Легенды о Люке Скайуокере (джен)

авным-давно, далеко-далеко от сияющего центра Галактики люди прибыли на планету, покрытую океаном, из которого там да сям выныривали непокорные острова. Люди назвали её Леу’эль, что на их языке означало «Разлив».

Шло время. В большой Галактике рождались и гибли империи и республики, но Леу’эль был забыт сильными мира сего. Там не было ничего ценного, чего не было бы проще добывать где-то ещё, и торговцы редко утруждали себя дорогой туда. Зато подчас прибывали путешественники, привлечённые красотой видов — но они, словно камушки-блинчики, лишь едва касались поверхности и исчезали, не оставив и следа.

Жители Леу’эля жили у моря, морем и с морем. Оно приносило им всё необходимое: щупальценосные киты давали ворвань на топливо и кости на постройку домов; трёхрылые щуки — крепкую кожу и готовые инструменты; прозрачные гребешки и коричневые устрицы украшали их перламутром; а главное, бесчисленные морские рыбы и водоросли становились им пищей.

Но добыть это всё стоило большого труда.

* * *

Как-то раз весной, на рассвете, когда солнце едва вынырнуло из блистающих волн океана, две крестообразные тени взлетели с белого пляжа острова Улун Атар и понеслись к открытому морю.

— Спорим, сегодня я поймаю самую большую рыбину? — крикнула Ая-Глон, летевшая чуть впереди, погладила свою сине-сияющую птицу и велела ей лететь быстрее.

Ей было двенадцать, она была сильна, как молодой кит, и на обветренном лице у неё были веснушки.

— Спорим! Проигравший три дня убирается за нас двоих, — откликнулся летевший чуть позади мальчик, погладил свою алую птицу и велел ей подняться выше.

Его звали Тонн-Глон, и он приходился Ае братом-близнецом.

Как вы уже поняли, летали на Леу’эле не на машинах, как это принято в остальной Галактике, а на живых птицах. Назывались они ветробоями, и водились только здесь — огромные величественные птицы с четырьмя десятиметровыми крыльями. Всю свою жизнь ветробои проводили на крыле, спускаясь лишь затем, чтобы спариться и отложить яйца. А вот их птенцы вылуплялись уже в воздухе, в гнёздах из морской травы, которые матери несли прямо в лапах. Несравненные мастера парения, ветробои даже спали на лету. Местные жители приручили их и использовали для охоты, рыбалки и перелётов между редкими островными селениями, разбросанными по всей планете.

И вот Улун Атар превратился в крошечную точку и скрылся за горизонтом, и близнецы остались одни между небом и морем. Прикрывая глаза от солнца, они обозревали бескрайние безжизненные просторы океана; тем временем, на горизонте собирались грозовые облака. Впрочем, они были ещё далеко.

Надо сказать, несправедливо называть безжизненными синие просторы океана. Так думать может только чужестранец; для Аи и Тонна, море было больше похоже на Хоснию Один в час пик. Вот тёплые течения — по ним, как флаеры по воздушному шоссе, спешат косяки угрей. Вот поднимаются фонтаны, выпущенные стаей охотящихся китов. Вот колышутся в прибое леса морской капусты, а вот пёстрые рыбки переговариваются с крабами среди бешено ярких коралловых рифов — точно кумушки-модницы среди столичных небоскрёбов.

А ещё был Поток — вездесущая, всеобъемлющая сила, соединяющая всех и вся; близнецы чувствовали его ласковое прикосновение, тёплое, как солнечные лучи.

— Есть! — воскликнул Тонн и ловко проехался по спине своего ветробоя, двухлетнего Кони-Ко, к самой шее; курлыкнув, тот подчинился команде и резко свернул в сторону.

Дик-дик, трёхлетняя ветробой Аи, от курса не отклонялась. Что толку гнаться за чужой добычей? Это дело малолеток, которых надо привязывать к шеям их птиц, чтоб они не выпали из седла. Нет уж; Ая собиралась поймать свою рыбу самостоятельно — и позаботиться, чтоб она-то уж точно была побольше.

— Рыбы, которую мы поймаем, хватит всей деревне, а, Дик-дик? — шепнула она в выемку у основания птичьей шеи.

Внизу что-то плеснуло. Послушная хозяйке, ветробой всплеснула крыльями и ушла в крутое пике.

Волосы Аи вились по ветру, её сердце колотилось от восторга и опасности этого полёта; всем телом она прижималась к гребню своей птицы.

Считанные мгновения спустя Дик-дик была уже у самой воды, и Ая внимательно всматривалась в бирюзовые морские глубины в поисках серебристых отблесков, выдававших присутствие трёхрылых щук.

— Видишь её, Дик-дик?

Та согласно курлыкнула, описав круг вокруг указанной хозяйкой точки. Опираясь крыльями на потоки воздуха, она начала подниматься по спирали всё выше и выше. Ая покрепче ухватилась за гребень, прикрыла глаза и вздохнула поглубже. Волнение уходило; Поток вокруг завихрялся в водовороты.

Поднявшись на километр над морем, Дик-дик щёлкнула клювом, и Ая покрепче обняла её за шею обеими руками. Завернувшись в крылья, как в кокон, наставив клюв, словно копьё, на серебристое марево моря, ветробой вытянула шею и устремилась вниз.

Они падали всё быстрее и быстрее. Чтобы не мешать падению, Ая плотнее прижалась к телу птицы, распластавшись по нему. Глаз она не закрывала, чтоб не упустить добычу из виду — не закрывала до самого мига, когда Дик-дик пробила поверхность и устремилась под воду.

Она ударилась о поверхность воды, словно о каменную стену, но удержалась в седле. Погрузившись метров на тридцать в глубину, Дик-дик позволила хозяйке соскользнуть с бамбукового седла и, шевеля крыльями, поплыла вверх. Теперь их соединял только тонкий трос.

Ая открыла глаза и огляделась. Здесь, под водой, она словно парила — невесомая, всесильная. Серебристая чешуя её добычи блестела чуть выше и правее; толкнувшись ногами, Ая поспешила туда. И добыча оказалась в самый раз! Не будь она под водой, Ая бы ахнула от восторга. Рыбина была просто огромная — в три раза больше неё самой. Ещё несколько метров приходилось на пару бивней и рог, покрытые острыми зубьями, из которых должны были выйти отличные крючки и разделочные ножи.

Щука, встревоженная нырком Дик-дик, тревожно оглядывалась вокруг. Но пока что величественная фигура поднимающейся ввысь птицы, окружённая облаком пузырей, интересовала её куда больше, чем крохотная человеческая девочка.

Не доплывая метров десяти, Ая замерла. Привычные рыбацкие приёмы с такой громадиной бы не сработали. Надо было придумать что-то новенькое.

Снова заставив себя успокоиться, она нырнула в Поток, осторожно разбирая основу и уток узора, складывавшегося в щуку и море вокруг неё. Всё покорялось Потоку, и для успешной охоты нужно было слушаться его неодолимого зова.

