Где любят нас - лишь там очаг родимый (джен)

Рано или поздно все тайны будут непременно раскрыты. Нет ничего тайного, что не стало бы явным.

© Михаил М.Пришвин

Да, нам есть что скрывать, в этом наша природа.

На костях наших тайн спит старуха свобода,

Она пишет нам письма под грифом «секретно»;

Если есть интерес — мы обсудим и это.

Каждый день мы становимся старше и старше,

Нас уже не пугает «мир кокетства и фальши».

Но когда мы одни — нам не к лицу делать вид…

© Чертово колесо инженера Ферриса — Химеры и демоны

Китнисс была в панике. Страх накрывал ее с головой, она уже почти ничего не соображала. Вернувшись домой около четырех часов дня, она увидела, что дома никого нет. Сестры куда-то вдруг исчезли.

Сначала она не придала этому особого значения, полагая, что Прим пошла проверить некоторых пациентов, а Гермиона… пошла гулять или сидит у Пита, но потом стрелки часов передвинулись на цифру шесть, а сестры все не появлялись.

Какая-то смутная тревога сжала ее сердце, и она решила проверить. На всякий случай. И не прогадала.

Потому что Прим не заходила сегодня ни к одному из пациентов, ее вообще никто не видел.

Постучавшись к Питу и подергав ручкой, она поняла, что его также сегодня нет дома, что было немного странно, ведь они с ним буквально парочку часов назад вместе прогуливались по Двенадцатому, изображая счастливую и ничем не обремененную парочку.

Может, ушел к Хеймитчу? Это было уже не так важно, поскольку сейчас ей надо было найти пропавших сестер.

У старого пропойцы никого не оказалось, зато он поведал ей увлекательную историю о том, как две девушки вышли из ее дому сегодня в обед в направлении выхода из Деревни Победителей с корзинкой в руках.

Тем временем на улице уже стремительно темнело, похоже, что сегодня будет дождь.

Брюнетка, гонимая страхом и ужасом, бросилась к лесу, предположив, что эти две идиотки пошли собирать целебные травы, иначе зачем им понадобилась корзинка?

Не успела она выйти за пределы Деревни, она нос к носу столкнулась с Гейлом Хоторном, который, судя по всему, направлялся к ней домой.

— Привет, Кискис! А я вот… что-то случилось? — счастье на его лице быстро сменилось настороженностью и беспокойством — такой ужас был в ее глазах, что ему стало страшно.

— Ничего-ничего… Гейл, давай в другой раз, ладно? Я очень спешу…

— Куда это? Разве не видишь, какая погода?

— Я… поохотиться надо! — выпалила победительница, молясь, чтобы он поскорее отстал от нее, а еще, чтоб выпустил из своей хватки.

— В грозу и дождь? Романтичнее, что ли? — усмехнулся парень.

— Боже, Гейл, просто пусти меня, мне надо идти!

— Не надо дурака из меня делать, Китнисс! Что стряслось? На тебе лица нет!

Девушка взвыла — ну чего он пристал-то!

— Прим и Гермиона исчезли! И скорее всего, они в лесу! Одни! А сейчас уже почти ночь! Все, отпусти!

— Что? — брови взмывают вверх, чуть ли не на затылок, и шок окутывает с ног до головы. — Боже, да она что у тебя, совсем бесстрашная дура?!

Он берет подругу за руку и тянет за собой.

— Эй, она не дура! — возмутилась брюнетка и потом поинтересовалась:

— Это кого ты сейчас имел в виду?

— Гермиону, кого ж еще! Неужели думаешь, что пойти в лес было бы идеей Прим?

Ну почему эту безмозглую девчонку вечно тянет на неприятности?! Почему?! Только он успокоится, только начнет думать, как ему наладить отношения с Китнисс, как эта идиотка тут же путает все карты!

А потом ему все расхлебывать!

Какая самонадеянность, однако, что эта девица вдруг решила, что сможет бегать по лесу в такую погоду! Дура, у него больше и слов-то других не находится!

Не жалеет ни себя, ни сестру!

О себе не думает, хоть о Китнисс подумала бы, она же волнуется!

