Дуракам везёт (гет)

— Ах, как же здесь хорошо, — с наслаждением произнес рослый мужчина, облокотившись о крепкое дерево за его спиной.

Старик радостно улыбнулся, глядя на голубое небо над его головой. Белые, пушистые облака медленно плыли на запад. Сквозь них ярко пробивались ослепительные лучи солнца, что прокалывали небесных барашков огненными стрелами. Старик любил наблюдать за изменениями в природе — единение с ней давало ему душевное спокойствие. Он был рад отдохнуть на границе своей Деревни. Каждый раз, выходя с родных земель, он прощался со страной, где родился, садясь у самого крупного дерева и съедая купленную в ближайшей забегаловке палочку с данго. Старик ел сладость и наслаждался природой. Во время каждого путешествия он тосковал по любимой деревне: по песчаным тропинкам, по ветвистым деревьям, по запаху помятой под ногами травы, по несравнимому, легкому ветерку и чистейшему воздуху. С одной стороны, в других странах все вокруг не так уж радикально отличалось, но с родной Деревней не сравнить — там это не здесь.

Джирайя уже несколько дней как покинул свой дом, собравшись на особо важную миссию за пределы страны. Он часто вспоминал как по юности, да и по старости, блуждал по разным точкам мира. К сожалению, призраки прошлого, что тревожили его с тех времен, были преимущественно не радостными, а, наоборот, печальными и мрачными.

Старики вроде него были детьми войны. Они видели слишком много плохого, на их руках умер не один человек. Высокие титулы, уважение окружающих, победы — все это было не так уж и важно, по сравнению с тем, скольких людей они потеряли за эти годы. Многие не выжили в тех войнах: родные и близкие, друзья и товарищи, старики и даже дети. Кошмары до сих пор снились Джирайе, они преследовали его годами.

Но веру в светлое будущее у Мудреца не был способен отнять никто. Он был добрым человеком. Кто-то бы назвал его наивным глупцом, но старику было все равно. Он закрывал глаза и отмахивался копной своих белоснежных волос. Когда-то давно Джирайя услышал пророчество, и после него он свято верил и знал, что когда-нибудь именно его ученик спасет этот мир от гнета ужаса бессмысленных войн. Ребенок объединит всех воедино, и в мире будет процветать счастье и любовь...

Любовь. Как много люди вкладывают в это слово. Как многогранно самое его понятие. Кто-то ведется на внешность, выдавая первомоментное чувство похоти за непорочное «люблю». Кто-то считает, что любовь — это подобие дружбы. Эдакая эволюция «друзей». Что же до старика Джирайи — он всегда знал, кто предначертан ему судьбой. Глупцу повезло еще с ранних лет, если это, конечно, можно назвать удачей.

Так получилось, что в мире, где он родился, родственные души соединяла незримая остальным людям нить. Она приковывала каждого жителя этой планеты к «его» человеку, даруя им возможность понять, что их жизни связаны не просто встречей, а самой судьбой. В простонародье таких людей называли «Соулами» и, к сожалению, встретиться друг с другом удавалось далеко не каждому. Кто-то слишком рано умирал, кто-то жил слишком далеко, у кого-то разница в возрасте была слишком велика. Довольно часто люди выходили замуж не за своих Соулов, а за кого-то другого. Некоторым казалось, что это все миф, ведь встречи такого рода были так редки. Но иногда фортуна благоволила Соулам, даруя им то, чего многие были лишены.

Первый стук в сердце.

Джирайя узнал о своей Цунаде, когда они были ещё совсем крохами. Ей было четыре, а ему только стукнуло пять. В то утро девочка сбежала из дома, присела на скамейку под вишневым деревом, скрываясь от посторонних глаз, и тихо заплакала. Она не хотела ни с кем разговаривать. Ей не нужны были свидетели её слабости. Цунаде не позволяла себе плакать на показ. Она хотела держаться стойко в этот нелегкий для их семьи момент. Цунаде была настоящей внучкой своей бабушки — Микото Узумаки, а потому считала необходимым подавлять в себе эту бушующую в сердце боль. Но у нее это плохо получалось, ведь в тот день не стало другого близкого девочке человека — её дедушки.

Хаширама Сенджу — Первый Хокаге Деревни Скрытой в Листве. Он был сильным воином и, что бывало редко при таких невероятных, дарованных судьбой способностях, он был добрейшим из всех, кого вы могли бы встретить на своем пути. Он помогал любому нуждающемуся, пытался добиться чего-то грандиозного в этом мире. Хаширама сумел воссоединить врагов в одну большую семью под знаком Огня. Его признали многие: как гения и мудреца, как примерного мужа и хорошего брата, как надежного друга и устрашающего врага, как командного игрока и достойного соперника.

Однако Цунаде в большинстве своем знала его как неуклюжего дедулю, любящего играть на деньги с друзьями в азартные игры по выходным. Именно от него девочка унаследовала этот порочный ген игромании, приведший ее жизнь к непростым последствиям.

Цунаде плакала. А Джирайя тем временем проводил день со своей мамой. Еще с восходом солнца они пошли в магазин и даже успели закупиться свежайшей рыбой, пойманной поутру. Он и сейчас помнит, как в тот день, ровно в девять часов утра, его сердце словно замерло на секунду и он впервые почувствовал чьи-то эмоции. Чужие чувства, затесавшиеся в его сознание: грусть и невыносимая боль. Мальчик не понимал, что с ним происходит и в меру своей детской наивности решил спросить у мамы — что с ним. Женщина с длинными светлыми волосами, заплетенными в единую косу, радостно улыбнувшись, присела вниз, чтобы глаза сына были на уровне с ее, и тихо ответила на его вопрос.

— Это значит, что самый твой близкий по жизни человек сейчас испытывает эти чувства, Джирайя, — женщина осторожно взяла его за руку и плавно повернула ладонь мальчика тыльной стороной. — Видишь?

— Что? — удивленно спросил мальчишка, оглянув людей в помещении.

— Дурачок, смотри сюда, — усмехнулась она, нежно хлопнув левой рукой по его маленьким пальчикам.

Мальчик опустил глаза и удивленно ахнул. На его мизинце показалась красная нить, обернувшая палец словно кольцо. Он моментально попытался стянуть веревочку большим пальцем, но все его попытки были тщетны. Веревка как была на его руке, так и осталась. Мама усмехнулась, глядя на старания ребенка.

— Что это? — встревожено уточнил Джирайя.

— Это нить, ведущая тебя к твоей судьбе, — женщина отпустила ладонь мальчика и показала ему свою. — У меня тоже она есть. И я впервые почувствовала ее в шесть лет. Я была чуть старше тебя.

— Но я не вижу этой штуки на твоем пальце, — с непониманием пробубнил мальчишка.

— Да, не видишь, но это не значит, что ее нет, — усмехнулась женщина, щелкнув по носу Джирайю, что пребывал в смешанных чувствах. — Мою нить видит только тот, кто держится за нее по другую сторону — Соул.

— По другую сторону?

Мама перевернула руку мальчишки, и он увидел едва заметную нить, ответвляющуюся от его пальца и уходящую куда-то вдаль. Она была почти невидимой, прозрачной, но Джирайя все равно мог ее различить.

— Человек, что держит другой конец твоей нити, сейчас чувствует то, что ты внезапно испытал. И в свою очередь, когда ты ощущаешь какие-то яркие эмоции, то и она ощущает, что и ты, — спокойно произнесла женщина, встав обратно на ноги. — Это сложно объяснить, но со временем, надеюсь, ты сам в этом разберешься. Пойдем дальше, нам еще надо купить рис.

Мальчишка быстро схватил ладонь мамы, но все никак не мог оторвать взгляд от красной веревочки, показавшейся на его пальце. Ему тогда стало как-то не по себе, ведь эмоции, что испытывал человек на другом конце, были вовсе не такими уж и радостными. Джирайя погрузился в печаль на несколько дней, недель, месяцев. Он чувствовал боль, что испытывала Цунаде. Но мальчик не знал, куда ему пойти, чтобы хоть как-то помочь той, которая сидит на обратном конце нити.

Вы скажете: что же мешало ему взять да последовать в направлении нитки? Ответ будет прост — он не мог этого сделать. Ведь нить исчезала, оставляя мальчишку одного с мрачным чувством вины за свою беспомощность. Его терзали разные идеи: Джирайя бегал по городу в поисках своего Соула, возвращаясь домой настолько поздно, что его мама начинала ни на шутку волноваться; он приставал к прохожим, спрашивая: не видели они здесь человека в расстроенных чувствах. Но ничто не помогало ему найти ее. И это тревожило юного мальчика.

Проходили года, а он все так и не встретил девчонку, что преимущественно испытывала теперь веселье и агрессию. Он уже привык к перемене ее настроения с черного на белое, хоть немного и не понимал, что именно вызывало такие перепады. А вызывались они обыкновенными семейными ссорами: Цунаде, хоть и была добродушным ребенком со стойким характером, выросла все же слегка избалованной и капризной. Ей было дозволено многое, хоть бабуля и была против подобных методов воспитания. Родители сочли, что ребенок должен уметь проявлять себя, поэтому ни разу не кричали на блондинку даже тогда, когда она откровенно была не права и переходила все грани дозволенного. В эти моменты Микото Узумаки тяжко вздыхала, драматично запрокидывала руку ко лбу и приговаривала, что в ее дни Цунаде бы уже давно приструнили и не позволили малышке валяться на полу, пиная поверхность руками и ногами с криками «хочу».

Балованный ребенок из благородного семейства — вот кем была девочка на конце красной нити. Полная противоположность Джирайе. Он родился в полной семье, где мать была посредственной куноичи, достигшей ранга чунина, а отец был держателем ресторана на окраине деревни, где люди чаще выпивали саке, закусывая сырой рыбой. Возможно, именно из-за специфики работы отца, мальчишка в итоге пристрастился и сам к алкоголю, проводя с рюмкой спиртного большую часть своей сознательной жизни.

Но все же в детстве Джирайя не отличался ни плохим поведением, ни ленью, ни враньем. Да, его можно было назвать слегка глуповатым тугодумом, но это не опорочивало его доброго сердца. Он был мечтатель. Примерно, как и дед Цунаде: добродушный и целеустремлённый простак, желающий видеть светлое в темном. Он воображал днями и ночами, как в будущем станет «мега-сильным убер-классным» шиноби, что покорит всех своим талантом и могуществом. Он верил, что у него будут такие же серьезные друзья: преданные герои, с которыми он будет общаться до конца своих дней. Но главное, он хотел добиться ее — той, что была где-то далеко, но незримо жила вместе с ним, делясь самым сокровенным — своей душой и переживаниями.

Но ожидания — это не реальность.

Джирайя часто лежал на траве возле своего обшарпанного домишка, смотрел на звезды и рассуждал, какой она будет. Он видел ее голубоглазой блондинкой с мягким, тихим голосом.

— Она, наверное, вкусно готовит, — мечтательно бормотал себе мальчишка под нос. — И, думаю, она очень скромна и привлекательна.

Когда дело доходило до этого момента, Джирайя обычно весь заливался краской и начинал крутиться на земле из стороны в сторону. Он стеснялся самого себя в эти моменты, поэтому и начинал ерзать по траве, как ненормальный.

Его мать наблюдала за ним из окна, посмеивалась. Ей казалось очень забавным и милым, что ее сын был таким стеснительным. Удивительно, что из такого милого ребенка в итоге вырос такой бабник, переспавший с десятками женщин в каждой стране. Как говорится, в тихом омуте черти водятся. Благодаря им он, возможно, и стал известен по всему миру шиноби не только как Великий Жабий Мудрец, но и как знаменитый на весь мир писатель эротических романов. Но к его литературе мы вернемся позже.

В шесть лет Джирайя поступил по примеру матери в Академию шиноби. Учился там не покладая рук. Днями и ночами он метал в деревья у дома кунаи и сюрикены, оттачивая мастерство своим колоссальным упорством. Однако, как бы он не мечтал о своем величие — как Джирайя был неудачником, так он им и оставался. К своей печали, первый год академии для него закончился абсолютным провалом. Его оставили на второй год, приговаривая, что, возможно, ему следует отказаться от затеи быть ниндзя. «Может, лучше бы тебе заняться бизнесом твоего отца?» — спрашивали у мальчика учителя.

Джирайя был зол на себя. Этот провал казался ему трагедией века, но он не сдавался. Да, жизненные неудачи омрачают нашу жизнь, окрашивая все вокруг в черное, но все-таки без них жизнь не была бы жизнью. Вечное везение — это нелепость, в которую верят лишь слабаки. Джирайя был трудолюбив и не опускал руки даже тогда, когда многие бы взревели со слезами на глазах. Поначалу не все видели в нем эту стойкость, но все же с годами его целеустремленность принесла свои плоды.

И вот, наш герой с копной непослушных белых волос, торчащих во все стороны, остался на второй год, вновь придя в академию как первоклассник. В душе у него колебалась целая палитра эмоций: от гнева на свою слабость и глупость, до счастья, что его в итоге не исключили, дав возможность прийти обратно. Джирайя медленно подошел к академии, взглянул на здание и тяжело вздохнул.

— Когда-нибудь я обязательно стану сильным и мы с тобой точно встретимся, — угрюмо пробормотал мальчик, коснувшись первым пальцем красной нитки на мизинце.

Вокруг него пробегали толпы детей. Кого-то он знал по предыдущему году, с кем-то играл во дворе, а кто-то и вовсе не был ему никак знаком. Джирайя стоял напротив здания, не решаясь сделать шаг вперед, сам не зная почему. Внезапно кто-то больно толкнул его сзади в плечо, отчего он еле удержался на ногах, схватившись рукой за ушиб. Незнакомая ему светловолосая девочка бежала вперед, крикнув Джирайе напоследок не извинения, а: «Не стой у прохода как истукан, дурак!» Ее детское, озлобленное личико с языком, высунутым напоказ, навсегда врезалось в память Джирайи. И если в старости он вспоминал его со смехом, то в тот момент, в ту минуту, он был по-настоящему обижен и оскорблен поведением дерзкой девчонки.

Он недовольно фыркнул и медленно направился в кабинет, где проходило его первое в этом году занятие. Джирайя подошел к знакомой двери и на секунду вновь застыл, закрыв глаза, освобождаясь от ненужных мыслей. Мальчик вытянул губы в улыбку и бойко выдохнул.

— Все будет хорошо, — подбодрил он себя, сильно сжав кулачки.

И вот он вновь в классе. Джирайя зашел уверенно, с надменной ухмылкой на лице, которая скорее уже выработалась у него, как защитный механизм от подколов сверстников с предыдущего года. В кабинете кишел хаос: дети занимали свои места, а родители, провожающие малышню в добрый путь «первого года обучения в академии», вились вокруг своих чад с последними наставлениями. Джирайя быстро поднялся по ступенькам наверх, заняв третью парту у выхода. В этом году он решил, что лучше не садиться у окна: ближе к лету там сильно печет, зимой дует сквозняк, да и вообще — улица отвлекает от мыслей об учебе.

Сев за стол он оглядел людей с левой стороны. Он знал лишь четверых: невысокого мальчишку Учиха, с которым был знаком благодаря уличным потасовкам, и сонную девочку с родителями из клана Нара, отец которой часто захаживал в их семейный ресторанчик, чтобы выпить пару тройку рюмок саке.

— Здравствуй. Я — Орочимару, — чей-то тихий голос раздался справа от Джирайи.

Мальчик обернулся и увидел темноволосого паренька с безупречно белой кожей и фиолетовыми отметками на глазах. Он сидел за одной партой с Джирайей, который, признаться честно, даже и не заметил его, когда садился на скамейку. Внешний вид ребенка немного сбил с толку Джирайю, от чего он смог изречь лишь: «А?» Орочимару все так же держал руку на весу, ожидая, когда тугодум, наконец, сообразит пожать его ладонь.

— Орочимару, — спокойно повторил мальчик.

— А! — беловолосый радостно заулыбался, схватив руку мальчишки. — Я — Джирайя! — он произнес эти слова слишком громко.

Орочимару не улыбнулся и показался Джирайе слегка странным, но это не отпугивала его. Он продолжал сидеть на своем месте, оглядывая всех вокруг.

— Ты единственный, кто не испугался подсесть ко мне, — меланхолично изрек мальчишка со змеиным взглядом.

— А чего бояться-то? — усмехнулся Джирайя, оглядывая тех, кто сел на первых партах. — Мы здесь все в одной лодке.

Орочимару что-то ответил ему, начав своеобразный монолог, но Джирайя не слушал его. Он заметил, что веревка на его пальце стала гораздо более яркой, четкой. Мальчик озадачено взмахнул рукой наверх и увидел, как нить взмыла волной вверх, а потом упала вниз, исчезнув в толпе малышни и родителей. Орочимару приостановил свою речь, озадачено всматриваясь на руку своего нового друга. Джирайя затаил дыхание, осознав, что его Соул может находиться где-то рядом — в этой же самой комнате. Он подпрыгнул со скамьи, чем немного испугал Орочимару. Но беловолосому было все равно на окружающих, он схватил невидимую остальным красную нить и резко сорвался с места, следуя за направлением веревочки. На его лице застыла счастливая улыбка, он грубо толкал недовольных окружающих по сторонам, пробиваясь вперед к верхним партам у окна. И вот — она.

Светловолосая девушка, сидящая в дали и меланхолично смотрящая в окно. Она упёрла лицо на ладошку и спокойно сидела за последней партой на самом верху. Ее никто не провожал, родители были на миссии. Она казалась одинокой, и ей действительно было немного грустно, что мама и папа не смогли выкроить время для этого важного для неё событие. Но все же про ее печаль не знал никто... никто, кроме мальчика, остановившегося у парты напротив. Он удивлённо раскрыл глаза, узнав в Соуле девчонку, что толкнула его у входа в академию.

— У тебя не голубые глаза, — сам не зная зачем, пробормотал мальчишка.

Цунаде медленно перевела на него свой холодный взгляд.

— А у тебя не чёрные волосы. И что с того? — едко ответила она.

Джирайя неуверенно поднял руку вверх, раскрыв полностью свою ладонь. Глаза Цунаде расширились от удивления. Они буквально застыли друг напротив друга, не зная, что им следует произнести. Красная нить четко замыкалась на их детских ручонках.

— Ну, привет, — произнес Джирайя дрожащим голосом.

— Ну, привет, — так же пугливо произнесла девочка.

Опять тишина. Опять мир словно остановился, хоть вокруг все кричали и суетились.

— Ты, кстати, довольно больно меня пнула, — нервно усмехнулся Джирайя, стараясь скрасить их неловкое молчание.

— Извиняться не буду, — жестко отчеканила Цунаде. — Не стоило там стоять, как вкопанный.

— Вообще-то, было неприятно, — обиженно произнес Джирайя.

— Ой, ну иди мамочке поплачься! — выкрикнула девочка, привстав со скамьи и ударив руками по столу.

— Да ты совсем не такая, какой я тебя себе представлял! — злобно прикрикнул мальчишка.

— Ох, извините, какая есть! Ты, знаешь ли, тоже не принц на белом коне! Скорее всего, ты и есть беловолосый ишак! — дерзко огрызнулась девчонка, скорчив рожицу.

— Слушай сюда, малявка, ты совсем страх потеряла?! — выкрикнул Джирайя, подойдя так близко к девчонке, что их лбы уже чуть ли не соприкасались.

— Да ты осел!

— Курица!

— Белобрысый урод!

— Злобная жаба!

— Да пошел ты! Ты не мой Соул!

— Согласен на все сто процентов! — выкрикнул мальчишка, треснув руками по парте.

В этот момент кто-то за спиной Джирайи случайно толкнул мальчика вперед, и он резко упал на Цунаде, случайно задев ее губы своими. Девочка быстро оттолкнула его за плечи назад и завизжала, что есть сил. Джирайя свалился кубарем по лестнице вниз.

— Да твою мать! — громко выразился беловолосый парень, впечатавшись в чью-то парту.

Цунаде визжала, нервно вытирая свои губы рукой.

— Ничего не было! — выкрикнула девчонка.

— Согласен на все сто процентов, — в этот раз Джирайя произнес это немного тише и не так уверено.

Он удивленно посмотрел на Цунаде, прежде чем встать и пойти к своей парте. Что-то все же было в этой девчонке, хоть она и раздражала его так, как никто другой за его недолгую жизнь. Джирайя медленно встал и неторопливо прошел к своей парте. Взрослые медленно расходились из кабинета, оставляя своих чад наедине со всем. Беловолосый опустился на свое место, положил ладони на парту и уставился в одну точку перед собой, не моргая.

— С тобой все в порядке? — удивленно спросил у мальчика Орочимару.

Джирайя нервно сглотнул и медленно повернулся к новому другу.

— Ты не знаешь, это... — мальчик запнулся, не зная как сформулировать вопрос, — от поцелуя получаются дети? — спросил Джирайя словно в трансе.

Орочимару озадаченно посмотрел вверх, взяв подбородок в правую руку.

— Все возможно, — заключил мальчишка, подбадривающе хлопнув друга по плечу.

Джирайя в панике схватился руками за голову и в ужасе тихо застонал.

Цунаде беременна не была.

Детство — это та вещь, о которой Джирайя не мог не вспоминать с улыбкой. Во-первых, конечно же, он думал о своих друзьях: об Орочимару, с которым они буквально с первых дней начали общаться; о Сакумо Хатаке, который стал легендой в академии из-за колоссальных успехов в учебе, на которого равнялись абсолютно все, даже старшие детишки, как Джирайя; о Цунаде, что игнорировала своего «Соула» всеми возможными и невозможными способами; о тех, кто погиб в дальнейших кровопролитных войнах, которые, казалось, никогда и не заканчивались. Тогда всё для детей было просто, легко. Жизнь не была обременена личностными проблемами и обязанностями перед страной. Всё было непринуждённо, в маленьком детском мире царило спокойствие. И Джирайя чувствовал это счастье даже спустя много лет, когда просто закрывал глаза, погружаясь в ностальгию.

Во-вторых, он вспоминал семью: отца и мать. К сожалению, больше родственников у него не было. Бабушки и дедушки погибли еще до рождения мальчика, а сестра матери жила так далеко за пределами Конохи, что добраться до нее казалось миссией «S» ранга. В дальнейшем их связь окончательно оборвалась, что, в действительности, не сильно беспокоило Джирайю.

Из всех этих мелких воспоминаний, складывающихся в одну мозаику под названием «детство», чаще всего старик вспоминал «случай с котом», когда впервые сказал правду о том, что думает о Цунаде. Ни ложь, ни лицемерие — правду.

Ему тогда было девять лет, уже три года обучения были позади: один год провальный, два других лучше, но всё же не ахти. Он был недотёпа, но старался изо всех сил. Где-то ему помогал Орочимару, где-то знакомый мальчишка Учиха. Где-то он достигал цели своим необъятным упорством. Джирайя не всегда был самым непутевым ребенком в академии. Его скорее считали упёртым бараном, что учился на своих ошибках далеко не с первого раза.

В тот день детишки как раз закончили учебный год и на радостях решили отметить это дело, сыграв в игру на обучающей площадки, где обычно тренировались юные генины. Мальчишки и девчонки, одноклассники Джирайи и просто друзья с района — многие пришли в тот день, чему все несомненно были рады.

Орочимару меланхолично стоял в стороне, облокотившись о деревянный брус. Он апатично осматривался по сторонам, явно не сильно ожидая глупой игры. Он поднял свою руку и с едва заметной печалью глянул на ладонь. Джирайя не заметил расстроенного друга, он был взбудоражен количеством пришедших людей. Он широко улыбался, знакомясь с новыми ребятами, которых раньше он и не видел.

— Привет, я Джирайя! — радостно выпалил беловолосый мальчик, подойдя к миленькой девочке с ярко-жёлтыми глазами.

Она удивлённо оглянулась в сторону незнакомца, но встретившись взглядом с мальчишкой, радостно улыбнулась и протянула руку.

— Сая, — тихо произнесла она, прикрыв глаза.

Джирайя схватил её ладошку и слегка фамильярно встряхнул, словно здоровается с парнем. Однако девочку это не смутило — она залилась звонким смехом и слегка покраснела.

— Ты такой милый! — весело произнесла она, поправляя свои длинные волосы за уши.

Джирайя удивлённо уставился на неё. Ещё никто не говорил ему комплиментов так искренне. Разве что мама — но это ведь не считается, правда? Матери любят нас априорно — с глупостями, изъянами. Им неважно, кем мы были, кем мы стали — а эта девочка была никем Джирайе. И она стала первой, кто назвал его «милым». Он покраснел и огляделся вокруг. В стороне от него стояла высокая девочка с хвостиком. Она была недовольна, но Джирайя не понимал почему. Он уже привык к стычкам с Цунаде, она никогда не говорила с ним по-доброму. Лишь корчила рожицы, ударяла по «его пустоголовой башке» и недовольно взмахивала руками. Сейчас же она резко отвернулась и отошла подальше. Это было не похоже на её обычное поведение, но Джирайя хоть и почувствовал это, всё же не понял подвоха. Он продолжил общаться с дружелюбной Саей, восторженно рассказывая девочке, как однажды он поймал в реке огромную рыбу, соизмеримую, пожалуй, с настоящей акулой. Сая смеялась, а Джирайя был только рад почувствовать хоть какое-то тепло от девочки, что не обзывала его дураком и идиотом.

— Он идиот! — грубо выразилась Цунаде, резко облокотившись о деревянный брус рядом с Орочимару.

Мальчик перевёл на неё полный апатии взгляд и как-то странно хмыкнул. Цунаде недовольно посмотрела на него, скрестив руки у груди.

— Хочешь что-то сказать, ботан? — недовольно протянула девочка, сжав губы от злости.

— Нет, — безразлично произнёс Орочимару, оглядев детей перед собой.

— Тогда и не хмыкай, — нервно огрызнулась Цунаде, вновь отвернувшись от мальчишки.

Орочимару молчал. Он не любил лезть не в свои дела. Его особо никто и никогда не интересовал. Мальчик привык жить в своём мире, не обсуждая и не осуждая никого на своём пути. Он был спокоен как удав, и это часто раздражало людей вокруг. Все считали его надменным, эгоистичным, высокомерным. Все кроме Джирайи. Он не замечал излишней молчаливости и скрытности своего друга, восполняя тишину своими недалёкими рассуждениями о жизни. И, как бы это было не удивительно, но Орочимару любил слушать друга. Почти всё, что ему тараторил Джирайя, он запоминал, внимательно наблюдая даже за эмоциональными, как говорила Цунаде — «идиотичными», танцами о великом будущем белогривого ниндзя.

— Идиот, — вновь произнесла Цунаде, сжимая сильнее кулаки. Орочимару оглянулся на опасно-злобную девочку и задумался: лучше ли ему отойти от неё подобру-поздорову или же стоит не двигаться, и тогда она сама уйдёт куда подальше? Как и в большинстве случаев он решил не сходить с места, сливаясь с обстановкой вокруг. Цунаде всё не успокаивалась, а, казалось, начинала злиться ещё сильнее.

— Давайте начнём нашу игру! — наконец выкрикнул мальчишка с иссиня-чёрными короткими волосами.

Все дети восторженно вскрикнули. Все кроме слишком нервной Цунаде и абсолютно безразличного к игре Орочимару.