Отлив сменяется приливом, и прилив — отливом. Молодая луна состарится, а старая луна помолодеет. Счастье становится горем; из горя рождается надежда. Всё переменчиво в Потоке — и я есмь перемена.

«Попался!» — Ая распахнула глаза.

Яростно загребая руками и ногами, она описала круг, превращая спасательный трос из крабьей нити в гигантскую петлю, колыхавшуюся в воде, как медузий купол. Потом достала из-за пояса нож из акульего зуба; он блеснул в лучах растворённого в воде солнечного света, привлекая внимание щуки.

Довольная, что её наконец заметили, Ая встретила угрожающий взгляд рыбины, разведя руки и ноги в стороны в попытке изобразить морскую звезду, любимое лакомство леу’эльских щук. И это сработало; хотя некоторые сомнения у рыбы и оставались (например, почему у вкусняшки недостаёт пары конечностей, или почему она так странно пахнет), голод оказался сильнее разума. Легко шевеля плавником-парусом, щука направилась к девочке.

Сердце у той билось, как бешеное, но она оставалась недвижима, не позволяя себе задуматься о трёх остриях, направленных прямо на неё, пока ни о чём не подозревавшая щука не просунул голову в петлю. Тут, одним резким движением, она набросила её на рыло рыбы и ловким угрем ушла вниз.

Воздуха отчаянно не хватало, но она знала: единственный способ удержать добычу — заставить её как следует затянуть петлю. Дик-дик пока не могла подняться в воздух, а значит, надо было потрудиться самой. Но каким бы умелым пловцом она ни была, с какой бы силой она ни толкала себя вперёд — здесь, под водой, щука была буквально в своей стихии, и она плыла быстрее. С каждой секундой острейшие рог и бивни были всё ближе; Ая их уже почти чувствовала на своей коже, и только молилась, чтобы Поток был милосерден и даровал ей быструю смерть.

И вдруг щука замерла. Удивлённая, крутнулась на месте, отчаянно шевеля всеми плавниками. Бесполезно. Трос кончился.

Только теперь Ая позволила себе подняться на поверхность и глотнуть вожделенного воздуха. Дик-дик била лапами воду, изредка вскрикивая; рыбина, пойманная на привязанный к её седлу трос, была велика и явно отчаянно боролась.

— Молодчина! — крикнула Ая.

Ветробой кокетливо почесала клювом перья, словно говоря: «Ой, да пустяки».

Улыбнувшись, девочка снова нырнула. Рыба была поймана; теперь следовало прекратить её мучения как можно быстрее. Подплыв сзади, Ая нанесла два быстрых удара ножом из акульего зуба прямо в трепещущие жабры. Всё было кончено.

Молчаливо поблагодарив щуку за то, что её тело накормит и Аю, и всё её племя, Ая поднялась на поверхность.

* * *

Прошёл час.

Тяжёлые тучи цвета вулканического пепла закрыли уже полнеба. То и дело в их нутре, словно сверхновые звезды в чёрных глубинах космоса, вспыхивали и гасли молнии. Только с западного края небо было ещё чистым.

Ая смотрела туда и думала, придёт ли помощь. Время принимать решение уже пришло — уже прошло, на самом деле — но она пока не могла заставить себя бросить лучшую добычу в своей жизни.

Тонн, поймавший пятнадцатикилограммового угря-порфомера, охотно признал поражение. Щука была так велика, что даже двум ветробоям было её не унести! Так что Тонн верхом на Кони-ко отправился назад, на Улун Атар, за подмогой. Ая же со своей верной Дик-дик осталась сторожить пойманное.

Они не ждали, что шторм начнётся так скоро.

Очередная волна ударила в бок Дик-дик. Та повернула голову к хозяйке и жалобно, испуганно вскрикнула.

Ая вдруг ощутила, что она совсем одна. Под ней был равнодушный океан, над ней — вечное небо, и для обоих девочка и птица были лишь крохотными искрами, что мелькнут и погаснут от первого дуновения. Даже Поток, всегда такой родной и надёжный, сейчас казался ей холодным и чужим.

Доверься Потоку и делай что должно.

Закрыв глаза, она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться и снова слиться с Потоком, ища верный путь.

Огромная туша щуки, подпрыгивающая на волнах. Небо, затянутое тучами. Снова туша, и снова небо. Наконец, Ая решительно закусила нижнюю губу и нырнула.

В несколько резких движений подплыв к своей добыче, она ухватила поближе к наконечнику острое копьё — тоже из акульего зуба. Затем, под встревоженным взглядом Дик-дик, она принялась отпиливать рыбе голову чуть пониже бивней и рога.

Несколько минут спустя она уже вернулась к Дик-дик, и печально проводила взглядом уходящую вглубь гигантскую тушу. Ей было, конечно, жаль её терять; но она утешала себя, что с точки зрения Потока ничто не теряется. Мясо съедят мелкие рыбёшки и молодые угри, а что не доедят они — то опустится на вечно тёмное океанское дно, на радость копошащимся там бледным змеям и слепым крабам.

Сняв мокрую одежду, она завернула в неё острые зубы-пилы и приторочила их к лапе Дик-дик. Начался дождь; несколько крупных капель упало с неба — а миг спустя тяжёлые серые струи уже безжалостно хлестали океан.

— Пора нам уходить, — сказала Ая и ласково пришпорила свою птицу.

Та распахнула крылья и побежала по воде, медленно, но верно набирая высоту. Но там их немедленно подхватили ветер и дождь — толкая, пиная, колотя каплями воды, как камнями.

Вдалеке, где небо было светлым и чистым, виднелось несколько крестообразных фигур — Тонн и правда вёл людей на помощь. Но Ая ждала слишком долго; шторм не собирался отпускать свою добычу. Дик-дик отчаянно кричала; порывы ветра швыряли её из стороны в сторону. Серые стены ливня закрыли вид, не давая разглядеть дорогу, а слепящие вспышки молний только добавляли страха и смятения. Особенно сильный удар грома заставил Дик-дик шарахнуться в ужасе, и вот мокрая насквозь Ая уже висела над бездной, цепляясь за птичью шею.

Доверься Потоку и делай что должно.

Но ни ласкового касания, ни мгновенного просветления не пришло. Сколько она ни смотрела в Поток, она видела только смятённое бешенство, только холодное равнодушие, только яростный бой стихий, которым нет дела до птиц или девочек. Словно шторм, бушевавший над морем, накрыл и Поток.

Ая прикрыла глаза ладонью и посмотрела сквозь пальцы. Ничего. Среди бури нельзя было различить не только право и лево — даже верх и низ, казалось, смешались. Ветробой носило по ветру, словно воздушный змей, потерявший свою нить. Шею Аи кольнуло, словно укусом медузы — совсем рядом прошла молния, оглушив их с Дик-дик раскатом грома.

Было страшно. Страшно никогда не увидеть наглую улыбку брата, не услышать ласковый бабушкин голос, не выпить острого докосового сока, не вдохнуть влажного запаха бамбуковой рощи. Не ощутить, как тыкается лбом в ладонь тёплый пушистый птенец ветробоя.