Вместе они быстро добираются до ограды, и победительница даже не спорит, принимает его помощь, потому что понимает — в такое время, в таких ужасных условиях она не то, что сестер, она и ботинки свои не разглядит. Другое дело Гейл — он лучше разбирается в этом и сможет отыскать пропавших. Сейчас она одна не справится. Теперь она думает с облегчением о том, как хорошо, что ей все-таки Гейл встретился, а не Пит.

Пит хороший парень, добрый, но он бы ей не помог, да и с протезом… далеко не уйти.

Укол вины немного отрезвляет девушку.

Ток уже отключили, так что они без проблем перелезают на другую сторону и идут дальше по тропинке, перед этим захватив лук и стрелы, которые девушка всегда хранила в дереве.

Неожиданно где-то впереди, немного глухо, но все-таки слышится жуткий вой. Ему вторит еще один, и еще…

Оба путника на секунду останавливаются и переглядываются с ужасом в глазах, а потом одновременно срываются с места — только бы успеть!

Китнисс боится, что не успеет, страх снова кого-то потерять усиливается в десятки раз и захлестывает ее с головой.

Боже, неужели она вызвалась добровольцем ради Прим, прошла и победила в Голодных Играх только для того, чтобы сейчас снова потерять сестренку? Только на этот раз навсегда.

А Гермиона? Они же не виделись шесть чертовых лет! Неизвестно что в другом мире творили с ее сестрой, а теперь, когда они нашли друг друга, ей придется снова упустить шатенку из своих рук?

Ну уж нет! Она не позволит этому случиться. Просто не может. Не в этот раз.

Слышишь, Смерть?! Сегодня у тебя не будет пира! Сегодня ты не раскроешь свои холодные объятия для моих сестер!

Я раскрою их для тебя.

С неба падает несколько капель, а через минуту капли собираются вместе и на друзей тут же обрушивается сильный дождь.

Если размоет дорогу…

Они никогда их не найдут.

За всеми этими раздумьями брюнетка не замечает, что Хоторн почему-то остановился, и понимает это только тогда, когда со всей дури врезается ему в спину и только лишь чудом не ломает себе нос и не падает на холодную землю.

— Гейл! Ты совсем сдурел?! Что за шуточки такие?! — раздраженно прошипела девушка и уже хотела было оттолкнуть замершего парня, но он вскинул руку, призывая ее к молчанию.

— Тшш! Ты слышишь?

Она прислушивается и чувствует, как сердце с глухим стуком падает куда-то вниз, далеко вниз, потому что она вдруг совершенно явственно и отчетливо слышит чье-то тяжелое дыхание и хриплое рычание.

Первая мысль, которая стрелой пронзает ее насквозь — переродки!

Но это не они. Она ведь не на Голодных Играх!

В небе тяжело пророкотал гром.

Озарившая все вокруг молния освещает и обладателя этих звуков, а, точнее, обладателей.

Это волки. Их несколько. Она не успела их сосчитать, но их точно больше двух.

— Пять, — прошептал друг, про существование которого она уже успела и позабыть за собственными переживаниями.

Один волк отделился от группы и вышел немного вперед, тут же припадая к земле и скаля зубы. Китнисс понимает, что сейчас он бросится на них, поэтому не медлит ни секунды и стреляет в него. Слышится визг и тяжесть упавшего тела.

Воздух наполнился стонами и воем. Гейл вдруг замечает палку в двух шагах от себя и стремительно бросается к ней, спровоцировав этим хищников.

Двое бросаются на девушку и двое на юношу. Китнисс снова выстреливает, а Хоторн замахивается импровизированной дубинкой и одним ударом сшибает сразу двоих.

— Ты как?

— В норме, — кивает девушка. — Пошли дальше, с ними все покончено. Стоп, а где еще один?!

— Убежал, скорее всего.

Не успевает он договорить эту фразу, как друзья в темноте замечают горящие огоньки, и не одни. Огоньки зажигаются и распределяются по всему периметру, заковывая парочку в круг.

— Боже, они что, не одни? Да сколько их тут всего?! — пораженно задал вопрос в пустоту шахтер.

Ему никто не отвечает, и все, что ему остается, это размахивать палкой и надеяться, что она не сломается под таким энтузиазмом.

Эвердин же остается со скоростью света забрасывать руку за спину и вытаскивать одну за другой стрелы, посылая их в диких зверей.