— Итак! Правила игры таковы! — мальчишка поднял вверх серого, негодующего кота в зелёном кимоно, громко горланящего на человеческом языке требования о его освобождение из захвата. — Это ниннеко моей тётки Учиха Азуми!

— Да отпусти меня мелкий дурак, я Великий Неко! — пискляво выкрикивал он, пытаясь осторожно оцарапать руку мальчишки задней лапой.

Ребёнок что-то прошептал на ухо коту, и тот на минуту замолчал, задумавшись. Он недовольно фыркнул и злобно оглядел всех детей. Учиха предложил ему кусочек отменной радужной рыбы. Что ещё надо коту для счастья?

— Всю рыбу! — громко воскликнул кот, пиля своими зелёными глазами мальчишку. — Я не буду подписываться на такие унижения ради одного жалкого кусочка!

— Ладно, будет тебе вся рыба, — тихо пробормотал недовольный Учиха. — Итак! Правила игры такие: на шее у кота висит три медальона. Ваша задача найти его в пределах парка, что поверьте, не так уж и просто, и отгадать загадку, которую кот задаст вам при встрече! Всем ясно?

Дети дружно выкрикнули хором: «да».

— Тогда... игра... начинается... — кричал мальчишка, протягивая гласные, — прямо сейчас!

Он отпустил кота, и тот резко стартанул с полянки в сторону деревьев. Дети побежали за ним, но никто не успевал нагнать кота, больно тот был шустрый.

— А вы что стоите, — произнёс Джирайя, что не сдвинулся с места, увидев, как Орочимару с Цунаде остались у деревянного бруса.

— Не твоё дело, — грубо рявкнула Цунаде, отвернувшись от мальчишки, уходя в сторону, куда побежали все дети.

— Цунаде, ну чего ты опять... — Джирайя сам не заметил, как Цунаде резко подскочила к нему, стукнув пальцем в его грудь.

— Ты — пустоголовая башка, Джирайя, идиот, придурок! Ничего ты не понимаешь, потому что у тебя крошечный мозг с орех! Ты никогда не станешь великим, никогда не станешь кем-то выше ранга чуунин! Твои танцы — это самая отвратительная вещь, которую я когда-либо видела! Ты закончишь жизнь, как и твой папаша за стойкой во второсортной забегаловке! Вот, что я думаю! — злобно провопила девчонка, что аж раскраснелась от собственной злости.

Джирайя недоумённо смотрел на неё, не понимая, что он сделал не так. Почему девочка так разозлилась? Почему произнесла такие грубые слова в его сторону? Джирайя чувствовал, как по красной ните, связывающей их двоих, шла ядовитая ненависть. Злость. К нему? Почему? Он не знал, что ответить, оглянулся на Орочимару, что меланхолично смотрел на свои ботинки. Не нашёл поддержки с его стороны и вновь оглянулся на Цунаде, чьё лицо теперь выражало страх. Она знала, что перешла черту дозволенных оскорблений. Раньше она лишь подшучивала над другом, подтрунивала, по-доброму, без злости. Но она сама испугалась того, что произнесла, и не знала, как вернуть время вспять. Мальчик чувствовал её страх, но уже запутался: были ли эти чувства его или её?

— Джирайя, — нервно произнесла девочка дрожащим голосом.

— Ты всё сказала, — грустно произнёс мальчишка, отвернувшись от друзей. — Мне жаль, что я твой Соул, Цунаде. Прости.

Беловолосый медленно пошёл в сторону леса, не оглядываясь назад. Ему не хотелось видеть Цунадей, ему хотелось лишь уйти подальше и зарыться где-нибудь в кустах. Где никто не заметит его печали. Где он сможет побыть лишь наедине со своими мыслями.

* * *

Что такое любовь? Все задаются этим вопросом, но никто не может дать точного определения этому чувству.

Цунаде никогда не знала, что это такое. Почему? Наверное, потому, что она искренне боялась этого чувства. Всё началось с тех дней, когда сначала умер её дед, потом она потеряла на войне отца, мать, а в последствие и любимого дядю. Слишком много близких пришлось похоронить ещё юной маленькой девочке, которая не хотела проходить сквозь всю эту боль. Цунаде не заслужила к своим семи годам всех этих потерь.

Но вот похороны Второго Хокаге, она стоит в чёрном платье и крепко держится за подол юбки любимой бабули, на руках которой сидит младший брат Цунаде. Она плачет. Не может сдержать эмоций. Смотрит на бабулю и видит, как та еле сдерживает свои чувства. Неужели и она в таком возрасте перестанет плакать?

«Почему это происходит?» — она не находила на этот вопрос вразумительного ответа. И, смотря на беззаботного, счастливого Джирайю, ей становилось лишь больнее. Он умел радоваться жизни, даже при том факте, что за пределами их мирного общества только что прошла война. Цунаде не верила в её окончание. Знала, что придёт день, и она сама пойдёт на поле боя и будет сражаться с другими людьми во Второй Мировой Войне Шиноби. Будет воевать наравне со всеми, узнает, как умрут другие близкие ей люди, друзья... Она увидит, как угаснет эта счастливая улыбка на лице дурака-Джирайи.

Сама того не замечая, девочка стала часто наблюдать за ним, невольно радуясь его победам и огорчаясь поражениям. Была ли это любовь? В какой-то степени да, но она не смела признаваться в этом. Ведь если, она испытывала хоть что-то тёплое к нему — то ей, несомненно, будет больно потерять его в будущем, а она не могла себе позволить такую роскошь. Она ни за что не будет плакать, когда он умрёт. Ни за что.

И она честно избавляла себя от эмоций по отношению к мальчику. По крайней мере, ей так казалось. Вместо похвалы — она кричала на него, вместо разговоров — дразнила. Она верила, что так сможет отстраниться от своего Соула и перестанет думать о нём. Но как бы она ни старалась, эта глупая улыбка, полная надежды на светлое будущее, всё никак не стиралась из её памяти. Цунаде хотела, чтобы этот глупый мальчик не спешил стать ниндзя. Ведь он недотёпа, дурак, глупец — как он сможет выжить в этих чёртовых реалиях сурового мира, полного необоснованных кровавых убийств?

Она боялась. Но не признавалась себе в этом.

Каждое его глупое восклицание, каждая нелепая выходка не могла не сопровождаться её лёгкой, едва заметной окружающим улыбкой. Она его полюбила. Может потому, что ей всегда хотелось видеть мир сквозь его призму. Счастье, радость, беззаботность — те качества, что действительно ей не хватало. Он напоминал ей дедулю, которого Цунаде так любила.

«Может и он станет таким же сильным?» — думала Сенджу, но каждый раз ударяла лоб ладошкой при виде очередной выходки «глупейшего дурака».

В тот день, когда она увидела желтоглазую девчонку Саю, что миленько смеялась над глупыми шутками Джирайи, Цунаде впервые почувствовала что-то необычное. Ей хотелось расплакаться и поубивать всех вокруг. Каждый смешок незнакомой девчонки словно эхом раздавался в её голове, ударяя сильнее и сильнее перепонки в ушах.

«Идиот!» — единственная фраза, что так и вертелась у неё на языке. Она накричала на мальчишку, когда тот ничего обидного ей и не сделал. Цунаде почувствовала себя паршиво, отвратительно. Она осознала, что наговорила лишнего, но не могла извиниться. Просто не умела этого делать. Единственное, что она смогла произнести в тот момент, было лишь его имя. Но он перебил её, сказав, что ему жаль, что он её Соул. Попросил простить его.

«Идиот!» — вновь проскользнуло в её голове. «Почему ты сказал эту фразу именно так! Ведь ты не сделал ничего плохого. Это я — идиотка, что вечно бьёт тебя в самое сердце! Тупица!» — мысли вились в голове Цунаде, не позволяя ей сдвинуться с места. Джирайя ушёл, скрывшись за деревьями. А девочка так и не смогла окликнуть его, не решилась извиниться.

— А знаешь, ведь ему должно быть жаль, что ты его Соул, а не он твой, — зачем-то заметил Орочимару, про существование которого Цунаде уже успела и позабыть. — И это он должен тебя прощать.

Она тяжело вздохнула, опустив голову вниз.

— Ты прав, — честно ответила она. — Я не права.

— Тебе бы стоило извиниться, — произнёс Орочимару, оглядывая неспешно ползущие по небу белые облака.

— Не указывай мне на очевидные вещи, — нервно произнесла Цунаде, придя в себя. — Я и без тебя это знаю.

Орочимару улыбнулся. Она недовольно фыркнула и пошла в сторону, куда ушёл Джирайя. Цунаде смотрела под ноги и шла ровно по следу красной нити, связывающей их души.

Орочимару неспешно последовал за ней. Блондинка остановилась и недовольно оглянулась на него. Мальчик в упор не смотрел на неё, глядя на облака.

— Ты всё равно будешь следовать за мной? — спросила Цунаде у мальчишки.

Он еле заметно кивнул вниз. Сенджу недовольно вздохнула и поплелась в след красной нити.

Надо признать, Джирайя забрался не сильно далеко от полянки. С каждым шагом, нить становилась всё более и более яркой. И вот, наконец, когда она приобрела вполне реалистичный вид, Цунаде радостно улыбнулась, в надежде, что у неё появился шанс наладить ту шаткую дружбу, которую она успела сегодня доломать окончательно.

Однако она не учла нелепого стечения обстоятельств, которое довольно часто случается по иронии судьбы. У ближайшего дерева, где по подсчётам Цунаде должен был находиться Джирайя, она увидела не одну фигуру своего друга, а две. Рядом с мальчиком стояла та самая Сая, из-за которой у Цунаде съехала крыша. Она сказала что-то ошеломлённому мальчику и осторожно стёрла с его правой щеки ресничку.

Цунаде шмыгнула носом и отошла на несколько шагов назад.

Орочимару стоял в семи шагах от девчонки. Он отклонился и увидел покрасневшего, как помидор, Джирайю.

— Ну и ладно, — произнесла Цунаде наигранно-спокойным голосом и треснула со всей дури по ближайшему дереву.

Орочимару испугался такой реакции девочки и вздрогнул от силы удара, при которой дерево чуть ли не треснуло. С него с диким визгом упал серый кот в кимоно, чьё мяуканье было слышно на всю округу.

К месту удара так же подбежали Джирайя с Саей, которая стояла позади мальчишки. Цунаде удивлённо уставилась на кота, что, чертыхаясь, пытался привести свою шкурку в порядок от листов и грязи.

— Это же кот! — выкрикнула Сая, увидев животное на земле.

— Что ты здесь делаешь, Цунаде? — удивлённо спросил Джирайя, уставившись на девочку, с костяшек которой скатывались алые капли крови.

— Мы... — Цунаде не знала, что ей следует сказать.

— Мы нашли кота, — спокойно отозвался Орочимару, внезапно спасая положение девочки.

Цунаде удивлённо посмотрела на него, а потом начала резко подтверждать слова мальчишки, приговаривая, какие они всё-таки молодцы. Джирайя кивнул головой, веря их словам.

— Вам медальоны нужны? — нервно произнёс кот, оглядывая малышню.

— Да! — резко выкрикнула Сая.

— Держи, — ответил он, скинув в её сторону первое ожерелье.

Все удивлённо уставились на кота, не зная издевается ли он или нет. Животное спокойно осмотрело детей.

— Если не надо, я могу и забрать, — пробубнил кот, подходя к цепочке.

Сая резко подхватила кулон и надела его на шею. Все удивлённо переглянулись друг на друга, пожав плечами.

— Это издевательство? — наконец решил уточнить Орочимару.

— Нет, мне было просто лень придумывать нормальные загадки, — произнёс кот, облизывая лапу. — Ладно, раз вас тут так много, то сразу спрошу все вопросы.

Дети навострили уши и внимательно вслушивались в вопрос, заданный котом.

В комнате четыре угла.

В каждом углу сидит кошка.

Напротив каждой кошки по три кошки.

На хвосте каждой кошки по одной кошке.

Сколько всего кошек в комнате?

Джирайя сдвинул брови и начал судорожно считать кошек, бубня по нос числа четыре, шестнадцать, тридцать два. Цунаде взяла палочку и начала рисовать на земле комнату с кружочками.

— Четыре, — внезапно ответил Орочимару, протягивая руку вперёд.

Кот усмехнулся и скинул следующий медальон со своих плеч. Орочимару поднял его, но не стал надевать на шею. Джирайя с непониманием смотрел на друга и внезапно ударил себя по лбу.

— Чёрт, конечно же, — Цунаде недовольно покачала головой.

— Последний вопрос, — произнёс кот, глядя на Сенджу с её Соулом. — Как меня зовут?

Цунаде впала в ступор. Она и не помнила, чтобы кот представлялся. Она обхватила шею правой рукой, зажмурив глаза. «Может он дал подсказку в предыдущем вопросе? Его зовут четыре? Или же он...»

— Его зовут Великий Неко, — тихо прошептал Джирайя ей на ушко.

Девочка раскрыла глаза и удивлённо уставилась на мальчишку. Кот действительно произносил что-то подобное, но она уже и забыла это.

— Зачем ты мне это сказал? — озадаченно спросила Цунаде.

Джирайя улыбнулся и, пожав плечами, добавил:

— Потому что мы друзья? — скорее спросил, нежели утвердил мальчик.

Цунаде грустно улыбнулась, изогнув брови. Она подошла к нему и выставила безымянный палец, на котором висела красная нить.

— Друзья, — добавила она, чувствуя прилив тепла, исходящий от Джирайи.

— Может, тогда скажем имя вместе? — добродушно ответил парень, скрестив свой палец с её.

Девочка удивлённо выпучила глаза, словно не веря его словам. Но тот говорил на полном серьёзе.

— Вместе, — согласилась она, кивнув вниз головой и улыбнувшись.

* * *

В тот день они впервые поняли, что действительно могут положиться друг на друга. Цунаде, наконец, перестала вечно бить мальчика, признав в нём друга. А Джирайя, в свою очередь, не заметил, что на самом деле в тот день она приревновала его к девочке Сайе.

Старик вспоминал, как вечером, когда игра закончилась, он признался, что любит Цунаде и хочет, чтобы она всегда была счастлива вне зависимости с ним или без него. Ирония в том, что сказал он это не девочке, которую любил, а своему лучшему другу Орочимару, что флегматично выслушивал любую из историй Джирайи. Мальчишки сидели в ночной тишине, которую нарушали лишь назойливые сверчки, к которым с течением времени каждый начинает привыкать.

— Слушай, а ты-то своего Соула уже нашёл? — спросил Джирайя, глядя в лицо друга, которое тот пытался спрятать за своими длинными, чёрными волосами.

— У меня даже нити нет, — грустно произнёс мальчик, потирая безымянный палец правой руки.

Джирайя удивлённо хмыкнул и оглянулся на белую луну, горящую у них над головами серебристо-белым светом.

— Ничего, — подбадривающе добавил он, слишком сильно стукнув Орочимару по спине. — Твоё время просто ещё не пришло, — радостно добавил он, улыбнувшись во всю ширину.

Орочимару грустно вздохнул и тоже уставился на луну.

— Спасибо, Джирайя, — тихо произнёс он чрезмерно говорливому мальчику, который даже не заметил благодарности друга, потому что начал «петь» свою любимую тираду о том, почему Цунаде такая нахалка.

Отношение — вещь весьма запутанная. Особенно в юности, когда в теле ещё не сформировавшегося подростка бушует гремучая смесь гормонов. Что только мы не делали по глупости в молодости: кто-то носил глупые прикиды, кто-то считал себя асом в политике, кто-то же не мог упустить мимо себя ни одной юбки.

Вы думаете, что сейчас я намекаю на юность Джирайи, что в четырнадцать лет стал весьма наблюдательным по отношению к противоположному полу. И вы будете правы — уже в таком юном возрасте мальчишка сидел у горячих источников, подглядывая за голыми красотками, чьи формы еле скрывались в воде и белой дымке пара. Он даже заранее вырезал расщелину в заборе, предварительно рассчитав с какого угла обзор будет лучше.

В таком возрасте мальчишек, к сожалению, интересуют только подобные забавы. По крайней мере, все именно так и думают, но никогда не задаются вопросом: а, собственно, может у этой озабоченности есть объяснение и ноги растут не абы откуда?

Джирайя не был зациклен на девушках в детстве. Они его попросту не интересовали. А точнее мальчишка думал лишь об одной блондинке, чьи карие глаза он бы не спутал ни с чьими другими во всём мире. Джирайя был влюблён в Цунаде, но понять этого чувства, осознать всей его глубины, он был не способен вплоть до зрелых лет, когда менять себя и остальных было уже поздно. И, казалось, бессмысленно.

Джирайя и Цунаде в детстве вечно цапались и ругались. Она называла его обалдуем, а он её «плоской страхолюдиной». И пускай он и не считал так, не прикрикнуть этого в ответ он просто не мог. Накал их страстей долго доходил до своего пика, и апогеем всего безумия стал длинный спор, в ходе которого они так и не разобрались в чувствах друг друга.

— Джирайя, как ты считаешь, кем мы станем в будущем? — меланхолично спросил двенадцатилетний мальчишка с длинными чёрными волосами, сидящий на крыше.

Джирайя присел рядом с другом, свесив ноги вниз, отломил две части мороженого друг от друга и протянул одну половинку не по годам вдумчивому Орочимару.

— В будущем? — переспросил он, облокотившись одной рукой о деревянную поверхность крыши и устремив взгляд к горизонту, где виднелся лишь густой, дремучий лес.

— Да, в будущем, — произнёс Орочимару, что сидел ссутулившись, внимательно оглядывая проходящих внизу людей.

— Не знаю, но могу точно сказать, что мы с тобой однозначно будем всё так же сидеть здесь по воскресеньям, уплетая это божественно мороженое, — мальчишка усмехнулся и резво откусил маленький кусок зубами. — Ауч! — взвыл он от боли в зубах, что вызвалась холодком мороженого.

Орочимару еле заметно улыбнулся, хоть в глазах его были отражены лишь грусть и печаль от одиночества, переполнявших его сердце. Джирайя никогда не понимал своего друга. Возможно, он и не старался этого сделать. Ведь кто знал, что тот обезумеет и превратится в психованного учёного-убийцу, готового на всё ради бессмертия и знаний?

Почему Орочимару стал таким? Сложный вопрос. И Джирайя долго не мог найти на него ответа, ведь ему, ребёнку, живущему среди семейного тепла и доброты, никогда не понять того, кто жил всегда один, не ведая любви.

Орочимару отчаянно ждал заветного кольца на пальце. У него развилась в каком-то смысле паранойя: он так часто проверял руку, что и считать бы замучился. Сколько ночей он молился о том, чтобы и у него появился Соул. Хотел любви: отчаянно, с жадностью. И в какой-то момент он поймал себя на мысли, что ему было противно смотреть на глупых Цунаде и Джирайю, которые стоптали в грязь всю сакральность и непорочность судьбоносной связи. Он завидовал. Тихо и в стороне, не мешая этим двоим наслаждаться играми в ложную неприступность. Но в один день и он получил заветное кольцо. В тот миг он чуть не упал с крыши.

Орочимару в сто пятый раз глянул на руку и от удивления вздрогнул. Из-за этого он заскользил вниз с края крыши, но не упал, потому что его друг Джирайя успел крепко схватить его за руку. Быстро, не думая о себе, он бросился на помощь другу, выронив при этом своё мороженое из рук.

— Чёрт, Орочимару, аккуратнее надо быть! — прикрикнул он, нервно сглотнув.

Орочимару застыл, выпучив глаза. Он оглянулся вниз и понял, что если бы не его друг — он бы упал с третьего этажа и, скорее всего, умер, лишившись шанса на долгожданное счастье. Джирайя помог ему забраться обратно на крышу и теперь внимательно наблюдал за подозрительно притихшим другом, боясь, что тот снова сиганёт вниз.

— Спасибо, — опечалено произнёс Орочимару, у которого теперь, однако, глаза сияли неподдельным счастьем.

Конечно, Джирайя был слеп. Он не заметил изменений в друге, даже не удосужился понять, почему тот решил спрыгнуть с третьего этажа Академии. Джирайя продолжил болтать ни о чём, рассуждая о глупых вещах, как и полагается двенадцатилетнему ребёнку. Вдруг внизу он заметил знакомый силуэт девочки, что беззаботно шла по улице, оглядывая витрины ближайших ларьков.

— Эй, Цунаде! — громко завопил Джирайя, замахав над головой рукой и счастливо улыбаясь.

Девочка вздрогнула и обернулась в направлении друзей, но не увидела их. Она хмыкнула, подумав, что ей это всего лишь показалось и пошла дальше.

— На крыше! — ещё громче прокричал беловолосый мальчишка, встав на ноги.

Цунаде вновь обернулась в направлении исходящего звука и прищурилась, глядя на крышу. Свет солнца слепил ей глаза, и она поднесла ладонь ко лбу, чтобы точно разглядеть сокомандников. С её ладони свисала красная нить, что соединяла Сенджу с одним из дураков на крыше. Она уныло вздохнула, махнула рукой и пошла в обратном направлении от друзей. Джирайя недовольно нахмурился и сжал кулаки.

— Ну что за девчонка, — грубо рявкнул он, упав рядом с Орочимару, что не обращал внимания на беседу друзей.

Он не мог отвести взгляд от руки. Паранойя закончилась, ведь Орочимару понял, что его тоже полюбят. Теперь ему оставалось лишь ждать. И он с нетерпением предвкушал дальнейшую встречу, что привела бы его к долгожданному счастью.

— Я пошёл, — нервно произнёс Джирайя, встав и уходя с крыши. — Скажу Цунаде, что она мне нравится.

Орочимару молчал. Еле заметно кивнул. Ему было всё равно.

Джирайя быстро выбежал из здания и побежал следом за Соулом, которая не успела уйти слишком далеко. Но в момент, когда он увидел её, к Цунаде подошли две девчонки из класса. Одна из них была Сая Шимура, а другая внеклановая Ао Куроками. Они быстро окружили подругу с двух сторон и радостно поздоровались, приторно-сладко улыбаясь. Джирайя стоял в стороне, ожидая, что они уйдут. Но судя по всему, у них здесь была назначена встреча. Цунаде повела девчонок прямо в сторону скалы с лицами Хокаге.

— Цунаде, ты откуда? — спросила у Сенджу Ао.

— Хотела зайти в один прилавок, купить кое-что важное, но... — Цунаде замедлила речь, задумавшись.

— Но что? — бойко уточнила Ао.

— Да по пути встретились эти мальчишки из команды, я решила от них сбежать к вам, — натянуто произнесла Цунаде, махнув рукой. — Забейте.

— А что такого, позвала бы их погулять с нами, — пробормотала Сая своим тонким голоском.

В это время, Джирайя следовал за девчонками, стараясь сливаться с толпой людей на улице, которых, к счастью, весной в выходные дни было достаточно много. Сенджу удивлённо покосилась на наивную желтоглазую подругу.

— Сая, а тебе что, кто-то из них нравится? — подколола девчонку ехидно улыбнувшаяся Ао.

Девочка резко покраснела, сомкнув ладошки у груди. Цунаде с подругой рассмеялись.

— Нет, ну, Орочимару, конечно, тот ещё тип, но многие тебя понимают, — усмехнулась Сенджу, похлопав подругу по плечу.

— Вообще-то мне нравится не Орочимару, — так тихо произнесла Сая, что Джирайя этого не услышал и решил прибавить шаг.

Цунаде удивлённо вылупилась на подругу, замедлив шаг. Ао добродушно рассмеялась, заявив, что даже такой непутёвый парень имеет свой маленький фанклуб. Удар. Джирайя врезался в спину впереди идущего мужчины. Он понял, что нравится Сае, и этот факт настолько смутил его, что он случайно задел бедолагу.

Незнакомец прикрикнул что-то нелицеприятное, вызвав ажиотаж в толпе. Подруги повернулись на шум. Увидев Джирайю, Цунаде впала в ещё больший ступор. Он понял, что его рассекретили. Мальчик медленно подошёл к девчонкам, запрокинув руку за голову, стараясь не смотреть на них.

— Чего тебе? — грубо шикнула Цунаде, нахмурив брови.

— Цунаде, ну не надо так грубо с... — тихо забормотала Сая, которая резко замолчала, встретившись со злобным взглядом Сенджу, что слегка приревновала её к мальчишке и не могла трезво мыслить.

— Вот Сая права, кстати, — нервно произнёс мальчишка, посмотрев на притихшую девочку. — Могла бы и не орать каждый божий раз на меня.

Цунаде покраснела. Её правая бровь дёрнулась от злости. Джирайя давно не видел её такой взбешённой. Но понять, что он такого сказал — мальчишка не мог.

— Нравится Сая, так и разговаривай с ней! — громко выкрикнула она, взмахнув рукой.

— И буду! — парировал Джирайя, поставив руки на бока.

— И говори!

— И буду. Вот ей я нравлюсь, с ней и буду говорить, — прокричал парень, указав на покрасневшую от смущения Саю. — Ведь тебе же я не нравлюсь, Цунаде? — внезапно спросил мальчик, поставив Сенджу в тупиковую ситуацию. — Да?

— Да! — Цунаде гнула свою линию. — Как мне может нравиться такой глупый идиот, как ты? Ты даже попасть в мишень не можешь с пяти метров, о чём я могу с тобой говорить? Ведь и я тебе не нравлюсь?

— Не нравишься! — ревностно взвыл мальчишка, схватившись за голову. — У меня от тебя голова болит! Ты только и знаешь, что кричать! Избалованная доска!

— Беловолосый ёж!

— Страхолюдина!

— Идиот!

Ао медленно подошла к Сае и тихо прошептала ей: «И всё же это невероятное зрелище — смотреть на то, как они постоянно цапаются». Сая грустно вздохнула, понимая, что не нравится мальчику, в которого была влюблена ещё с самого первого дня в Академии. Она взяла подругу за руку и начала медленно уводить её вглубь деревни, оставив двух идиотов наедине.

После долгих криков и разбирательств, кто из них больший дурак, Джирайя и Цунаде, наконец, поняли, что остались совсем одни посреди улицы.

— А где Сая с Ао? — удивлённо спросила Сенджу у мальчишки, что лишь пожал плечами на её вопрос.

— Знаешь, — неуверенно произнёс Джирайя, — ты мне на самом деле нравишься, — внезапно произнёс мальчишка, посмотрев в упор в глаза Цунаде.

Девочка сжала губы и отвела взгляд в сторону.

— А ты мне нет, — горделиво заявила она, уходя к своему дому.

— Может, хоть чуть-чуть нравлюсь? — переспросил Джирайя.

Цунаде ничего не ответила. Мальчик не стал догонять её и продолжать разговор. Он лишь смотрел, как она уходила вдаль, пытаясь смириться с тем, что до Цунаде ему никогда не достучаться. И он не знал, что уходя от него, девчонка прятала своё покрасневшее лицо и глупую улыбку.

Первое, что взбрело в голову мальчишки — это то, что Цунаде не соглашается встречаться с ним, потому что он в этом деле совсем неопытный. Он ведь не знал абсолютно ничего о девушках. Ни о чём они думают, ни чем интересуются, ни куда любят ходить. С этих пор он стал внимательно приглядывать за дамами в забегаловке отца, болтая с женщинами о разном. Многие из них считали его милым маленьким ребёнком. Но на деле, с каждым днём, проведённым в общих горячих источниках и забегаловках, Джирайя становился всё большим и большим извращенцем, который стал подглядывать за невинными девушками почти что раз в три дня. На источниках даже повесили его портрет, чтобы девушки сразу заявляли о его присутствии неподалёку.

