Граф Норт-Айлэнд (гет)

27 августа 1998 года, бывший Малфой-мэнор

Высокое общество, собравшееся на объявление помолвки Эжени, дочери Питера и Нарциссы Петтигрю, с князем Поклонским, в ожидании выхода вело пересуды и разговоры. Разумеется, в первую очередь говорили о самой помолвке, особенно тщательно злословя в адрес родителей Эжени, ведь у обоих в прошлом были сомнительные моменты. Но не меньше разговоров шло и о последних, невероятных, невозможных, но все же произошедших событиях и признаниях.

— Я лично был в зале Визенгамота, когда все это произошло! — вальяжно вещал пожилой маг, грудь которого украшал Орден Мерлина. — Представляете, этот наглец, Снейп, предъявил воспоминание, и оказалось, что именно он убил Дамблдора... по просьбе самого Дамблдора!

Слушатели ахнули, а вдохновленный вниманием пожилой маг продолжал вещать:

— Выглядел Дамблдор так, словно его стая мантикор рвала, а в спине вот такая огромная дыра, представляете? Причем среди судей нашлись те, кто близко знал Альбуса, и они сразу заявили, что в руках Дамблдора была совсем не его палочка, представляете? Его точно предал кто-то из своих и ударил в спину!

В соседней группе говорили о тех же событиях, но возмущались оправданием Снейпа и тем, что его отпустили прямо в зале суда. Чуть дальше обсуждали Питера и Нарциссу, чья судьба тоже изменилась в результате тех событий у Лонгботтомов в сентябре семьдесят девятого. Кто-то ужасался судьбе Гермионы: вот так, с рождения, лишиться всего и девятнадцать лет спустя узнать, что твои родители до сих находятся в Мунго в недееспособном состоянии, никого не узнают и практически ничего не соображают. Еще одни подсчитывали выдуманные богатства Лонгботтомов, другие указывали им, что даже если эти богатства и были, то сейчас «Гринготтс» все равно не работает и ни кната не получишь. Третьи указывали на загадочного графа Норт-Айлэнда, опекуна Гермионы, и в этой части все спорщики сходились на одном: денег у графа просто куры не клюют.

Кто-то уверял, что граф — это замаскированный Николас Фламель, решивший выйти из своего заточения и прокатиться по миру. Доводы в пользу этой версии были, и весьма серьезные, но оппоненты тут же указывали, что уж Фламелю точно не потребовалось бы прибегать к услугам банкира Петтигрю — сколько захотел, столько золота и наделал бы при помощи Философского Камня. Правда, тут же звучало возражение, что, возможно, гоблины были против, а Николас не захотел начинать новую войну. Затем все переходило на обсуждение судьбы гоблинов, и тут тоже царило редкостное единодушие: так этим ушастым коротышкам и надо! Ишь, додумались, магов в рабство продавать, да за такое их всех нужно подвергнуть трехдневному непрерывному Круциатусу, не меньше.

Под эти приятные разговоры, легкую выпивку и закуски, которые разносили домовые эльфы, гости приятно проводили время. Но вот уже и Эжени прибыла, и все собрались, а князь не появлялся, и среди гостей начались новые перешептывания. Кое-кто в зале знал о нынешних затруднениях Питера как банкира и охотно делился своим знанием с окружающими. Тут прилетела сова с письмом, развернув которое, Петтигрю побледнел, но предпринять или сказать ничего не успел.

— Хозяин, беда в хранилище! — возник перед Питером домовой эльф.

Петтигрю скривился, словно хотел прибить так некстати вылезшего домовика, но на виду у общества не решился. Соответственно, и в хранилище он спустился в сопровождении толпы свидетелей, желающих «помочь». Хранилище было пусто, вычищено до последней монетки. На противоположной стене висел, прибитый огромным ножом к стене, мужчина с длинными волосами, в потрепанной мантии, судорожно пытающийся освободиться из последних сил. Увидев вошедших, он встрепенулся (кровь полилась сильнее) и прохрипел:

— Питер, помоги, — и даже попробовал протянуть руку.

Но Петтигрю не шевелился, стоял и смотрел, словно не мог поверить своим глазам, беззвучно шевелил губами. Кто-то из гостей подскочил к висящему мужчине, взмахнул палочкой, убирая нож, но сделал только хуже. Кровь ударила фонтаном, мужчина упал на пол, изгибаясь и хрипя, не давая толком исцелить себя. Пока растерявшиеся гости пытались понять, что делать, к умирающему подскочил Петтигрю, вцепился, не обращая внимания, что его заливает кровью.