Реальность обрушивается на нее спустя долгие секунды, когда ее пальцы хватают воздух и не нащупывают гладкое древко в колчане, а глаза с ужасом расширяются, и она понимает, что ей больше нечем сражаться.

Со вздохом опускает взгляд на лук — видимо, ей придется действовать так же, как делает сейчас ее друг — пытаться попасть… этим по животному и молиться, чтобы это помогло.

Они встают спиной друг к другу, скорее на автомате, чем действительно думают об этом.

Неужели…

Неужели это все?

Это конец?

Победить на Голодных Играх, выжить на Арене, чтобы… чтобы сдохнуть вот так в лесу, который я знаю как свои пять пальцев, от лап и клыков каких-то там волчар?! Даже не переродков!

Китнисс уже хочется и вовсе сдаться, но вот мысль о сестрах не дает ей просто взять и опустить руки, мысль о том, что они вдвоем где-то там, совершенно одни, и ждут ее, ждут, что им помогут и их спасут…

Она резко открывает глаза и решительно хватается за лук. Ну уж нет! Так просто ее не убить!

Она еще нужна своим сестрам, она должна им помочь, так что вот так просто она не отступит!

— Инкарцеро! Петрификус Тоталус! — слышится звонкий женский голос, и вслед за ним волки почему-то падают навзничь. — Вам что, жить надоело?! — пытаясь перекричать гул дождя и рычание, вскрикнула Грейнджер.

— Гермиона! Ты в порядке? Где Прим? — радость тут же окружает охотницу, и она облегченно выдыхает при виде невредимой сестры, но через секунду сердце галопом несется вскачь, когда она не замечает рядом другую сестру. — Гермиона?!

— Она жива, — коротко и ясно. Шатенка подскакивает ближе с той самой палкой в руке:

— Так, а теперь будьте хорошими детками и закройте глазки.

— Что? Зачем это?! — недоуменно спросил брюнет, но в ответ получил лишь разгневанное лицо наглой девицы:

— Я сказала, глазки закрой, милый, что тут непонятного?! Или слепым хочешь остаться?

Угроза действует и оба друзья моментально закрывают лицо руками, не понимая, что происходит.

— Коньюнктивитус! — поляну тут же озарила красная вспышка, и по ней быстро распространилось облако пыли. Животные взвизгнули и припали к земле, пытаясь лапами достать до морды.

— Остолбеней! — напоследок Гермиона оглушает противников, чтобы наверняка. — Люмос Максима! Можете открыть глаза.

— Что это такое, Гермиона? — пораженно спросила Китнисс, увидев яркий свет, который показывал им дорогу.

— Все потом, пойдем.

— Я же говорил, что ты ведьма! — обвиняюще сказал Гейл и ткнул пальцем в спину шатенки.

— Не ведьма, а волшебница! — гриффиндорка закатила глаза и ускорила шаг.

— А это никакого значения не имеет!

— Если ты сейчас не заткнешься, я превращу тебя в лягушку и брошу тут, — спокойно ответила девушка.

Угроза подействовала во второй раз, и юноша действительно замолчал, но Китнисс так и не поняла, почему — либо обиделся, либо его реально заколдовали. Но, судя по сопению, все же первое.

Брюнетка хихикнула и тут же закрыла рот ладонью — похоже, это от шока.

Что это вообще сейчас было?!

Она никогда не верила в волшебство! А что же получается теперь?! Что ее сестра действительно… и правда ведьма?.. Но ведь такого не бывает!

Тогда почему она видела все это? Чем тогда можно это объяснить?

Победительнице на секунду кажется, что она спит. А как иначе-то?

Друзья вздрогнули, раздался раскатистый гром, сотрясая воздух и землю, а вдалеке послышался глухой вой и визги.

Тьма наседала, клубилась и укутывала путников покрывалом, сотканным из кошмаров и дурных снов, и только луч света, срывающийся с палочки шатенки, рассеивал эту черноту, разбивал в клочья ужасы, затаившиеся в ней.

Дождь усиливался еще больше и хлестал по телам с такой силой, что, казалось, еще немного, и их просто рассечет напополам.

Китнисс посмотрела на светящуюся фигуру сестры и нахмурилась — та шагала бодро, бойко, но что-то мешало вышагивать ей в максимальную, полную силу, хотя она этого и вовсе не замечала. Тут охотница поняла, что это было — что-то с ногой. Ее сестра шла, заваливаясь немного набок и хромая. Увидеть это можно было только, если хорошенько присмотреться.