И, к сожалению, ледяное сердце Цунаде так и не таяло. Он посчитал, что дело не в опыте. Тогда он решил, что должен стать сильнее. Не смотря ни на что.

Через несколько дней после этого умозаключения, Джирайя нашёл свиток призывов жаб. И случайно перенесся на гору Мьёбоку, где прошёл отчаянные тренировки с отвратительно-мерзкими на вид, но всё же милыми в душе существами. Он думал, что станет сильнее и тогда заполучит Цунаде, если научится Технике Призыва. Именно поэтому в его голове и зародился план подчинить себе животное. Но он не ожидал, что встреча с жабами не просто сделает его Легендарным шиноби, но и кардинально изменит его жизнь, открыв все карты дальнейшей судьбы.

В начале он сбегал на Гору лишь трижды в неделю, посвящая остальное время работе в команде под командованием старика Хокаге. Но потом жабы предложили ему пожить у них насовсем, оставив родное гнездо на год или два. Джирайя не обдумывая согласился, покинув семью, друзей, Коноху. Цунаде тогда обиделась на него, но на прощание не сказала об этом. Она хлопнула его по плечу и добавила, что надеется на его просветление в башке, и что он вернётся гораздо сильнее, чем прежде. Джирайя заметил, что ей как-то грустно на душе, но подумал, что это было связано с годовщиной смерти её дяди.

Он ушёл и не появлялся целых два года. И чувства Цунаде успели остыть к нему за этот долгий промежуток времени. Она повзрослела, стала спокойнее и сдержаннее.

В этих краях дети растут чрезвычайно быстро. Ведь многие из них идут на более-менее серьёзные миссии уже в тринадцать-четырнадцать лет. Можно сказать, что к семнадцати годам — они уже становятся полностью сформировавшимися личностями, потому что у них просто не было времени быть беззаботными.

К сожалению, в один момент на страну выпал самый ужасный поворот событий — война. Все знали, что рано или поздно это должно было произойти, но никто не был морально готов к подобным событиям. Большинство ниндзя незамедлительно отправили на поле боя. Но детей старались держать подальше от границ, отправляя их на миссии, проходящие неподалёку. В один из дней, семнадцатилетние Цунаде с Джирайей пересеклись на улице. Парень давно не был в городе, обучаясь искусству сендзюцу или, проще говоря, Техникам Мудреца на горе Мьёбоку. Это был его первый день в деревне, спустя два года добровольного заточения среди жаб.

Цунаде удивлённо уставилась, увидев вдали высокого парня с белым длинным хвостом. Она присмотрелась к земле и увидела, как её связывает нить с этим мужчиной. Только со спины он выглядел ни как привычный мальчишка, которого она знала раньше: это был высокий парень с широченными, необъятными плечами.

— Джирайя? — неуверенно спросила она, осторожно подойдя к нему.

Он обернулся, и сияющая добродушная улыбка осветила девушку своим теплом. Она улыбнулась в ответ. «Столько времени прошло, он изменился», — только начала думать Цунаде, как парень спустил глаза вниз к её груди и замер в ступоре.

— Цунаде? — теперь он неуверенно спросил имя Соула, откровенно пялясь на её формы.

Девушка покраснела от злости и со всей силы дала Джирайе пощёчину. Парень отскочил назад, схватившись руками за щеку. Он тихо скулил что-то невнятное, пока Цунаде надменно поставила руки на бока, подходя к другу.

— Ты совсем, идиотская голова, не изменился, — произнесла девушка, глядя на повеселевшего друга.

— Ты тоже, — усмехнулся он. — Пойдёшь со мной на свидание? — выпалил он, выпрямившись и беззаботно улыбаясь.

— Нет, — резко оборвала его Цунаде, серьёзно смотря на парня. — Но как друзья мы с тобой можем пройтись.

Джирайя, улыбаясь, беззаботно вздохнул и указал рукой в направлении к резиденции.

— Ну и на этом хорошо, — они зашагали вперёд, обсуждая события, произошедшие с ними за эти годы.

Джирайя посетовал, что ему предначертано воспитать такого ученика, что спасёт весь мир от кровопролитных войн. Цунаде усмехнулась, сказав, что его имя и слово учитель стоять на одной полке практически не могут. Соул захохотал, сказав, что и сам так подумал, когда огромная жаба предсказала ему подобное будущее.

Конечно, он не стал говорить о том, что горе-лягушка так же упомянула, что он станет великим извращенцем, который напишет весьма успешные эротические новеллы. Джирайя знал, что Цунаде не просто будет шутить над этим при каждом удобном случае, но и что после таких слов она точно никогда не пойдёт с ним на свидание, которое он с такой жадностью ждал уже несколько лет.

Внезапно к ним подбежал невысокий мальчишка с румяными щеками и огромными глазами на пол лица. Джирайя смутно знал брата Цунаде, даже слабо помнил как того зовут: Наваки, Каваки, Намаки? Он кивнул в знак приветствия энергичному мальчишке и заметил на его шее кулон Первого, что раньше принадлежал Цунаде.

— Сестра, бабушка просит тебя прийти, она хочет рассказать тебе об одной технике, — мальчишка радостно улыбался, поглядывая то на сестру, то на Джирайю. — А вы тут на свидании? — беззаботно спросил он, хлопнув ресницами.

Цунаде закатила глаза и усмехнулась.

— Нет, — спокойно произнесла она. — С чего ты...

— Но он же твой Соул, — шутливо произнёс мальчишка, вытянув губы в ехидной улыбке.

Цунаде опешила от подобного заявления. Ведь кроме неё, Джирайи и, по её обоснованным догадкам, Орочимару, про их связь с этим белоголовым тупицей никто и не знал. Она распахнула глаза сильнее и её правая бровь дёрнулась. Джирайя отошёл на шаг назад, он знал не понаслышке, что это выражение лица девушки не приводит ни к чему хорошему.

— Ты... — злобно прошипела Цунаде на брата. — Ты читал мой личный дневник?! — выкрикнула она.

Наваки оглянулся на Джирайю, который тихо кивнул в сторону дома Сенджу и прошептал: «Лучше беги». Мальчонка подмигнул Соулу его сестры и резко сорвался с места, так, что лишь его пятки сверкали.

— Прости, мне надо идти, — спокойно произнесла Цунаде, кивнув головой другу в знак прощания.

— Цунаде, слушай, — Джирайя остановил Сенджу, осторожно схватив её за плечо.

Девушка обернулась и внимательно посмотрела в его глаза.

— Твой брат ведь прав, — спокойно произнёс парень, пожав плечами. — Нам судьбой предначер...

— Нет, — тихо произнесла Цунаде, вздохнув. — Я не верю в этот бред с Соулами.

— Но, а что ты скажешь на это? — удивлённо спросил парень, приподняв руку и показав ей своё кольцо.

— Моя бабушка и дед женились не на своих Соулах и в итоге были счастливы.

— В отличие от тебя, они не нашли своих Соулов. Ты говорила, что у Первого вообще не было кольца с двенадцати лет. Что его Соул умер, а я... — но не успел он договорить, как Цунаде его резко перебила.

— Я не люблю тебя, — быстро произнесла она. — Прости. Надеюсь, что ты когда-нибудь поймёшь меня и не будешь обижаться.

Девушка тяжело вздохнула и медленно пошла в сторону своего дома, оставив Джирайю наедине со своими мыслями. Она соврала. Конечно, Цунаде испытывала нежные чувства к парню — но то была не любовь. Она видела, как Джирайя смотрит на неё, чувствовала, что он испытывает, когда она была рядом. И Сенджу было страшно от подобных эмоций. Ведь она даже на одну сотую не испытывала то, что чувствовал он. И ей не хотелось делать больно своему старому другу, который так и не мог забыть её карие глаза.

Куда мог пойти в такой ситуации простой восемнадцатилетний парень с разбитым сердцем? В бордель, на горячие источники? Нет, Джирайя тогда пошёл домой. Он зашёл в забегаловку отца, где на него сразу же кинулась мать, и попросил налить ему саке. Мать ударила Джирайю по голове за такие слова и укоризненно отчитала, что ему ещё рано пить. Но парню было всё равно. В тот вечер он украл бутылку с алкоголем из резервов отца и убежал в лес, где, усевшись под огромным деревом, выпил из горла всё до последней капли.

Все делают глупости в детстве. И Джирайя был не исключением. После этих слов он полностью отпустил Сенджу на все четыре стороны, подкатывая к красивым девушкам, что он встречал на своём пути. Поначалу Цунаде была рада тому, что парень в итоге оправился и продолжал жить дальше. Но, в конечном счёте, когда речь пошла о сороковой красотке, которую охмурил широкоплечий парень, что в то время был достаточно красив по меркам большинства девушек, Цунаде еле сдерживалась от злости. Но не потому что ревновала, а потому, что, наконец, увидела того извращенца, о котором слагали легенды в их детстве.

Джирайя не продолжал больше пытаться завладеть сердцем Цунаде. Но всё же он всегда был рядом, несмотря ни на что. И в тот день, когда умер её младший брат, мечтающий стать Хокаге, он держал девушку в своих объятиях, пытаясь хоть как-то утешить несчастную Сенджу.

Он был рядом, но в то же время и не с ней. И оставался надёжной опорой для Цунаде до последних своих дней, до последнего своего вздоха.

Если бы Вам задали вопрос: «Какое слово, на ваш взгляд, самое страшное в мире?» Что бы вы ответили? Не сомневаюсь, что единственный возможный вариант будет — война.

Кровавое, бессмысленное месиво, оставляющее детей без родителей, семей без кормильцев. В эти сложные времена многие люди звереют, сталкиваясь с голодом, безумием, творящимся вокруг. И, кажется, что всё это никогда не закончится, а будет продолжаться вечность.

Не все возвращаются обратно. Люди погибают, не успев сказать и слова.

И так выходит, что на войне можно потерять не только близких и друзей, но и самих себя.

Часть 1. Цунаде

Высокая юная девушка на каблуках уверенно шла в Резиденцию Хокаге, где сейчас проходила важнейшая конференция, касаемая военных действий на границе со страной Дождя. Она держалась стойко, непоколебимо, зная, что сейчас там, на вражеских землях, в эту секунду её друзья и бывшие одноклассники отдают жизнь ради дальнейшего светлого будущего и мира.

Цунаде понимала, что войны было не избежать. Рано или поздно она бы обязательно настигла их страну. Но на сердце всё же дико скреблась печаль и боль, злость от собственной беспомощности в данную секунду. Кто-то умирал на поле боя — а она здесь, в тепле и спокойствие, идёт обговаривать какие-то идиотские, но всё же важные, стратегические моменты. Кто-то умирал. Был ранен. Но она не могла прийти на помощь. Ирьёнин не всегда шёл вместе со всеми. Ведь врач, перво-наперво, должен спасать себя, а потом уже и остальных. Поэтому их число на самом поле боя было ограничено.

Цунаде подошла к двери и закрыла глаза. Три глубоких вдоха — спокойствие. Тишина. Она была готова.

Сенджу постучалась и зашла в кабинет. Почти все уже собрались и сидели на своих местах. Она не увидела лишь старейшин: Хомуры Митокадо и Кохару Утатанэ, что частенько приходили позже намеченного. Однако Данзо всегда был в назначенный час и в назначенном месте. Цунаде не питала особой любви к нему, вспоминая, что дядя в своё время описывал его как завистливого глупого мальчишку из клана Шимура. Но, невзирая на свои противоречивые чувства по отношению к нему, она всё же учтиво кивнула мужчине, встретившись с ним взглядом. Он неотрывно смотрел на девушку своими сощуренными глазами, не приветствуя её в ответ.

Цунаде присела на свободное место в третьем ряду и огляделась. Никого из её друзей она здесь не увидела. Лишь узнала лидеров клана Хьюга и Учиха, с которым она и в помине не разговаривала. Девушка закинула ногу на ногу, выпрямила спину и вновь закрыла глаза. Она старалась не думать, где её друзья и что с ними происходит. Возможно, ей было легче на душе от того, что кольцо на её пальце всё так же виднелось — а это значило, что Джирайя жив. К сожалению, из-за расстояния их связь была слаба, а от этого она не явно чувствовала его переживания. Но это было не так важно. Цунаде не хотела знать, через что сейчас походил её Соул. Пыталась отпугнуть мысли о том, что, например, Орочимару погиб. Ведь зная, как они дружны, боль от такой потери была бы адски невыносимой. Пугающей.

Но всё же это было мучение, находиться так далеко от всех них. «Только не умирайте, я скоро буду рядом», — постоянно думала Цунаде, крепко держа в руке кулон отца, что она не снимала с момента смерти её брата Наваки.

Голос Хокаге раздался резко, внезапно, но Цунаде даже не вздрогнула. Она не боялась ничего, кроме одной простой вещи: письма с именами погибших на войне. Конференция шла долго, но была весьма продуктивна. Вначале они обсуждали достаточно простые вещи, как, например, распределение еды внутри деревни, запас которой был не так уж и велик. После были затронуты и пугающие вещи: на границу срочно нужна была подмога, но в деревне незадействованными в большинстве своём остались лишь дети десяти лет, которым ещё рано было выходить на поле боя.

Цунаде молчала почти всё время, подняв руку лишь в самом конце. Она продвигала идею, суть которой заключалась в приставновке к команде ирьёнине. Многие поддерживали внучку Первого в её побуждениях спасти больше людей, но всё-таки боялись потерь врачей, ведь их не обучали первоклассному искусству ведения боя.

— Да какая теперь разница, мы ведь отправляем на войну детей! Они не шибко лучше высококвалифицированных ирьёнинов! — злобно прикрикнула Цунаде, смотрящая с непониманием на окружающих её джоунинов.

Все молчали, не зная, что и сказать. Тишина повисла в помещение, и Цунаде с ужасом понимала, что среди всех этих людей никто не хочет отозваться на её предложение. Она знала, что на расположение врача у каждой группы из четырёх человек так же потребуется много средств, которыми их страна не располагала, но всё же... Никто даже не хотел высказаться на эту тему.

Внезапно встал молодой парень среднего роста, которого Цунаде видела на разных переговорах, но не знала, кто он такой.

— Я считаю, что Цунаде-сан права, — он тяжело вздохнул и перевёл взгляд с девушки на Хокаге. — На этой войне погибли моя сестра с мужем, оставив племянницу сиротой. Кто знает, может, если бы рядом был врач — они бы выжили.

Все продолжали молчать. Цунаде благодарно кивнула парню, когда тот вновь посмотрел на неё и как-то грустно улыбнулся.

Только через несколько дней она узнала, как звали того парня — Дан Като. Их вторая встреча была так же омрачнена событиями войны, как и первая. Они встретились на кладбище. Цунаде приходила сюда каждое воскресенье. Это вошло в привычку. Она навещала могилу покойного Наваки, ставила цветы рядом с надгробным камнем и молилась о том, чтобы больше она никого не теряла: ни бабушку, ни друзей. Одна мысль о том, что умрут Джирайя или Орочимару причиняла ей такую невыносимую боль, что, казалось, она может умереть сама следом за ними от сердечного приступа.

— Здравствуйте, — произнёс появившийся из ниоткуда парень с голубыми волосами.

Он подошёл к Цунаде и закрыл её под чёрным зонтом от дождя. Он не стал спрашивать, что она делает здесь в столь ранний час и почему стоит совсем одна под проливным дождём, не скрываясь от него.

— Спасибо, — тихо произнесла девушка, у которой стоял ком в горле, отчего голос её звучал хрипло, неестественно.

Они простояли так полчаса, не сходя с места. Дан был хорошим человеком и, увидев продрогшую девушку, не смог оставить её одну в этот нелёгкий для всех час.

— Вас проводить? — наконец, спросил он, когда девушка тяжело вздохнула, посмотрев в сторону лиц Хокаге, на которой были высечены ещё два родных погибших близких.

— Если вам не трудно, — произнесла она, еле заметно улыбнувшись. — Я Цунаде Сенджу. Извините, так получилось, что мы не представились.

Парень добродушно улыбнулся, немного отклонив голову на бок.

— Я знаю, — мягко произнёс он. — Я Дан Като. Будем теперь знакомы.

Они шли молча всю дорогу. В тишине. Зачем говорить, когда и так всё ясно без слов? Цунаде потеряла брата, отца, дядю, а Дан — сестру и свояка. И оба они бессмысленно тратили время здесь, пока где-то там умирали остальные жители деревни.

— Мой дом, — спокойно произнесла Цунаде, остановившись у зелёной двухэтажного здания в центре деревни. — Спасибо ещё раз, — учтиво произнесла она, кивнув головой и развернувшись.

— Цунаде, постой, — впопыхах произнёс Дан.

Девушка обернулась к нему, удивлённо уставившись на растерянного парня.

— Простите, что на «ты», просто, я хотел бы пригласить вас сходить куда-нибудь, если, конечно, вы не против, я...

Цунаде остолбенела от подобного вопроса. Хоть она и не была обделена мужским вниманием и уже привыкла к подобным приглашением, почему-то от Дана она этого не ожидала.

— Я... — Цунаде нервно сглотнула, поправив правый рукав плаща и мельком взглянув на алое кольцо. — Просто...

— Да, простите, я совсем не подумал, что вы с кем-то встреча...

— Нет-нет, — сама не зная почему, Цунаде честно произнесла эти слова. — Дело не в этом!

Дан немного покраснел, глядя на девушку, которая от удивления забыла как моргать и выпучила свои карие глаза.

— Тогда в чём дело? — тихо спросил он.

Девушка отвела взгляд в сторону и задумалась. На самом деле она игнорировала всех потому, что просто боялась потерять. К Джирайе её чувства уже остыли, хоть в детстве она и была в своём роде влюблена в него, а больше у неё никого и не было. Потерять кого-то, увидеть его смерть... Она не могла допустить этой слабости. Девушка резко развернулась от Дана, отчего её хвост, собранный на макушке едва дотронулся до парня, и побежала к двери. Она быстро открыла её и, зайдя в дом, позволила себе ещё раз взглянуть на джоунина. Он всё также стоял на месте и заворожённо смотрел на Цунаде, не сводя глаз.

В тот день она закрыла дверь, не попрощавшись.

Часть 2. Джирайя

— Чёрт, Орочимару, я устал есть этих глупых птиц, давай поймаем кабана, — проныл Джирайя, сев у костра, на котором его друг жарил тетерева.

Орочимару не усмехнулся, он продолжал готовить птицу, игнорируя жалобы «Короля Жаб», как его прозвали на войне.

— Эй, Хьюга, скажи, как долго нам ещё идти до базы? — громко спросил Джирайя у взрослого мужчины, сидящего на ветке наверху.

— Не более пяти часов. Нужно держаться севернее, — он указал в правильном направлении, — и мы скоро встретимся с остальными.

— Готово, — прохрипел Орочимару, у которого голос на войне слишком сильно сел от криков на подчинённых, прикрепленных к его команде.

Что удивительно — на Джирайю он не срывался. Так получилось, что они отлично знали друг друга и могли выстраивать неплохие планы без переговоров, лишь ударившись кулаками. Отец Джирайи говорил, что настоящие друзья всегда смогут понять друг друга даже при простом касании — и парень был счастлив, что ему повезло встретить такого человека.

Команда, состоящая из четверых человек, в число которых входили: лидер Орочимару, Джирайя, Хьюга Изао и Акимичи Айяно — присела у дерева и спокойно начала есть пожаренных птиц. На вкус тетерева были неплохими, но из-за того, что питались ниндзя в основном только ими, многим вкус птиц уже осточертел. Хотя какое дело до еды, когда ты в постоянном напряжении, что кто-то ударит или убьёт?

К сожалению, смерть — это неизменная часть войны. И в тот день погиб Изао Хьюга, проводящий команду Орочимару к базе. На них напали во время ужина, и выжить удалось лишь троим. Из-за потери ниндзя, владеющего бьякуганом, поиск базы немного затянулся, ведь местоположение её постоянно менялось, и сообщалось это не всем командам.

Они задержались на четыре часа. И многие уже сочли, что ребята погибли. Все, кроме Цунаде, что видела кольцо на руке и чувствовала приближение Соула, в сердце которого не было смятения и боли, которое постоянно испытывала девушка. Она сидела на камне, в объятиях любимого Дана, который уже как месяц находился здесь вместе с Сенджу. Он меланхолично смотрел на звёзды над их головами и дышал ароматом Цунаде, нежно зарывшись носом в её волосы, собранные в два низких хвоста. Он знал, что вскоре им придётся разлучиться, ведь ему поручили важную миссию, на которую Цунаде не поставили.

Первым на территорию забежала Акимичи. Она громко выкрикнула лишь одно слово: «Врача». Цунаде обернулась и увидела в проходе запыхавшегося Орочимару, на плече которого почти висел израненный Джирайя. Она сжала кулаки и быстро сорвалась к друзьям, чуть не споткнувшись при первых шагах.

— Что случилось?! — громко спросила она, разрывая окончательно испачканную в крови Соула футболку.

— Нас атаковали, Джирайя подставился под огненный шар, столкнув меня с ног, в него прилетела пара тройка кунаев, один из них, как я думаю, был пропитан ядом. Он бредит, — быстро произнёс Орочимару, не особо удивившись встрече с Цунаде.

— Я не хочу падать, — тихо промычал Джирайя, вертя головой.

Цунаде стиснула зубы, увидев количество ранений на теле близкого ей человека. Его волосы были все в грязи и крови. Лицо опухло настолько сильно, что он не мог видеть и чётко говорить. Единственное, что облегчало ситуацию — это то, что ожог коснулся лишь его плеча, потому что он, судя по всему, частично успел закрыться за своим колючим щитом из волос.

— Где носилки?! Его нужно перетащить в медпункт! Кому сказала! — заорала Цунаде на стоящих в ступоре медиков.

— Мама? Я хочу быть птицей, — продолжал нести чушь Джирайя.

Врачи оперативно подскочили, переложили Джирайю на переноску и быстро отнесли в палатку. Цунаде бежала за ними, попутно направляя других врачей осмотреть Орочимару с Акимичи.

Дан сидел на камне и внимательно смотрел за своей возлюбленной, не смыкая глаз. Он любил, когда она проявляла свою уверенность в работе, эта её черта характера в своё время и привлекла его внимание.

Именно потому, что она такая упёртая, ей тогда и удалось спасти другу жизнь. Ведь никто не мог определить яд, которым были обмазаны кунаи врагов. Но Цунаде смогла не только понять состав отравы, но и успеть приготовить противоядие, что спасло мужчине жизнь. Была глубокая ночь следующего дня, когда Джирайя всё же пришёл в сознание, прекратив нести чушь. Он приоткрыл глаза и увидел в стороне знакомый силуэт, который он и не рассчитывал уже увидеть.

— Цунаде? — его голос прозвучал тихо, но девушка сразу же обернулась, услышав знакомый тембр. — Я сплю?

— Нет, я реальнее реальности, — спокойно произнесла она, отложив банку с травами на стол и повернувшись к лежащему на кипе листьев и веток Соулу.

— Что произошло? Как ты здесь оказалась? — он закашлял, потому что говорить ему было сложно.

— Помолчи, дурак, — усмехнувшись, произнесла она, подходя к парню и присев на бревно рядом.

Джирайя внимательно смотрел на Цунаде, не произнося и слова. Ему было адски, невыносимо больно, но при виде любимой девушки все муки утихали, словно их и нет.

— Я пришла неделю назад, — она запрокинула ногу на ногу, взяла в руки маленький дубовый листик и искренне улыбнулась. — Мою идею с врачами приняли, и меня отправили к вам.

— Но ты...

— Не хрипи, — строго приказала она, легонько хлопнув листочком парня по лбу.

Он улыбнулся, глядя на неё и, согнув руку в локте, выставил мизинец, как тогда, когда они решили разделить победу кота на двоих. Цунаде улыбалась, но на глазах её предательски наворачивались слёзы. Губы задрожали, и она сильно сжала их, чтобы он не заметил переполнявших её чувств. Но Джирайя не только всё видел, но и чувствовал. Ведь нить, связывающая их жизни, сейчас особенно сближала их души.

Цунаде поднесла свою руку и скрестила свой палец с его.

— Я рада, что ты жив, — тихо произнесла она, тяжело вздохнув.

В палату вошёл кто-то посторонний. Кто-то, кого Джирайя ещё не видел и не знал. Парень с голубыми волосами удивлённо осмотрелся и неуверенно спросил, не занята ли Цунаде. Девушка резко отпустила Джирайю и начала судорожно вытирать своё лицо от слёз. — Иду, Дан, подожди минутку, — произнесла она, улыбнувшись так, как никогда раньше, по мнению её Соула.

Джоунин вышел за пределы палатки, оставив Цунаде с Джирайей наедине.

— Кто э... — но не успел парень произнести вопрос, как Сенджу его перебила:

— Его зовут Дан Като и мы уже полгода встречаемся, — тихо произнесла она, отводя взгляд от Джирайи, который опешил от её заявления.

Они промолчали несколько минут. Цунаде знала, что Джирайя всё ещё испытывает к ней те чувства, которых у неё к нему уже нет. Он свёл брови и отвёл глаза вправо, задумавшись.

— Ты его любишь? — прохрипел он сквозь силу.

Девушка вновь сжала губы и утвердительно кивнула головой вниз. Джирайя тяжело вздохнул и закашлял. Цунаде встревоженно схватилась за подол своего плаща. Но парень быстро привёл себя в чувство. Он улыбнулся и тихо произнёс:

— Рад за тебя.

Цунаде провела по его лбу ладонью, убирая чёлку назад, чтобы она ему не мешала, и медленно вышла из палаты. Она знала, что улыбка Джирайи фальшивка, потому что чувствовала с новой силой грусть в его сердце. Сенджу тяжело вздохнула и направилась к Дану, который завтра уходил на долгосрочную миссию.

Часть 3. Орочимару

Орочимару сидел возле затухавшего костра, разведённого на базе, перебирая угольки тонкой веточкой. Он всё вспоминал тот бой, в котором погиб его подчинённый — Изао Хьюга. Однако он думал не о сокоманднике. Орочимару видел нечто другое, что испепеляло его сердце так сильно, что ему едва хватало воздуха, чтобы дышать.

В ту ночь на них напали двое. И оба они были из Деревни Песка.

Орочимару помнил, как посмотрел на луну и внезапно ощутил чьё-то присутствие, отлично скрываемое от джоунинов. Он повернул голову назад и мимо него пролетел кунай, что со всей силы врезался в спину его друга — Джирайи. Внезапно, всё вокруг стало затуманиваться при помощи техники песка, который буквально кружил вокруг них, создавая песчаную бурю. Джирайя вытащил из спины оружие и огляделся вокруг. Команда встала спиной друг к другу, и Хьюга направлял действия каждого из них, говоря из какого места летел вражеский кунай, чтобы они могли хоть как-то защищаться. Орочимару применил технику ветра, пытаясь убрать песчаный туман, но как оказалось — это лишь усугубило положение. Песок заполнил всё пространство и теперь сильнее резал тела, находящихся в буре джоунинов. Хьюга орал им нахождение врагов, когда те подходили слишком близко. Он пытался сам разобраться с ними, но, не согласовав со всеми свой план, он просто нарвался на ловушку, которую не заметил в дымке, и ему перерезало горло.

