Меня боялась даже матушка Ро (джен)

До сих пор не могу сдержать крик, вспоминая то ощущение, тот день, или то была ночь…

Я никогда не забуду того чёрта. Сейчас, обдумывая всё случившееся со мной, удивляюсь, почему мысль о том, что в аду лучше быть чёртом, чем грешником, не пришла мне в голову. Тогда я думал о другом. Тогда я хотел вырваться.

Я отчаянно забился, но тело чёрта не ответило на мои усилия. Я закричал:

— Отпусти меня! Кто ты? Ты-ы-ы…

Я уверен, что не произнёс ни слова вслух, но чёрт, к моему удивлению, отошёл от ящика, в котором я только что был заперт, и опустился на колени.

— Это вы, мой господин? Я слушаю, говорите со мной, — нет, даже тогда мысль о том, что я не так плохо устроился, не посетила меня. Я испуганно затих. — Неужели показалось? — проговорил чёрт. — Я был уверен, что Лорд говорит со мной, — чёрт подошёл к котлу, помешал вязкое варево, наполнил им фляжку, а потом добавил туда волосы старика. — Пора!

Нет, я никак не ожидал, что этот урод сделает глоток, это дерьмо на вид было отвратным, да и на вкус ничем не напоминало ром. Я совсем не хотел, чтобы эта мерзость попала в моё горло. Чёрт какое-то время боролся с рвотными позывами, но всё же проглотил — мои внутренности (впрочем, это были внутренности чёрта) ожгло огнём, и я испытал адские муки. Не знаю, чувствовал ли чёрт то же, что и я, но через несколько мгновений он убрал фляжку в карман и направился к двери.

Пока чёрт преодолевал этот короткий путь, я с удивлением осознавал, что подземный мир мало отличается от поверхностного: я находился в получердачном помещении с низким сводчатым потолком и единственным окном, вид из которого абсолютно не соответствовал тому, как я представлял себе ад. Впрочем, пространство, открывшееся моему взгляду за дверями, удивило меня ещё больше — это были коридоры старинного замка. Я спустился по витой лестнице мимо высоких, стрельчатых, в кованых переплётах окон и увешанных картинами стен, миновал очередные, на этот раз в два человеческих роста, двери и вошёл в большую комнату с постаментом и множеством столов. Нет, мне в голову не могло прийти, что именно так выглядят пыточные!

Чёрт поднялся на постамент, встал рядом со столом и обратил своё изуродованное лицо к сидящим в помещении… Я с трудом сдержал крик — это были дети! Нет, не те ангелочки, которых рисуют под куполами костёлов, это были молодые люди едва ли младше Джима, но даже в этом уже не нежном возрасте они едва ли успели нагрешить так, чтобы попасть сюда.

Чёрт оглядывал ребятню, выбирая жертву, — дети испуганно притихли. Он вызывал их одного за другим и мучил. Я вздрагивал каждый раз, когда узловатая палка в руках чёрта указывала на новое лицо. Наконец, изверг остановил взгляд на черноволосом ершистом парнишке с яркими, спрятанными под стёклами круглых очков, зелёными глазами. Я замер: очки, худоба, живое неравнодушное лицо, — этот хороший мальчик напомнил мне Джима и показался родной душой. Я всеми силами потянулся к ребёнку, а чёрт испытывал, глядя на него, какой-то нездоровый интерес и мрачное удовлетворение. Я чувствовал, как внутри меня… рядом со мной зреет бранное слово… нет, проклятие!

— Империо! — воскликнул чёрт, направив узловатую палку в лицо паренька.

Тот вздрогнул, его лицо потеряло осознанное выражение, а ноги внезапно подогнулись… Паренёк стоял, покачиваясь, пока не повалился на пол — я привык к звуку ломающихся костей, не раз слышал его в драках и попойках, но на этот раз с трудом сдержал крик. Паренёк ударился головой и сломал обе коленные чашечки.