Ну ведь она охотница, глаз наметан.

Девушка стрельнула глазами в сторону и по мрачному лицу друга поняла — он тоже это заметил.

— Что с ногой? — хмуро спросил он раньше Китнисс.

— Ничего. Должно быть, подвернула немного, — снова коротко и ясно. Она даже шаг не замедлила!

— Гермиона, — брюнетка попыталась остановить сестру, чтобы понять, насколько все серьезно, но та ей не позволила и только вскинула руку:

— Не сейчас! Все потом.

Через некоторое время они почему-то свернули с тропинки и направились вправо.

Друзья обменялись недоуменными взглядами.

Что за чертовщина?..

— Пришли, — кратко оповестила шатенка.

Куда? Куда пришли?

Здесь никого не было.

Одни деревья. И кустарники.

Но тут девушка что-то зашептала, свет погас, и они погрузились в кромешную тьму, а спустя несколько секунд они увидели вход в пещеру.

— Китнисс, Гермиона! — сидевшая на полу и уже было прикорнувшая от тепла Прим тут же вскочила и кинулась к сестрам.

— Прим! — брюнетка отбросила лук в сторону и прижала младшую сестренку к себе. — Ты в порядке? Не ранена?

— Со мной все хорошо. Гейл, и ты тут!

Волшебница что-то неопределенно хмыкнула и снова принялась что-то шептать, выделывая странные пасы своей палкой:

— Репелло Инимикум! — вспыхнул синевато-белый свет и заискрился на секунду, а потом погас, иногда отсвечиваясь в проеме.

— Что ты сделала? — спросила Китнисс.

Как будто силовое поле, — на мгновение пронеслась мысль в ее голове.

— Я наложила барьер, — объяснила Гермиона, поворачиваясь к сестре, и только сейчас победительница заметила, насколько та устала. Лицо было бледное, волосы мокрые, и небольшой порез на щеке.

— Барьер?

— Да, он защитит нас. Никто не ранен?

Присутствующие оглядели друг друга и замотали головой.

— Хорошо, — кивнула девушка и навела палку на сестру, а потом на Гейла. — Фумо! Фумо!

И затем на себя:

— Фумо!

— Что ты… — возмутился было Хоторн, но вдруг увидел, что его одежда полностью высушилась. — Спасибо, — буркнул он и принялся разглядывать пещеру.

— Спасибо, — поблагодарила Китнисс. — Как вы нашли это место?

— Так тебя здесь не было? — резко развернулась Гермиона. — И Гейла тоже?

— Откуда? Я никогда не замечал эту пещеру.

— Тогда… — начала говорить гриффиндорка и замолчала, прикусив губу.

За нее закончила Прим:

— Когда мы пришли сюда, здесь были эти ветки и даже коробок спичек!

Грейнджер еще больше нахмурилась:

— Значит, кто-то был здесь раньше… никто в лес больше не ходит?

— В лес ходим только мы, — сказала брюнетка и передернула плечами. — Я никогда здесь больше никого не видела.

— Ладно, неважно, — шатенка сделала шаг вперед и покачнулась на секунду, не дали упасть ей подскочившие с двух сторон сестры и парень, втроем ухватившие ее за руки.

— Я же говорила, ты ранена! — осуждающе воскликнула Эвердин и покачала головой. — Что там у тебя?

— Сейчас гляну, — волшебница отмахнулась от помощи и неловко присела, вытянув правую ногу вперед.

Закатав штанину до колена, она рассматривала неестественно вывихнутую лодыжку.

— Это просто вывих. Асклепио! — послышался неприятный хруст, свидетельствующий о том, что сместившиеся кости вернулись на свое законное место.

Охотница внимательно следила за выражением лица сестры и опешила — наверняка это был достаточно болезненный процесс, но девушка даже не шелохнулась, бровью не повела, настолько она была невозмутима!

— Боже, — Китнисс немного поморщилась. — Больно?

Гермиона пожала плечами:

— Я ничего не почувствовала. — В доказательство она покрутила ступней. — Видишь? Все нормально.

Она откинулась назад, облокотившись спиной о стену и прикрыв глаза.

— Может, расскажешь, что это было?