Они бы и не узнали, что он погиб, если бы на его труп не наткнулась Акимичи, завопившая от страха, почувствовав тёплую кровь на своих руках.

Орочимару устал от непрофессионализма подчинённых. Кричать на войне, увидев труп — для него такое поведение было непростительным. Этот человек был безжалостен и холоден в такие моменты. Джирайя призвал жабу, и с помощью неё, выстрелил вверх водой, которая падая вниз, утяжелила песок, что начал превращаться в грязь, падающую густыми каплями на землю.

— Вот ты где, — прошипел Орочимару, увидев шоколадные длинные волосы, двинувшиеся из-за поредевшего песчаного тумана.

Он побежал за врагом, но внезапно, с правой стороны, на него полетел огромный огненный шар. Орочимару не успел сориентироваться, потому что Джирайя резко оттолкнул его, спрятавшись от огня за белой бронёй из волос. Орочимару понял, что может оставить одного вражеского ниндзя на друга и Акимичи. А потому резко дёрнулся с места, преследуя человека, прятавшегося в лесу.

Орочимару забежал достаточно глубоко. Но остановился, почувствовав, что и враг перестал бежать дальше. Вновь появился тот же самый туман, а точнее песчаная буря. Парень достал из подсумка кунай и закрыл глаза. Песок больно резал по коже, оставляя шрамы. Ветер усиливался, дышать становилось сложнее. Орочимару сложил пару печатей и выпустил водяной шар, пробивший в стене из песка огромную дыру. Он побежал сквозь неё к выходу, попутно складывая печать для техники великого порыва, которую он решил объединить со стихией воды. Песок, метающийся в воздухе, быстро развеялся, но вновь стал образоваться вокруг. Орочимару был взбешён. Использование одной и той же техники — ну что за глупость. Ниндзя, бьющийся настолько в лоб, не должен называть себя настоящим шиноби. Орочимару сплюнул и решил раз и навсегда убить того, кто стоял за идиотской бурей. В него полетел кунай, от которого Орочимару умело увернулся. Он ждал врага.

— Так вот ты где, — произнёс он довольно, складывая печати земли.

И, вот, он уже пронёсся под землёй к намеченной цели, которую ему выследила змея, выпущенная из рукава во время того, как он проделывал себе путь из песчаного тумана. Он вынырнул из-под земли и проткнул грудь врага своей катаной. Тихий стон вырвался с уст невысокой девушки. Она была ещё слишком юна для этой войны, чуть младше самого Орочимару. Но он испугался не этого, взглянув на шиноби Песка. Он упал на колени, увидев, что на её руке было кольцо, соединённое с его. Он в ужасе осознал, что только что убил своего Соула. Девушка кашлянула кровью, посмотрела на свою руку и на руку чужака. Она опечалено глянула в змеиные глаза Орочимару и, сомкнув веки, упала на спину.

Парень не мог сдвинуться с места.

И после этого он не находил себе места. Куда бы он ни шёл — всё вокруг казалось бессмысленным, глупым. Эта война, унесшая жизни огромного числа людей. За что они боролись? Почему должны видеть смерти близких? Может, если бы не было этой борьбы, всё бы сложилось по-другому. Иначе.

И, вероятно, Дан бы не умер на руках возлюбленной, которая всеми силами пыталась спасти его на базе. Орочимару тоже помнил тот день, когда он погиб. За полгода службы он оценил Като как хорошего и опытного ниндзя, а потому ему было неприятно осознавать такую большую потерю для их войска. Его обезображенное от ран тело, полученных на поле боя, принесли в лагерь и, к счастью или сожалению, Цунаде в этот момент находилась там. И Орочимару, и Джирайя помнят до сих пор её крики, её горький плач. Она была в тот день не просто раздавлена. Часть её души была в прямом смысле слова убита.

После его смерти она иногда позволяла себе сидеть на том камне, где Дан прижимал её к себе. Цунаде просто молчала, смотря мёртвым взглядом на луну. Все слёзы она, казалось, истратила в тот день, когда с ужасом понимала, что он умрёт и она ничего не может с этим сделать.

— Человеческая жизнь слишком хрупка, — со злостью прошипел Орочимару Джирайе, что в тот день не придал словам друга никакого значения.

А Орочимару стоял у дерева, с сожалением смотря на Цунаде, и тёр свой безымянный палец, на котором больше не осталось следа судьбоносной нити.

Ссутулившийся парень сидел на скамейки, держа в руках прозрачно-голубое мороженое, которое ему было не с кем разделить пополам. Когда-то давно он действительно думал, что в будущем будет каждое воскресенье сидеть на крыше Академии Шиноби со своим другом, поедая эту холодную гадость, которую, к слову, он не особо то и любил. Но время сильно изменило его, а товарища и вовсе не было рядом. Впрочем, он и не знал, были ли они когда-нибудь вообще друзьями?

Хотя, что такое дружба. Умел ли он разделять свои чувства с другими людьми, не замыкался ли в себе, когда стоило быть честным не только с остальными, но и с самим собой? Успел ли он связать хоть какими-то узами свою душу с другим человеком? Связь... эта чёртова связь с людьми. Как он может думать об этом, если провалился даже со своим Соулом.

Парень тяжело вздохнул и угрюмо огляделся по сторонам, пряча свои чувства за прядями волос, обрамляющими уставшее лицо. Чьи-то дети весело бегали по улице, крича друг другу глупые насмешки. Они были счастливы. Беззаботны. Как давно он испытывал подобные эмоции? Он уже и не помнил, а, может, и вспоминать теперь было нечего?

Слишком много вопросов вилось в его голове. Но ответ на каждый из них был не самым оптимистичным. По улице раздался громкий стук каблуков. Юноша был настолько опустошён, что не стал оборачиваться на звук. Он знал, кто это был, не глядя — Цунаде. Она медленно шла по улице. Лёгкий ветерок приятно обдувал её лицо, развевал подол её зелёного плаща. Не оглядываясь на знакомого, она присела рядом с ним, облокотившись на спинку скамьи. С минуту они молчали. Им было не о чем говорить после войны. Он видел, как она потеряла любимого, она чувствовала, что и его взгляд стал слишком несвойственно холодным. Война изменила их.

— Прошло три года, — медленно произнёс мужчина, опираясь локтями в колени. — Ждёшь его возвращения?

Девушка грустно усмехнулась, скрестив руки под грудью.

— Не думаю, что больше твоего, — нервно произнесла она.

И снова между ними повисла гробовая тишина. Дети смеялись, играя в догонялки. А они сидели в стороне, молча вспоминая, как им приходилось жертвовать всем ради этого счастья внутри страны и, в частности, деревни. Они убивали врагов, видели смерти близких — всё это наложило неотразимый отпечаток на их мироощущение.

— Знаешь, мы ведь с тобой так и не разговаривали после войны, — задумалась Сенджу, оглядывая малышей.

— Интересно почему, — недовольно произнёс тот.

Цунаде не усмехнулась, лишь встревоженно посмотрела на собеседника, грустно вздохнув.

— Ты изменился, — печально произнесла она.

— Ты тоже, — спокойно добавил юноша.

К ним внезапно подбежала маленькая девочка четырёх лет с огромным плюшевым зайцем в руках. До этого она стояла в сторонке от остальных ребят, неуверенно притоптывая ножками. Ей тоже хотелось поучаствовать в игре, но подойти она то ли стеснялась, то ли боялась. У неё были огромные чёрные глаза на пол лица и маленький вздёрнутый носик. Девочка не походила на своего дядю ни на каплю. Возможно, поэтому Цунаде было не так сложно общаться с ней.

— Цунаде-сан, а можно я поиграю с теми мальчишками в догонялки? — невинно произнесла Шизуне, хлопнув длинными ресницами и показав пальцем в сторону ребят.

— Шизуне, милая, указывать на что-то правильно ладошкой, мы же уже говорили на эту тему, — строго произнесла Цунаде, на что девочка лишь грустно кивнула. — Давай мне своего зайку и беги к остальным.

Малышка широко улыбнулась, оголив щель между передними зубами, и радостно помчалась в направлении мальчишек.

— Они уже не увидят того, что видели мы, — опечалено, но всё же с некой теплотой, произнесла женщина, оглянувшись на небо.

— Война ещё будет, Цунаде, — пессимистично добавил парень, аккуратно отодвинув прядь волос со своего носа.

— Ты стал мрачным, — тихо прошептала девушка. — Хотя ты всегда был склонен к подобным рассуждениям, Орочимару.

Парень ухмыльнулся и встал со скамьи.

— Держи, — он протянул Сенджу подтаявшее мороженое. — Разделишь его со своей девчонкой, — он оглянулся на малышку в голубом сарафане, что буквально повисла на плечах светловолосого мальчишки чуть старше её.

Цунаде усмехнулась, взяла мороженое из его рук и кивнула в знак благодарности, прикрыв глаза.

Это был их первый разговор с того дня, как они переступили порог Конохи. Они избегали друг друга. Цунаде не могла видеть его пустые глаза. Они напоминали ей о том, что она старательно пыталась забыть. И дело было не только в покойном Дане, но и в самой войне, которую бедной девушке пришлось пройти в столь юном возрасте. Невинные люди, погибающие от голода и холода. Вечный дождь, который, казалось, никогда не прекращался в этой пасмурной, забытой Богом стране. Дети, которые не видели счастья мирной жизни. Которые не знали, что такое тихое небо над головой.

Боль опять пронзила сердце молодой Сенджу. Она стиснула зубы и посмотрела на землю под ногами. Нет, она уже не плакала. И не потому, что не позволяла, а потому, что просто не могла. Она взглянула на малышку, с которой теперь её судьба была связана так, как ни с кем другим. Бедная девочка потеряла не только своего дядю, но и родителей, которые, как и многие в этой деревне, отдали свои жизни на поле боя. За мир. За покой.

Так ли важно было идти им на войну? Ведь девочка теперь сирота, не имеющая никого близкого, кроме разве что девушки дяди, с которой кровных уз у неё нет. Стоило ли им умирать?

На эти вопросы найти ответ не так-то и просто. Ведь вклад каждого человека в той войне был не просто важен, а критически необходим. И отстаивая свои идеалы, они в итоге помогли всем жить в такой мирной стране, а никакой-то другой.

Цунаде отломила половинку мороженого и подозвала малышку, которая никак не слезала с невысокого мальчишки.

— Шизуне! — строго произнесла Сенджу, глядя на то, как девочка тормошит волосы терпеливого, как удав, блондина.

Като удивлённо оглянулась на девушку и послушно отпустила мальчика, который всё так же беззаботно улыбался.

— Да, Цунаде-сан, — тихо произнесла девочка, подбежав к скамейке.

— Держи, — ласково произнесла женщина, протянув мороженое ребёнку. — Орочимару-сан попросил меня угостить тебя.

Девочка широко улыбнулась и быстро выхватила палочку из рук Цунаде. Сенджу взглянула на мальчика, стоявшего возле дерева и меланхолично оглядывающего лики Хокаге на скале.

— И передай этому мальчишке вторую половинку, я всё равно не любитель сладостей.

Девочка послушно кивнула и, схватив вторую половинку из рук Цунаде, побежала к блондинчику.

— И всё-таки в ней есть что-то от Дана, — тихо пробормотала Сенджу, глядя на бегущего ребёнка. — Он тоже любил это мороженое, помнишь?

Белый заяц молча сидел рядом с Цунаде, глядя в никуда своими чёрными глазами-пуговицами. Блондинка грустно усмехнулась и закрыла глаза.

— И вот я говорю с игрушкой, — опечаленно усмехнулась она, положив руки на спинку скамьи и запрокинув голову назад.

По голубому небу медленно плыли белые пушистые облака. Неспешно, спокойно. Тёплый летний ветерок приятно обдувал румяное лицо блондинки.

— Как бы и я хотела стать облаком, — мечтательно произнесла Цунаде, закрыв глаза.

* * *

Маленький мальчик восьми лет сидел на скамейке, шатая свешенными ногами то вперёд, то назад. Он спокойно наблюдал за проходящими мимо людьми. Изучал повадки жителей деревни, их характеры. Надо признаться, Минато Намикадзе отличался с детства не только своим беспредельным теплом и дружелюбностью, но и невероятной наблюдательностью. Он с ранних лет был молчалив и сдержан. Любил сидеть вдалеке ото всех и просто созидать: как меняется погода, как приходят и уходят гости деревни, как по крышам домов мелькают еле заметные тени АНБУ. Он был одним из немногих простых жителей деревни, кто заметил нового чужеземца. То был рослый мужчина под два метра ростом с длинной копной белых волос и маленькими хитрыми чёрными глазами. Его одежда была неряшливо грязной и пыльной, старой и потёртой. Было очевидно, что незнакомец многое поведал в жизни, а это подогревало интерес Минато. И потому-то он и решил последовать за незнакомцем по деревне. Намикадзе отчего-то почувствовал, что этот человек не так уж и прост, а потому бегать за ним будет любопытно.

Так Минато и провёл своё утро. Бегая по пятам за Белым Великаном (так Саннина про себя прозвал мальчишка), прячась за деревьями и домами. Думая, что никак себя не выдаёт.

Однако, как и ожидалось, Джирайя сразу понял, что за ним ведётся слежка. Он всё же был опытным ниндзя, что прошёл Вторую войну и получил там звание Саннин. Сначала, парень заметил двух АНБУ, что увидев Джирайю, решили первое время последить за ним со стороны, а потом уже пойти доложить Третьему о прибытии блудного ученика. Но спустя час, Джирайя всё так же ощущал пристальный взгляд чьей-то любопытной пары глаз. И он знал, что мелкий мальчуган с ярко-жёлтыми волосами не просто так бегает хвостиком за ним.

— Такой мелкий, а уже в АНБУ? — удивлённо пробубнил Джирайя, взяв в руки маленький сачок для ловли мальков в аквариуме.

— Ох, как жаль, сеть порвалась, а значит — вы проиграли, — наигранно грустно оповестил владелец палатки с игрушками.

Саннин оглянулся вбок. Мальчишка стоял у соседней палатки и притворялся, будто выбирает маску-сувенир.

— Ничего, может в любви хоть повезёт, — пошутил Джирайя, положив пару купюр за игру на блюдце.

«Если не АНБУ, то зачем меня преследует? Может, он вообще из той тайной организации Данзо? Как её там... Уступ, угол, лист...» — задумавшись, Джирайя не заметил под ногами ветки и споткнулся об неё мизинцем.

— Да ядрёная чакра идиота! — чертыхнулся Саннин, отойдя в сторону.

Он оглянулся на землю, и его внезапно осенило. «Ну, конечно, корень. Но этот парень не похож на элитных ниндзя, он для них... туповат?» — подумал Джирайя, глядя на мальчишку, закрывшего своё лицо за серой газетой.

— Ладно, хочет поиграть в ниндзю, пусть играет, — пробормотал Джирайя, отвернувшись от ребёнка.

Пройдя несколько кварталов вперёд, Саннин понял, что одежда его совсем износилась и стоило бы найти что-то получше. А то заявляться к друзьям и семье в такой выцветшей, дырявой форме даже как-то неприлично. Завернув в знакомый квартал с рынком, Джирайя удивлённо ахнул. Жизнь в деревне била ключом. Куча палаток с яркой одеждой, ботинками, аксессуарами для ниндзя. Тут даже продавались редкие модели сюрикенов из легкосплавных материалов, что при броске летели не только быстрее, но и точнее. Парень радостно заулыбался и пошёл вперёд вдоль витрин. Нашёл удобное кимоно цвета хаки, сетчатую кофту со штанами и красное хаори. Признаться честно, на его рост и комплекцию тела редко что можно было найти интересное и подходящее, поэтому заприметив всё это, он без раздумий надел на себя обновки, выкинув в мусор старую потёртую спецодежду. Джирайя взглянул на свои старые ботинки. Этого он боялся больше всего. Ведь при его огромном размере ноги выбор обуви становился особо проблематичным аспектом в подобном деле.

Парень долго ходил по рынку, но так ничего подходящего и не смог найти. Он почти собрался опустить руки и уйти обратно с товарного ряда, как невысокая старушка-продавщица с тугим пучком на макушке громко окликнула его своим писклявым голосом: «Эй, громила с маслом на голове!» Признаться, подобная фамильярность слегка задела его за живое, но он всё же решил промолчать и спросить, что старухе было от него надо.

— Смотрю, тебе нужны новые ботинки? — ехидно добавила она, кивнув в сторону его ног, на которых красовались то ли серые, то ли синие сандалии-маломерки, порванные по бокам, чтобы не давили на пальцы, выпирающие за пределы подошвы.

— А у вас будут? — заинтересованно спросил парень, оглядывая её скудный ассортимент на прилавке.

— Кое-что завалялось, — шутливо произнесла она. — Последняя модель, ждала тебя, дружок.

Женщина забежала за стенд и громко закопошилась. Джирайя тяжко вздохнул, подумав, что и на этот раз ему поднесут ботинки сорок третьего размера, вместо его сорок восьмого.

— Вот они! — громко вскрикнула бабка, выбежав обратно к прилавку. — Открывай.

Парень апатично взял из рук женщины длинную белую коробку и, открыв её, иронично усмехнулся.

— Гэта? — саркастично спросил парень, положив коробку на стол. — Это шутка?

— А что? Удобная обувь! Ещё твой дед небось такие носил, что не уст..

— Бабуль, я высококлассный ниндзя. Как, по-вашему, я буду драться в такой, эм, обувке? Как я в них стоять-то буду?

— На воде, значит, вам, молодёжи, стоять не тяжело, а как традиционные ботинки, так сразу я сумасшедшая! — с негодованием прокричала женщина, поставив руки по бокам.

— Бабуль, да ты не...

— Я тебе не бабуль! — резво парировала женщина, щёлкнув Саннина по лбу складным веером. — В этой, как ты, мелочь, сказал, обувке, нога приятно обдувается. На косточки и пальцы никакая резинка давить не будет, да и равновесию подучишься, авось и мозгов прибавится!

— Но...

— Никаких «но», молодой человек! Берёшь Гэта и уходишь плавной походочкой от меня восвояси!

— Что? — недоумевая, переспросил себя Джирайя через десять минут, окончательно поняв, что старуха буквально перекричала его и приказала купить её Гэта за цену, которую он и не рассчитывал тратить за пару башмачков. — Да как так? — удивился он, глянув на свои ноги.

К удивлению парня, ботинки были достаточно удобными. И он этого ну никак не мог ожидать. Но что поразило его ещё больше, так это реакция девушек, что частенько оглядывались на его стопы, одобрительно качая головой. Возможно, это Джирайе просто показалось, но в какой-то момент он действительно почувствовал себя на миллион. И даже мелкий парень, бегающий за ним по пятам, не мог разочаровать его в этот солнечный день.

Саннин соскучился по дому. По деревьям, по улочкам, по жителям, по воздуху — по всему. Ему этого не хватало в мрачной Деревне Скрытой в Дожде. Там всё казалось унылым, серым. Даже нить, тянущаяся к Цунаде, блестела не ярко-красным, а тускло-бордовым.

Грустное место. Мрачное. Но здесь — всё иначе. Солнце, птицы, тепло, светло. А уж как здесь были хороши женщины! Нет, вы не подумайте, Джирайя в каждой даме видел красоту и грацию, но в родных местах — были самые роскошные девы, и мужчина восхищался каждым изгибом тела любой из местных особ. Конечно же, старше восемнадцати лет. А иначе за кого вы его принимаете? За извращенца?

Ну да, Джирайя был такой. Глупо спорить. Ведь редко кто мог в десять утра отправиться на горячие источники лишь для того, чтобы подглядеть за голыми женщинами в жаркой воде. И ведь ему было не стыдно перед ребёнком, что следил за «мудрецом» издалека. Джирайе было плевать на мальчугана. «Ну, преследует он меня? Ну и что дальше?» — уныло думал мужчина, присвистывая очередной юбке. «Я ведь всего лишь купил новые шмотки и сейчас иду погреться в воде», — врал себе парень, пока шёл не к входу в источники, а к забору у холодной реки. Ещё когда он был невысоким мальчуганом, Джирайя прорезал небольшую щель в деревянной ограде, дабы подглядывать за голыми девицами. И вот он снова здесь, у того самого места, куда он бегал сначала по разу в неделю, а потом уже и по три раза на дню.

Ностальгия нахлынула на Джирайю с головой. Он широко улыбнулся и, тихо хихикнув, словно он подросток, уставился в отверстие. Перед его глазами, в одурманивающей дымке появилась невероятной красоты девушка с молочно-белой кожей. Она спокойно подошла к скамейке у горячей воды и сняла с себя небольшое махровое полотенце, прикрывающее её тело.

Парень вновь захихикал и сильнее прижался к забору, словно это хоть как-то помогло бы ему лучше разглядеть изгибы тела брюнетки. Минато тем временем недоумевающе уставился на Великана и с небольшой долей отвращения поморщился. Как ему было не печально это признавать, наблюдать за новоприбывшим гостем оказалось чрезвычайно скучно: сначала они бездумно бродили по улочкам деревни, иногда останавливаясь возле глупых, дорогих игр для детей; потом зашли на рынок, где этот чудик купил себе странные ботинки кроваво-красного цвета; а потом и вовсе незнакомец пошёл к источникам, подглядывать за девчонками. Громила разве что не зашёл напиться в бар. Тогда бы этот день был бы однозначно потрачен впустую, набрав полный набор скучного времяпрепровождения, по мнению Намикадзе. Блондин недовольно вздохнул и отошёл в сторону. Как вдруг, ни с того ни с сего, раздался громкий удар, и мальчишка словно в замедленном действие увидел, как Великан-извращенец полетел с огромной скоростью в реку, а на самого мальчишку полетел кусок забора, что в конечном счёте ударил Минато по лбу.

Это была Цунаде. Слегка пьяная девушка спокойно наслаждалась горячей водой и бутылкой саке, что она медленно распивала в гордом одиночестве. Как вдруг чей-то неуместный смех раздался буквально у неё за спиной.

«Опять эти грёбаные извращенцы», — со злостью подумала Сенджу, сжав кулак под водой. Она надеялась, что ей показалось, но нет. Смешок раздался вновь, и тут-то алкоголь и ударил в голову девушки. Она разъярённо вскрикнула и со всей силы треснула кулаком по деревянному забору. Щепки разлетелись в стороны, а несчастного идиота отбросило в холодную воду — остужаться.

Последнее, что увидел Джирайя — это две груди, что нанесли ему поражающий удар под дых, сломав четыре или пять ребра. Он не понял, кто это был, ведь на лицо он чисто физически посмотреть не мог. Но вид у него был довольный, когда два привыкших к вызовам с источника ирьёнина нашли его у берега реки.

— Берём под плечи и понесли, — спокойно произнёс рослый мужчина, пытаясь поставить на ноги тяжеленную тушу Саннина.

— Сто шесть... Ровно сто шесть, — скулил Джирайя в бреду, пока ирьёнины несли его в больницу.

— Дуракам везёт! — недовольно произнесла Цунаде, отбросив карты в центр стола.

Орочимару с Джирайей переглянулись, оценили равенство их карт и забрали свой выигрыш на пополам. Первый выглядел не особо заинтересованным в процессе игры, хоть у него и была самая большая стопка денег. А вот Джирайя, наоборот, был беспредельно счастлив вновь оказаться в родном кругу, среди друзей за покером, в который они по молодости играли так часто. Он усмехнулся, глядя на обиженное лицо блондинки, которая, скрестив руки под грудью, пыталась не выдавать своих расстроенных чувств. Джирайя был счастлив вновь видеть её аккуратное личико: эти светлые длинные волосы, которая она теперь собирала в два хвостика за спиной, длинные ресницы, обрамляющие карамельного цвета глаза, слегка курносый маленький нос. А какая у неё была фигура. Парень еле заметно ухмыльнулся и отвёл взгляд от недовольной девушки к деньгам. Впрочем, Орочимару заметил эту глупую усмешку, но был вовсе не удивлён тому факту, что его друг до сих пор по уши влюблён в эту сумасбродную аристократку. А именно такое мнение с течением времени сложилось у мрачного Саннина на счёт юной Сенджу. Даже сейчас во время игры она лишний раз доказывала свою недовольную по жизни натуру. Ей слабо удавалось скрывать своё возмущение. Цунаде была не из тех, кто мог контролировать это чувство. С детства избалованная Сенджу никак не могла научиться хорошо принимать проигрыши. И все друзья знали эту черту её характера.

— Раздавай, — спокойно произнёс Орочимару, подвинув стопку карт Джирайе.

Мужчина взял колоду в руки и начал её быстро перемешивать. Цунаде, заметив, что чоко⁽¹⁾ Орочимару пуста, потянулась к бутылке с саке и налила ему алкоголь.

Сегодня троица учеников Третьего впервые за более чем пять лет спокойно сидели вместе за столом в доме у Цунаде и играли в карты. Как будто ничего и не происходило, и они не столкнулись с адом, творящимся на границе, будто Джирайя не покинул их на два года в чужой стране. Будто им всё ещё семнадцать лет.

— Так что, Джирайя, как ты провёл время с теми детишками? — с неприкрытой заинтересованностью спросил Орочимару, сложив руки в замок у подбородка.

— Да что говорить, — меланхолично произнёс Джирайя. — Сначала просто научил детишек правильно ставить ловушки, потом решил всё же обучить их ниндзюцу, ведь один из них обладатель риннегана.

Цунаде внезапно забыла про свои детские обиды и внимательно уставилась на Джирайю, который без всякого интереса рассказывал про своих малышей-учеников из Деревни Дождя. Даже Орочимару заинтриговали слова парня, который, зевнув, поднял чоко к губам.

— А ещё я написал книгу, и её будут публиковать, — довольно произнёс он и осушил рюмку.

Цунаде с Орочимару поддержали его, выпив саке следом.

— Риннеган? — наконец, переспросила Сенджу, которая буквально не знала, что конкретно можно спросить по этому вопросу.

Джирайя кивнул, раздавая по две карты друзьям.

— Но... — не успела Сенджу договорить, как её перебил Орочимару.

— Я думаю, что Цунаде, как и я, хочет услышать, откуда в этой мелкой деревушке нашёлся ребёнок с таким мощным доудзюцу, — медленно произнёс змеиный Саннин, слегка прищурился и наклонил голову набок.

— Не знаю, — Джирайя пожал плечами. — Но думаю, что этот мальчик и есть тот ребёнок из пророчества.

— Помниться, в твоём пророчестве говорилось, что этот самый ребёнок может разрушить весь мир, — тихо произнёс Орочимару, проверяя свои карты. — Так что, возможно, я был прав, и этих детей милосерднее было бы просто убить.

Цунаде грустно оглянулась на Орочимару, слова которого давно уже перестали пугать или удивлять её. Девушка заметила ещё со времён войны, что в какой-то момент Орочимару словно подменили. Он стал ещё более замкнутым, холодным. Циничным до мозга костей. И хоть поначалу она и пыталась образумить друга, в какой-то момент Сенджу поймала себя на мысли — что это уже бессмысленно. Наверное, она так стала считать после того, как Саннин предложил убить Джирайю, потому что он уже труп, и без него у Орочимару с Цунаде повысится шанс выжить.

«Это будет милосердно», — вторил он. — «И не так безрассудно».

