переделывать, и это займет целую кучу времени. Так что она лучше все сделает сама, зато будет уверена, что все сделала правильно и верно.

Конечно, от ошибок никто не застрахован, и даже она — лучшая студентка Хогвартса за последние двадцать лет, но тут она, по крайней мере, будет знать, где конкретно она ошиблась, и быстро все исправит.

У кого еще могут быть полезные книги?

Волшебница подпрыгнула — ее точно второй раз током ударило за последние полчаса — Хеймитч Эбернети! Конечно, он не похож на человека, любящего почитать в свободное время, но, а вдруг?

Надо будет на днях наведаться к нему, все-таки он тоже победитель, может, и у него есть какая-нибудь захудалая библиотека, может, что-то от предков осталось в наследство.

* * *

Пит с удивлением и идущей из глубины души ревностью наблюдал, как Гейл Хоторн стучится в дом напротив с ее курткой в руке.

Откуда.

Откуда она у него?

Они… встречались?

Встречаются?

Пекарь помотал головой, пытаясь прогнать непрошенные и глупые мысли, — кто он такой, чтобы судить их?

Быть может, она просто оставила свою куртку у него, вот и все, когда заходила в гости.

Но где-то в глубине самого себя Мелларк знал, что Китнисс никогда, ни при каких обстоятельствах не оставила бы свое главное сокровище — отцовскую куртку.

Тогда почему эта вещь оказалась у шахтера в руках?

Было очевидно, что он пришел, чтобы вернуть ее.

Блондин нахмурился и отвернулся, поймав себя на том, что пялится на юношу дольше положенного. Он взялся за ручку двери и услышал:

— Ты не знаешь, где все?

С удивлением победитель обернулся и увидел стоявшего напротив хмурого брюнета.

— Никто не открывает, я хотел вернуть куртку, Гермиона забыла, — нехотя пояснил он, заметив настороженный взгляд Пита.

— Гермиона? — изумленно переспросил парень с пшеничными волосами. — Я не знаю, где Китнисс и Прим, но я знаю, где сейчас Гермиона.

Хоторн по непонятной Мелларку причине поморщился и, явно с трудом выталкивая слова, вымолвил:

— И… где она?

— У меня, — беспечно пожал плечами Пит, не увидев ошарашенного лица собеседника, повернувшись в этот момент к дому. — Заходи, отдашь ей, она на втором этаже, если что, — и, не дожидаясь ответа, прошел к себе.

— Я не… — начал было говорить что-то Гейл, но понял, что уже поздно — хозяин дома куда-то смылся и оставил дверь открытой.

Охотник чертыхнулся и зашел внутрь, прикрыв за собой.

Ему не хотелось вообще ступать на этот порог, а тем более попадать на территорию своего почти врага, но сделать уже ничего нельзя было.

Он открыл первую попавшуюся дверь в коридоре и не прогадал — спиной к нему сидела девушка с растрепанными каштановыми волосами и что-то увлеченно читала, а вокруг нее были всюду разбросаны одни книги.

На мгновение его вдруг охватило жуткое желание провести рукой по темным кудрям, струящимся вдоль позвоночника до лопаток, причем до такой степени, что у него закололо в пальцах.

Шахтер удивленно посмотрел на свою дрожащую руку и спрятал ее за спину — так, на всякий случай, от греха подальше, чтобы больше не возникало такого соблазна.

Но, даже убрав ее, это глупое и странное желание ничуть не исчезло, казалось, наоборот, еще больше усилилось и грозило затопить его всего с головы до ног.

— О, Пит, ты уже вернулся? — волшебница услышала тяжелые шаги и обернулась, чтобы посмотреть на гостя — она поняла, что это не хозяин дома, у того поступь была тяжелее и рванее, резче из-за травмы ноги. Она знала, что это Гейл, узнала по ходьбе, просто ей захотелось его позлить.

— А, это ты, — равнодушно заметила ведьма, быстрым взглядом очерчивая фигуру у входа, и отвернулась. — Интересно, как ты вообще сюда вошел? Пит, что ли, впустил?

Хоторн скрипнул зубами, но промолчал.

— Заходи давай, не подпирай там стенку.