— Ты все-таки напрашиваешься на превращение в лягушку? — поинтересовалась гриффиндорка, приоткрыв один глаз и насмешливо усмехнувшись. Потом она тяжело вздохнула и выпрямилась.

Делать теперь нечего. Они застряли здесь надолго. Точно на всю ночь. Все слишком устали, чтобы сейчас подниматься и вновь куда-то идти. К тому же у них на руках ребенок.

А снаружи бушует буря, сильный дождь и гром иногда рокочет. Да и кто знает, может, та стая еще никуда не делась?

Сейчас ей не избежать расспросов. Она бы не смогла игнорировать их всю ночь, она знала, что они точно пристанут к ней, Китнисс, может, и нет, хотя любопытство съедало и ее, но Гейл и Прим точно. Гейл видел это уже второй раз, а Прим… она же просто ребенок, конечно, ей интересно это.

Может, шарахнуть всех троих Обливиэйтом? — лениво подумала Грейнджер, сквозь полуоткрытые веки следя за компанией.

Да уж. И как она это себе представляет?

Как она им потом объяснит их провалы в памяти?

Ну, просто все дело в том, что вы упали и ударились головой. Да, одновременно. Да, все трое. Я? Я не такая неуклюжая, как вы.

Хоторн и так ей не доверяет, а после этого… того и гляди, начнет следить с утроенной силой за ней, да так, что она и шагу никуда не ступит без него, и не сможет найти путь домой.

Нет, Обливиэйт точно не подойдет. Да и к тому же, у нее уже сил на него не осталось.

Господи, какая же она сейчас слабая! А ведь использовала немного заклинаний… сколько там раз?.. С десяток точно. Причем самых банальных, с которыми и первокурсник справится. И глазом потом не моргнет.

А она уже устала, да так, как будто сражалась не с какими-то волками, а со стаей оборотней! Или с Пожирателями… а ведь раньше могла больше и дольше!

Чертова магия. Чертов мир, который не принимает ее!

Все было бы по-другому, будь она у себя дома. Там бы ее за неделю поставили на ноги.

Там Больничное Крыло, правда, она его ненавидит, но сбежать оттуда не составляет никакого труда, верно? И мадам Помфри, у которой, кажется, совершенно нескончаемые запасы зелий и прохладные нежные руки.

Зелья!

А ведь точно! Девушку будто подбросило на месте — какой она все-таки была дурой иногда!

Ей нужно всего лишь приготовить себе Укрепляющие зелья, и она быстро поправится, встанет на ноги.

Только вот… о, нет… где ж она возьмет ингредиенты?

Ладно простые травы, их тут завались, а остальное? Животного происхождения? Ну, допустим, мандрагору она здесь отыщет, все-таки и в мире магглов такое есть, но… пикси, хвост русалки, флоббер-черви? Этого-то здесь точно нет!

Ладно, хорошо, над этим она еще потом подумает.

Боже мой, ну что ей теперь делать? Они видели ее магию. Ее способности. Теперь не отмахнешься, не скажешь, мол, тебе показалось!

Рассказать им? Видимо, придется. Может, хоть так Эвердин отпустят ее? Если она им все расскажет, может, они поймут?

Гермиона снова тяжело вздохнула и открыла глаза. Раскрываться практически незнакомым людям… было неловко, неудобно, и совершенно не хотелось. Но они вроде как переживали за нее, вон, бросились искать, и вроде как Китнисс волновалась, а потом счастьем светилась, стоило ей увидеть Грейнджер живую и невредимую. Ну, относительно. Даже вон, у шахтера лицо разгладилось, она могла поклясться.

Она немного пожевала губу и подняла взгляд на юношу и двух девчонок, внимательно следящих за ней:

— Как я уже говорила… я не помню свою жизнь до десяти лет. И родители объясняли это тем, что я упала и ударилась головой, я тебе это рассказывала, Китнисс, — брюнетка кивнула. — Они не знали, что я… такая. И я тоже не знала. Но иногда… мои силы вырывались наружу, в порыве сильных эмоций, когда я была раздражена или разгневана. Я могла нечаянно повалить шкаф с книгами или разбить посуду. Или потом все цветы дома засыхали… в общем, я боялась таких моментов, и родители тоже. Они думали, что в меня вселился дьявол, и один раз вызывали даже священника. Правда, после того, как я уронила на него тяжелый горшок с цветком, он заявил, что я безнадежно проклята и больше в нашем доме не появлялся, — раздались смешки, и гриффиндорка тоже немного улыбнулась, вспоминая это.