Она видела, что сейчас умрёт, что нет надежды спастись и вернуться домой. Она плакала и кричала, прося Поток прекратить это всё и принять её уже в своё лоно. В глазах темнело — или просто тучи окончательно заслонили весь свет.

И вдруг всё озарило светом, словно солнце встало из океана прямо им навстречу — и раскат грома оборвал последний птичий крик. Беспомощную, невесомую, Аю сорвало с седла и бросило прочь. С трудом заставив себя открыть глаза, она увидела далеко внизу искалеченное птичье тело.

Умом она понимала, что молния только что убила её ветробоя. Понимала, что ей самой не жить. Но всё её существо словно онемело; она была слишком ошеломлена, чтобы бояться.

И в этот миг ей предстало немыслимое видение: гигантская сияющая птица о четырёх белых крыльях, распахнутых косым крестом, пять красных полосок на каждом.

«Значит, когда умираешь, Поток посылает тебе духа-ветробоя…»

С этой мыслью она закрыла глаза и потеряла сознание.

* * *

Крылья для погребальной фигурки Дик-дик Ая сделала из раковин устриц, а туловище вырезала из коралла. На песчаный холмик могилки она поставила раковину с икрой угря-порфомера, любимым лакомством своей птицы.

«Покойся с миром, родная».

Было тепло, и светило солнце. Шторм, унесший жизнь Дик-дик, прошёл как дурной сон. Но случился он наяву.

Ая плакала над могилой птицы, пока не выплакала все слёзы. Их не осталось — и это значило, горю тоже пришла пора отступить: так учил Поток. Поэтому она поднялась и вернулась в деревню.

Там среди домов стояла, распахнув крылья, спасшая ей жизнь железная птица. Её голова — сине-белый купол — вертелась во все стороны, свистя и чирикая. А под левой парой крыльев стоял её седок-чужак и беседовал со старейшиной — Старицей Кайллой-Глон-Воу.

— Ты не подумай, что мы совсем без совести, — сказала она. — Ты спас мою внучку в буре, и я… я благодарна так, что у меня и слов нет. Но ты просишь невозможного. Неужели нельзя найти другую плату за твой подвиг?

— Вы не понимаете.

Чужак заметил подошедшую Аю и ласково ей улыбнулся. Она улыбнулась в ответ.

— Я просто оказался в нужном месте в нужное время, и я не прошу никакой платы за то, что спас Аю. Но я прибыл на Леу’эль, следуя за толками о чудесах, которые вы творите.

— Толки часто лгут, особенно когда люди толкуют о чудесах.

— Люди часто зовут чудесным то, чего не могут понять. Потому-то мы и должны искать, где научиться новому.

В голосе у него было что-то такое, что заставляло воздух пахнуть новыми возможностями.

— Э, да он чувствует Поток, — шепнул подошедший Тонн.

Ая кивнула. Она видела, как чужак потянулся вперёд через Поток, неосознанно касаясь верхушек пальм и стелющейся сухой травы.

— Желание учиться — похвально, но его недостаточно, — осторожно сказала Старица Кайлла. — Помимо него нужно ещё желание учить.

— Я надеялся, что у вас оно есть, — так же осторожно ответил чужак.

Они смотрели друг в другу в глаза, замерев и не двигаясь. От повисшего между ними напряжения было неуютно; Ая и Тонн затаили дыхание.

— Что ж. Значит, попытаешься нас переубедить? — строго сказала старейшина, и вокруг похолодело от её голоса.

— Бабушка, он совсем не это… — не выдержала Ая.

Но та коротким жестом велела ей замолчать.

Набычив голову, словно взваливая на себя особенно тяжкую ношу, она посмотрела чужаку прямо в глаза.

Но тот только мотнул головой и сказал:

— Один мудрец сказал мне: «Пытаться не надо: или делай, или не делай». Или вы станете учить меня, или не станете — всё просто.

— Он и правда был мудр, — расслабилась Старица Кайлла. — Вижу, ты не собираешься подчинять нас силой, хоть и способен сделать это с помощью Потока.

— Я странствовал по всей Галактике, ища тех, кто знает… Поток и умеет с ним обращаться. Мне нужно только знание — отданное добровольно и свободно принятое.

— Едва ли ты зовёшь Поток Потоком, Искатель, — возразила старейшина.

— Как её ни зови, а правда остаётся правдой — и это единственное, что имеет значение.

Старица Кайлла надула щёки и шумно выдохнула.

— Ты будешь нашим гостем на праздничном пиру этим вечером. Но утром ты покинешь Улун Атар.

Искатель — будем звать его так, раз его так нарекла старейшина — покорно кивнул, не высказав ни удивления, ни желания спорить.

— Спасибо, — только и сказал он.

— До утра, всего-то? — тихонько возмутился Тонн. — Хоть пару дней бы его продержали, пусть расскажет что-нибудь занятное!

— Ты слышал? «Или делай, или не делай». Я выбрала второе, — сухо ответила его бабушка.

— Но что-нибудь занятное я вам точно успею рассказать, — улыбнулся детям Искатель.

* * *

Лицо Искателя озаряли блики от праздничного костра, вокруг которого танцевали деревенские.

— Джедаи, — рассказывал он, — были хранителями Галактики. Тысячелетиями, с помощью Силы, они сохраняли мир. Их боялись нечестивые и любили те, кто любил истину…

— А на что похожа Сила? — спросила заинтересованная Ая.

— Это образуемое всеми живыми существами энергетическое поле. Оно окружает нас, оно пронизывает нас, оно связывает всю Галактику воедино…

— Звучит похоже на Поток. Бабушка учит, что это великая паутина, в которой едины ярчайшая звезда в небе и мельчайшая рыбёшка в море. Приливы и отливы Потока — дыхание Вселенной, а рокот его волн — шёпот самого бытия…

— Эй, Ая! Она же сказала! — сердито напомнил Тонн.

В ответ она показала ему язык, но тему поспешила сменить:

— А на что похожа эта твоя Галактика? Там весело жить?

— Она большая, — ответил Искатель. — Где-то жить весело, а где-то и не очень.

— Расскажешь о тех местах, где ты бывал?

— Непременно, только дайте мне сначала поесть.

Искатель благодарно кивнул, приняв из рук соплеменника детей тарелку с печёными устрицами и жареными щупальцами осьминога. С удовольствием попробовав и того, и другого, он запил их ореховым соком, глядя, как деревенские жители мерно взмахивают над костром полотнами из орехового волокна, заставляя дым подниматься ровными кольцами под столь же мерный речитатив. Слова, танец — всё было единой молитвой вечному биению Потока.