— Ремус, что тут случилось?! — Питер даже сделал попытку встряхнуть умирающего.

— Мы хотели ограбить тебя, — губы Ремуса изогнулись в кривой усмешке, — отомстить... за все.

— Мы? Кто?

— Князь Поклонский, он... — Ремус захрипел и окончательно замолчал.

Питер еще не успел встать с колен и вытереть кровь, как по Лондону полетел слух о случившемся. Пересказывалось там и содержимое письма — анонимный доброжелатель предупреждал барона Петтигрю, что человек, которого он принимает у себя под именем князя Поклонского, на самом деле самозванец, аферист и преступник.

Еще час спустя «князь Поклонский» был объявлен во всеобщий розыск.

Крауч-старший потер усталые глаза и посмотрел на графа Норт-Айлэнда.

— Поговаривают, что князь Поклонский — ваш незаконный сын.

— А еще поговаривают, что я — Николас Фламель, — безразлично пожал плечами граф. — Князь всех ввел в заблуждение, так что, думаю, мне, иностранцу и гостю в вашей стране, простительна эта ошибка.

— Скоро мы его поймаем, буквально несколько минут назад я подписал распоряжение о всеобщем розыске князя.

— К слову о розысках... — чуть оживился граф.

— Вы поможете нам найти князя? Он попросил у вас убежища?

— Князь, честно говоря, меня не интересует, — слегка махнул рукой граф. — Я прибыл сюда найти родителей моей воспитанницы, и только эти розыски меня и интересуют.

— Вы собираетесь забрать Лонгботтомов из Мунго? — осведомился Крауч из вежливости.

— Это решать самой Гермионе, но я о другом. Человек, который забрал Гермиону из родильного отделения, его ведь так и не нашли?

— Граф, вы...

— Возможно, я смогу помочь вам, — обозначил улыбку Норт-Айлэнд, выкладывая перед Краучем несколько свитков.

Бартемиус взял их, начал читать и тут же вскинул голову.

— Это невозможно!

— Я взял на себя смелость проверить это утверждение, — и граф протянул еще свиток. — Свидетели опознали похитителя.

— Но это...

— И вот показания, самих гоблинов, — граф извлек следующий свиток.

— Невероятно! — Крауч обессиленно откинулся на спинку кресла. — Герой Британии! Победитель Темного Лорда! Вы представляете, какое это будет потрясение? Нам сейчас только раскола в обществе не хватало!

— Поэтому я пришел с этими бумагами к вам, а не, скажем... в «Ежедневный Пророк».

Крауч еще раз посмотрел на свитки, из которых неопровержимо следовало, что именно Джеймс Поттер забрал новорожденную Гермиону Лонгботтом из больницы и затем отдал, точнее говоря продал, ее гоблинам. С учетом показаний Снейпа, выстраивалась крайне неприятная картина, тем более неприятная, что Крауч был обязан Поттеру за некоторые прошлые дела. Принцип Крауча «Закон превыше всего!» натолкнулся на эти обязательства и вызвал в его душе бурю.

— Благодарю вас за помощь, граф, — сказал Крауч, стараясь не выдать себя. — Вы все правильно сделали, и уверяю вас, я сумею распорядиться этими бумагами.

Граф Норт-Айлэнд заверил главу ДМП, что не сомневался в этом, после чего покинул кабинет Крауча. Бартемиус же, посидев несколько минут, схватил перо и свиток и начал строчить письмо. Он предупредит Джеймса, даст ему шанс скрыться, да, именно так. Следующий же преступник, князь Поклонский — о, к нему Крауч подойдет по всей строгости закона! Да, вот так все и будет! В этом лихорадочном возбуждении Крауч закончил письмо за минуту, после чего привязал его к личной сове и отправил Поттерам.

Вернуться к работе он смог только через полчаса.

Получив письмо Крауча, Джеймс пошатнулся и рухнул в кресло, схватившись за грудь. Присутствовавшие при этом Гарри и Лили повели себя по-разному. Лили бросилась к мужу, Гарри же поднял письмо и прочитал. Глаза его расширились, он воскликнул:

— Этого не может быть! Это клевета! Я отомщу за тебя, отец!

После чего выбежал прочь. Чуть погодя следом за ним выбежала Лили, оставив немного пришедшего в себя Джеймса в одиночестве.

Немного позже, в особняке Норт-Айлэнда

— Граф, вы подлец! — заорал Гарри, врываясь к Норт-Айлэнду.

Граф, в свободной одежде, находился в тренировочном зале, где отрабатывал заклинания. Он повернулся к Гарри и посмотрел на него, потом процедил сквозь зубы:

— Мне казалось, виконт, что вы извлекли урок из нашей беседы о правде и свободе.