— Затем мне исполнилось одиннадцать, и все прояснилось. Домой прилетела сова с письмом из Хогвартса, в котором было написано, что я волшебница и с первого сентября зачислена в школу волшебства и чародейства. Пришла преподавательница из Хогвартса и все объяснила мне и родителям, сказала, что-то, что я делала, было всего лишь магическим выбросом, в этом нет ничего страшного. Родители согласились отдать меня в эту школу, хотя, думаю, сделали это только потому, что в таком случае я находилась бы от них очень далеко, — девушка горько усмехнулась.

— Значит, все это время ты училась в этой школе? — тихо спросила Китнисс.

— Да, — кивнула шатенка. — Я и знать не знала, что на самом деле из другого мира. И я вообще не понимаю, как меня могло занести в Великобританию отсюда.

— Ты… пропала шесть лет назад. Ушла в лес гулять, а потом не вернулась.

— В этот лес?

— Да. Мы искали тебя месяц, а потом отец нашел обглоданную кисть и решил, что это… твое.

— Ну, как ты видишь, у меня обе руки на месте, — Гермиона усмехнулась и вытянула ладони, покрутив ими в разные стороны. Китнисс немного улыбнулась в ответ:

— В общем, в одиннадцать ты поняла, что… ты ведьма, да?

Гермиона раздраженно закатила глаза:

— Волшебница. Хотя иногда нас называют ведьмами, но… правильно будет волшебница.

— Это так… странно, — медленно сказала брюнетка. — Все это, — она неопределенно взмахнула рукой. — Я раньше и подумать не могла, что существуют подобные вещи. У нас в Дистрикте никогда такого не было.

— Оно и понятно, — кивнула Грейнджер. — Если бы я осталась тут, мне бы письмо не пришло. Не знаю как, но мне кажется, что ваш мир не для таких, как я. Он… отвергает магию, что ли… я до конца еще не поняла. Но я не единственная с такими способностями в этом Дистрикте.

— Что? — пораженно выдохнули одновременно ее слушатели.

— Подожди… а кто еще тогда? — озадаченно спросил шахтер.

Шатенка вскинула брови и, слегка улыбаясь, мотнула головой в сторону девочки.

— Прим?!

— Я?!

— А как ты думаешь, ты смогла пролезть под забором, который был под напряжением? — насмешливо спросила гриффиндорка.

— Погоди, то есть ты… вы… пролезали… когда был ток? — заикаясь, задала вопрос старшая Эвердин.

— А как еще мы могли бы сюда попасть, по-твоему? — пожала плечами Гермиона. — Так, давай, пока ты не начала сейчас стрелять в меня, я объясню. Волшебники чувствуют магию, и если есть рядом кто-то, кто обладает волшебной силой, мы понимаем это. А этот трюк с забором… это всего лишь физика. Не знаю почему, но тело волшебника невосприимчиво к току. По крайней мере, к тому, который идет по вашему ограждению.

— И как давно ты… поняла, что Прим тоже… ведьма? — напряженно спросил Гейл.

— Почти сразу же. Сначала я почувствовала толчки и оторопела — не могла понять, кому они принадлежат. Я вообще сначала подумала, что я единственная колдунья здесь. И спустя какое-то время до меня дошло, что эти выбросы магии были от Прим.

— Если я такая же… почему мне не пришло письмо, как и тебе? — нахмурилась девочка, наклонившись немного вперед.

— Если бы ты была в моем мире, ты бы его получила. А сюда оно, видимо, просто не дошло, — развела руками шатенка. — Разные миры, вот и результат. — Потом она тяжело вздохнула и мысленно прокляла себя за то, что сейчас скажет, но остановить себя уже попросту не могла — у этой малышки напротив были такие грустные глаза:

— Если хочешь… я могу тебе все рассказать, что сама знаю. Не только про травы, но и многое другое. Правда, колдовать ты пока не сможешь, у тебя нет палочки, но думаю, что-нибудь придумаем.

— Правда? Ты правда научишь меня? — восхищенно спросила блондинка и, получив обреченный кивок, принялась пищать от восторга и кинулась всех обнимать, но больше всех — Гермиону.

