Право выбора (гет)

Девушка лежала на траве под густо-лиловым вечерним небом.

— Теперь уже скоро.

— Я знаю.

— Будешь без меня скучать?

— Ну, если не передумаешь, ты всегда сможешь меня навестить.

Он перекатился на живот и слегка навис над ней, щекоча травинкой её щёку. Так легко было забыть, что окружавший их мир был целиком и полностью иллюзией. Запахи, звуки, ощущения… «Особенно ощущения».

Он начал создавать этот мир, чтобы ей не было грустно. Перетряхнул все свои воспоминания: лиловые леса и хрустально-бесцветные океаны, прозрачные до самого дна, хрупкая бирюзовая трава и густо-оранжевые закаты. Но ей было всё равно. Она была безучастна к этим чудесам, а он только растравил своё сердце. Вернее, воспоминание о сердце, вот только болело оно совсем как настоящее.

Белль было всё равно.

Она скучала и чахла, сидя перед экраном и прокладывая маршруты среди звёзд. Сознанием, хотя он и объяснил ей с самого начала, что ресурсы её мозга осуществляют вычисления автоматически, и ей нет нужды участвовать в этом процессе.

Он рисовал высокие дворцы и стрельчатые горы, выпускал в небеса птиц, вспоминал, как пахнут цветы и горные потоки. Какая на ощупь мякоть плодов, которые ему нравились, когда он был ребёнком. Он и не думал, что раньше в нём было столько жизни. Целый мир устаревший нейронных кодов. А она молчала.

Пока однажды он не вспомнил цветок, который видел на земле. Роза.

В тот день он, как обычно, наблюдал за Белль издалека, не решаясь приблизиться, поэтому видел каждый миг этой дивной перемены. Вначале она прошла мимо, но потом вернулась и бережно, неверяще коснулась лепестков кончиками пальцев.

В тот день она впервые заговорила с ним. Ах, если бы он мог рассказать всё… Но тогда хрупкое доверие между ними разлетелось бы на клочки. Поэтому он вспоминал о детстве. И о большой войне.

— За что тебя превратили в машину? — спросила она однажды. — Ты когда-то сказал, что был наказан. За что?

Он проглотил комок в горле (тоже иллюзия, не было у него никакого горла, давно уже не было… но как избавиться от ощущения, что его сжимают невидимые пальцы?). Не соврать, но не сказать правду — как это называют люди?

— За то, что я совершил ошибку, — выдавил он из себя и склонил голову, не желая встречаться с ней глазами. — Когда от меня зависели жизни других, я засомневался… и проиграл.

«Только вот если бы я не сделал этой ошибки, мы бы не говорили с тобой, Белль. Потому что не было бы ни твоего отца, ни тебя, ни Земли-19». Он должен был отдать приказ уничтожить Ильм. Это было не так уж сложно — после Пегаса, после Альмы, после Серпенты-6… Но те планеты уничтожали его генералы. Он даже не видел их. Никогда не видел.

Ильм серебрился в лучах своей звезды, голубой и зелёный, укрытый мутным хрусталём перистых облаков. Он был так похож на его родину, Зету, что Адам дрогнул. Не самая лучшая идея — дать двадцатилетнему вчерашнему курсанту почувствовать вкус реальной битвы. Даже если этот курсант — император. Советники шептали, что в нём взыграла дурная кровь людей, они припомнили ему и бабку с Земли-11, и страсть к изучению языков и обычаев старой Земли, породившей жадную до ресурсов человеческую расу, будто вирус распространявшуюся по вселенной.

Он дрогнул. Он проиграл. Именно тогда война пошла под откос, и проклятые партизаны взяли верх… Последнее, что он увидел в своей жизни: Зета, пылающая тем огнём, от которого он, сам того не понимая, уберёг Ильм.

Не было больше ни стрельчатых гор, ни хрустальных океанов. Только в его голове, отсечённой не из мести и даже не в назидание, а просто потому, что таково было правосудие Зеты: сделай бесполезное полезным. Так Адам Зетарикha%iшен, последний император, стал B.E.A.S.T., биоэлектронной системой на транспорте. Но мог ли он сказать об этом Белль?

«Есть такое упрощение, которое ещё правда, а есть другое, которое уже ложь».

От мыслей отвлекло лёгкое прикосновение к щеке: Белль его поцеловала. Нет, Адам не мог сказать правды. Ни тогда, ни сейчас.

Что бы она сказала, если узнала, что не время в виртуальной реальности растянулось, а Адам, не желая с ней расставаться, послал «Аталанту» самым дальним и запутанным путём, в шесть раз длиннее стандартного? Он откладывал бы и дальше, но чем больше они были вместе, тем сильнее он понимал тщетность своих усилий. Он и Белль никогда не были равны. Человек — и выпотрошенный мозг зетовского преступника, за десять лет до её рождения заключённый в стальную коробку.

Его жизнь была иллюзией жизни, где он всё ещё был молод, жив и здоров — пусть и не слишком красив. Но Белль могла вернуться в реальность — без него. За пределами их цифрового рая, где у неё было тело. Он обещал её отпустить, и сдержит своё обещание.

Чего ей знать не обязательно, так это того, что, в тот момент, когда связь мозга Белль и B.E.A.S.T. прервётся, весь его виртуальный мир разрушится, а сам он перестанет… так хочется сказать «жить». Функционировать. Повреждения, полученные центральным компьютером, усиливались с каждым днём. Повреждения, которые он получил из-за неё, но ни на секунду не хотел бы B.E.A.S.T. повернуть время впять и отказаться от этой поломки. Ошибка Белль воскресила его, пусть и медленно убивая.

Конечно, был вариант, который мог бы его спасти. Если бы Белль согласилась остаться, их совместных ресурсов с лихвой хватило бы, чтобы прожить долгую несуществующую жизнь на прекрасной несуществующей планете.

Но Адам знал, что никогда не попросит. Он склонился ближе к лежавшей на траве девушке и легко коснулся губами её шеи.

Пусть проживёт настоящую жизнь. Пусть влюбится (ах как больно, а ведь у него даже нет настоящего сердца…), пусть состарится в окружении внуков. Она подарила ему шанс выбирать. И он выберет. За них обоих.