А Искатель рассказывал детям об астероидных полях, в которых прячутся гигантские космические слизни; о пустынных планетах, где в злачных кантинах собираются бандиты и контрабандисты — и зеленых планетах, где среди буйных лесов ветшают пирамиды, оставшиеся от позабытых древних народов; о гигантских городах размером с целый мир, где бок о бок жили миллиарды разумных существ со всей Галактики; о тишине и красоте гиперпространства и о том, как пилот прыгает от мира к миру, подобно лягушке, перепрыгивающей с одного листа кувшинки на другой…

Когда он наконец умолк, Тонн только и мог, что сказать с сомнением в голосе:

— Что-то оно какое-то нереальное, как странный сон. Сколько здесь было правды, а? Если честно?

Ая же вздохнула:

— Здорово! Вот бы увидеть всё это однажды… здесь-то у нас никогда ничего не бывает.

Искатель фыркнул:

— Да уж, я знаю, каково это. А чего бы ты хотела, когда попадёшь в большой мир?

— Не знаю, — ответила Ая. — Может быть, оседлать железную птицу? Такую же, как у тебя.

— Ты была бы хорошим пилотом. Ведь ты, говорят, отличная наездница.

Это польстило Ае, но она вспомнила Дик-дик, и горе немедленно перебороло гордость:

— Седок ничего не стоит без своей птицы, — сказала она.

— Это так, — согласился Искатель. — Пилот тоже должен доверять своей птичке, иначе никак.

— Доверять машине? Это как? — хором спросили дети.

Но ответа они не услышали, потому что к ним как раз подошла старейшина.

— Вам пора спать, дети. Попрощайтесь с нашим гостем и ступайте, — строго сказала она.

Те послушались, хоть и неохотно, и старейшина осталась наедине с Искателем. Какое-то время они просто сидели рядом, передавая друг другу половинку докосового ореха и попивая сладкий подбродивший сок. Потом Старица Кайлла вдруг сказала:

— Задолго до вашей Империи и вашей Старой Республики, во времена, когда и джедаев-то ещё не было, мой народ нашёл прибежище на этой планете. Так говорят наши предания.

Вместо ответа, Искатель молча отпил ещё орехового сока.

— Поток могуч; он может вытолкнуть на поверхность, но может и утопить, — рассеянно, словно рассуждая сама с собой, продолжила Старица Кайлла. — Наши предки смогли обуздать Поток за много лет до того, как они прибыли на Леу’эль. Было время, когда они сияли так ярко — звезды не могли с ними сравниться! И этот свет привлёк взор тех, кто жаждал власти, и увидел в наших предках шанс её ухватить. Тогда одни поддались искушению, и поверили, что смогут покорить ту силу, что связывает всё сущее; другие же сочли, что бесполезно, да и грешно, пытаться обратить Поток, питающий самое бытие, в орудие своей воли. Они воевали между собой, и война эта отгорела не раньше, чем принесла страдание и гибель тысячам миров. Пережившие ту войну скрылись на Леу’эле, чтобы больше никогда никто не узнал о Потоке и не смог замутить его.

— Значит, вы боитесь тёмной стороны…

— Нет, нет, — помотала головой Старица Кайлла. — Это ваше учение, не наше. Прилив и отлив не враги друг другу, они части единого цикла. Пытаться использовать Поток — вот что есть зло.

Один за другим, деревенские жители уходили к себе, и вот уже большого костра осталось всего несколько человек; они пели, смеялись и танцевали. Искатель долго молчал, и вот, он заговорил снова:

— Благодаря гиперпрыжкам, мы можем путешествовать быстрее скорости света, — он кивнул на небо. — Звёзды, которые мы видим, не настоящие; они отстали от реальности на сотни, может быть, даже и тысячи лет. Некоторые из них уже совсем не там, где мы их видим…

— Оставь свои притчи для другого раза, — хмыкнула Старица Кайлла. — Поток можно ещё сравнить с паутиной; задень одну ниточку — и дрожь ощутят везде. Мы знаем, что происходит в большом мире.

— Тогда вы знаете, что некоторых звёзд больше нет; что некоторые миры уничтожены; что жаждущие власти заставили миллионы голосов умолкнуть в одночасье.

— Поток содрогнулся, — тихо ответила Старица Кайлла, помрачнев. — Мы чувствовали… словно цунами обрушилось на коралловый риф, оставив от него лишь разорение да белёсые известковые остовы. Цвет жизни исчез, и остался только блёклый горький траур.

— Есть те, кто обратился к тёмной стороне Силы, кто льёт кровь, надеясь утопить в ней Галактику. Мы, постигшие Силу, должны остановить их, должны восстановить баланс. Но знания джедаев погибли вместе с ними. Потому-то я и ищу вашей помощи, ваших знаний. Чтобы победить тьму.

— Я же сказала: нет ни тёмной, ни светлой стороны, — возразила старейшина. — Поток неподвластен ни людям, ни учениям. И горе в мир приносят именно те, кто жаждет обуздать и подчинить его — чем бы они не оправдывали эту жажду. Я не разделю с тобой наших знаний.

— Знания можно использовать во зло, но можно и во благо, — возразил Искатель. — Мне не нужна власть; я изучаю Силу ради того, чтобы в Галактику вернулись закон и покой. Пусть вы пацифисты; кто-то должен сразиться со злом, почему вам нельзя этому кому-то помочь? Перед смертью учитель сказал мне: «Что узнал ты, передай другим». Это наш долг.

— Нам друг друга не переубедить, — вздохнула старейшина.

— Зачем вы вообще рассказываете своим детям о Потоке? — Искатель допил докосовый сок и отставил скорлупу в сторону. — Почему не позволить запретному знанию сгинуть во мраке забвения?

— Мы не учим тех, кто не доказал, что полностью свободен от желания управлять и обуздывать.

Искатель задумчиво посмотрел в пустую скорлупу, словно решая для себя какой-то вопрос, а потом просто сказал:

— Тогда позвольте мне доказать это. Испытайте меня, как испытываете ваших детей.

— Ради пары уроков ты готов, чтобы с тобой обращались, как с неразумным ребёнком?

— Ради постижения нового не зазорно забыть то, что знал прежде.

Старейшина не выдержала и рассмеялась.

— Ох, Искатель… одного тебе желаю: чтоб в тот час, когда ты не захочешь никого учить, тебя домогался такой же зануда, как ты сам!

* * *

Восторг и изумление охватили деревню. Впервые за неведомо сколько лет чужак собирался принять участие в древних испытаниях, долженствующих выявить достойных узнать таинства Потока. И больше всех радовался Тонн, которому предстояло проводить эти испытания.

Первое из них — хождение в облаках — было самым лёгким.

— Хотите сказать, мне надо… ходить по небу[1]? — растерянно спросил Искатель.

— Да нет же! — рассмеялся Тонн. — Это просто название. Я покажу!

Жители Улун Атара оставили остров и, оседлав своих ветробоев, направились в открытое море. Ая, всё ещё соблюдавшая траур по Дик-дик, летела со старейшиной. Искатель же летел с Тонном на Кони-ко и всю дорогу забрасывал мальчика вопросами, как это тот «пилотирует» свою птицу. Тонн, впрочем, не возражал и радостно строил из себя учителя. Наконец, по знаку старейшины, стая спустилась к небольшому атоллу, едва выглядывавшему из морских волн.

