В свете луны (гет)

Обещанные Дамблдором авроры появились на следующий день, после «инцидента с письмом» (так решили прозвать произошедшее в школьной столовой первокурсники, а все остальные просто подхватили) и вот уже почти две недели, как оккупировали замок. В своих синих мантиях они вышагивали по просторам Хогвартса, охраняя его обитателей от неминуемой опасности в лице Пожирателей. Большинство авроров были молчаливы, а их вид внушал многим ученикам страх. Увидеть на их лице улыбку считалось великой удачей. Если задержать взгляд на одном из представителей магического правопорядка, то можно было задуматься над вопросом, не изобрели ли в глубинах министерства роботов.

Но Драко Малфой не задавался столь глупыми на его взгляд вопросами. Он ходил, словно на иголках, постоянно оглядываясь и боясь, что в любой момент его могут взять под ручки и увести в допросную комнату. Плюс ко всему, Драко больше не мог сдерживать эмоции, как было раньше. Причиной тому было пережитое полнолуние в обличии волка, о чём Малфой узнал в одной из книг, так любезно предоставленной крестным для изучения. Любая мелочь могла вывести из себя. Даже самая незначительная. В книге это объяснялось тем, что волки, недалекие родственники оборотней, являются хищниками, и гнев помогает им в ловле жертв. Но благодаря другу, Драко удавалось справляться со стрессом, и таких сцен с кровавыми костяшками больше не повторялось. Тео всегда успевал увести друга в сторону и накачать того успокоительным, что тоже было предоставлено профессором Снейпом вместе с книгой.

Так что главная задача Драко сейчас состояла лишь в том, чтобы не привлекать к себе внимания не то, что авроров, но и вообще людей. Он мечтал, чтобы все забыли о его существовании. Драко даже несколько раз подумывал начать вместо поисков информации о проклятии Дамблдора выискивать заклинание, которое могло бы стереть какие-либо следы его жизни в магическом мире и исчезнуть в магловском. Но любовь к матери и страх быть пойманным заставляли Малфоя проводить за прочтением толстых томов по древней магии очень много времени.

Нотт иногда присоединялся к этим посиделкам, но в основном он занимался тем, чтобы выполнять домашнюю работу не только за себя, но и за своего приятеля. Видя, что Малфой полностью погружен в изучение старых книг и ему всё равно на существование такого понятия, как «незачёт», Нотт решил выручить друга. Плюс, если его вызовут на допрос и спросят: участвует ли он в какой-либо деятельности, связанной с Пожирателями, парень мог с чистой совестью ответить «нет».

Теодор Нотт всегда считал себя весьма разумным человеком. Парень всегда действовал, полагаясь на свои мозги, нежели на чувства. Да, в плане учебы он не хватал звёзд с неба, но родители не имели к нему никаких претензий. Тео всегда получал всё, что хотел, если будет соблюдать простые правила. От него требовали лишь быть хорошим мальчиком: слушаться и побольше молчать.

Его отец был одним из тех чистокровных волшебников, которому от родителей не досталось ни счета в банке, ни семейного поместья. Всё, что имел Нотт-старший, досталось ему лишь благодаря его смекалке, знакомствам и дисциплине. Именно последнее он и ценил в своем сыне.

Тео рос, зная, что главное — это слушаться отца, и тогда всё будет хорошо. Если ему сказали прийти на бал и потанцевать с одной дочерью партнёра отца, Нотт это сделает. Ему это было несложно.

Рядом с родителями Тео старался вести себя отчужденно, говоря лишь по делу с нотками холода. И только в кругу друзей он позволял себе такую роскошь, как ехидство, сарказм, веселье. Но он чувствовал, что безобидные деньки детства уходят, унося с собой былой задор.

Он знал, что рано или поздно придет день и к его отцу, как одному из бывших пожирателей, придут и заставят вспомнить о клятве. И тогда Тео может оказаться в той же ситуации, что и Драко, если не хуже. А он такой участи себе не желал. И для того, чтобы её избежать, он готов сделать все что угодно.

* * *

В детстве Гермиона почти каждое лето проводила в старинном поместье своей бабушки около Уэльса. Грейнджер уже не помнит, как выглядел дом, но в её памяти навсегда отпечаталась библиотека с высокими стеллажами, в которой всегда сидела седоволосая женщина с теплой улыбкой — бабушка Грейс.

Эта женщина была невероятно мила и добра. Увидев любимую внучку, что стояла в дверях стесняясь войти, она всегда подзывала к себе и опускалась на колени, дабы взглянуть в её шоколадные глаза. Бабушка Грейс, нежно проводя рукой по лицу, с улыбкой спрашивала, что бы Гермиона хотела послушать. В ответ она слышала лишь приглушенную просьбу почитать маленькой девочке какую-нибудь историю с приключениями. Тогда бабушка брала одну из толстых книг на одной из верхних полок, садилась в кресло и приглашала внучку к себе на колени, начинала читать в своей лёгкой, но таинственной манере.