И хоть девушка перестала верить Орочимару с тех пор, Жабий Саннин всё же не считался с мрачными мыслями друга. Он их то ли игнорировал, то ли просто не обращал внимания. Джирайя всегда был светлым человеком. И из троицы друзей он сильнее всех верил в добро и справедливость в душах людей.

— А с другой стороны, он может, наоборот, обратить наш мир к свету, — парировал Джирайя, выложив в центр двадцать пять рьё. — И никто не станет умирать.

Цунаде кинула остатки своих денег в центр.

— Эти твои лягушки могут и ошибаться, — дерзко произнесла Цунаде, поправив сбитые волосы за ухо.

— Вряд ли, извращенцем-то он в итоге стал, — сказал Орочимару, добавив свои деньги в кипу к остальным. — Кстати, Цунаде, ты в следующий раз послабее бей, вдруг там окажется старик Хирузен.

Цунаде нахмурила брови.

— Да ты о чём вообще, Хокаге-сама не какой-то там извращенец, как этот! — девушка рьяно ткнула Джирайю в плечо.

— Да, Третий не извращенец, — с явной иронией прошептали парни, стараясь не смотреть в глаза доверчивой Сенджу.

— Так, говорят, ты Джирайю ещё в больнице чуть не добила, — продолжил Орочимару, ехидно улыбнувшись.

Цунаде закатила глаза и недовольно фыркнула. То, что произошло в больнице она и вспоминать не хотела, но этот Змеёныш всегда знал, как зацепить девушку за живое. Джирайя усмехнулся и захотел только что-то сказать, как Цунаде перебила его:

— Мы с ним и правда виделись в больнице, — согласилась Сенджу и, резко обернувшись к Мудрецу, деловито добавила. — Джирайя, выставляй карты в центр. Чего ждёшь?

Парень вновь усмехнулся и повиновался словам Цунаде. Ей было неловко вспоминать ситуацию в больничной палате, и ему было любопытно видеть её смущённой и слегка растерянной.

* * *

Восемь дней назад.

Цунаде медленно шагала в сторону больницы, цокая каблуками о камни на дороге. В руках у неё был маленький бурый медвежонок, чья шёрстка на свету отливала алым отблеском. Ей сказали, что в тот день, когда она напилась и со всей силы ударила какого-то извращенца за забором горячих источников, одна щепка отлетела в сторону и попала прямо в лоб бедному мальчишке.

— Не в том месте и не в тот час, — пробубнила про себя Цунаде, оправдывая себя за то, что тот идиот получил всё же по заслугам.

— Здравствуйте, Цунаде-сама, давно мы вас здесь не видели! — с радостью произнесла пухлая женщина маленького роста.

— Привет, Иши-сан, — добродушно добавила девушка, кивнув медсестре в знак приветствия. — Могу я навестить того мальчика, который попал под... — Сенджу замялась, думая как лучше сформулировать слова.

— Попал под горячую руку, — весело добавила медсестра, хохотнув и выдав Цунаде листок с двумя номерами: пятнадцать и двадцать шесть.

— А почему две палаты? — спросила Цунаде, оглянув листочек.

— Ах это, Вы сами увидите. Там...

— Иши-сан, вы же знаете, я больше не работаю врачом и не...

— Нет-нет, что вы, Цунаде-сама, — медсестра закопошилась в комоде под стойкой. — Вас там ждёт... эм, Сакумо-сан, он просил вас подойти, — Цунаде удивлённо приподняла бровь и в упор посмотрела в глаза женщины. — Честно. А мальчика, кстати, зовут Минато Намикадзе, славный малый, — с улыбкой добавила Иши-сан и быстро скрылась за дверью, в которую посторонним вход был воспрещён.

Цунаде хмыкнула, положила бумажку в карман халата и медленным шагом направилась к мальчику в пятнадцатый кабинет. Но всё же все её мысли вертелись не вокруг ребёнка, а о загадочном деле на втором этаже. Цунаде было любопытно, действительно ли в той палате Сакумо, с которым они были знакомы ещё со времён Академии. Или же Иши-сан зачем-то соврала ей, пытаясь добиться от Сенджу осмотра какого-то сложного пациента. Да, девушка знала, что недавно Хатаке был на миссии и получил там серьёзные повреждения, но зачем ему нужна помощь именно Цунаде, и откуда он вообще мог знать, что она придёт сегодня в больницу? Было много несостыковок, и девушке это сильно не нравилось.

Она подошла к палате мальчишки и трижды громко стукнула.

— Входите, — из-за двери раздался высокий мальчишеский голос.

Девушка повернула ручку и осторожно зашла в палату. Белые стены, серая плитка на полу, деревянные шкафы и металлическая кровать. Здесь ничего не поменялось с тех пор, как она работала в этом месте. Эти палаты всегда казались ей немного мрачными, несмотря на обилие яркого белого цвета. И на контрасте всего этого холодка, который обычно до костей пробирал Цунаде, в центре комнаты, на кушетке, сидел светловолосый голубоглазый мальчишка с улыбкой до ушей. Он подобно солнышку в ясном небе освещал всё пространство палаты. Однако, увидев гостя, улыбка резко сошла на нет, и он замер в удивлении.

— Цунаде-сан? — тихо произнёс Минато, глаза которого буквально округлились.

Девушка медленно подошла к стульчику, стоявшему у окна напротив кушетки, и, запрокинув ногу на ногу, виновато улыбнулась.

— Здравствуй, Минато-кун, я пришла просить у тебя прощения.

Мальчик вскинул одну бровь вверх, но говорить или спрашивать ничего не стал. Он явно не понимал, что здесь происходило, а потому дал Цунаде до конца договорить, с каким делом она к нему пришла.

— Это я ударила в забор, частичка которого попала по случайности тебе в лоб, — девушка запрокинула руку за голову и неуместно посмеялась.

— Не удивительно, что это были вы, — внезапно ответил мальчишка.

— Не удивительно? — повторила Сенджу слова Минато.

— Удар был таким сильным, что даже дух захватило, — парень говорил честно, и это немного льстило Цунаде.

— Я хотела бы, чтобы ты меня простил. И хочу подарить тебе этого медвежонка, — она протянула мальчику плюшевую игрушку, которую он осторожно принял из её рук.

— Красный, — с улыбкой произнёс Минато, глядя на медведя и потирая его чёрный пластмассовый нос. — Мой любимый цвет, — Намикадзе улыбнулся, прикрыв глаза, и обернулся к Цунаде.

На душе ей стало очень тепло и спокойно. С этим мальчиком она чувствовала себя почему-то умиротворённо, и ей нравилось это чувство. Она узнала его лишь сейчас, когда Минато своей улыбкой буквально сказал ей «спасибо». Этот мальчик хорошо играл с малышкой Шизуне на площадке. И это с ним она поделилась тем мороженым в знак благодарности за терпение перед гиперактивной Като.

— Ну что ж, я рада, что с тобой всё в порядке, и ты идёшь на поправку, — добавила девушка, встав со стула. — У меня ещё дела, надеюсь, ты не обидишься, если я пойду дальше?

— Вообще-то, — произнёс Минато, сжав мишку в руках сильнее. — Я бы хотел спросить у вас, Цунаде-сан, не могли бы вы преподать мне парочку мастер-классов? — он нервно сглотнул, но в основном держался уверенно.

— Хочешь стать ирьёнином? — удивлённо спросила Сенджу, задержавшись возле выхода.

Парень отрицательно помотал головой и, отложив игрушку на матрас, быстро вскочил и подбежал к портфелю в шкафу. Покопошившись там несколько секунд, он с рьяным энтузиазмом достал небольшую книгу, которую Цунаде знала достаточно хорошо. Это была биография её отца и дяди, которую написала бабушка Мито.

— Просто я очень уважаю Первого и Второго Хокаге и хотел бы, чтобы именно Вы стали моим наставником, — Минато говорил предельно серьёзно.

Его улыбка словно испарилась, а на месте непринуждённого мальчика Цунаде внезапно увидела юного Орочимару. Умного, целеустремлённого. Но всё же тёплого, как тот, о ком девушка старалась не вспоминать последнее время.

— Знаешь, если я родственница великих Хокаге — это ещё не значит, что я на них похожа, — спокойно ответила девушка. — Так что я пока откажусь.

Минато слегка погрустнел, но явно не падал духом, а продолжал внимательно слушать слова Сенджу.

— Кем бы ты хотел стать в будущем? — Цунаде почти знала ответ, просто хотела услышать его из уст маленького ребёнка.

— Я хочу стать таким же сильным, как Тобирама Сенджу. Создать свои техники, новые и уникальные. И я обязательно стану Хокаге!

Цунаде как-то грустно улыбнулась, услышав последнюю фразу мальчишки. Эти слова... Как они были ей знакомы, как ей было больно слышать их. Всё нутро словно перевернулось вверх тормашками. Но на глазах не выступили предательские слёзы. Их не осталось. Девушка тяжело вздохнула и взглянула в окно за спиной ребёнка. На горизонте виднелась скала с ликами Хокаге. Всё-таки кое-что зацепило Сенджу в словах мальчишки. Она не ожидала, что ребёнок захочет равняться именно на её дядю. Обычно все трезвонят о Хашираме, дедушке-миротворце. Но новатор — это звучало похвально.

— Знаешь, парень, — девушка улыбнулась и взялась за ручку двери. — Об этом мало кто знает, но моя семья пожертвовала много книг в главную библиотеку. Там есть и рукописи дяди Тобирамы. Пока тебе рано искать учителя, ты ещё маловат для этого, но уверена, что со временем я найду тебе достойного сенсея, который поддержит твои стремления и научит большему, чем способна я. А пока — почитай книги, раз ты этим и так увлекаешься, — улыбнулась девушка, кивнув на рукопись Мито Узумаки.

— Спасибо, — добродушно произнёс мальчишка, поклонившись в пол.

— Да не за что, — тихо произнесла девушка и, попрощавшись, вышла из палаты пятнадцать.

Она медленно шла по коридору, стараясь не думать о прошлом. Но яркие блики, связанные с Наваки и Даном, предательски пестрили в её голове. Она бы хотела забыть всё это как страшный сон. Поэтому и проводила так много времени в барах с бутылкой саке. Напиться и забыться — этот лозунг почти стал её главной идеологией в жизни. Но всё же кое-кто не давал ей полностью погрязнуть в пучине главных грехов ниндзя — и то была малышка Шизуне, от улыбки которой Цунаде становилось хоть чуточку лучше.

Саннин поднялась на один этаж вверх по лестнице. Как известно, на втором этаже лежали тяжёлые случае, которых лечить было сложнее остальных. Поэтому Сенджу уже почти подготовила речь для врачей, которых настоятельно просит не вмешивать её жизнь медицинскими проблемами. Она подошла к регистрации и выдала старой бабульке с пучком на голове листок, подписанный Иши-сан.

— Тебе в двадцать шестую, лучше стучи, — пробубнила женщина, не глядя на Цунаде.

— Я никого не собираюсь лечить, — строго произнесла Сенджу.

Бабулька лишь усмехнулась и отвернулась от блондинки.

— Очень-то и надо было, — грубо рявкнула она и быстрым шагом начала удаляться в другом направлении. — Он тебя ждёт.

Цунаде вскинула бровь и подозрительно оглянулась на палату, в которой кто-то её ожидал. Сакумо? Действительно ли Иши-сан сказала ей правду? Но зачем ему понадобилась она?

Девушка медленно подошла к двери и с сомнением задумалась, кто же за порогом.

— Да входи уже, — из-за двери раздался приятный мужской голос, от которого у девушки по спине пробежались мурашки.

Она взглянула на свою руку и словно оцепенела. На безымянном пальце ярко и отчётливо виднелась алая нить, ведущая в палату двадцать шесть.

— Не может быть, — тихо произнесла Цунаде, схватившись за ручку и распахнув дверь.

На кровати сидел рослый, беловолосый парень, торс которого был полностью забинтован. Даже на лице были наложены пластыри и бинты.

— Джирайя? — с сомнением спросила Сенджу, моргнув пару раз.

— А ты всё так же хороша, Цунаде, — с улыбкой до ушей добавил мужчина, выскребая со дна синей коробочки йогурт.

Девушка подбежала к кармашку с краю кровати, в котором обычно лежали анализы и результаты исследования пациента.

— Что случилось? — спросила она, просматривая бумаги.

— Да, тут такое дело, — он слегка покраснел, поставил йогурт на стол и запрокинул руку за голову. — Я кое-куда ходил, и кое-кто мне...

— Джирайя, — внезапно грубо прошипела Цунаде, вчитываясь в последний лист, на котором была подробно описана вся ситуация, произошедшая с бедным пациентом. — Это был ты?

Парень удивлённо уставился на девушку, а потом перевёл взгляд на её грудь и прищурился.

— Сто шесть, — тихо произнёс он, высчитывая что-то в своей голове. — Ты? — удивлённо спросил Джирайя, переведя взгляд на её глаза.

Цунаде замахнулась и направила кулак в сторону его лица. Джирайя, который, во-первых, всё ещё был сильно болен и не мог быстро двигаться, и, во-вторых, был бессилен перед красоткой Сенджу, лишь сложил руки перед своим лицом в качестве защиты.

Но удара не последовало. Кулак Цунаде пролетел мимо Джирайи и её рука оказалась в нескольких миллиметрах от уха парня. Он нервно сглотнул, посмотрев в озлобленный взгляд девушки. Из-за спины Сенджу раздались такие же испуганные вздохи.

— Если бы я так сильно не пеклась о тебе, дурачина, смерть тебе была бы гарантирована, — тихо произнесла девушка и быстро обернулась к зрителям у входа в палату. — А ну закрыли дверь, и работать! — по привычке приказала Цунаде.

Медсёстры быстро закивали и прикрыли дверь не до конца, боясь, что Сенджу всё же, в конечном счёте, убьёт парня.

— Извини, — усмехнулся Джирайя и прилёг на кушетку. — Это было в последний раз.

— Так я тебе и поверила, — недоверчиво произнесла она, грустно вздохнув. — Боюсь, окажись там кто-то другой, я бы и правда убила бы этого человека.

— Да, я крепкий парень, — усмехнулся Джирайя и сильно закашлял.

— Но всё же я разбила тебе четыре ребра, у тебя было внутреннее кровоизлияние и пробита почка, — произнесла Цунаде, сжав брови к переносице.

— А тебя это волнует? — с усмешкой произнёс Джирайя.

— Конечно волнует, я ведь люблю тебя и не хочу, чтобы тебе было больно, — быстро ответила Цунаде, не вдумываясь в то, что говорит.

На секунду они оба замерли. Цунаде осознала, что сказала, но надеялась, что тот её не расслышал, а Джирайя уставился на девушку, прищурив чёрные глаза.

— Любишь? — удивлённо переспросил он.

— Как тупого старшего брата или друга, — дерзко прошипела она, осматривая свой маникюр, дабы не глядеть в удивлённое лицо парня.

— А, — немногословно произнёс Джирайя и прилёг удобнее на подушку.

— А ты что подумал? Конечно же, как друга, — Цунаде наигранно усмехнулась и зачем-то ударила плечо Саннина, что было слегка неприятно. — И когда тебе больно — я тоже это ощущаю, поэтому и не хочу, чтобы кто-то тебя бил.

Джирайя от нечего сказать так же наигранно-странно засмеялся. Цунаде резко вскочила со стула и помахала рукой.

— Знаешь, много дел, ещё свидимся, когда тебя долечат, — произнесла она, выходя из палаты.

— Да, увидимся, — произнёс Джирайя словно в трансе.

Цунаде резко хлопнула дверью и отошла на несколько шагов от палаты.

— Да что же я творю, — произнесла девушка, закрыв лицо за холодными ладонями. — Что же я творю?

* * *

— В общем, я рад, что тебя не убила Цунаде, Джирайя. Хотя это и было бы иронично, — Орочимару как-то странно усмехнулся и внимательно оглядел открытые карты.

Джирайя уже успел выложить пять карт на стол, среди которых были король, туз, две шестёрки и десятка. Расклады был не так плох, но, к сожалению, в этом кону Орочимару не повезло, а рисковать при нулевых шансах он не очень любил. Тем более что за время общения с Джирайей, он хорошо уловил интонацию в голосе парня, выдающую его успех и удачу.

— Кстати, о чём твоя книга? — с любопытством спросила стучащая по столу пальцами Цунаде.

— О, тебе она понравится, — радостно произнёс Джирайя, скинув ставку в центр в виде сорока рьё. — Я над ней очень старался, она о...

— Небось, о каких-то похождениях глупого балбеса? — усмехнулась девушка, увеличив ставку до семидесяти рьё.

Орочимару без лишних слов скинул свои карты вбок. Он не хотел ещё тратить лишние семьдесят рьё на радость Джирайи. Да и с Цунаде было всё предельно ясно — этот глупый и непрофессиональный блеф уже не удивлял Змеиного Саннина.

— Вообще-то, нет, эта книга об отваге, — лаконично добавил мужчина, сравняв свою сумму со ставкой Цунаде. — Но вот моя следующая книга, возможно, будет о методах любви, — парень усмехнулся, облокотился о ладонь и посмотрел на Цунаде, которая явно предвкушала свою победу в этом раунде, а потому выглядела хитрее обычного.

— Неужели ты об этом что-то знаешь? — саркастично пробубнил Орочимару, глядя в окно на полумесяц в небе.

— Меня попросили написать такую книгу, — довольно протянул мужчина, взяв в руки чоко.

— Попросили? — удивлённо переспросила девушка.

Джирайя залпом осушил рюмку и кивнул головой.

— Сакумо Хатаке, — тихо произнёс он, поставив чашку на стол.

— Сакумо? — удивлённо выпалила девушка.

Орочимару, как и Цунаде, не ожидал услышать это имя в контексте любовных рассказов Джирайи.

— Я помог ему с одной медсестрой в больнице. Он всё никак не мог решиться сказать ей правду, потому что она не его Соул и боялся отказа. И я буквально подстроил им встречу, — Джирайя пожал плечами, довольно улыбаясь. — Вот он и сказал, что я должен как-нибудь написать книгу о любви.

— Ясно, — пробубнила Цунаде, допив своё саке.

Орочимару взял бутылку с алкоголем, но внезапно понял, что они втроём всю её уже выпили.

— Это игра последняя, — добавил Саннин, допив остатки из своей чашки.

— Вскрывайся, Цунаде, — произнёс Джирайя, кивнув в сторону её закрытых карт.

Девушка довольно ухмыльнулась и кинула в центр к остальным пяти картам свои две.

— У меня Стрит ⁽²⁾ от десятки до туза, — радостно произнесла она, улыбаясь вовсю ширь.

Джирайя усмехнулся и посмотрел в свои карты. У него был Фулл-Хаус ⁽³⁾ из двух тузов и трёх шестёрок. Он понимал, что выиграл Цунаде, но почему-то ему не хотелось сейчас портить настроение девушки. Он отбросил в закрытую карты в сторону и досадно хлопнул ладонью о край стола.

— Да чтоб тебя, Цунаде, — недовольно произнёс он, тяжело вздохнув. — Таки смогла выиграть под конец.

— Правда? — девушка сама не поверила тому, что ей, наконец, удалось сорвать хоть какой-то куш.

— Да, — с улыбкой произнёс Джирайя, аккуратно собирая карты в стопку.

Орочимару понимал, что его друг поддался, но не стал ничего говорить по этому поводу. Ему это было не интересно, поэтому он встал из-за стола, собрал свои деньги в руки и медленно направился в сторону выхода.

— Я буду ждать вас внизу, — тихо произнёс он, спускаясь по лестнице.

Джирайя собрал свои деньги и положил их в карман штанов.

— Знаешь, Цунаде, — произнёс он, смотря на радостную блондинку. — Я рад, что мы все опять вместе.

Девушка обернулась к нему и как-то грустно улыбнулась.

— Я тоже рада, что ты, наконец, вернулся, — честно добавила она и, подойдя к парню, приобняла его.

Он слегка ссутулился, чтобы было удобнее обхватить её за плечи, и незаметно вдохнул одурманивающий его аромат волос Сенджу. Джирайя закрыл глаза и довольно улыбнулся.

— Но знаешь что? — тихо произнесла Цунаде, не отпуская его из рук.

— Что? — переспросил Саннин.

— Эти твои новые ботинки — это уже чересчур, — девушка добродушно засмеялась и отпустила парня.

— Тебе не понять, насколько гэта удобные, пока ты сама в них не походишь, — усмехнулся Джирайя, отойдя в сторону.

— Даже не знаю, что тебе и сказать, — произнесла девушка, провожая парня по лестнице вниз.

Вечер в тот день был замечательным.

1) чашечка, из которой принято пить саке. Важный нюанс: верх неприличия наливать саке себе самому. Только соседям

Вернуться к тексту

2) комбинация в покере, когда пять карт выстраиваются по старшинству, не обращая внимания на масть.

Вернуться к тексту

3) комбинация в покере, когда на руках есть тройки и двойка одинаковых карт. Эта комбинация лучше Стрита

Вернуться к тексту

Лето

— И что на этот раз? — безэмоционально спросил Орочимару, глядя на разгневанную брюнетку, выходящую из кафе.

Джирайя взял со стола кипу салфеток и принялся вытирать лицо от воды, которую несколько секунд назад девушка в порыве злости прыснула на него из стакана. Как обычно, не сказав и слова. Это уже происходило не в первый раз. Парень был чрезмерно любвеобилен, но при этом не особо задумывался о последствиях своих действий. Он уныло улыбнулся и почесал макушку, растрепав белоснежные волосы, что, казалось, отказывались впитывать влагу, оставаясь сухими, как и всегда.

— Я переспал с ней три дня назад, — произнёс Джирайя, глядя в окно на уходящую красотку в красном коротком платье. — А вчера увидел её на улице, предложил выпить, но она как-то странно себя вела.

— Странно? — повторил Орочимару, налив в керамическую чашку горячий зелёный чай.

— Будто не узнала меня.

Джирайя нахмурился и положил мокрые салфетки в стеклянную пепельницу. Он упорно пытался понять, в чём конкретно провинился, но никак не мог осознать своей ошибки.

— И ведь я ей даже завтрак сегодня приготовил, — промычал Джирайя, почесав свой подбородок.

Орочимару отпил чай и протяжно вздохнул, отведя взгляд к кассе. Эти истории о похождениях друга абсолютно не интересовали его, а потому половину слов Саннин пропускал, не обращая на них внимания и изредка поддакивая или повторяя последние слова Джирайи. Словно он внимательно слушал, словно ему не всё равно. Однако иногда слова друга выводили Орочимару из равнодушного транса. Так произошло и сегодня.

— Подожди-ка, — медленно произнёс Джирайя. — А что если вчера была её сестра?

Орочимару поперхнулся напитком и слегка заинтересованно прищурился, переведя взгляд в сторону друга.

— Чего? — переспросил он, вскинув правую бровь.

— Близнецы? — предположил Джирайя, пожав плечами. — Я заметил, что во второй раз у девушки на бедре было миленькое родимое пятнышко, похожее на след медведя. Подумал, что в прошлый раз просто не заметил, но ты же...

— Да, я знаю, какой ты извращенец, — недовольно произнёс Орочимару, отпив ещё горячего напитка и повернув лицо в сторону входа в забегаловку.

— Вообще-то я хотел сказать, что я внимательный, — тихо пробубнил Джирайя, откусив последний шарик данго со шпажки.

В забегаловку зашёл худощавый парень с седыми длинными волосами. Джирайя с Орочимару сразу узнали Сакумо Хатаке, но подзывать его не стали. Орочимару не питал особого интереса к Белому Клыку Конохи, считая его не более, чем талантливым шиноби. А Джирайя не решался заговорить с Хатаке с тех самых пор, как у того умерла жена, подхватившая в больнице какой-то смертоносный вирус. Ужасное стечение обстоятельств, оставившее мужа и сына совсем одних. Сакумо выглядел уставшим и измученным. Поправив чёлку с протектора на лбу, он медленно подошёл к официанту, что впопыхах поднёс Хатаке пакет с едой. Сакумо натянуто улыбнулся и скрылся из помещения, не взглянув ни на одного из посетителей места.

— Да уж, — добавил Джирайя, небрежно кинув деревянную шпажку на тарелку и тяжело вздохнув.

Орочимару выглядел беззаботным. И ему действительно было абсолютно всё равно на невзгоды какого-то ниндзя, который был на несколько лет младше Саннинов и учился в Академии примерно в то же время, что и они. Орочимару было плевать. На многое и на многих. Но Джирайя был абсолютной противоположностью друга. Он сопереживал всем, пытался помочь, когда его просили. Думал о других. Он не был эгоистом.

— Чай сегодня неприятно горчит, — произнёс Орочимару, поморщив нос.

— Да какая разница, что там с этим чаем.

Джирайя опечалено смотрел в окно вслед уходящему Сакумо. Он всё думал, как может помочь Хатаке в такой ситуации? Что ему стоит сделать?

— А какая мне разница на проблемы Сакумо? — медленно сказал Орочимару, глядя на своё отражение в напитке. — Чай касается меня, а тут дело совсем не моё.

Джирайя недовольно фыркнул и схватился ладонями за край стола.

— У него умерла жена. И с ним остался двухгодовалый ребёнок. Ты вообще представляешь, какого ему сейчас?

— А я должен понимать? — отчуждённо произнёс Орочимару, поворачивая тёмно-коричневую чашку в руках. — Как я и сказал, это меня не касается.

Джирайя был в смятении. Вроде такие слова из уст друга уже не смущали его, но всё же холодок, присущий Орочимару в последние несколько лет, пугал Мудреца не на шутку. Он сжал край стола сильнее, обдумывая, какой вопрос будет правильнее задать другу, чтобы хоть как-то отрезвить его.

— Разве ты не считаешь, что все мы — едины, а потому должны заботиться друг о друге? — наконец, спросил Джирайя.

Он не ожидал яркого рвения у Орочимару к светлому будущему. Понимал, что, скорее всего, тот либо ничего не скажет, проигнорировав его, либо скажет что-то обидное, неправильное. Джирайя был грустным, но предельно серьёзным в данный момент. Это лишь подстёгивало Орочимару, что не разделял мнений друга по поводу жизни в целом.

— У меня умерли родители, когда мне не было и года. Я остался один. Думал, что хоть Соул найдёт меня и полюбит. Но в итоге и с кольцом я на войне распрощался раз и навсегда. А теперь скажи, потеряв всех, увидев смерть и пожав ей руку, ты бы стал думать о других, а не о себе?

Джирайя замер в удивление. Он был ошарашен новостью о Соуле, ведь до этого Орочимару не делился с ним тем, что потерял кольцо во время войны. Он отмалчивался, увиливая от разговора. И, можно сказать, впервые честно признался в том, что его Соул мёртв.

— Сочувствую, — тихо ответил Джирайя, шмыгнув носом. — Но я тоже прошёл войну и знаю, что такое смерть.

Орочимару встал из-за стола и уныло вздохнул.

— Твои родители живы, твои друзья живы, твоя Соул жива. Ты никого толком не потерял, Джирайя, — парень достал из кармана свою долю за обед и положил деньги в центр стола. — Ты не знаешь, что такое настоящая утрата, — после этих слов он резко направился к выходу.

Джирайя поспешно достал свои деньги и, небрежно кинув их на стол, выбежал из забегаловки следом за Орочимару.

— Подожди, но по твоей логике Цунаде должна придерживаться твоих взглядов на жизнь, но она на тебя совсем не похожа, — парень довольно ухмыльнулся, радуясь, что смог привести достаточно веский аргумент.