— Это атолл Улун Ипу-Литу, — сказала она. — Когда-то здесь жили наши сородичи; но уже долгие годы он служит местом для хождения в облаках.

— Ныряй и смотри на меня! — Тонн соскользнул со спины ветробоя и без всплеска скрылся под водой.

Искатель набрал воздуху и последовал за ним.

Основание атолла уходило далеко в сумрачные морские глубины, но на мелководье солнце весело играло в прозрачной воде, резвились пёстрые рыбёшки среди ярких веток коралла и морской капусты. Из мелких нор, усеивающих верхушку атолла, вырывалось множество пузырьков и поднималось к поверхности. Если смотреть снизу вверх, они и правда напоминали облака, окружающие вершину какой-нибудь горы.

Тонн направился прямиком к одному из облаков, а оттуда — к склону атолла. Подобрав там пару камней, он водорослями привязал их к лодыжкам, утяжелив себя, чтобы не всплывать. Потом, оглянувшись на Искателя, он ухмыльнулся и, указав пальцем на свой рот, занырнул в самую гущу пузырьков и заглотнул как можно больше. После этого он отдался течению, позволив тому пронести его дальше вдоль склона. Достигнув следующего облака, он снова заглотнул воздух и поплыл дальше. Из носу у него время от времени вырывались тонкие струйки пузырьков.

Искатель, не в силах дольше задерживать дыхание, всплыл на поверхность.

— Если всплывёшь после начала испытания — провалишься, — сообщила ему Старица Кайлла. — Ты не должен дышать ничем, кроме пузырьков воздуха, пока не обогнёшь атолл.

Казалось, она была уверена в его провале и даже злорадствовала заранее; но Искатель только молча кивнул и снова погрузился под воду.

Деревенские жители затаили дыхание. Почти все они однажды пробовали ходить в облаках, хотя не у всех получилось. И они знали, что многое здесь зависело от природной предрасположенности: одни дети легко верили, пузырьки им помогут, и сразу учились дышать под водой; другие, наоборот, никак не могли перебороть инстинктивный страх утонуть, не могли успокоиться перед лицом возможной смерти.

Тонн отдалился от старта уже метров на пятьдесят; он оглянулся назад, гадая, что же предпримет Искатель. А тот поплыл к ближайшему облаку, на ходу расстёгивая верхнюю одежду. Доплыв, он сбросил её и натянул над пузырьками — как ореховую ткань над праздничным костром. Зрители удивлённо загомонили:

— Что это с ним?

— Он даже не пытается дышать!

— Спятил со страху, что ли?

Меж тем, воздух наполнил куртку, и она надулась, словно воздушный шар. Рассудив, что ему достаточно, Искатель засунул под неё голову, вдохнул и, держась за нижний край самодельного воздушного купола, легко попрыгал по склону к следующей цепочке пузырьков. Там он восполнил запасы воздуха, снова подышал и продолжил путь.

Зрители ошарашенно молчали. Наконец, одна из девушек возмутилась:

— Жулик!

— В правилах не сказано, что нельзя пользоваться своей одеждой! — возразила Ая.

Искатель её спас, так что она считала себя обязанной его защищать.

Тем временем Тонн опомнился, сбросил свою тунику и повторил трюк Искателя. Теперь уже они оба прыгали от облака к облаку. Сверху они казались двумя медузами, решившими прогуляться.

— Бабушка, но разве он и правда нарушил правила? — спросила Ая.

Та отрицательно качнула головой. На лице её было странное недовольство.

Минут через пятнадцать Тонн и Искатель обогнули атолл и всплыли на поверхность.

— Ты поступил… по-своему, — сказала Старица Кайлла.

— Но у меня получилось.

Искатель отбросил назад мокрую чёлку. Рядом с ним на поверхности колыхалась его куртка, всё ещё полная воздуха.

— Ты должен был научиться приспосабливаться. Понять, что Поток всегда поможет тебе, оставить предрассудки и довериться ему. Доверься Потоку — и сможешь дышать под водой.

— Доверять — не значит, что я не могу менять мир вокруг себя. Не значит, что нельзя взять много частичек силы и собрать воедино.

— Ты не должен направлять Поток. Ты должен позволить ему направить тебя.

— Острова в море направляют Поток самим своим существованием. Чем моя куртка хуже? Мы направляем Поток, как он — нас. Приспосабливаться — не значит «принимать, не рассуждая».

— Похоже, учителям с тобой приходится тяжко, — ответила Старица Кайлла.

Но в голосе её не было недовольства.

— О да… — мечтательно протянул Искатель. — Я частенько с ними ругаюсь. — Он ухмыльнулся: — Кстати, раз уж мы ругаемся, можно считать, что вы согласились быть моим учителем?

— Вовсе нет! — возмутилась Старица Кайлла, с трудом сдерживая улыбку.

Когда Ая решила, что бабушка не смотрит, она одобрительно показала Искателю большой палец.

* * *

— Итак, ты, некоторым образом, считаешься прошедшим первое испытание. А значит, впереди у тебя второе: долгое путешествие верхом на ветробое.

— Я люблю полёт, — радостно улыбнулся Искатель.

— Но, учитывая, что ты всё же не ребёнок, а опытный пилот, — невозмутимо продолжила старейшина, — испытание должно быть тебе под стать. Ты обогнёшь планету.

— Но, бабушка!.. — растерянно воскликнула Ая. — У него ведь железная птица! Он даже не знает, как…

— Ты его научишь, — ответила старейшина.

— А? — переспросила та.

— Испытания суровы, но справедливы. Ты полетишь с ним, чтобы указать ему путь и научить всему, что нужно для выживания. Но помни, твой долг — вести и учить, не помогать и не защищать. Понимаешь разницу?

— Но ведь Дик-дик…

Ая не была уверена, что сможет снова летать так скоро.

— Счастье становится горем; из горя рождается надежда, — ласково ответила Старица Кайлла. — Доверься Потоку, малышка. Ты полетишь на моей Тиго-ли. Она уже семь раз облетела нашу планету.

Ая кивнула, закусив губу. Искатель ей улыбнулся.

— А поскольку наш гость любит радовать нас неожиданностями, присмотри, чтобы он нигде не срезал дороги, — она обернулась к Искателю. — А если у тебя на уме уже что-нибудь назревает, учти, что это испытание на выносливость, духовную и телесную. Плыть по течению Потока — нелёгкий труд.

— Я понимаю, — серьёзно ответил тот.

— Ветробои могут всю жизнь провести в воздухе, сражаясь с зимними грозами и летними тайфунами, лишь изредка спускаясь к поверхности добыть себе пищи. Они полностью зависят от ветров, и полагаются на них, чтобы пройти от одного воздушного потока до другого. Они должны находить нужные, знать, как набрать достаточно высоты, чтобы планировать через зоны штиля, и как обойти шторма, не позволив им себя поглотить.