— Ты уверена? — взволнованно наклонилась к лицу сестры брюнетка.

— Не знаю, — выдохнула девушка, сжимая виски побелевшими пальцами. — Мне повезло, Китнисс, мне предоставился такой шанс, а ей — нет. Поверь мне, такое выпадает один раз на миллион. Пусть порадуется.

— Хорошо, — кивнула победительница. — Кстати, как ты нашла нас по такой темноте? Ты ж была в лесу один раз! Я хожу сюда с детства, но вечером даже я могу заплутать.

— Я использовала Гомункуловы чары, они помогли мне обнаружить вас и добраться. Сначала я хотела послать Патронуса, но не смогла.

— Почему? — спросил Хоторн.

Гермиона неловко повела левым плечом и немного замялась, но потом все же сказала:

— Дело в том, что Патронус… в общем, это заклинание, которое призывает магическую сущность волшебника. У каждого мага есть свой Патронус в виде какого-либо животного.

— Ого! И какое животное у тебя? — с интересом спросила Примроуз, устраиваясь поудобнее.

— Я не знаю, — покачала головой девушка. — Я хотела послать его Китнисс и сказать, чтобы ты не ходила в лес и что мы в безопасности, но у меня не вышло. Я пыталась призвать его еще в школе, и вроде у меня что-то выходило, но я так и не поняла, какой у меня защитник. Сложность заключается в том, что… для его вызова нужно вспомнить самые счастливые воспоминания.

— У тебя… их нет? — глухо задал вопрос охотник.

— Уже не знаю, — прикрыв глаза, прошептала гриффиндорка. — Может, раньше и были, но… в свете последних событий. Не знаю. Как бы я ни пыталась что-то вспомнить, я не могла.

— Как ты сюда попала? — тихо сказала Китнисс.

Девушка немного помолчала, раздумывая над ответом:

— Была битва в Министерстве Магии. Все произошло очень быстро. Погиб Сириус, — она запнулась и рвано вздохнула, дрожащими пальцами перекатывая прядь волос. — И после… произошел взрыв. Не знаю его причины, но из-за него я и попала сюда. Думаю, из-за него.

— Этот Сириус был тебе дорог? — шепнула блондинка, придвигаясь ближе.

Отодвинься.

Отодвинься, ради Мерлина!

Не приближайся ко мне!

Гермиона посмотрела на нее странным нечитаемым взглядом и судорожно ответила:

— Не то чтобы… он был крестным Гарри. Единственным близким его человеком. И погиб. Мы с ним неплохо ладили и вроде как сдружились в последнее время, а потом…

— Мне жаль, — тихо сказала Китнисс и протянула руку вперед, а Гейл кивнул.

Гриффиндорка некоторое время смотрела на узкую ладонь и затем медленно положила свою поверх.

Так странно.

Не умерла.

А думала, что умрет, стоит ей коснуться хоть кого-то.

— Мне тоже, — прошептала девушка и уставилась на противоположную стену остекленевшими глазами.

Пусть Сириус не был ей близок, но он был особенно близок Гарри, ее Мальчику-Который-Выжил, ее лучшему другу, практически брату, и хотя бы поэтому Блэк уже был дорог ей. Потерять его было словно потерять часть самой себя. Если она испытывала такую боль и вину (но в большей степени второе), тогда как должен был себя чувствовать Гарри? Этого она знать не хотела. А особенно испытывать на себе.

Она знала, что виновата в смерти Сириуса больше всех. Она вообще была в этом виновата.

Идея ринуться очертя голову в Министерство Магии, чтобы только помочь Сириусу, принадлежала именно Гермионе. И теперь она себя за это ненавидела.

Постепенно ее мысли от самобичевания перешли к мыслям о Патронусе. Она знала, что это особая, высшая магия, и далеко не у всех получается вызвать своего защитника с первого раза, но все равно была разочарована собой. Как бы там ни было, все-таки она была лучшей студенткой Хогвартса за последние двадцать лет, и один раз ведь у нее почти удалось это сделать. Правда, вызвать она смогла только бесформенное облако переливающейся пыли, но и это было уже хоть что-то.

Гермиона также знала причину, по которой теперь она не могла вызвать Патронуса, и вряд ли когда-либо вообще сможет это сделать.