— Так уж мы и не похожи, — тихо повторил он, глядя на землю под ногами.

Джирайя покачал головой из стороны в сторону, понимая, что их диалог свелся к нулю, потому что Орочимару всегда повторял слова лишь в тех случаях, когда хотел прекратить дискуссию. И это немного раздражало Мудреца, хоть он уже привык.

— Джирайя-сан! — чей-то громкий голос раздался из-за спины Саннинов.

Они медленно обернулись к темноволосому мальчишке тринадцати лет.

— Тебе чего, Фугаку? — спросил Джирайя, кивнув головой.

— Хокаге-сама просил всех джоунинов прийти к нему на срочное собрание, — быстро отчеканил Учиха, поглядывая то на Джирайю, то на Орочимару.

— Хорошо. Спасибо, Фукагу.

С этими словами, поклонившись, мальчишка быстро скрылся с глаз джоунинов.

— Что ещё за срочность? — пробубнил Джирайя, взглянув на друга.

Тот лишь пожал плечами, ничего не сказав в ответ, и они медленно направились в резиденцию Хокаге.

Как и ожидал Орочимару, старик Хирузен решил распределить джоунинам малышей генинов. Но, в отличие от Джирайи, что был только рад новой поставленной задаче, Орочимару вовсе не хотел тащить на себе ношу из трёх бесполезных балбесов, не приносящих ему никакой пользы. Поэтому Орочимару был только рад увильнуть от назначения сенсея, сказав, что в данный момент решил поработать на «Корень», который буквально на днях начал своё существование. Джирайя был удивлён заявлению друга, но придавать особого значения этому не стал. В те года Данзо не казался никому подозрительным. И поэтому Джирайя спокойно поздравил друга с новой должностью. Орочимару лишь кивнул головой и развернул голову в сторону. Он выискивал в толпе Данзо, чтобы, наконец, обговорить с ним намерения обеих сторон.

— Посмотрим, — тихо пробормотал Джирайя, открыв свою папку с характеристиками генинов.

На первой странице был посредственный паренёк из клана Учиха. Ничего такого, что могло впечатлить Джирайю: как ни достижений, так и никаких плохих оценок. Середнячок. На второй странице Мудрец увидел бесклановую девчонку с улыбкой на пол лица. Это порадовало Джирайю, он любил жизнерадостных людей и ценил это. В графе о её отметках его привлёк внимание довольно высокий коэффициент в тайдзюцу и гендзюцу. Довольно странное сочетание, с учётом того, что обычно у ребёнка преобладал какой-то один из этих двух параметров.

— Любопытно, — произнёс Джирайя, переворачивая страницу.

На последнем листе его ждал небольшой сюрприз. Светловолосый мальчишка с ярко-голубыми глазами был знаком Мудрецу ещё с того нокаута Цунаде. Парень присмотрелся к графической оценке мальчишки: по всем параметрам он, судя по всему, был гений. Джирайя уважительно кивнул и закрыл папку.

— Помнится, этот генин нарывался стать учеником Цунаде, — произнёс Джирайя глядя на Орочимару. — Кстати, где она?

— Не знаю, — резко отчеканил Орочимару, увидев Данзо. — До встречи, Джирайя.

Он моментально сорвался с места, направившись к главарю Корня. Джирайя уныло вздохнул и медленно вышел из резиденции Хокаге. Тёплое солнце ярко светило в самом зените. И всё вокруг будто кричало о радости и счастье: дети играли в догонялки, не замечая проходивших мимо людей, птицы гордо летали в небе, напевая свой незатейливый мотив. Но отчего-то на душе у Саннина было неспокойно. Хоть вокруг и царил мир, Джирайе почему-то думалось, что это всё затишье перед бурей. Он подошёл к знакомому прилавку и купил себе фруктовый лёд на палочке. Раньше он делил его с друзьями — а теперь пребывал в гордом одиночестве, ведь большинство его знакомых были заняты более важными делами. Джирайя отломил две половинки и протянул одну часть девушке, стоящей позади него.

— Держите, я один, так что буду рад поделиться, если вы не против, — добродушно произнёс он, глядя в зелёные глаза незнакомки.

Она слегка покраснела и мило хихикнула.

— Спасибо, — тихо произнесла девушка, поправив рыжие пряди волос за уши. — Меня зовут Аи, и я из города Танзаку, — с этими словами она неуверенно протянула руку парню.

— Джирайя, — заинтересовано ответил парень, аккуратно взяв её руку в свою.

Он буквально преобразился, выпрямив спину и ослепительно улыбнувшись.

— Так, чего встали, не видите, тут очередь! — громко произнёс мужчина, стоявший позади Аи.

Девушка вздрогнула от испуга и резко засмеялась, извиняясь за свою оплошность. Она схватила парня за руку и отвела от киоска с мороженым. Джирайе нравилась эта беззаботность в её общении, лёгкость, женственность. И он быстро последовал за ней, показывая каждую достопримечательность в деревне.

Они провели замечательные четыре дня, после которых Аи должна была вернуться обратно домой в родной город. Но расставание не было для них печальным событием. Наоборот, они были счастливы, что у них в жизни были эти четыре прекрасных дня любви, хоть оба и знали с самого начала, что ни к чему серьёзному всё это не приведёт.

Аи была вдохновением. Аи была счастьем. И Джирайя всегда вспоминал о ней с теплотой, говоря, что именно она стала его Музой для написания первой части «Рай флирта».

Осень

В тёмной комнате за большим деревянным столом сидели две женщины. Одна из них, что была гораздо старше, со стороны казалась непоколебимой. Она была женщиной старой закалки, которую с детства приучили всегда следовать правилам и не волноваться по любому из поводов. Её алые волосы были полностью распущены, хоть обычно она и собирала их в два тугих пучка по бокам. Осанка была настолько ровной, что любая королева могла бы ей только позавидовать. Она осторожно поднесла чашку чая к губам, придерживая донышко ладонью. В каждом её движении наблюдалась грация и изысканность, взращённые в ней с самых первых дней её жизни.

— Ты вообще понимаешь, о чём просишь меня? — наконец решилась произнести блондинка, сидящая с другой стороны стола.

Она выглядела испуганной. Крепко схватилась ладонью за губы, боясь ляпнуть что-то неправильное, дерзкое. Ведь то, о чём просила её бабушка — Мито Узумаки — казалось не просто бредом, а сумасшествием. Её глаза, что были и так достаточно крупными, сейчас казались ещё больше от испуга. Цунаде сжала брови к переносице и с непониманием смотрела на старушку, сидящую впереди.

— Да, — спокойно произнесла женщина, поставив чашку на стол. — Я бы хотела, чтобы ты была рядом.

— Когда ты умрёшь? — внезапно громко вскрикнула Цунаде, склонившись вперёд. — Я думала, что эту операцию будут проводить не сейчас, позже. Ты ведь... ты ведь, — её голос предательски дрожал.

Цунаде в ужасе смотрела на бабушку, не понимая, за что она поступает с ней таким образом. Почему просит о таких вещах?

— Ты одна из сильнейших ирьёнинов в деревне, Цунаде, — строго произнесла Мито, посмотрев на внучку исподлобья. — Ты должна помочь Кушине, когда в её тело переселят биджу.

— Но ты ведь знаешь, что я больше не занимаюсь всем этим!

Она вскинула руки вверх и заключила их в замок под грудью. Отгораживалась от бабушки. Не желала слышать и слова о перемещение девятихвостого в какую-то мелкую девчонку.

— Можешь не переживать, — Мито осторожно привстала со стула и медленно отошла к серванту с зеркалом. — В этой процедуре ни капли крови пролито не будет, если делать всё правильно.

Женщина открыла первый ящик, потянув его за металлическое кольцо, и достала маленькую книжку тёмно-зелёного цвета. Она аккуратно прикусила свой палец до крови, коснулась им поверхности обложки и тихо что-то прошептала. Страницы неярко блеснули.

— Это записи, в которых я подробно описала способ запечатывания Кьюби, — спокойно произнесла Мито, подойдя к внучке и положив раскрытую на верной странице книгу на стол.

Цунаде мельком глянула в записи и недовольно фыркнула.

— То есть, если бы ты умерла раньше, никто бы и не смог открыть эту книжку без тебя? — усмехнулась девушка, взяв записи в руки.

— Не паясничай, Цунаде, — строго ответила женщина, отойдя к окну. — Этот блокнот может открыть любой, в ком есть кровь Узумаки. Например, ты.

Девушка внимательно прочитала записи и тяжело вздохнула. Она осторожно закрыла книгу и положила её на стол.

— Кроме меня в деревне есть ещё много одарённых ирьёнинов, я не собираюсь присутствовать на празднике твоей смерти.

— Да, одарённых много, но таких людей как ты — нет, — Мито обернулась к Цунаде и присела на край подоконника.

— Ты предлагаешь мне непосильную ношу. Я не буду в этом участвовать, — грубо рявкнула Цунаде, подойдя к старому серванту и достав с верхней полки бутылку саке и чоко.

— Ты должна сделать это как минимум ради деревни, — серьёзно произнесла Мито, нахмурив брови.

— Да плевать я хотела на эту деревню, — Цунаде налила выпить и залпом осушила стакан. — Ты моя бабушка, в конце концов! Как я могу быть причастной к твоей смерти?!

— Я и так скоро умру, Цунаде. И сейчас лишь прошу твоей помощи, чтобы лис не вырвался наружу, когда я умру. Он может разрушить всё вокруг нас. Может убить невинных.

— Все мы и так умрём! Все вокруг умирают! Все, кого я люблю! — прокричала Цунаде, кинув чашку на пол со всей силы.

Мито тяжело вздохнула и покачала головой.

— Ты слаба и эгоистична, Цунаде, — тихо произнесла она, поставив руки по бокам.

— Слаба? — нервно произнесла девушка, запустив правую руку в волосы. — Слаба?! — прикрикнула она.

— Да, слаба, — спокойно ответила женщина, взяв из зазора меж шкафом и стеной веник, и начала непринуждённо подметать осколки с пола.

Цунаде нервно засмеялась, отвернувшись от бабушки. Она поставила руки на стол и оглянулась вперёд, в своё отражение. Светлые волосы были небрежно уложены в два неровных хвостика позади, под глазами были синяки от того, что девушка не первую ночь не может нормально спать, потому что каждый раз, когда она хоть на секунду прикрывает веки — перед ней тот час всплывают её покойные брат, дядя, дед, отец, мать и жених. Все мертвы. Никого не осталось. Она чувствовала себя одинокой, потерянной.

— Я всех потеряла кроме тебя, — честно призналась она. — И не хочу видеть и твою смерть! И не буду участвовать в этом глупом цирке, который ты и без меня планируешь уже больше года!

Девушка обернулась назад и, к своему удивлению, получила сразу же пощёчину от стоящей позади Мито Узумаки. Женщина выглядела серьёзной и озлобленной. Такой её Цунаде видела крайне редко. На удар девушка никак не отреагировала, словно ожидала, что так и закончится эта беседа.

— Ты не одна потеряла всех. Когда мне исполнилось восемнадцать, я ушла из родной деревни, так и не увидев...

— Ба, я знаю эту...

— Не перебивай меня, Цунаде, — строго произнесла Мито, медленно отойдя к стулу и сев за стол. — Так вот, меня выдали замуж за Хашираму, которого я к счастью, полюбила так, как никого другого. Но мне не удалось вернуться в деревню, потому что во время Первой Войны её разрушили, и я больше не увижу ни родного дома, ни родной деревни, ни родителей, погибших в то время вместе с многими моими соклановцами. Я никогда туда не вернусь.

Цунаде присела на стул рядом и тяжело вздохнула. Эта история была знакома ей с детства, потому что бабушка часто рассказывала ей про родные места и тому, как она хочет однажды посетить близких, посидеть у речки, покидать камни в воду. Но война уничтожила эти мечты раз и навсегда.

— Так у меня отняли мою Родину. И пускай я считаю Коноху своим домом, страна Водоворота была для меня большим, чем просто место моего рождения. Потом у меня умер муж, умер его брат, умер сын со своей женой. Я потеряла внука. И лишь одна внучка осталась вместе со мной в живых. И ответь мне, Цунаде, потеряв Отчизну и семью — неужели я поддалась тёмной стороне, которая в прямом смысле каждый день нашёптывает мне пуститься во все тяжкие, наплевать на мир вокруг? Во мне живёт эта злость — и имя ему Кьюби. Но я его не слушаю, стараясь заполнять этот сосуд ненависти любовью и преданностью к тем, кем дорожу.

Цунаде неровно вздохнула и сжала кулаки.

— Но я боюсь, — опечалено произнесла девушка, сжав губы. — Я боюсь потерять тебя.

Мито нежно улыбнулась и аккуратно коснулась щеки внучки. Зелёная чакра слегка ослепила Цунаде с правой стороны и девушка прищурила глаз.

— Ты думаешь, я не боюсь смерти? — усмехнулась женщина. — Ещё как боюсь, поэтому и хочу, чтобы в этот момент ты поддержала меня, Цунаде.

Глаза блондинки мигом наполнились слезами. Она громко сглотнула. Её губы задрожали от печали и боли, переполнявшим сердце. По щекам предательски покатились градом слёзы. Мито прижала внучку к себе и ласково погладила её по макушке.

— Бояться смерти — это нормально, Цунаде. Но ты должна помнить, что настоящий твой враг — это вовсе не смерть, — тихо произнесла женщина, в то время как Цунаде крепко обхватила бабушку, уткнувшись носом в её плечо.

— А что тогда? — пробормотала Цунаде, не отстраняясь от Мито.

— Ты сама узнаешь, когда придёт время, — нежно произнесла женщина, поцеловав внучку в голову. — Главное не сторонись любви, Цунаде. Ради меня.

Зима

В одиноком особняке Сенджу осталась лишь одна Цунаде. Последний и единственный потомок легендарного Первого Хокаге вела призрачный образ жизнь. Никуда не выходила, ни с кем не общалась. Она согласилась помочь бабушке с переселением девятихвостого демона лиса в тело беззащитной девчонки из клана Узумаки. И операция прошла без заминки, без проблем. Девушка помогла Кушине выжить, но в то же время она была бессильна перед лицом смерти бабушки. В тот день Мито сжала руку Цунаде и тихо прошептала, что всегда гордилась внучкой и будет любить её, несмотря ни на что.

И вот теперь Цунаде сидела одна в тёмной комнате, шторы в которой не пропускали яркий дневной свет внутрь. Она вновь налила себе в рюмку саке. Вновь утопила боль и грусть в алкоголе. Снова и снова, день ото дня. Цунаде казалось, что в её существовании нет никакого смысла. И слова Джирайи или малышки Шизуне не приводили её в чувство. Эти попытки помочь ей даже не раздражали Сенджу. Она не улыбалась. Уже и не плакала. Лишь топила боль в алкоголе. Вновь и вновь.

В какой-то момент Цунаде приняла решение сбежать из деревни. Сенджу казалось, что теперь её здесь ничто не держит. Никто не ждёт. Она одна. Тогда зачем оставаться в этом месте дальше, ведь буквально каждая плитка в этом доме, фотографии, картины — всё напоминало ей о покойной семье. И это в какой-то момент стало невыносимо.

Ноющая рана от утраты бабушки не переставала напоминать девушке о себе. Она опять напилась в хлам. Но метка на её лбу помогала Цунаде с отрезвлением. Надо было лишь сосредоточиться, и вот — она вновь чувствует себя физически немного лучше, но от душевной боли это её не спасало.

Цунаде встала с кресла и медленно пошла в спальню на втором этаже. На стене возле лестницы были развешаны фотографии. Дед, дядя Тобирама, бабушка, родители, брат — Цунаде привыкла не смотреть на их портреты. Она проходила мимо словно призрак, не замечая ничего вокруг. Добравшись до своей комнаты, Цунаде для начала подошла к окну и выглянула во двор.

За окном сыпал белый снег. Он медленно падал на землю и застывал, образовывая сугробы. Редко здесь бывала такая холодная погода. Девушка оглянулась вниз и увидела маленькую девочку с чёрным каре. Она внимательно смотрела на дом Цунаде. Ждала её появления в окне.

Шизуне умиляла Сенджу своей прямолинейностью и упёртостью. Девочка постоянно приходила к Цунаде, помогала ей после смерти Мито. Разговаривала, хоть блондинка и не отвечала на её слова. Это была сильная моральная поддержка. И Цунаде была благодарна ей, но в то же время старалась отстранить Шизуне от себя. Ведь скоро Сенджу уйдёт из деревни, и, если она сможет заранее оттолкнуть малышку от себя, то ей будет проще пережить расставание. Она забудет Цунаде и заживёт счастливо.

Но девочка прибегала к дому каждый вечер. Она чувствовала, что блондинка замышляет нечто нехорошее. Боялась, что в какой-то день придёт, а Цунаде не будет в доме. Или же пугалась, что та и вовсе решит, что единственный выход — это смерть.

Цунаде надменно посмотрела на малышку и резко задёрнула шторы. Она тяжело вздохнула, сжав пальцами переносицу и закрыв глаза. Было больно видеть эту девочку. Ведь этот уверенный взгляд — Цунаде видела его в Дане. И потому она отчасти и стала избегать малышку Шизуне, которой месяц назад стукнуло восемь лет.

— Такая же умная, — пробормотала Цунаде и прилегла на кровать, закутавшись в тёплое пуховое одеяло.

Девушка и не заметила, как заснула. Она буквально только-только задремала, как вдруг почувствовала чьё-то присутствие в комнате. Цунаде открыла глаза и от испуга резко взмахнула ногой в незнакомца, сидящего с краю кровати и смотрящего в окно на белую луну. Он ловко увернулся от удара, схватив рукой лодыжку девушки.

— Ну, хватит, это я, — тихо произнёс он, не отворачиваясь от окна.

— Джирайя? — с непониманием прикрикнула девушка. — Какого чёрта ты здесь делаешь?

— Сегодня четверг, я всегда навещаю тебя по четвергам, — тихо ответил он, отпустив её ногу.

Цунаде недовольно уставилась на парня, сидящего к ней спиной. Его белые волосы поблескивали при свете луны серебристым цветом. Девушка подвинулась к противоположному краю кровати.

— Я думала, что ещё понедельник, — уныло буркнула Цунаде, растрепав непослушные волосы, слегка сбитые в колтун. — Но вообще, какого чёрта ты делаешь в моей комнате? Это странно, вдруг я тут вообще голая сплю.

— А что я там не видел? — усмехнулся Джирайя, повернув лицо к девушке.

Цунаде и рада была бы дать ему пощёчину, накричать на него. Но сейчас она была не в настроении. Плюс ко всему он был таким счастливым, что ей не хотелось делать ему больно. Хоть кто-то из них двоих должен верить в светлое будущее. Пускай не она.

— Наглец, — произнесла она, отвернувшись от его довольного лица. — Разбил окно? Выбил дверь? Где мне поставить ещё один замок?

— Твоя бабушка перед смертью дала мне ключи от вашего дома, — Джирайя прокрутил на пальце набор ключей Мито и кинул их в сторону Цунаде. — Видимо, боялась за тебя.

Девушка осторожно подняла связку и провела пальцем по брелоку в виде сердечка, в который была вставлена их с дедом совместная фотография со свадьбы.

— Я думала, что потеряла их, — грустно произнесла Цунаде, сжав ключи сильнее.

Джирайя встал с кровати и подошёл к столику, на котором стоял графин с водой. Он аккуратно налил воды в два стакана и поднёс один из них Цунаде. Девушка перевела взгляд с ключей на парня. Он тоже выглядел опечаленным, ведь и его связывала некая история с бабушкой Мито. Она помогала ему во многом, поддерживала и уважала за то, что он в таком раннем возрасте научился искусству мудреца у жаб. Он чем-то напоминал ей Хашираму, наверное, поэтому она так доверяла мальчишке, что буквально по пятам бегал за внучкой. Мито знала, что, когда её не станет, именно Джирайя может помочь Цунаде справиться с душевными ранами. Потому что лишь он никогда не отворачивался от девушки и помогал ей несмотря ни на что.

— Спасибо, — грустно произнесла Цунаде, взяв из рук парня стакан воды.

Джирайя присел рядом, легонько ударил бокал девушки своим и залпом выпил всё до дна.

— Спасибо, но я не хочу пить, — усмехнулась девушка, отставив напиток на тумбочку возле кровати.

Джирайя пожал плечами и оглядел комнату девушки. Нежно-розовые стены, тёмно-коричневая мебель. На открытой полке шкафа лежал светло-бежевый плюшевый заяц.

— У тебя здесь будто детская, — усмехнулся он.

Цунаде улыбнулась, но как-то опечалено, грустно.

— Не было времени сделать здесь хоть какое-то подобие ремонта, так что ты действительно в комнате пятилетней девочки, — Цунаде усмехнулась.

Джирайя тяжело вздохнул, вспомнив, что за их плечами всё же не одна, а целых две войны. И пусть в первой они лично не участвовали, всё же их семьи коснулись этой трагедии. Столько боли, столько потерь.

— Знаешь, Джирайя, я хочу, чтобы ты кое-что знал, — тихо произнесла Цунаде, отстранившись от парня и посмотрев в его чёрные как смоль глаза. — Я тебя всегда буду любить, невзирая на расстояние. И буду переживать, как ты себя чувствуешь. Мне будет страшно, если с тобой вновь что-то случится и...

Но девушка не успела договорить предложение, потому что Джирайя нежно схватил её лицо за подбородок и поцеловал. Цунаде не стала сопротивляться. Она потянула свою руку к его лицу и нежно дотронулась до щеки. Цунаде была опечалена. Она знала, что это была их последняя встреча.

Джирайя осторожно отпрянул назад, не отпуская из рук шею Цунаде.

— Что происходит? — удивлённо произнёс он, оглядываясь по сторонам. — Ты...

— Я вколола тебе снотворное, — грустно произнесла девушка, придерживая Джирайю за плечи.

— П... почему? — тихо произнёс он, стараясь изо всех сил не терять сознание.

— Я буду бояться за тебя до тех пор, пока живу здесь. Если я разорву все контакты с деревней — мне будет нечего терять, — быстро пробормотала Цунаде, уложив падающего парня на кровать.

— Г... глупость, — это было последнее слово, которое Цунаде услышала от Джирайи в тот день.

Он закрыл глаза и крепко заснул. Цунаде вколола достаточное количество снотворного, чтобы тот точно не проснулся до самого утра. Девушка знала, что сегодня четверг, помнила, что он придёт. И была уверена, что именно в этот день и сбежит из деревни. В очередной зимний четверг.

Джирайя умиротворённо лежал на кровати. Цунаде аккуратно поправила чёлку с его лица и тяжело вздохнула, проведя рукой по его ресницам.

— Не думала, что увижу тебя в своей спальне, — иронично произнесла девушка, нервно засмеявшись.

Но Джирайя не слышал её, и это расстраивало Цунаде. С минуту девушка просто сидела рядом, держа в своих рукам мощную ладонь Саннина. Она ни о чём не думала. Не хотела менять своих планов. В её голове всё было определено. Просто Цунаде захотелось немного помолчать и запомнить этот момент. Ведь она думала, что больше никогда не увидит Джирайю. Спустя пару минут девушка отпустила его руку, нежно поцеловала парня в лоб, накрыла его одеялом и тихо произнесла на прощание:

— Прости.

С этими словами она быстро выбежала из комнаты, забрав с собой лишь сумку, спрятанную заранее под кроватью.

Весна

Весна — пора любви и счастья. Птицы красиво щебечут, беззаботно взлетая в небо с позеленевших ветвей, на которых только-только стали пробиваться маленькие листочки. Снег понемногу тает, высвобождая место для молодой травы, пробивающейся из земли. На улице присутствует нежный запах цветов, окутывающий каждый закоулок города теплотой и радостью.

Однако не каждый мог похвалиться замечательным настроением. И многих людей в какой-то степени раздражал этот окружающий весенний трепет. Орочимару закатил глаза, увидев очередную парочку, мило воркующую на скамейке. Он давно не выбирался куда-то за пределы своей лаборатории, и ему уже были чужды люди вокруг. Саннин привык жить в тёмном уединённом царстве, среди шкафов с книгами и колбами для экспериментов. И признаться честно, он не был рад тому, что его буквально заставили выбраться наружу. Лишь на одно письмо он решил ответить своим приходом — и это была просьба ни старика Хокаге, ни Данзо, ни кого-то другого.

Орочимару взял шпажку с данго в руки и аккуратно сорвал один шарик зубами. Джирайя, сидящий перед ним, выглядел иначе, чем раньше. Был меланхоличным и задумавшимся. Это не удивляло Орочимару, хоть он и не привык к тишине в обществе друга. В этом молчание было что-то неестественное, странное.

— Ты хотел меня видеть? — уныло произнёс Орочимару, отстранившись на спинку стула.

Джирайя молча смотрел в окно. О чём он думал в эту минуту? Что творилось у него на душе? Никто не знал. Даже Орочимару. Конечно, он мог догадаться, что затяжная меланхолия друга связана с уходом Цунаде из деревни, но Джирайя не рассказал ему, что произошло в тот день. А Орочимару чувствовал, что без разговора с ним девушка вряд ли просто сорвалась бы с места и сбежала.

— Я тебя не звал, — спокойно произнёс Джирайя, отпив немного чая.

— Ясно, — ответил Орочимару, вздохнув.

Им обоим стало очевидно, что эта встреча была подстроена стариком Третьим, который периодически захаживал к каждому из них и пытался привести в чувства. Только Хирузен не понимал, что спасать обоих не имеет смысла. И даже сведя обоих за чашкой чая, никакого результата он не добьётся. Им не нужны были разговоры друг с другом, лишь время могло им помочь.

— Как работа в Корне? — наконец произнёс Джирайя, обернувшись к другу.

— Неплохо, — тихо ответил Орочимару. — Как твои генины?

— Одарённые детишки, — так же спокойно сказал Мудрец, отпив ещё чая. — А ведь ты был прав, чай здесь действительно паршивый.

Они вместе усмехнулись, и тишина вновь заполнила пространство. И сегодня это молчание раздражало Орочимару.

— Данго тоже не ахти. И почему только мы постоянно встречаемся здесь? — пошутил он, покачав головой.

— Ты не помнишь? — спросил Джирайя, удивлённо взглянув на друга.

Тот слегка прищурился и осмотрелся.

— Мы пообещали, что всегда будем встречаться здесь, когда вырастем, — Джирайя усмехнулся. — Ты, я, Цунаде и...

— И тот парень из Учиха, погибший на войне, — договорил Орочимару, перебив друга.

— Его звали Акио, если ты забыл, — грубо произнёс Джирайя, что от злости выпил залпом весь чай до конца.

— Это не важно, — Орочимару пожал плечами. — В итоге остались с тобой мы одни. Учиха умер, а Цунаде предала деревню, что в...

Джирайя громко ударил ладонью по столу. Все посетители забегаловки резко обернулись на звук. Каждый человек вздрогнул, за исключением Орочимару, который даже и не моргнул. Его не удивляла столь буйная реакция друга на слова о предательстве Сенджу. Но ведь именно так всё и оказалось на самом деле. Мало того, что она сбежала, так ещё и взяла с собой девчонку Като, которая буквально по пятам за ней бегала последние несколько месяцев.