Обогнуть планету на ветробое — значит понять, как мала и незначима птица среди великих ветров и потоков воздуха, составляющих атмосферу Леу’эля; понять, как мал и незначим её седок в великой паутине Потока.

Также, Ая, ты должна будешь проследить, чтобы он прошёл через Безвременье — если, конечно, наш гость не сдастся раньше.

Ая снова поперхнулась:

— Безвременье? Но это же невыполнимо!

— Что выполнимо, а что нет, решать не тебе, а Потоку, — возразила старейшина.

— Но это же Безвременье! Ни один чужак…

— Довольно!

Ая, может быть, продолжила бы спор, но вмешался сам Искатель:

— Всё в порядке. Я не против трудностей; они всегда чему-то нас учат.

— Можешь взять Кони-ко! — сказал Тонн.

После испытания он окончательно полюбил Искателя.

— Кони-ко ещё маленький, но летает не хуже взрослых!

— Спасибо! — тепло улыбнулся тот.

— Если поймёшь, что у тебя кончаются силы, просто скажи Кони-ко. — объяснила Ая. — Он отнесёт тебя на ближайший остров, и там тебе помогут. — Помедлив, она добавила: — Это испытание. Я не стану тебе подыгрывать.

— И не надо. В конце концов, мы обретаем себя, лишь испытывая границы возможного.

* * *

И вот, день испытания настал. Солнце выглянуло из-за горизонта, заливая золотом океан. Наступал ясный, безоблачный день — для полёта такие в самый раз.

Деревенские жители поднесли Ае и Искателю жирной копчёной щуки и докосового сока, чтобы они насытились перед долгой дорогой; принесли им сушеной рыбы, завёрнутой в листья, и докосовых орехов — чтобы было чем питаться в пути. Вся деревня собралась на берегу — и люди, и их ветробои.

Тиго-Ли и Кони-ко горделиво стояли перед ними — хорошенько отдохнувшие, с маслянисто блестящими перьями, со своими наездниками уже в седле.

И вот, Старица Кайлла громко свистнула — и её свист подхватила вся стая.

— Вперёд! — крикнула она.

И два ветробоя понеслись навстречу восходящему солнцу.

* * *

Искатель не сразу смог приноровиться к полёту на птице.

— Это совсем не то, что вести истребитель! — крикнул он Ае. — Мне нужно направлять Кони-Ко всем телом. Хорошо, что он терпит мою неопытность!

— Ты быстро учишься! — крикнула в ответ Ая. — А как ты летал на железной птице? Скажи!

Она неспешно летела чуть поодаль. Не из снисхождения к Искателю, о нет; просто ветробои потому и могли держаться в воздухе так долго, что берегли силы, как только могли. Они не утруждали себя, если не надо было резко взлететь или быстро нырнуть; нет — они опирались на легчайшие потоки воздуха, ловили каждое дуновение и преимущественно парили.

— Ну, не так круто, как на птице, но похоже местами!..

Седок немногим мог помочь ветробою. Разве что сделать его ношу полегче да вертеться поменьше, чтоб не сбивать птицу с курса и не заставить её ненароком потерять равновесие. Поэтому для того, чтобы летать на ветробое требовался тот же склад души, что и для взаимодействия с Потоком: надо было не пытаться навязать птице свою волю, а наоборот — не мешать птице делать, что она считает нужным. Лучшие летуны получались из тех, кто настолько сливался с птицей, что успевал почувствовать перемену ветра за миг до неё.

— Значит, у тебя получилось с истребителем, потому что до того получалось с этим… спейдером?

— Спидером! У них управление похоже. Короче, я летал в одно место, называлось Каньон Нищего…

Ае нравилось слушать о приключениях Искателя в большом мире. Океан, великий и бескрайний, был крохотным в сравнении с Галактикой — и Ая думала, как ей хотелось бы увидеть те галактические острова и рифы, о которых Искатель рассказывал. И даже те, на которых он никогда не бывал.

В полдень, когда солнце встало прямо у них над головами, Искатель слегка поторопил птицу и та зависла прямо над Аей, укрывая её в своей тени. Обиженная, Ая спросила:

— Ты что, совсем меня не уважаешь, что решил закрыть меня от солнца? Не надо вот этого!

— Прости, — ответил Искатель. — Надо было сначала спросить. Я не хотел обидеть! Просто когда летят с напарником, часто филонят[2] по очереди!

— Филонят?!

— Над морем идёт горячий воздух. Если я поднимусь выше, тебе будет легче лететь, и ты будешь в тени. Потом меняемся местами и ты даёшь тень мне. Всё поровну!

— Но ведь я должна тебя вести!

— Однажды я носил на плечах своего учителя. Меньше учителем он от этого не стал! Баланс, понимаешь? Он украшает почти всё на свете. Мы даём тень — и дают тень нам; мы помогаем — и нам помогают. Баланс — это главное в Силе!

— Ага! — окликнулась Ая.

Кажется, она видела новый, непривычный способ взаимодействия с Потоком; но какой — она пока не понимала.

* * *

Как Ая и говорила, вскоре их путешествие стало куда менее бодрым.

Оголодав, птицы спускались к поверхности, подкрепиться у косяков серебристых рыб или на коврах водяных грибов. Седоки тоже не отказывали себе ни в грибах, ни в рыбке, и Искатель выяснил, что сырая рыба — вкусная, хоть и жёсткая, а шляпки грибов наполнены питьевой водой. Беда в том, что этой мелочи гигантским птицам было недостаточно, и они ныряли за добычей посолиднее. Для всадников эти нырки были нелёгким делом — надо было, не шевелясь, держаться в седле всё время, пока ветробой поднимается на несколько сот метров, потом камнем падает в воду, загребает лапами и крыльями, преследуя добычу, наконец пробивает клювом щуку или алого дельфина и поднимается к поверхности, где надо прижиматься к их шее крепко-крепко, чтоб не создавать лишнего сопротивления, пока птица, отчаянно колотя всеми крыльями, набирает скорость и высоту.

Первый нырок Кони-Ко за молодой щукой явно нелегко дался Искателю. На поверхность он поднялся совсем бледный, ни кровинки в лице, дрожащий и судорожно выкашливающий воду из лёгких. Ая даже испугалась, что он выпадет из седла. Она живо вспомнила саму себя после первого в её жизни нырка Дик-Дик — но ни страх, ни сочувствие не заставили её вмешаться. Испытание есть испытание, его можно пройти — или провалить.

Но Искатель удержался в седле, и даже, пообсохнув слегка на солнце, нашёл в себе силы улыбнуться девочке.

К следующей кормёжке Кони-Ко Искатель приготовил себе занятную штуковину. Он взял половинку докоса, пробил в ней пару дырок, заклеил их прозрачными плавниками летучей рыбы и закрепил получившуюся маску на голове с помощью верёвки из сушёных листьев. Вышло до того похоже на глупого древесного духа из сказок бабушки Кайллы, что Ая невольно засмеялась.

Когда Кони-Ко снова нырнул, Искатель уже не растерялся. В своей нелепой маске он вертел головой, разглядывая подводный мир — и когда ветробой снова поднялся в воздух, он аж завопил от восторга.