— Вы оклеветали моего отца! Я требую извинений, прямо здесь и сейчас!

— Извинений? — голос графа стал ледяным. — За то, что я открыл правду? Виконт, вы сошли с ума!

— Тогда дуэль! Здесь и сейчас, дуэль насмерть! Я заставлю вас взять обратно ваши слова, граф!

Норт-Айлэнд пожал плечами, потом сделал приглашающий жест. Гарри сбросил мантию, достал палочку и прошел вперед, занимая позицию. Граф старше его, значит, надо двигаться быстрее, атаковать чаще, оценить магию противника и потом все решить одной стремительной атакой! В соответствии с этим планом Гарри и атаковал, быстро, ловко, с мастерством мага, который не отлынивал от уроков в Хогвартсе и потом еще занимался с нанятыми учителями. Но все его усилия уходили в никуда, граф не двигался с места и молча отражал атаки, почти не шевеля палочкой. Затем он атаковал, и Гарри, не успевшего даже понять, что происходит, унесло, а палочку выбило из рук, отбросило в сторону.

— Стойте! — раздался крик.

— Ваш сын сам вызвал меня на дуэль, насмерть, — процедил сквозь зубы Норт-Айлэнд.

Впрочем, атаковать Лили Поттер, вставшую между ним и Гарри, он не торопился.

— Сириус, ты не убьешь моего сына! — шагнула вперед Лили.

— Как вы меня назвали? — спросил граф, отступая на шаг.

— Сириус, я знаю, это ты! — воскликнула Лили. — Не знаю, простишь ли ты меня, но мне предъявили доказательства твоей смерти в Азкабане, и Джеймс...

— Джеймс, — прошипел граф. — Джеймс?!

Гарри не верил своим глазам: всегда ледяной и спокойный, граф бушевал и ярился, не замечая того, как раздирает себе грудь в кровь рукой, словно хочет вырвать оттуда сердце.

— Питер Петтигрю написал донос, а Джеймс Поттер подкинул улики, и благодаря этому меня бросили в Азкабан без суда и следствия! — заорал граф. — Простить?! Четырнадцать лет я гнил в каменном мешке рядом с дементорами, четырнадцать! Тогда как те, кто предал меня, мои побратимы, гуляли, пили и ели на мои деньги и заводили детей с моей невестой, которая клялась любить меня до гроба!

— Но Сириус... твоя смерть, — теперь настал черед побледневшей Лили отступать, — я не знала...

Гарри успел вовремя, подхватил оседающую на пол маму.

— Граф, наша дуэль не закончена, — сквозь силу, понимая, что Норт-Айлэнд его убьет, изрек Гарри.

— Нет! — глаза Лили открылись, она ухватила сына за руку. — Я запрещаю! Ты извинишься перед графом, и мы вернемся домой... нет, это больше не мой дом!

Гарри упрямо поджал губы, но Лили Поттер сверкнула глазами, встала.

Джеймс стоял у окна, ожидая возвращения жены и сына. Что делать дальше, он представлял смутно. Бежать, как советовал Крауч? Если сын отомстил графу, то, возможно, все удастся представить как клевету? Но тут донесся звук сработавшего камина.

— Забери мантию, и уходим, — донесся до Джеймса безжизненный голос Лили. — Это больше не наш дом.

— Да, мама, — голос Гарри был глухим, исполненным тоски и боли. — Деньги?

— Ни одной монеты этих проклятых денег больше не коснется моей руки!

Джеймс ощутил, что у него снова прихватывает сердце. Лили говорила искренне, предельно, и Джеймс знал, что отговорить ее не удастся. Бежать без жены и сына? Нет! Вместо этого Поттер переоделся и сам отправился к графу Норт-Айлэнду, благо терять Джеймсу было уже нечего.

Граф сидел в кресле, уставясь в окно, грудь его была разодрана в кровь, рядом валялась палочка.

— Почему я не вырвал себе сердце в тот день, когда решил мстить? — спросил Норт-Айлэнд.

— Хотелось бы узнать, за что именно вы решили мстить моей семье и мне?! — гневно спросил Джеймс, взъярившийся при этих словах.

Граф медленно развернулся, безжизненно посмотрел на Поттера. Затем провел рукой по груди, размазывая кровь, и протянул ее Джеймсу со словами:

— Ну что, смешаем кровь еще раз... брат-Мародер?!

Секунду спустя особняк графа потряс грохот возгласа:

— СИРИУС БЛЭК!!