— Она не предатель, — сказал Джирайя, нервно сглотнув.

Мужчина осмотрелся на посетителей места и взмахнул рукой, как бы говоря, что всё нормально. Официант, вздрогнув ещё раз от жеста Саннина, нервно побежал к ближайшему столику и судорожно начал оформлять заказ.

— Она просто дура.

— Называй, как хочешь, — ответил Орочимару, отвернувшись. — Судя по всему, вы пересекались до её побега?

— Это тебя не касается, — произнёс Джирайя, облокотившись на стол. — Но я верну её обратно, увидишь.

Орочимару усмехнулся, что ещё больше вывело Джирайю из себя. Он сжал сильнее руки, стараясь потушить внутренний гнев. Не хотел срываться на друга. Ведь его слова никогда не имели для Орочимару какого-то весомого значения. Простой белый шум. И он знал это — потому и молчал.

— Тебе пора бы уже забыть Цунаде, Джирайя, — тихо произнёс Орочимару, поставив чашку на стол. — Надо уметь отпускать людей, которых уже не вернуть.

— Она жива, Орочимару, — злобно прошипел Джирайя, нахмурив брови. — Просто она запуталась сама в себе.

Орочимару апатично покачал головой из стороны в сторону и усмехнулся.

— Ты никогда не поймёшь нас, каким бы мудрецом тебя не прозвали, — после этих слов Орочимару встал со стула, положил деньги за свою еду и без лишних слов вышел из забегаловки.

Джирайя не стал его останавливать или догонять, лишь проводил взглядом до двери. В проходе Орочимару столкнулся с Сакумо, на руках которого сидел маленький мальчишка двух лет. Они часто захаживали в забегаловку по четвергам. Джирайя посчитал, что это, должно быть, их традиция.

— Ой, извини, Орочимару, — тихо произнёс Сакумо, отойдя от двери.

Саннин еле заметно кивнул и неторопливо вышел из забегаловки.

— Сакумо-сан здесь! — громкий голос официанта раздался аж с противоположной стороны помещения.

В руках у него была гора грязной посуды, которую он только что собрал со всех столов. Хатаке добродушно улыбнулся и, взяв пакет с едой от прибежавшего впопыхах повара, развернулся к выходу.

— Вкусно, — выкрикнул мальчишка на руках джоунина, учуяв запах жареной рыбы.

Хатаке что-то ответил сыну, поставив его на ноги. Мальчишка улыбнулся до ушей и крепко схватил ладонь отца. Сакумо оглянулся в сторону и увидел Джирайю, сидящего за столом и тоскливо крутящего шпажку данго в руках. Саннин, заметив знакомого с сыном, искренне улыбнулся и кивнул в знак приветствия. Сакумо поздоровался с ним в ответ.

«Хорошо, что у них всё в порядке», — подумал Джирайя, провожая взглядом знакомого к выходу.

История первая: Особенный

Холодно.

Тишина. Гробовая, мертвая.

Ему было хорошо в этой одиночной камере. Он сам решил жить в этом месте. Тёмном. Холодном. Уютном? Ему казалось, что да — уютном. Он сам навёл здесь порядок. Он здесь главный. Он хозяин.

В этом месте только я. Всё по моим правилам. По моим законам.

Стеклянные банки, наполненные не дай бог узнать чем, бутылки, колбы. Везде лежали книги: на старом столе, в ящиках, в кресле, даже на полу. Но во всем этом хаосе не было и пылинки. Он тщательно протирал каждую вещь, но никогда не клал её на место.

Жизнь — это хаос. Беспорядочность, непредсказуемость. Но грязь — это другое. Ей здесь не место.

Орочимару медленно крался по комнате, оглядываясь по сторонам. Словно змея: тихо и медленно. Он что-то выискивал в комнате. Подойдя к комоду рядом с жужжащим компьютером, на мониторе которого зелёным светом высвечивались данные о последнем эксперименте, Орочимару осторожно достал тускло-бежевую книжку. На её обложке еле-еле виднелись красные чернила, потускневшие с течением времени. Это были записи Второго Хокаге. Его список техник, попавших в разряд запретных. Орочимару довольно вытянул уголки губ вверх и сел на стул. Облизнув указательный и большой пальцы, он аккуратно перевернул страницы к содержанию. Задумчиво хмыкнул и медленно спустил подушечку пальца по списку, не касаясь ногтем о пергамент жёлтой бумаги.

Он уже давно понял, что ему интересны вещи, которые другим кажутся безумием. Запретные техники, рушащие законы всего, что человечество с ужасом пытается сохранить. Оживить мертвеца, убить кого-то не касаясь в долю секунды с дальнего расстояния, увеличить поток чакры в теле... достичь бессмертия.

Бессмертие манило Орочимару. Ещё с детства, когда умерли его родители. Когда он остался один.

Старик Хокаге думал, что Орочимару просто талантливый от природы. Но нет, всё дело было в особых условиях жизни, в которых вырос несчастный мальчишка. Он морил себя голодом. Не специально, неосознанно. Нет, он не желал своей смерти. Просто лишившись в три года единственных, кого он любил, он сам того не подозревая лишился всего живого в душе. Орочимару забывал о себе, как будто бы он и не существовал вовсе. И в конечном счёте, сам того не замечая, его организм стал вырабатывать чуть больше чакры, которая не давала мальчику умереть от безумия, в котором он топил себя каждые час, минуту, секунду.

Один. Всегда один он сидел в тёмной комнате и смотрел на дверь, ожидая, что мама войдёт. Или хотя бы постучится в дверь. Но в дверь заходили только надоедливые дети, с которыми Орочимару делил комнату в детском доме. Он отличался от них. Слишком мрачный, меланхоличный и немой, как рыба. И это лишь эмоциональная разница. Детей пугали его глаза: ядовито жёлтые, как у змеи. Именно поэтому он и отрастил волосы и чёлку — чтобы скрыться ото всех, чтобы лишний раз поставить блок между собой и остальными. А что до них? Они смеялись, они плакали, они пугались и радовались — они жили.

А Орочимару смотрел на дверь. Смотрел и ждал. Смотрел и думал.

Думал. Кто он? Зачем живёт? Какой смысл в его существовании? Ведь, никакого смысла нет.

Его нет! Мы сами наполняем своё существование тем, чем захотим. И человек — хрупкий, глупый, слабый — это не то, к чему стоит стремиться. Я буду другим. Я — особенный.

Так Орочимару стал стремиться к величию. Он много читал, много тренировался. И попал в Академию ниндзя аж в возрасте пяти лет. Он был особенным. Странным, тихим, загадочным и пугающим. Его вид отталкивал остальных.

Только Джирайя не побоялся дружить с ним. Только он посмел заговорить с ним в первый день, в то время как остальные невольно морщились, глядя на особенного ребёнка с болезненно белой кожей и ядовитыми глазами, виднеющимися из-за чёрных волос.

Впрочем, эта дружба была Орочимару по вкусу. Что-то новое, что-то странное. Что-то привлекло внимание Орочимару в непутёвом и шумном мальчишке. Его жизнь — она билась из него через край! И это в какой-то степени привлекало внимание замкнутого ребёнка, помешанного лишь на своих проблемах. Поначалу Орочимару менялся под влиянием Джирайи, становился лучше.

Впоследствии, уже после всех войн, после пережитых смертей, Орочимару признается себе, что на самом деле это не он был особенным и от того лучшим. Им всегда был Джирайя — глупый неумеха, проскочивший в ряды великих гениев своей страны.

А о чём думал Орочимару в то время? Что его заботило? Он тогда был ещё не полностью потерян для общества — вера всё же осталась в его душе. Ведь он смотрел на дверь, и он ждал. Но в юношестве приоритеты его изменились — и теперь он смотрел не на дверь, а на свои пальцы и мечтал. Да, он мечтал тогда. Он думал, что сможет стать счастлив с «ней». Его мысли о Соуле так сильно закипали в голове, что иногда в толпе ему будто мерещилась её тень, её голос и смех. Орочимару даже видел нить. Но это были проделки его расшатанной психики. Злосчастной верёвки не было.

Он отчаялся. Потерялся. Злился на судьбу. Ведь у таких бездарей, как Цунаде и Джирайя был шанс найти друг друга уже в шесть лет. Так чем же он хуже? Почему он одинок?

И самое глупое, что из-за своей мании он даже не желал замечать, что и без красной веревки нравился девочкам. Он искренне ненавидел всех своих поклонниц, которые за годы в Академии буквально собрались в клуб почитателей юного гения Скрытого Листа. Они восхваляли его таланты, которые на фоне непутёвых навыков Джирайи лишь сильнее выделяли Орочимару из толпы.

Однако нить появилась. За ней пришло лёгкое чувство спокойствия. Он был рад? Счастлив? Нет, ему было мало одного кольца — теперь ему была нужна «она». Орочимару с жадностью думал, как найти Соула, где увидеть. Но нить обрывалась у его ног, и Орочимару не знал, куда бежать за невидимой связью.

Пришла война. На душе его Соула было неспокойно. «Она» боялась и вместе с тем злилась. И эта смесь чувств привлекала Орочимару, манила. Но он понимал — на войне им не встретиться. Здесь он должен сначала спасти своих, а потом уже думать о себе. Ведь его не просто так поставили на пост главнокомандующего одного из подразделений.

Он был лидером. Он был сильным воином. Героем, который пронзил сердце невинной девушки из другой страны. Она умерла сразу. Орочимару даже не услышал её голос, не узнал, как её зовут. И тогда он впервые понял: война — это бессмысленная игра верхушек общества. То, что рушит жизни простых рядовых, отдавших жизни невесть за что. Ведь правда тогда была за спинами у всех стран. Но никто из них так и не смог собраться в одной комнате и всё обсудить, чтобы избежать глупого кровопролития. Многим странам война была на руку, несмотря на ужасы, происходящие на поле боя.

Глупые смерти, как эта. Вот, что происходило на войне. Орочимару не стал трогать её. Даже не положил её тело к дереву. А просто ушёл. Неторопливо, медленно. На поле боя он увидел почти мёртвого Джирайю. Тот бредил. Из его тела сочилась кровь. Даже такой могучий ниндзя, как он, на самом деле был хрупким.

Смертным.

Такое определение Орочимару впервые вывел именно на той войне. После смерти Дана, после вновь увиденных слёз Цунаде. Ему стало страшно. Ему не хотелось умирать, ведь столько всего он ещё не сделал, столько боялся упустить. Орочимару считал себя особенным, но на деле был просто трус, который после смерти Соула потерял интерес к остальным настолько, что предложил Цунаде бросить Джирайю умирать в пещере. Ведь главное спастись самим. Какая разница на остальных? Они всё равно...

... смертные.

Он блуждал по мирной Конохе словно тень кровавой войны. Ни с кем не говорил, ни чем не занимался. Его, как и Цунаде с Джирайей, все вокруг возвели в особый ранг — «Саннин». Мудрый, сильный воин — вот кем его считали в Деревне. И потому с тройки победителей войны никто ничего не требовал. Им даже подавали бесплатно еду в забегаловках и ресторанах. Почёт. Честь.

Какой ценой?

Ценой смерти, которую ему надо было преодолеть.

Я не могу умереть. Я не хочу умирать. Для меня важна лишь моя жизнь.

Он сидел в холодной комнате, набитой холодными вещами, и холодными глазами вдумчиво читал одну строчку за другой. Он был один. Ему так легче. Только так он и привык существовать с тех самых дней, когда он смотрел на дверь и ждал.

Но он устал ждать. Он перестал ждать. Теперь ему совсем плевать на мировые проблемы, на условия жизни в Конохе, на детей, на взрослых, на людей.

Он был один, когда узнал о начале Третьей Войны. Ему было всё равно.

* * *

История вторая: Потерянная во времени

Я бы и не заметила, сколько времени прошло с того дня, как покинула дом. Дни сливались бы в месяца, а те, в свою очередь, в года. Мне сложно видеть жизнь — ведь сама я застыла в одной точке, из которой не видно ничего, кроме сплошной пустоты.

Цунаде лениво приподняла чашку и взглянула в своё отражение на поверхности чая. Она абсолютно не постарела. Наоборот, стала выглядеть моложе. Подтянутое лицо, на котором не было ни единой морщинки, ровный бледный тон кожи, румяные щёки и пухлые, аккуратные губы. Лишь печаль в глазах могла выдать её настоящий возраст. Печаль и грусть. Сенджу аккуратно поднесла чай к губам и сделала два маленьких глотка. Вкус был терпким, горьким — как она и любила.

Цунаде меланхолично вздохнула и медленно поставила чашку на стол. Она сделала это предельно тихо и аккуратно, чтобы не создавать лишних звуков, мешающих её ученице читать очередную книгу по медицине.

Не будь рядом со мной Шизуне всё это время, я бы, наверное, и не заметила бы, как много времени пролетело с того дня, как я стала нукенином.

Светло-жёлтые волосы Цунаде ярко поблескивали под лучами солнца. Она оперла подбородок на ладонь и грустно усмехнулась, глядя на повзрослевшую девушку двенадцати трёх лет. Чёрные волосы, чёрные глаза — чем могла быть похожа Шизуне на своего дядю Дана? Ничем. Но Цунаде, знающая каждую черточку его лица, могла с уверенностью сказать: «Малявка чертовски похожа на Дана. Всем!» И дело было не только в повадках и манерах общения. Шизуне внешне сильно походила на погибшего дядю: те же губы, уши, руки, пальцы. Однако её черные, бездонные глаза отвлекали на себя внимание. Привлекали взгляд любого, кто её заметит в толпе. И ещё нос. Он был другим: маленьким и аккуратным, чуть вздёрнутым.

Девушка резко подняла глаза на сенсея, не отпуская из рук книгу.

— Вас что-то тревожит, Цунаде-сама? — быстро спросила Шизуне, поймав пристальный взгляд Цунаде.

— Да нет, всё хорошо, — солгала Сенджу, опустив руку на стол и посмотрев на еле заметное алое кольцо на безымянном пальце.

— Вы опять пьёте саке? — недовольно спросила Като, быстро перехватив графин с чаем.

Цунаде взмахнула правой рукой и, не отпуская чашку чая, отошла к окну.

— Иногда чай — это просто чай, Шизуне, — меланхолично изрекла Сенджу, пристально всматриваясь в окно.

Девочка понюхала содержимое в графине и медленно отставила его обратно.

— Я не буду извиняться, — дерзко произнесла она, вновь уткнувшись в учебник.

— И не надо.

Как быстро она выросла.

Цунаде присела на подоконник и присмотрелась к улочке: песчаные дороги, обрамлённые низкими кустарниками, велосипедисты, проезжавшие раз в три минуты, дети, бегающие по поляне. Они смеялись, радовались. Жили.

Как давно я перестала по настоящему жить?

Этот вопрос часто вертелся в голове Сенджу. Ещё с тех дней, как она решилась покинуть Коноху. Ей казалось, что отстранившись от своего родного дома она, наконец, почувствует себя хоть немного лучше, свободнее. Но вместо этого на её душе нависла пустота.

И пустота её не смущала. Она ей нравилась.

Нравилось, что ей некуда спешить по утрам.

Нравилось, что незнакомцы не смотрят искоса на неё, пока та гуляет по улочкам деревни.

Нравилось, что может проигрывать деньги семьи, не кичась о последствиях.

Нравилось, что ей не дают бесплатную еду — то ли из жалости, то ли из надуманного почёта.

Нравилось, что может налить немного саке в чай, даже зная, что это чёртов моветон.

Нравилось, что ей на всё и всех всё равно.

Почти на всех.

Цунаде перевела взгляд на Шизуне. Като внимательно читала книгу, прикусив кончик карандаша зубами. Она была прилежной ученицей. И была верным другом и помощником Сенджу.

Может, если бы тем холодным зимним вечером она бы не увязалась за Цунаде, Сенджу бы скорее всего закончила совсем плохо: либо проиграла бы наследство семьи в первый же месяц, либо напилась бы до полусмерти в какой забегаловки на окраине опасных городов Страны Огня. А так у грустной неудачницы оказалась вполне сносная нянька... которая была младше Цунаде на двадцать три года.

Если бы не она, я бы пропала.

Цунаде медленно перевела взгляд в окно и сделала маленький глоток чая. Саке, которое она всё же умудрилась подлить в чашку, приятно согревало её. Она тихо усмехнулась своей шалости. Да, даже в таком, отнюдь, не юном возрасте, Цунаде не переставала быть чуточку ребёнком.

На небе она увидела чёрного ястреба, который быстро нёсся куда-то вдаль. Рука Сенджу слегка дрогнула, когда она увидела в острых когтях птицы алый свиток. Она знала, что это означало. И в мимолётном ужасе выронила чашку из ладони.

Чашка разбилась на мелкие осколки, заполнив всё пространство вокруг Цунаде. Она перевела взгляд на пол, а затем на Като. Та удивлённо оглянулась на сенсея.

— Стойте на месте, Цунаде-сама, — спокойно произнесла она, вскочила к раковине, взяла тряпку и быстро начала собирать осколки с пола. — Вы всё же налили себе саке? — недовольно пробубнила девочка, принюхавшись и не глядя на Сенджу.

— Да, — неуверенно произнесла Цунаде, проводив взглядом птицу за горизонт.

— Вы же знаете, что вам нельзя пить, — настойчиво ответила Шизуне, протирая пол.

— Да, — повторила Сенджу ещё тише.

Като удивлённо посмотрела на учителя и выгнула правую бровь.

— Что с вами, Цунаде-сама?

Женщина нервно усмехнулась.

— Ничего, Шизуне, — она продолжала смеяться. — Я опять напилась?

Като поверила наигранному поведению сенсея и, недовольно покачав головой из стороны в сторону, продолжила убирать с пола чай. Сенджу присела на подоконник и посмотрела на детей, бегающих во дворе. Живых, радостных, весёлых.

Цунаде была не одна, когда узнал о начале Третьей Войны. И она убеждала себя, что это её не касается. Что она не подпустит и на милю Шизуне к Конохе, не даст ей увидеть то, что сама Цунаде прочувствовала на кровавом поле боя.

Это всё не важно.

Думала она, глядя на красную нить, испаряющуюся в песке под её окном.

Та жизнь в прошлом.

* * *

История третья: Мечта наследника

Время течёт слишком быстро. Когда я успел стать таким взрослым?

Подумал Джирайя, глядя на свои слегка загорелые руки, покрытые мелкими морщинками. Он медленно шёл по мало оживлённой улице Конохи. Люди прятались в домах, боялись выйти наружу. Дети сидели в академии или школах, а их родители в панике ждали часа, когда им надо будет сорваться с работы и отвести своих детей домой. Всё стало сложным с того момента, как в их деревню вновь ворвалась война. Мир, некогда процветающий в каждом закоулке страны, вновь был задушен на корню Третьей Мировой. Страшно и пугающе ужасно.

Но Джирайя жил последние года словно в астрале. Сначала умерла бабуля Мито, затем сбежала Цунаде. Орочимару от него отвернулся, а старик Хокаге был так занят работой, что не мог выкроить и минуты, чтобы встретиться с учеником. И то было понятно, он пытался предотвратить конфликт, но письмо, которое так важно было передать в страну Песка, было доставлено не вовремя из-за ошибки группы джоунинов. Из-за слишком доброго сердца Хатаке Сакумо, который вместо миссии предпочёл спасти товарищей.

И вот — война. Все кричали на Сакумо. И единственный выход, по мнению Белого Клыка, из сложившейся ситуации — смерть. Один удар лезвия, и вот он замертво упал на пол. А сын остался один на попечении деревни. Узнав новости о кончине старого друга, Джирайя словно и сам умер внутри. В этот момент и в нём что-то щёлкнуло. Он лишний раз доказал себе, что он неудачник, не способный спасти друзей.

Я — слабак, который только и знает, что подглядывать за голыми девицами да бить таких же слабаков на поле боя. Все они пешки в этой вонючей войне, где исход один — все умрут. Никто не выживет. Никто.

Джирайя протяжно вздохнул и, небрежно упав на ближайшую скамейку, взглянул на белые облака в небе. Они мирно плыли куда-то вдаль. Наверное, как подумал мужчина, туда — где хорошо. Где нет войны, где люди могут не бояться за своих родных и близких. Там всё иначе, не так как здесь. Там все живы и счастливы.

Утопия — как саркастично сказал бы Орочимару.

И эти слова лишь бы раззадорили пыл Джирайи. Но не сегодня. Он чувствовал себя ненужным. Пустым. Он даже не злился. Что уж говорить о радости? Всё вокруг было монохромно-серым. И он уже свыкся с этим безумным спокойствием, которое так и било его по вискам каждый день, час, минуту.

Ещё вчера он бегал в школе, играл с Сакумо в прятки, кричал ему глупые шутки про его «старческий» цвет волос. А сегодня утром он был на похоронах этого седого «мальчика». Джирайя был одним из немногих, кто пришёл. Стоял возле могилы и смотрел, как некогда великого ниндзя без каких-либо слов просто опускают в яму. А тем временем его сын стоял в первых рядах и просто смотрел на гроб. Не плакал, просто смотрел. Он был потерян. Теперь Какаши совсем один — нет ни отца, ни матери. Никого.

Война забирает всех, оставляя детей одних.

Джирайя поморщился и прикрыл глаза. В голове было слишком много мыслей. И все они были печальны. Поэтому он старался меньше думать. Меньше чувствовать. По крайней мере, он стал понимать, почему Цунаде ушла из деревни. Она просто не выдержала всего этого.

Рядом с Джирайей присел высокий парень семнадцати лет. Он тяжело вздохнул, глядя в небо. Никто из них не решался заговорить первым. Джирайя сидел, закрыв глаза рукой, не глядя на ученика, которого видел последний раз год назад.

— Больше не носите эти гэта?

Минато Намикадзе решил прервать затянувшееся молчание неловкой шуткой. Джирайя улыбнулся краешками губ и, убрав руку с лица, перевёл взгляд на ученика.

— Как видишь, мне, как и тебе, приходится теперь носить только форму, — лениво произнёс он, выпрямившись и подвинувшись ближе к спинке скамьи.

Минато ничего не ответил на слова сенсея. Лишь улыбнулся своей фирменной улыбкой. Однако через несколько минут он тяжело вздохнул, улыбка спала с его лица, а глаза наполнились грустью.

— Я слышал, Сакумо-сан мёртв?

Джирайя кивнул, не желая произносить и слова на этот вопрос. Минато отвёл взгляд в сторону, поморщив нос то ли от грусти, то ли от злости. Он был на миссии два месяца и только сегодня переступил порог Конохи. Он не был хорошо знаком с Хатаке Сакумо, но был учителем его сына — Какаши.

— Что же теперь будет с Какаши? — спросил Джирайя, сложив руки у груди.

Минато удивлённо оглянулся на учителя.

— Ты ведь об этом думаешь?

— Да, — угрюмо произнёс Намикадзе, уперев локти в колени. — Я и так за него переживал.

— Почему? — спокойно спросил Джирайя, оглянувшись на ученика.

— Он, как бы вам сказать, — Минато неловко замялся и запустил руку в волосы. — Он бывает слишком замкнут и высокомерен. Не доверяет своей команде, лезет в бой без предупреждения. Боюсь, что теперь с ним возникнет ещё больше проблем.

В воздухе повисла мрачная тишина. Оба они сидели и смотрели куда-то вдаль, сквозь мимо изредка проходящих людей, сквозь дома, деревья. Эта война обещала быть жестокой, ведь даже сейчас, спустя несколько месяцев кровавых боен, всем стал очевиден один страшный факт — деревня не успела отойти от Второй Войны Шиноби. Людей, которые могли бы сражаться, не хватало. А это значило, что, возможно, на поле боя будут отправлять и совсем юных ниндзя. Ведь не зря Учиха Обито стал генином, хоть и провалил теоретический тест.

Дети идут умирать наравне со взрослыми.

Так не должно быть.

Джирайя сжал кулаки со злости и нахмурился. Его жизнь была полна ужаса, и он никому бы не пожелал столкнуться с тем, через что ему приходилось идти все эти годы. Да, возможно, его родители живы, и он не может понять, что такое потерять самых главных людей в жизни.

Но зато он был единственным из тройки Саннинов, кто умел по-настоящему любить. Кто знал цену дружбы. Он был преданным и справедливым. Честным со всеми и даже с самим собой. И поэтому ему и было сложнее всех. Ему было больнее.

— Знаете, Джирайя-сенсей, у меня есть мечта.

Джирайя внимательно посмотрел на ученика, который глядел куда-то вдаль, в небо. Парень улыбался. Джирайя заметил, что выражение лица Намикадзе всё же поменялось. В нём что-то изменилось. Он стал увереннее говорить. Вокруг его глаз появились первые мелкие морщинки: то ли от недосыпа, то ли от недавнего пребывания под палящим солнцем. Его волосы казались более сухими и ломкими, но по-прежнему были такими же ярко-жёлтыми. Джирайя любил этот цвет — это был, по его мнению, цвет счастья, мира. Мира.

Минато улыбался. Искренне.

— Маленький домик, не большой. Деревянный. Из окошка виден тёплый свет. Там горит, может, свечка. Жена машет мне рукой. И ребятишки выбегают встречать меня. Двое или трое. Первый был бы сын. И все мы живём в мире. В гармонии. Вот оно счастье.

Джирайя невольно и сам улыбнулся, представив себе такую картину.

— Думаю, что всё так и будет, — одобрительно произнёс он ученику, похлопав того по плечу.

Намикадзе посмотрел на сенсея и усмехнулся.

— А ещё я хотел бы, чтобы вы стали крестником моим детям.

Джирайя слегка опешил, услышав такое предложение.

— Крестником? — удивлённо переспросил он, глядя на усмехнувшегося Минато.

— Почему вы так удивляетесь, Джирайя-сенсей? Надёжнее вас я никого не знаю.

— Но, — Джирайя хотел возразить, однако не стал, глядя в радостные глаза ученика. — Я буду очень рад.

— Это хорошо, — произнёс Минато, прислонившись к спинке скамьи и сложив пальцы в замок на затылке.

— Да, — улыбнулся Джирайя, вновь переведя взгляд в небо. — Только ты не боишься, что я их плохому научу?

Они рассмеялись. Впервые за долгое время.

Облака всё плыли куда-то вдаль. Неторопливо, медленно. А Джирайя тот вечер проговорил с Минато. Они говорили о жизни, о детстве. Минато похвастался тем, что встречается с самой Узумаки Кушиной. Он поделился тайной, как спас её от вражеских ниндзя, преследуя их по красным волосам и алой верёвочке, которая соизволила показаться им двоим как раз в тот день. Джирайя в свою очередь рассказал, как в юношестве поймал в реке Конохи огромную рыбу, как впервые встретил Орочимару, как бегал к Мито-саме за советами по завоеванию сердца её внучки. Он вспомнил свою первую выпитую рюмку саке, свою первую партию покера с друзьями. Он рассказывал обо всём лучшем, что происходило в его жизни. И с каждым воспоминанием ему становилось чуть-чуть легче на душе. Ведь ради таких моментов и стоит жить.

А облака плыли.

Надеюсь, Цунаде сейчас в безопасности. И, может, она тоже сейчас смотрит на эти облака и вспоминает о том, как хорошо было быть детьми: как мы бегали по полю, как играли в прятки, как валялись на траве, втроём, и смотрели на звёзды. Как давно это было. А облака всё плывут куда-то вдаль. Туда, где нет места войне. Где всё хорошо.