Во многом благодаря этому, тогда маленькая еще Грейнджер, полюбила книги. Следя за тем, как глаза бабушки бегают по строчкам, девочка училась воспринимать текст, написанный на бумаге. Тогда для неё это казалось магией, недоступной человечеству.

Вспоминая сейчас те чудные мгновения вместе с бабушкой, Гермиона всегда улыбалась, но в глазах прослеживалась еле заметная грусть.

За год до поступления в Хогвартс, когда Гермиона было всего десять лет, бабушка Грейс попала в больницу. Почти каждый день лета будущая гриффиндорка приходила в палату и читала пожилой женщине те самые книжки с приключениями.

Гермионе не говорили, что именно происходит с бабушкой, но она понимала по грустному взгляду матери и сжатой челюсти отца, что Грейс уже не покинет этих белых стен. А однажды, когда бабушка уже заснула, Гермионе удалось взглянуть в её медицинскую карту и узнать диагноз.

После этого, в те редкие часы, когда девчушка проводила вне стен больницы, она сидела в городской библиотеке, в поисках лечения для своей любимой бабушки. Она почти со слезами на глазах сидела на стуле, свесив ноги, и глядела на медицинский справочник, где говорилось, о том чем болеет её бабушка просто неизлечимо. Тогда Гермиона, ещё маленькая девочка, поняла всю неизбежность и боль уготованной судьбы.

После этого бабушка Грейс прожила еще месяц и скончалась в один прекрасный день августа, рядом с любимой внучкой, что устроилась на её кровати, читая те самые истории с приключениями.

Похороны прошли незаметно для маленькой Грейнджер. Она лишь устроилась у отца под боком, пока тот утешал маму, что была безутешна. Гермионе хотелось тогда забраться к маме на руки и крепко ее обнять, но осталась в стороне, стараясь не глядеть на могилу бабушки, дабы самой не расплакаться.

Бабушка оставила Гермионе поместье и записку, в которой написала всего пару строк:

Дорогая Гермиона! Не печалься по поводу моей смерти. Я всегда буду с тобой рядом. Спасибо, что скрасила своим присутствием те мрачные для меня дни в поместье. Я надеюсь, что в будущем ты будешь приезжать туда со своими детьми. Читать им те самые книжки, что я читала тебе. А также спасибо, что осталась со мной до самого конца. Благодаря твоей храбрости и доброте, я смогла обрести столь нужный мне покой.

С любовью, Бабушка Грейс.

Для маленькой Грейнджер эта записка и поместье стала неким утешительным напоминанием о бабушке. Но девочка, больше не ездила в тот домик возле Уэльса, как бы родители не пытались её уговорить. Уж очень сильно были живы воспоминания о тех прекрасных летних месяцах.

Кроме того, что Гермиона не желала ездить в поместье, после смерти бабушки у неё появился неосознанный страх больниц. Заходя в просторные здания с белыми стенами на гриффиндорку накатывала паника, а дрожь пронзала всё её тело. В голове сразу мелькали воспоминания о лежащей на больничной койке, бледной до смерти бабушки, которая с тоской глядела на свою капельницу, словно желая, чтобы там находился яд, когда думала, что её никто не видит. И даже спустя шесть лет этот страх не исчез…

Больничное крыло очень сильно напоминало девушке магловские больницы. Всё те же не удобные койки, маленькие окна с ничем не примечательным видом, надоедливая медсестра (не в обиду мадам Помфри). Гермиона старалась отвлечься от этой неприятной ассоциации, но каждый раз, когда девушка отвлекалась от страхов, то в голове начинали всплывать мгновения, связанные с Маклагеном: то как его руки касались её тела, то как он холодным лезвием ножа проводил по бархатной коже, то как кровь стекала по её телу…

Гермиона просто напросто боялась закрыть глаза. Как только она это делала, у девушки возникало чувство, будто кто-то рядом: пришёл завершить начатое. Засыпала гриффиндорка лишь благодаря зелью без сновидений, но к её сожалению, мадам Помфри сказала, что она сможет давать всего лишь месяц, ведь дальше пойдет привыкание. Так что Гермиона мирилась с мыслью, что теперь она будет часто просыпаться от собственного крика. Но ведь ей это было уже не впервой…

Все раны уже зажили, даже не оставив на коже никаких шрамов. Да и фиолетовые разливы практически исчезли, оставив в качестве напоминания о себе еле заметные желтые пятна. Даже тот ужасный ожог исчез. Теперь плечо девушки было покрыто новой, всё ещё розовой кожей, но этот недосток скоро пройдет и через пару дней этот участок приобретет истинный бежевый цвет и сольётся с тоном кожи Гермионы. Всё благодаря мадам Помфри. Но какой бы великой целительницей она не была, ей не удалось избавить Гермиону от фантомной боли, что иногда пронзала её тело. Словно миллионы змей начинали двигаться под кожей, желая выбраться оттуда. В такие моменты гриффиндорка начинала кричать, а тело пронзала судорога, и лишь порция успокоительного могла остановить это.