— Умно придумано! — похвалила Ая.

— Пилоты в бою носят шлемы, — откликнулся Искатель. — У меня есть один в крестокрыле, покажу, как вернёмся.

Упоминание войны живо отрезвило девочку. Этот человек искал контроля над Потоком, чтобы причинять боль — может быть, даже убивать. Едва ли он мог постичь принципиальное миролюбие Леу’эля.

* * *

Так они летели над вечным морем, день за днём и ночь за ночью, и солнце вставало из океана им навстречу, и звёзды сияли у них над головой.

Подчас буря разлучала их — на несколько часов или даже на несколько дней. Тогда Ая судорожно обшаривала взглядом море и небо, боясь, что Искатель пропал навсегда. Но так или иначе, они всякий раз находили друг друга — или друг друга находили их зоркие, внимательные птицы.

Искатель научился замечать потоки тёплого воздуха над океаном — по легчайшей дрожи воздуха, по чуть иному цвету воды. Он стал лучше управлять Кони-Ко — а ветробой, в свою очередь, стал больше доверять неопытному всаднику, направлявшему его навстречу лучшим порывам ветра.

Они оба спали в седле, привязав себя, чтобы не упасть. Они оба голодали, истратив припасы и мучительно ожидая новой охоты. Грозы хлестали их холодными струями воды и бросали град им в лицо. Жаркое солнце потихоньку, по капельке пота, выпаривало из них все силы. Искатель совсем исхудал, его мокрая кожа блестела на солнце.

Он вынес всё. Он собирался пройти испытание.

И наконец, пришёл час, которого Ая ждала с ужасом.

* * *

Прошло около месяца их путешествия, и они приближались к острову Улун Атар с Запада. Всего несколько дней оставалось до конца их великого кругосветного полёта. И вдруг крылья ветробоев потеряли опору.

Обе птицы невольно нырнули вниз, но тут же отчаянно забили крыльями, набирая высоту.

— Добро пожаловать в Безвременье, — сказала Ая.

С течением времен года Безвременье меняло форму и размер, но не свою суть: это была та часть Леу’эля, где, по причуде водных и воздушных течений, царил вечный штиль. Летать там было тяжело и опасно, ведь привыкшим к парению ветробоям приходилось полагаться только на себя. Подчас, по ошибке попав в Безвременье, они пугались, теряли чувство направления и никогда уже не возвращались оттуда. Истратив все силы на то, чтобы просто удержаться в воздухе, они падали в море и гибли.

Но именно потому, что ветробои здесь бывали очень редко, Безвременье любила их добыча. И особенно — неуловимая золотая щука, сиявшая под водой, как живой самородок.

— Здесь ты пройдёшь третье испытание.

Искатель недоумённо посмотрел на неё в зазор между бьющимися крыльями своей птицы.

— Когда бабушка велела проводить тебя в Безвременье, она имела в виду старую традицию. Третье испытание — рыбная ловля, и от детей ожидается, что они поймают что-нибудь редкое и ценное. Но нет на Леу’эле добычи дороже золотой щуки — а она подходит к поверхности только здесь, в Безвременье.

— Я… польщён, пожалуй, — ответил Искатель. — Ведь самые сложные испытания учителя оставляют для лучших учеников.

— Не льсти себе, — возразила Ая. — Бабушка всегда говорит, что самые сложные испытания уготованы для лучших, чтобы сделать их ещё лучше, и для опаснейших, чтобы не подпустить их вовсе.

— Да, я понимаю, — кивнул тот. — Тщеславие и честолюбие ведут на тёмную сторону. Что я должен сделать?

— Я покажу.

* * *

— Что… — в голосе Искателя изумление мешалось, пожалуй, с ужасом, — что это и что я должен с этим сделать?!

И его несложно было понять. В руках он держал длинный тонкий шест в километр длиной: полкилометра по одну сторону его птицы, полкилометра — по другую. Он выглядел, как канатоходцы, какие выступают в цирках Центральных Миров, только шест у него был до нелепости длинный.

— Что? Поймать рыбу, — просто ответила Ая.

Они оба сидели прямо на спине своих птиц, стараясь удержать равновесие: ноги крепко обнимают птичью шею, тело наклонено вперёд, страховочный трос из крабьего шёлка плотно обмотан вокуг талии. Сёдел у них больше не было.

Не было потому, что за последний час Искатель, подражая Ае, разобрал своё седло и аккуратно пересобрал его в огромный километровый гарпун.

— В Безвременье нет ветра, — продолжала меж тем она, — поэтому ветробои опасаются спускаться к воде: они боятся, что не смогут набрать достаточно скорости, чтобы подняться вновь. Поэтому ловить рыбу нырком не получится. Надо загарпунить рыбу, оставаясь в седле.

— Но с этой штуковиной в руках я двинуться не могу, не то, что рыбу ловить!

— Смотри и учись, — ответила Ая и понудила Тиго-Ли отлететь в сторонку.

Она закрыла глаза и задышала медленно-медленно.

Отлив сменяется приливом, и прилив — отливом. Молодая луна состарится, а старая луна помолодеет. Счастье становится горем; из горя рождается надежда. Всё переменчиво в Потоке — и я есмь перемена.

Мир разом поплыл и обрёл резкость. Она была крохотным звеном вселенской сети, соединявшей новорожденные звёзды в далёком сердце Галактики и огоньки надежды в самой глубине её собственной души. Она была сияющей сущностью, дрожащей струной бесконечной мощи: выносливая, как море, прекрасная, как Вселенная, совершенная, как всё сущее. Созданная в горниле первого взрыва и закалённая бесконечным циклом смертей и рождений.

Ая открыла глаза и позволила шесту медленно выскользнуть из правой руки. Неспешно, словно стрелка древних механических часов, левая половина шеста поднималась вверх, направляемая и поддерживаемая левой же рукой, пока не встала вертикально. Тогда Ая слегка разжала пальцы, и гарпун устремился вниз; в тот самый момент, когда казалось, что он ушёл весь, Ая перехватила его покрепче. В тот же момент Тиго-Ли внезапно завернулась в крылья — и Ая со всех сил вонзила шест в морские глубины.

Тиго-Ли с громким криком захлопала крыльями, резко поднимаясь выше — и ей в ответ торжествующе закричала Ая. На кончике её гарпуна, показавшегося из глубины, блестела неуловимая золотая щука. И немаленькая — пять килограмм по меньшей мере.

— Но как?.. — подавился собственным голосом Искатель. — Так, ладно, дай я попробую.

Долгими часами Искатель заставлял Кони-Ко кружить в Безвременье. Ая указала ему, как различить с высоты блеск золотой щуки, и он снова и снова бросал в неё свой гарпун. Аю потрясало, насколько он связан с Потоком. Сперва такой неловкий, Искатель быстро исправился, и неудобное оружие в его руках двигалось с лёгкостью и изяществом обычного небольшого копьеца. И с каждой попыткой он словно становился всё более чутким, всё более зорким. К вечеру он уже мог заметить золотую щуку задолго до Аи и даже до ветробоев.