— Прекрати! — я попытался вырваться из тела чёрта и отчаянно забился, но чёрт не слышал моих слов, он раз за разом направлял на несчастного паренька свою палку и повторял наказание. Через несколько минут отчаянных попыток докричаться до чёрта я окончательно ослаб и только, осторожно дыша, наблюдал за тем, как этот изверг издевается над детьми. Неужели Господь уготовил мне именно такую пытку за грехи? Да, я убивал, пытал и мучил людей, но я не тронул ни одного ребёнка, ни одного невинного, не способного постоять за себя. Я убивал только тех, кто мог навредить мне. А теперь Господь заставил меня смотреть на страдания невинных, которые моими руками творил этот чёрт.

Я очнулся в кромешной темноте. Нет, вы не видели такой темноты — она была непроглядной, даже тропические ночи не идут в сравнение с ней. Я заворочался и внезапно открыл глаза — лёжа на кровати под деревянным навесом, закрытым тяжёлыми бархатными шторами, сквозь небольшую щель в которых неуверенно сочился свет луны. Было темно, но я видел всё: то ли глаза были привычны к темноте, то ли чёрт сам по себе хорошо видел ночью, то ли тот искусственный глаз… Я попытался пошевелиться и понял, что руки и ноги не подчиняются мне. Я сосредоточился на одном из пальцев и почувствовал, как он приподнялся над покрывалом. Полная сосредоточенность… Вооружившись этим девизом — и с каких это пор я стал придавать значение словам, — я попытался ощутить правую руку: плечо, предплечье, локоть… — я поднял руку и оглядел изуродованную шрамами ладонь и кривые пальцы. Первый успех вскружил мне голову: я твёрдо собирался овладеть этим телом, встать на ноги и попытаться навести порядок в этой преисподней, но из моего рта помимо моей воли вырвался тяжёлый стон «Мама!», а тело чёрта перевернулось на бок. Я не собирался сдаваться. Я попробовал ещё раз, мне удалось спустить ноги на пол и попытаться встать. Должно быть, это и разбудило чёрта — его пробуждение было для меня болезненным, будто удар раскалённой сковородкой по обнажённой коже: забава, которой стала грешить моя негритянка-жена после того, как обвыклась со мной в Лондоне.

— Что это? Что? Кто здесь? — чёрт подобрал ноги и повалился обратно на кровать. — Это вы, мой Лорд? Я спал и не мог вас слышать.

Кого этот чёрт имел в виду — я не знал, а боль застила мне разум, но я попытался прохрипеть:

— Это я, придурок, твоя чёртова совесть.

Чёрт не услышал меня — и в этом не было ничего удивительного, мой голос был слаб. И, пока я был слаб, всё, что мне удавалось, — сидеть у чёрта внутри и наблюдать за страданиями невинных. Нет, тело я считал своим и не мог смириться, как и сейчас не могу, с тем, что моё тело погибло. Следующая неделя прошла в бесполезной борьбе: дни изматывали меня, а ночи… я проводил в разговорах с этим чёртом — мне больше ничего не оставалось, кроме как не давать ему спать.

— Кто разговаривает со мной? Кто здесь? — чёрт боялся голосов в своей голове. — Мой Лорд?

— Какой я тебе Лорд, придурок? Если уж хочешь как-то обращаться ко мне, то зови меня капитаном. Капитан Сильвер… Хотя мне становится тошно от одной мысли, что под моим началом может служить такая образина.

— Отец? Неужели ты пытаешься пролезть мне в голову? Как? У тебя не может быть сил…

— Отец?! — не знаю, почему эти слова так взбесили меня, но это слово я прокричал так, что чёрт меня услышал. В последние годы я подумывал о наследнике, хотя едва ли мог надеяться на такой подарок от моей кобылы… Своего сына я представлял таким, как Джим, таким, как тот мальчик… милым, хорошим ребёнком… я не желал ему адских мук и хотел бы воспитать, в отличие от себя, безгрешным. — Я не назову тебя сыном, даже если ты окажешься единственным, кто может поднести мне воды при похмелье.

— Отец… — не знаю почему, но мои слова утвердили чёрта в том, что я имею какое-то отношение к его рождению, он сперва прошептал это обращение, а потом заорал в исступлении: — Мой Лорд, прогоните его! Прогоните его из моей головы!

— Урод! Придурок! — мой рот исторгал ругательства, каждое слово кровью билось в висках, выматывая меня, но чёрт орал как резаный, слыша мой голос.

— Он мучает меня, мой Лорд, спасите меня!