— Ты забыла, — он бережно положил куртку на пол.

— О, спасибо.

Она провела пальцами по складкам одежды и удивилась про себя — на самом деле думала, что он швырнет куртку, а он аккуратно положил.

Но потом она поняла и одернула себя — конечно, ну, а как иначе, ведь это куртка раньше принадлежала мистеру Эвердину, а теперь его дочери Китнисс, естественно, что он не будет ее кидать. Узнай об этом, вспыльчивая брюнетка тут же выцарапала бы ему глаза.

Шатенка со вздохом встала и быстро разложила книги по местам, взяв одну из них с собой.

— Пит! Спасибо за книги, ты не против, если я на время возьму одну книгу? Я ее скоро верну! — повысила голос девушка, выключив свет в комнате.

Стоящий прямо за ней Гейл с трудом подавил желание улыбнуться — она любит читать, Китнисс один раз говорила об этом, да и он сам иногда замечал в школе ее, бегущую в библиотеку.

А вот выглянувший из своей спальни хозяин дома улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами:

— Бери на здоровье, Гермиона. Я все равно ими не пользуюсь, если хочешь, можешь забрать насовсем.

На секунду он увидел в ее глазах подобное желание и еще шире улыбнулся, но она замотала головой, прижимая к груди какой-то старенький небольшой и совсем уже потрепанный томик:

— Нет-нет, Пит, ты и так меня очень выручил!

Грейнджер немного подумала и быстро подошла к блондину, привстав на цыпочки и что-то шепнув тому на ухо, прикрывая свои губы одной рукой — важная, но в данный момент совсем не нужная мера предосторожности, все равно Гейл ничего бы не понял и не увидел, в этой почти что темноте.

Ему бы уже давно уйти.

Ему бы уйти еще тогда, когда он отдал куртку.

И даже раньше.

Еще в тот момент, когда он стоял на пороге — просто оставить одежду в коридоре и закрыть дверь и уйти в наступающий вечер.

Но почему-то он не смог.

Он и сам себя не понимал, надо было свалить еще тогда, но его ноги будто приросли к полу, и он не сумел сделать ни шагу назад из этого дома.

Что за хрень с ним происходит? Какие глупости!

Господи, да вот хотя бы сейчас, вон какой шанс, пока эти двое о чем-то перешептываются, а, точнее, девушка что-то быстро и тихо говорит, вот сейчас надо уйти!

Но собственное тело его не слушается, и поэтому он остается на месте.

Спустя долгие секунды, кажущиеся бесконечностью, девица наконец отлепляется от уха отчего-то красного и ошарашенного Мелларка, скороговоркой прощается и, не слушая ничего в ответ, хватает опешившего охотника за рукав и тянет вниз.

Впрочем, от неожиданности он не противится и послушно следует за проводницей.

Выйдя на улицу, он шумно вдыхает свежий вечерний воздух и молчит.

Он не хочет разговаривать, сегодня он устал и не намерен спорить и вести глупые разговоры ни о чем.

В общем-то, девушка, видимо, придерживается того же мнения, потому что также молчит и смотрит на разгорающееся впереди небо розовато-фиолетовыми красками, расчерченное темно-оранжевыми всполохами.

Она смотрит на закат и вспоминает друзей, которым она нужна. И которые нужны ей.

Шахтер переводит взгляд туда же, и отчего-то перед глазами встает образ печальной брюнетки, смотрящей на него с разочарованием и болью.

Почему ты говоришь, что любишь меня, а потом вдруг хочешь потрогать волосы моей сестры, Гейл?

Ты просто обманщик. Я не желаю больше тебя видеть.

И видение растворяется в воздухе, а он все силится что-то сказать да не может.

Открывает рот и молчит, словно выброшенная на берег рыба, слова застревают где-то в горле и вплетаются тугими узлами в глотку, не давая вымолвить ни звука.

Он не знает, что ему надо сказать на это. Хоторн и сам понимает, что ведет себя по-детски глупо, чересчур эмоционально и вообще просто по-идиотски, но ничего поделать с собой не может.

И он ни о чем не думает. Не сегодня. Не сейчас. Пусть все идет так, как должно идти.