Счастливые воспоминания.

Таковых в ее жизни было мало.

И каждый раз, когда она пыталась вспомнить хоть что-то, когда вспоминала редкие минуты спокойствия и блаженства с братом, вечерние чаепития с родителями, прогулки с Роном и Гарри, протянутую руку зеленоглазого мальчика в знак дружбы, все эти моменты тут же закрывали другие картинки. Стоило ей вспомнить хоть что-то хорошее, что было в ее жизни, как тут же она видела покореженные тела родителей, вспоминала пытки в плену, сумасшедшие крики Беллатрисы «Круцио!» и ее холодный кинжал у руки.

Несколько месяцев заточения и боли, одной только боли, перечеркивали все то светлое и хорошее, что когда-либо было у нее.

Теперь она знала, что отныне и навсегда ей не суждено вызвать своего защитника, своего Патронуса. Теперь эта светлая магия была ей боле не доступна.

— Смотрите, они здесь! — прерывающимся от волнения голосом сказала Прим, немного привстав и вытянув руку вперед.

Гермиона обернулась и встретилась с немигающими глазами волка, который стоял прямо у входа в пещеру. Он рыкнул и пошел дальше.

— Это вожак, — догадалась Грейнджер. — Не бойтесь, они нас не найдут. Они чувствуют запах, но не могут понять, куда мы делись. Из-за такого дождя пройдет немного времени, и все наши запахи смоются окончательно. Я сяду у входа, а вы поспите.

— Зачем тебе там садиться? — удивилась Китнисс.

— Я должна следить за тем, чтобы с барьером все было в порядке. Он довольно мощный, и не думаю, что может исчезнуть, но все-таки лучше перестраховаться и поглядывать за ним. Да и спать я не хочу, так что отдыхайте, — с этими словами ведьма поднялась и опустилась на землю почти у самого проема.

— Мне жаль, что все так произошло, — раздался рядом с шатенкой мужской тихий голос, и она почувствовала, что кто-то близко к ней сел.

Внутренние радары тут же завопили, требуя, чтобы чужак убирался прочь, отсел от нее подальше, только бы не прикасался случайно к ней своей рукой и плечом, но гриффиндорка с усилием заставила себя сидеть там, где сидела и никуда не отскакивать.

Она подняла глаза на Гейла:

— Да. Спасибо. Девочки уже легли?..

— Спят как убитые, — усмехнулся брюнет. — Почему ты считаешь себя виноватой? — вдруг спросил юноша спустя минуту молчания.

— Что? С чего ты это взял? — изумилась Гермиона и немного повернулась к собеседнику, размышляя, откуда он сделал такие выводы.

Он пожал плечами и посмотрел на нее:

— Это видно. К тому же ты постоянно просишь прощения у Гарри.

Девушка вздрогнула и попыталась абстрагироваться от внимательного и изучающего взгляда охотника — в эти секунды она ощущала себя добычей, жертвой, загнанной в ловушку:

— Ты не понимаешь. Если бы я не уговорила Гарри на это сумасбродство, если бы не подтолкнула его на это… Сириус остался бы жив, и Гарри был бы счастлив. — Она тяжело вздохнула, вспоминая это. — Я подала ему идею, а он ухватился за нее, мне надо было его остановить, но я этого не сделала. Пусть бы он и возненавидел меня за это, но я должна была…

— У него что, своей головы на плечах нет?

— Причем тут это? — возмутилась Гермиона, яростно сверкнув глазами. — Я не должна была так поступать, мне надо было отговорить его, а я слепо пошла на поводу своих чувств и его желаний!

Почему-то сердце шахтера неприятно кольнула фраза о чувствах и желаниях, видно было, что, похоже, они с этим пресловутым Гарри были близки, но насколько? Она называет его другом, но так ли это на самом деле?

Он вот тоже называл Китнисс другом, и что в итоге? А в итоге он влюбился в нее по самое не могу. Так, может, и у этих двоих также? Может, она тоже обманывает сейчас сама себя, как и он когда-то обманывался сам, говоря, что они «только друзья и ничего больше»?

Он еще раз глянул на нее — похоже, что да. Девочка просто еще сама не поняла, что на самом деле любит своего лучшего друга.

Тогда почему от этих слов больно ему?