Но тяжелее всего в этой ситуации было не само нахождение в больничном крыле, не фантомная боль и даже не вечное одиночество, а визиты лучших друзей Гермионы…

Гарри и Рон… Каждый раз заглядывая в глаза друзей, Гермиона видела лишь жалость и сожаление. Они даже не могли взглянуть девушке в глаза, словно стыдясь. Они просили прощения смотря в мраморный пол, не отрывая от него свой взгляд, стиснув зубы… Но больнее всего было то, что каждый раз, когда парни пытались прикоснуться к подруге, можно было заметить, как она вздрагивает и пытается отстраниться, и её лучшие друзья сразу одергивали руку. А ведь Гермиона вовсе не хотела этого…

Каждое касание волной мурашек приходилось по коже. Это была неосознанная реакция тела на пережитое. Так по крайней мере ей объяснила миссис Андрес, присланная из Св. Мунго в школу в роли целителя ума. Весьма холодная, но знающая своё дело женщина, что с некой лёгкостью могла распутать весь тот клубок чувств внутри Гермионы.

Миссис Андрес, что её навещала два раза в неделю, сказала, что мозг не может отделаться от ассоциации с касаниями Маклагенна, но так же врач Гермионе поведала, что это пройдет. Конечно не через неделю, но в течение года в дружелюбной атмосфере, такая реакция должна сойти на нет.

От всех этих размышлений девушку отвлекла мадам Помфри, что со свойственной ей лёгкостью в походке подошла к её кровати и протянула Гермионе зелье.

— Дорогая, сейчас я дам тебе ещё одно зелье и можешь начать собираться. Сегодня мы тебя выпишем, а завтра уже сможешь отправиться на занятия, — произнесла старушка своим нежным голосом, пытаясь сгладить шок гриффиндорки.

— Но вы ведь говорили, что я здесь задержусь, как минимум на неделю...

— Да, но твой организм отреагировал на лечение намного лучше, чем мы ожидали, так что нет смысла тебя здесь задерживать.

— Я не могу... Я не чувствую себя здоровой. Пожайлуста, я не могу туда вернуться.

— Мисс Грейнджер, послушайте меня внимательно. Сейчас в Хогвартсе столько авроров, сколько нет в самом Азкабане. Ваши друзья после того, что случилось не спустят с вас глаз. И у вас всегда будет возможность сходить к миссис Андрес. То, что сделал с вами Макглагенн больше не повторится. Так что прошу вас, отпустите свой страх.

— Спасибо, мадам Помфри. Мне сейчас начинать собирать вещи?

— Да. За вами зайдет мисс Уизли.

После этих слов школьная медсестра скрылась за белой ширмой, давая возможность Гермионе в одиночестве собрать вещи.

* * *

Родные стены гостиной дарили покой. Лёгкий треск брёвен в камине, музыка дождя за окном и пустота давали время Гермионе немного поразмыслить.

Знакомые с факультета встретили девушку с такой теплотой, что они организовали небольшую вечеринку в её честь с пуншем, лёгкими закусками, приготовленными домовыми эльфами и кучей любимых конфет девушки из сладкого королества. Видимо, мадам Помфри, сообщила друзьям Гермионе о выписке намного раньше, чем самой гриффиндорке.

Было действительно весело. Смена обстановки, радушный прием, определенно положительно сказался на состояние девушки. Единственное, что ее удручало, так это ощущение, что к ней относятся, словно к фарфорой кукле. Несколько раз за вечер девушка замечала, как многие ее знакомые обрывали свой рассказ на полуслове, стараясь не затрагивать болезненную тему.

Гермиона была тронута их заботой, но в голове появилась мысль, что теперь она стала девушкой, с которой стоит говорить лишь в лекгомысленной манере, дабы не спровоцировать неприятные воспоминания. Это ужасно пугало и злило. Эта жалость, забота. Она ведь Гермиона Грейнджер — самая умная ведьма столетия, могущественная волшебница, одна из бойцов Отряда Дамблдора.

Но Кормак взял и перечеркнул все её достижения. Он не только сломал её тело и душу, но и заставил людей изменить отношение к себе. И всё это заставляло Гермиону ненавидеть Маклагенна. Девушка хотела убить его... Нет, это слишком легко... Сначала она хотела бы сделать все, что Кормак сделал с её телом, и лишь потом убить.

Эти мысли не давали девушке покоя весь вечер. Она знала, что неправильно то, что она хочет сделать с парнем, но ведь он виноват в том, что произошло, и должен заплатить свою кровавую цену.

И Гермиона готова ему в этом помочь... При первой же встрече.