Вглядываясь в Поток, Ая видела, как Искатель меняет его течение и направляет струи себе на благо, и ловкость, с которой он это вытворял, одновременно восторгала и ужасала её.

Но поймать золотую щуку ему никак не удавалось: в последний миг она уворачивалась, гарпун проходил мимо — подчас совсем чуть-чуть, но не достав добычу.

— Не понимаю, — наконец сказал он, в полном отчаянии. — Я использовал все свои трюки, но…

— Но зачем ты вообще пытаешься использовать Поток? Почему просто не довериться ему?

— Всё ещё не понимаю. Как я могу поймать эту рыбу без помощи Силы?!

— Знаешь, я не видела ещё никого, столь связанного с Потоком. Даже бабушке, наверное, не сравниться с тобой. Но ты всегда стоишь на берегу, и никак не хочешь нырнуть в него.

— Сила — мой помощник.

— И правда, не понимаешь… — сердито встряхнула головой Ая. — Ты не умеешь отпускать. Боишься, что пойдут против твоей воли. А надо довериться Потоку и дать ему направить тебя туда, куда он считает нужным.

Тот промолчал и задумчиво кивнул, словно прося продолжать.

— Сам по себе ты никогда не поймаешь щуку, как бы ты ни гнул Поток под себя. Надо поверить, что он — сам — сведёт вместе рыбу и кончик гарпуна. Отдаться на волю его прилива и отлива.

— Ага. По сути, получается так: я не верю, что всё отлично сложится и без моего непосредственного вмешательства — и потому не могу поймать рыбу, да?

— Да, да, именно!

— Так вот где крылась твоя ошибка…

— О чём ты вообще?

Тот мотнул головой и улыбнулся:

— Вспомнил кое-что, что мой учитель сказал, когда пытался научить меня одной штуке, которая у меня не получалась потому, что я не верил, что получится. Так часто выучить что-то новое — на самом деле значит, забыть выученное прежде…

— Звучит похоже на бабушкины уроки.

— О, я уверен, твоя бабушка и мой старый учитель легко подружились бы, — фыркнул Искатель.

Он закрыл глаза и понудил Кони-Ко описать широкую дугу. Поток изменился вместе с тем, как изменился он сам. В Искателе больше не было тревоги и нетерпения; он расслабился, словно не замечая, что сидит на спине у птицы, бьющей крылами воздух на гигантской высоте над морем, без ветра в спину и без суши на горизонте. Гарпун в его руке качался над поверхностью воды, словно гигантский маятник.

Искатель разом был полностью расслаблен и полностью собран; бесчисленные возможности действия собрались в один миг полного бездействия.

И вот Кони-Ко ушёл вниз, и следом ушёл в морскую глубину гарпун в руке Искателя. Кони-Ко, сердито курлыкая, рванулся вверх — и следом рванулся из глубин гарпун, на конце которого билась огромная золотая рыбина.

— Сотня кило, не меньше! — недоверчиво вскричала Ая.

Кони-Ко старался, как мог, но рыба была слишком тяжела для него, и он опускался всё ниже.

— Ой, ой! Как же мы довезём её до дома?! — немедленно всполошилась она.

— Никак, — просто ответил Искатель.

Он ухватил бамбуковый шест обеими руками, словно рукоять гигантского меча. Его руки напряглись, и натянулись вокруг струны Потока. Где-то внизу, оставив после себя маленький водоворотик, кончик гарпуна вышел из рыбины, и та с громким всплеском скрылась.

— Гарпун вошёл в хрящ над её верхним плавником, так что щука выживет — хоть и поболеет пару дней.

Кони-Ко, освобождённый от тяжкой ноши, радостно и устало курлыкнул, снова набирая высоту.

— Надо уходить, — сказал Искатель. — Ветробои слишком долго были без ветра. Не уверен, что они не упадут, если останутся в Безвременье.

— Но ведь щука ушла! Ты провалишь испытание!

— Значит, пришло время отпускать.

В голосе его не было ни горя, ни разочарования — только смирение.

Ая кивнула, и птицы полетели вперёд на Восток, к острову Улун-Атар.

* * *

— Надо же, так близко, — качнула головой Старица Кайлла. — Ближе, чем прочие чужаки, по крайней мере.

Искатель кивнул:

— И хотя я не прошёл испытаний, я смог узнать много ценного.

— Это что же?

— Я узнал, что можно видеть тёмную и светлую сторону как блестящую на солнце пену и укрытые тенью водовороты в одном Потоке; что воля Силы превыше моей воли; что поддаться иногда значит не сдаться, но подчинить своё «я» вечной сети, соединяющей всё и вся.

— Значит, ты узнал всё, чему мы могли бы тебя научить, — улыбнулась старейшина. — Подчас провалить испытание — то же, что пройти его. Подчас «не делать» — не хуже, а то и лучше, чем «делать».

Искатель поклонился:

— И на свете есть способы противостоять злу, иные чем прямое сражение. Вы служите благу, зорко стоя на страже своих озёр мира и покоя; вы отражаете зло тем, что указываете дорогу прочь от войны и смерти. Поток пронизывает всё сущее, и в нём есть время и место отдыху — как есть время и место действию.

Старейшина поклонилась ему в ответ:

— Мы будем ждать тебя — Искатель, Ходящий по Облакам, Отпустивший Рыбу.

* * *

Искатель сидел в своей железной птице, готовя её к взлёту. Та вертела сине-белой головой, радостно чирикая и посвистывая, когда Ая подошла попрощаться.

— Куда ты теперь? — спросила она.

— Искать, чего ещё я не знаю о Силе — о Потоке. Галактика велика, в ней столько всего ещё неизученного… я верю, что Поток направит меня, куда следует. Не всегда нам надо гоняться за рыбой — иногда она сама идёт на ловца.

— Знаешь, однажды я тоже увижу большой мир, — уверенно сказала Ая.

— Доверься Потоку, и пусть он несёт тебя, — весело и ласково улыбнулся тот.

— Нет, дело не в Потоке. Дело во мне. Я хочу увидеть большой мир. Не сегодня, не в этом году, но непременно. Там идёт война, там добро смешано со злом, но я всегда могу выбрать верную сторону и помочь тем, в кого поверю. Восстановить равновесие бытия, — помедлив, она добавила:

— Ты меня этому научил.

— Помогать друг другу, помнишь? — ответил тот.

— Доверься Потоку! — помахала она ему.

Тот странно нахмурился и серьёзно ответил:

— Да пребудет с тобой Сила!

---

[1] Как извесно, фамилия Skywalker буквально и означает "ходящий по небу".

[2] В оригинале Люк использует пилотское слэнговое "drafting" (от "updraft" — поток горячего воздуха над океаном), означающее одновременно "лодырничать" (образно) и "прятаться в тени от самолёта товарища" (буквально) — (слэнг эпохи второй мировой, вестимо), — но в русском аналогичного нет.