Женщина, которая станет Хокаге

Солнечные лучи: тёплые, приятные. Они мягко касались его лица, и он был этому чертовски рад. Подобно мартовскому уличному коту, он вальяжно нежился на солнце, заняв львиную половину скамьи у небольшой песчаной дороги. Джирайя давно так не улыбался. Он уже и не помнил почему. Просто сейчас, в эту самую минуту, ему было так хорошо! Так уютно! Как же давно он не был счастлив. Как же давно он не позволял себе отдохнуть, расслабиться. Впервые за долгое время он присел на скамейку в деревушке близ Конохи, закрыл глаза и просто забылся на мгновение. Нет ничего кроме него и этого уличного тепла. Всё прекрасно, всё хорошо. Тишина.

Но внезапно он почувствовал нечто странное. Сердце забилось чаще, и неизвестно почему, но его охватила лёгкая паника. Это были не его чувства — чужие, почти забытые, но неожиданно такие яркие. Было странно ощущать их, ведь со временем дальнее расстояние так чётко размыло то общее, что связывало Джирайю с ней. Он приподнялся со скамьи и краем глаза увидел с другой стороны дороги её — Цунаде. Такую же молодую, как и в день её побега. А, может, и моложе. Её волосы были распущены, они легонько развевались на ветру. Она была невероятно красивой.

Какой же она красивой была в этот момент! Джирайя чувствовал себя уже слишком взрослым, чтобы удивляться её внезапному появлению. Да, безусловно, это была неожиданная встреча, но он не вскочил со скамьи, как сделал бы десять лет назад. Он не остолбенел и не ломал голову о том, что стоит или не стоит делать. Раньше у него возникло бы море вопросов: крикнуть? побежать к ней сломя голову? крепко обнять её? или позволить ей самой сделать первый шаг, чтобы не спугнуть?

Но сейчас он просто смотрел на неё с любопытством и думал не о том, что сделать самому, а какова будет её реакция. Впрочем, Цунаде не двигалась с места. Просто стояла на дороге и смотрела на него своими светло-карими глазами. Его любимыми глазами, которые он не видел так давно.

Они просто играли в гляделки, не торопясь сделать первый шаг. Не решаясь заговорить. Застыли, словно время вокруг остановилось, а сердце замерло.

Но всё же он первым нарушил их уютную тишину. Он аккуратно встал со скамьи, не сводя с неё взгляда. Она же просто стояла и внимательно смотрела на него, ждала. Он пошёл в её сторону, забыв про недописанную книгу на скамье. Джирайя чувствовал по красной нити, связывающей их жизни, как бьётся её сердце. Так отчётливо и ясно, что ему было даже неловко. Он ощущал, как она боится и в то же время как рада ему. Он шёл уверенно и, подойдя к ней, крепко схватил Сенджу в объятия. Она поддалась. Она никуда не убегала и осторожно, словно боясь, обняла его в ответ. Джирайя склонил голову и зарыл нос в её светлых волосах. Этот сладковатый запах любимой женщины сводил его с ума. Как он был счастлив в этот момент. Но в то же время как ему было больно, вспоминая всё то, что произошло с ними в прошлом.

А что произошло? Смерти, войны... война.

Мерзкий холодок резко пробил его до дрожи, словно металлические иголки, впивающиеся в тело. Он в ужасе вздрогнул и проснулся на земле под деревом в окружении молодых подчинённых.

— Всё тот же кошмар, Джирайя-сама? — угрюмо спросил у него Сарутоби Ичиро, сын Третьего, затачивающий лезвие ножа.

— Да, — ответил Джирайя, закрыв глаза ладонью.

Он оказался снова на войне. И никакого солнца не было. Одна тьма, в которой лишь луна мрачно освещала опустошённым воинам путь в никуда. И он сидел и смотрел в пустоту перед собой. Смотрел, как молодые борются за права своей страны, за будущее, за счастье, которое должно — обязательно должно — наступить. А он, старик, стоял у дерева и думал, что всё это зациклилось. И он пытался понять, как это всё остановить. Но на ум ему не приходил ни один ответ. Лишь больше вопросов.

Он пытался не думать о плохом. Пытался не страдать из-за пережитых ужасов. И ему это уже удавалось. Когда на душе его воцарялся ужас, Джирайя вспоминал слова своего покойного отца: «Светлые отрывки из твоего прошлого всегда помогут в трудную минуту, главное их не потерять». И он не терял. Джирайя помнил, как в детстве мама учила кидать его кунаи. Помнил, как отец однажды купил ему фруктовый лёд по пути из Академии. Он часто вспоминал об их вечерах на крыше с Орочимару. И он никогда не забывал, как Цунаде сказала, что всегда будет любить его. Пускай она вколола ему в тот день снотворное и сбежала, для него этот момент всё равно будет до конца дней одним из самых светлых, точно так же, как и самый мрачный.

И он вспоминал всё то тепло, которое он получал за всю свою не слишком длинную, но и немалую жизнь. Только вперёд. Никогда назад.

Ведь только там, в будущем, он наконец достигнет того счастья, к которому он стремится. Он перестанет вечно куда-то бежать, перестанет видеть этот кровавый ужас вокруг. Там он будет опять счастлив с друзьями, будет есть мороженое на крыше с Орочимару, станет крестным детям Минато, напишет свои мемуары. И, быть может, догонит Цунаде.

А пока он сидит здесь: в грязи и в крови. В темноте. Одинокий, но неунывающий. Не теряющий надежду и мечту.

Это был не первый его сон, где он видел её.

Старик, чьё время уйти и не возвращаться

Прошло несколько лет с того дня. Война закончилась не так давно, и раны на душе каждого в стране так и не успели затянуться. Джирайя стоял в кабинете Хокаге у окна. В его руках уже успел остыть чай, радушно предложенный секретарём Третьего. На улице лил дождь. Он сильно чеканил по стеклу. Звук неприятный, противный. Наступила осень: серая и мрачная. Солнечные летние дни, окрашенные кровавыми следами беспощадной войны, сменились кромешной тьмой. Джирайя заметил, как по дороге шёл невысокий мальчишка. Он промок до нитки с ног до головы. Капли дождя ручьём стекали с его серебристых волос, которые обычно торчали вверх, словно не слушаясь гравитации. Он шёл медленно, ссутулившись. Потерянный и грустный. За ним в нескольких шагах следовала девочка: такая же опустошённая, как и он. Эти дети больше походили на призраков, бессмысленно скитающихся по дорогам деревни. И им ещё не было пятнадцати лет.

— Хатаке Какаши, — Джирайя еле заметно прошептал имя мальчика.

Он знал, чего тот лишился на войне — друга. Минато рассказал ему о случившемся. Благо их команда успела подорвать тот мост: ведь именно после этого события война, наконец, застопорилась, а дальше и вовсе прекратилась.

Эти дети были неназванными героями. Они могли бы гордиться своим успехом. Но что стояло за лаврами победителей? Смерти родных, друзей, знакомых. Жестокий мир заставил детей пройти сквозь нечто, что даже взрослым не под силу пережить. Цунаде сломалась и сбежала. Орочимару закрылся в уединённой каморке-лаборатории. Джирайя якобы жил, хотя на деле он уже давно просто существовал, стараясь хоть как-то прийти в себя после ужаса Третьей войны. Он ходил в непристойные бары, чтобы забыться. Убегал на миссии, в надежде найти своё потерянное прошлое. Он совсем раскис, когда ему пришло письмо о смерти детишек из Страны Дождя. Он думал, что тихий мальчик — Нагато — и есть его ученик из пророчества. Но, видимо, он ошибался. А ещё у него погиб отец, которого ни за что убили какие-то преступники в его собственном баре.

Да, всё шло не так уж и мирно. Потерянные люди, искалеченные дети, израненные души — мрак и ни малейшего просвета. Отношения со странами были всё так же натянуты, хоть и были подписаны некие договорённости Господами Каге. Шаг влево, шаг вправо — Четвёртая Война. Все это понимали, оттого и не исчезал в стране этот нерв. Он бегал в домах, скакал на могилах погибших, напоминал: «Вы в ловушке! Ничего не кончилось!»

— Что думаешь? — спросил Сарутоби, закурив трубку.

— Вы правда думаете, что я соглашусь? — слегка удивлённо ответил Джирайя вопросом на вопрос, не сводя взгляда с исчезающих детей за стеной дождя.

— Я надеюсь, — хмыкнул Хокаге, оглянувшись на повзрослевшего ученика.

«Всё же, как много времени прошло с того дня, как они выпустились из Академии», — подумал Хирузен, вспомнив маленьких детишек, пытающихся отнять у него колокольчик.

— Я стар, — добавил Сарутоби своим прокуренным голосом. — Мне пора найти достойную замену. Думаю, ты это понимаешь.

Джирайя усмехнулся и отставил чашку на подоконник.

— Почему не Орочимару? — полюбопытствовал он.

Хирузен тяжко вздохнул. Большой клубок сигаретного дыма моментально взмыл к потолку и пополнил остальной табачный туман, нависший облаком в кабинете старика с того дня, как он впервые закурил здесь. А закурил он, кстати, не сразу. Первая его затяжка, которую-то и затяжкой назвать нельзя, пришлась на его юность, когда ему отказала понравившаяся девочка. Она сказала, что Хирузен выглядит слишком маленьким. «Как ребёнок», — эти слова засели в голове Сарутоби. И тогда он впервые и попробовал закурить. Взял в пример своего вечно дымящего, как паровоз, отца. Детский и глупый поступок, которым он хотел проявить свою взрослость и мужественность. Он незаметно украл из кармана отцовской куртки пачку сигарет и убежал в лес.

Было противно. Неприятно. Сухой налёт табака остался камнем в лёгких юного мальчишки, и он поклялся — никогда, никогда больше он не закурит! Но такие обещания часто срываются, и вот он закурил во время Третьей Войны Шиноби. Он ненавидел курить, каждый вдох был мучением. Но бо́льшими страданиями были документы, которые он подписывал в этот период. Он собственноручно отправлял невинных детей на войну. Сидел в кабинете и читал хроники о том, как где-то там, на фронте, погиб очередной генин — как пушечное мясо. А он сидел на месте и не мог вырваться из этих четырёх стен. Он знал, что его место, как Хокаге, находится именно здесь. Что он руководит, что он решает — но не бьётся плечо к плечу, как было раньше.

Вкус табака забивал горечь и разочарование, пустившие корни в сердце старика Хирузена. Он был не так уж и стар, но дух его, повидавший разные ужасы на пути, уже стал ослабевать. Именно поэтому он решил покинуть свой пост лидера Деревни.

— У меня ощущение, что Орочимару не сможет стать хорошим Хокаге, — честно ответил Сарутоби, не сводя взгляда с ученика.

Джирайя выгнул бровь в удивлении и сморщил нос. Он не понимал, что имел в виду учитель.

— Орочимару прошёл две войны. Он гениальный ниндзя, чьё имя выгравировано на досках почёта. Его ставят в пример детям в Академии. Он живёт и работает на Коноху всю жизнь. Я его даже толком не видел последние два года, настолько сильно он старается. И вы считаете, что он не сможет стать Хокаге?

Хирузен казался задумчивым. В его взгляде читалось что-то, что Джирайя не мог понять. Ему казалось, будто учитель недоговаривает нечто важное. У того был секрет, о котором Джирайя ничего не знал. Тогда он лишь предполагал, что у Третьего есть другие кандидаты помимо него: например, Учиха Фугаку, который также имел много опыта и сил для того, чтобы стать Хокаге.

— Титул он получить может, но вот станет ли он хорошим Хокаге? Как думаешь, Джирайя?

— Сможет.

Ответил он быстро, отвернувшись от учителя. Он правда верил в Орочимару. Пускай тот был иногда чрезмерно жесток, пускай с некоторыми методами ведения боя Джирайя был не согласен, но он верил в друга. Они многое прошли, многое потеряли. И с течением времени в голове Джирайи образовалась лишь одна цель — никакой войны. Нельзя! Нельзя оставлять детей без родителей, а жён без мужей. Нельзя вести за собой войско генинов, которые толком то и не научились правильно использовать чакру. Нельзя рушить жизни гражданских, которые волею судьбы оказались в местах проведения военных атак. Всё это ведёт лишь к ненависти — а ненависть ведёт к смерти и разрушению.

Джирайе казалось, что Орочимару разделяет его мысли. Он единственный глупо верил в чистоту и непорочность своего старого сокомандника. И пусть они не говорили друг с другом несколько лет — Джирайя всё равно верил только в лучшее.

Сарутоби же был трезв по отношению к своему любимому ученику. Он видел в нём ту ненависть, которую Джирайя игнорировал. И, возможно, Хирузену хотелось, чтобы его интуиция ошибалась. Он желал верить Орочимару, но слухи, которыми обросли стены Корня, пугали Сарутоби. При этом — ни на шутку.

— Что ж, значит, ты отказываешься от титула Хокаге? — не удивлённо произнёс Хирузен.

— Вы и так знаете мой ответ.

Джирайя поставил чашку с недопитым чаем на подоконник и направился к двери. Хирузен внимательно смотрел вслед уходящему ученику. Он и правда знал, что Джирайя не захочет быть Хокаге. Хотя в его власти и была возможность назначить его на пост, несмотря на предпочтения бывшего ученика, но Сарутоби не стал настаивать, потому что был слишком добр к Джирайе. Ведь тот с самого детства не стремился к высоким титулам и постам, как многие другие. Сарутоби любил Джирайю за его непосредственность, за его ребячество. За то, что даже в таком возрасте он не терял дух авантюризма. Таких людей ломает не пережитая боль, а отсутствие каких бы то ни было эмоций. Запри Джирайю в четырёх стенах с кучей макулатуры, посади его за стол во время войны, когда все его друзья и подчинённые умирают на поле боя, заставь забыть о личных переживаниях во благо всеобщего успеха — и он сойдёт с ума. Поэтому-то Третий и не стремился сделать из Джирайи Хокаге, хоть и кандидатура его была наиболее подходящей.

— Намикадзе Минато, — напоследок произнёс Джирайя, остановившись у двери. — Как там его прозвали на войне…

— Жёлтая Молния Конохи, — тихо произнёс Хирузен, выпуская табачный дым из лёгких.

— Да, Молния, — усмехнулся Джирайя, держась за ручку двери. — Минато достоин поста Хокаге, так что вы…

— Я и сам знаю, кто достоин поста Хокаге, а кто нет, Джирайя, — перебил его Хирузен, переворачивая документы на столе. — Тебе незачем давать мне какие-либо советы по этому поводу.

Джирайя виновато улыбнулся и последний раз взглянул на Хирузена.

— Простите, Хокаге-сама, — с этими словами он поклонился и вышел наружу.

Хирузен продолжил сидеть в кабинете, непрерывно раскуривая табак.

— Намикадзе, — тихо произнёс Хокаге, глядя в папку с характеристиками Минато. — Может, это ты ребёнок из пророчества?

Свет и тьма

«Они выбрали не того. Они выбрали не меня», — это всё, о чём думал Орочимару, сверля взглядом крышу Резиденции, пока Третий передавал пост Хокаге какому-то мелкому шкету с чрезмерно широкой улыбкой до ушей.

Орочимару не ненавидел Минато. Он его скорее нервировал и раздражал. Но вот уважение к Сарутоби Хирузену, которого некогда в детстве Орочимару чуть ли не считал своим отцом, внезапно сошло на нет. Он ненавидел Третьего так же сильно, как и всех детей в том приюте, где он жил после смерти родителей. Это чувство было сильным и всепоглощающим. Однако вид он сейчас держал скорее отстранённый и безразличный. Стоял в конце толпы и изредка хлопал в так остальным.

— Привет.

Голос Джирайи был наигранно спокойным. На самом деле он был очень рад видеть Орочимару, с которым не пересекался с начала Третьей войны. Тот заметил его плохо скрываемую радость за псевдобезразличием. Но Орочимару никак не стал реагировать на это. Просто кротко кивнул, сложив руки на груди.

— Выглядишь плохо, — сострил Джирайя, не глядя на друга.

— Ты тоже постарел, Джирайя, — безразлично произнёс Орочимару, так же смотря в сторону Резиденции. — Ещё не перестал искать Цунаде?

Джирайя грустно усмехнулся и отвёл взгляд в сторону. Он ожидал этот вопрос и не был удивлён тому, что Орочимару спросил его об этом прямо в лоб в первую же минуту.

— Ты не изменился, — произнёс Джирайя улыбаясь.

— Взаимно, — холодно ответил Орочимару.

Почти те же самые слова они произнесли через три месяца во время своего финального боя в диком лесу на востоке страны Огня. Только в этот раз первым её произнёс Орочимару, одерживающий явную победу над другом, с лица которого лились вперемешку пот и кровь. Деревья были разрушены, земля вывернута наизнанку, как и души старых друзей. Для них финальным аккордом стал ответ Джирайи, который лишь несколько дней назад прочитал все документы старика Третьего об опытах, которые проводил Орочимару.

— А ты изменился.

Он произнёс это предельно честно, не обманывая себя. Джирайя резко осознал, кем на самом деле стал Орочимару. Психом, повёрнутом на экспериментах для познания всех техник ниндзя. Жадность до власти, злоба и зависть — всё это Джирайя не видел в глазах друга долгие-долгие годы. Или просто игнорировал. Но он всё же знал, что Орочимару стал таким не просто так. И это в какой-то степени убивало его. Ведь Джирайя не смог помочь ему, когда тот нуждался, потому что игнорировал. Потому что ему не было дела.

Джирайя лежал на земле, не в силах встать. Он проиграл этот бой. Он был смешан с грязью. И вновь не мог спасти друга. Джирайя думал, что он просто идиот, что он вновь теряет что-то важное. Пускай Орочимару стал психом, пускай ненависть окончательно очернила его сердце, Джирайя всё равно не мог перестать вспоминать те моменты, когда они были счастливы. Когда они ели на крыше фруктовый лёд, когда они играли в прятки. Да и, в конце концов, когда они стояли друг за друга горой на войне.

— Да, у меня было сложное детство, Джирайя. А что у тебя? А тебя холила и лелеяла твоя мать, тебя воспитывал отец. Даже Цунаде! У тебя была любовь, пусть и такая — ненормальная.

Орочимару спрыгнул с ветки высокой секвойи вниз и встал возле друга. Джирайя не двигался. Он был подавлен. А слова о Цунаде лишний раз ввергли его в апатию. Орочимару наступил на его раненую ногу. Боль резко охватила Джирайю и он, изо всех сил стараясь подавить вырывающийся крик, взвыл. Его волосы невзначай навострились, словно иголки под действием чакры. Орочимару отшагнул назад, за спину другу, и присел подле него, крутя в руках кунай.

— А знаешь, я ведь тоже встретил своего Соула, — тихо начал он, и от этой фразы Джирайя словно проснулся от боли, всеми силами стараясь не терять сознания. — Но я убил её. На Второй. Она была из Песка, та девчонка, сокомандник которой чуть не прикончил тебя. Помнишь?

Джирайя помнил. Он помнил, как Орочимару вёл себя после того дня. Джирайя не понимал причин такого поведения, да и что скрывать, не старался разгадать, отчего его друг стал ещё более отчуждённым и холодным. Он скидывал это на войну, на смерть друзей. Но, как и всегда, правда оказалась закопанной в куда более глубокую яму.

— Мне жаль.

— Не стоит, — резко ответил Орочимару, замахнувшись кунаем в горло друга.

Джирайя, сложил печать правой рукой, выставив свои иглы-волосы, блокируя удар Орочимару. Тот легко увернулся, отскочив на дерево позади. Еле-еле, но Джирайя всё же встал на ноги, пошатываясь, но не позволяя себе дать хоть малейшую слабину. Его не зря прозвали Саннином, он не обычный рядовой джоунин. В его руках мелькнул кунай, он бросил его в друга и резко вскочил в сторону, куда отпрыгнул Орочимару. Они сцепились в рукопашном бою, в котором никто не хотел проигрывать. Орочимару было легко сражаться с Джирайей, ведь он следил за ним многие годы, знал его техники и повадки. Например, он помнил, что во время удара слева, Джирайя чаще всего на долю секунды открывается. И он этим воспользовался, ударив того в печень. Это было несомненно больно, но и Джирайя знал основные пробелы друга. Например, Орочимару всегда был слишком увлечён игрой и порой забывался, отдаваясь полностью борьбе. И в этот момент он и ударил с помощью своего клона в спину друга неизвестной Орочимару техникой. Голубой шар воткнулся в его позвоночник, но, чего Джирайя не ожидал, так это того, что и сам Орочимару будет клоном. Он распался на белых змей в разные стороны. И вот клон Джирайи уже летит на самого Саннина, не ожидавшего такого исхода. Он успел увернуться в считанные секунды, слетев с ветки вниз на землю. Его клон пробил дерево и испарился.

— Что это ещё за техника? — раздался вопрос Орочимару, который вальяжно встал напротив, облокотившись об одно из деревьев.

— Тебе всё расскажи, — усмехнулся Джирайя, отряхнув руки.

Орочимару как-то грустно улыбнулся краем губ. Он редко признавался себе в том, что на самом деле Джирайя ему интересен. И пускай он не питал взаимной преданности к другу, но всё же эти доброта и трудоголизм, присущие Джирайе с рождения, не могли не задевать даже чувства Орочимару. В детстве он считал его глупцом, который ничего в жизни не добьётся, а умрёт на поле боя в первые минуты. Думал, что Джирайя закончит никем. Но вот он стоит — высокий, широкоплечий. Один из сильнейших воинов Конохи. И пускай у него нет в запасе лишней чакры, пускай он знает, что может сегодня умереть — он не сдаётся. Это не в его принципах. Он лучше умрёт, чем будет знать, что отступил, не докопавшись до истины.

— О чём ты думаешь, Орочимару? — спросил Джирайя, стряхивая со лба кровь.

— Да так, — безынтересно произнёс он, оглянувшись на юг. — Мне пора уходить.

— Не хочешь дождаться подмогу из Конохи? — произнёс Джирайя, улыбаясь, а затем закашлял кровью.

— Не хочу ещё больше пачкать руки о бездарности Конохи, — отозвался Орочимару, глядя куда-то вдаль. — Прощай, Джирайя. И не трать на меня своё время, наши жизни уже давно идут по разным путям.

С этими словами он резко исчез с ветви. А Джирайя так и остался сидеть, оперевшись о дерево. У него не оставалось чакры и сил, чтобы преследовать друга. Поэтому он решил просто дождаться подмогу, которая находилась, судя по ощущениям, в пятнадцати минутах от него. Он смотрел на небо, выглядывающее из-за ветвей деревьев, и гадал, как всё так обернулось. Почему и Орочимару, и Цунаде оказались за пределами Конохи? Почему они все так изменились?

В голове всё всплывали и всплывали воспоминания, которые волнами накрывали его чувство беспомощности и печали. Джирайя видел, как сам бежит вслед друзьям. Они все дети, ещё не повидавшие плохого на своём пути. Но с каждым их шагом, с каждым днём, месяцем, годом расстояние между ними увеличивается в геометрической прогрессии. И ему, похоже, никогда не догнать их. По крайней мере, он уже стал смиряться с подобным ходом событий. Джирайя смотрел на ту ветку, где только что стоял Орочимару, и уже не думал, что ему удастся спасти душу друга. Он лишь грустно вздохнул и нахмурил брови. Нет, не подумайте, Джирайя не стал отказываться от Орочимару. Даже в старости он верил в лучшее, но, проанализировав весь свой путь, Джирайя понял, что у него слабо получается поучать заблудшие души.

Джирайя потерял много крови в тот день. Его голова кружилась, а краски и силуэты в глазах стали медленно размываться. Напоследок в тот день он услышал женский голос, который с поразительным хладнокровием прокричал о местонахождение Джирайи и его состояние. Девушка наклонилась к нему и сказала, что всё будет в порядке.

Но она не знала, что всё уже не в порядке. Орочимару сбежал. Ему не удалось остановить его — он провалил миссию

Что-то красное мелькнуло у Джирайи перед глазами. Он посчитал, что это волосы той ниндзя. Но всё же ему хотелось верить, что голос был не чужой, а принадлежал Цунаде. Что красные волосы — это их нить судьбы.

Но это было не так.

Джирайя потерял сознание и пришёл в себя через несколько дней в больнице Конохи. Рядом с кроватью сидела его мать. Она грустно смотрела на сына, держа своей маленькой ладошкой его за пальцы. Она была стара. Седые волосы были собраны в неряшливый пучок на макушке, из которого торчали деревянные заколки. Её некогда тёмно-карие глаза посветлели, а губы слегка усохли. Кожа её потеряла былую юность, но это никогда не тревожило её. Единственное о чём она пеклась, так это о здоровье единственного сына, о котором она стала волноваться ещё больше после смерти любимого мужа.

— Мама? — хрипло произнёс Джирайя, глядя в глаза полные волнений.

— Сын, — тихо произнесла она, проведя своей рукой по его волосам, тем самым убирая их с лица. — Я так за тебя волновалась.

Её голос дрожал, а глаза налились слезами, которые она изо всех сил старалась сдержать. Джирайя грустно вздохнул и осторожно сжал её ладонь в своей руке. На её щеках быстро покатились слёзы. Они градом спадали на её тёмно-синий сарафан. Больше ни Джирайя, ни его мама не проронили ни слова в тот день. Иногда слова только мешают — и то был как раз такой случай.

Хокаге, которого любили

Он бежал так быстро, как только мог. По пути столкнул пару человек и даже не извинился. В голове всё было как в тумане. Это сообщение, которое ему передал Третий, потрясло Джирайю так сильно, что он просто сорвался с места как сумасшедший, забыв обо всём, что происходило с ним в этот момент. Он ворвался в кабинет Хокаге без стука, почти снеся её с петель.

Но, когда он встретился взглядом с Хирузеном, то словно забыл, что хотел сказать или спросить.

— Проходи, Джирайя, — спокойно, но как-то грустно произнёс Третий, роясь в кипе бумаг на столе.

Джирайя словно безвольная марионетка закрыл за собой дверь и, сделав пару шагов, плюхнулся без сил в кресло у стола. Он был опустошён. Иначе быть и не могло, ведь четыре дня назад умер его ученик, которого он считал за своего сына.

— Похороны будут завтра, — тихо ответил Хирузен, на немой вопрос Джирайи. — Его похоронят на кладбище вместе с женой.

Джирайя не знал, что ответить. Он просто сидел в кресле и смотрел куда-то сквозь Хирузена, раскуривающего трубку. В его памяти всплывали образы: старые и не очень. Когда умирает кто-то важный, в это поначалу невозможно поверить. Ведь это не может случиться. Это не может быть правдой.

Вот, маленький мальчуган шести лет преследует его, взрослого ниндзя, по пятам. Смешно скрывается в толпе, прячется за деревьями так, что видны его золотые волосы.

А Джирайя, улыбаясь, идёт вперёд и недоумевает, что же этот мальчик делает? Зачем его преследует?

Вот, мальчик подрос. И он уже знает, кто на самом деле такой Джирайя. Он не просто скучный извращенец, получивший люлей от грудастой барышни с горячих источниках, он — Жабий Мудрец — легенда! И теперь Минато целенаправленно преследует Джирайю, чтобы спросить того о клане Сенджу, на членов которого с детства в той или иной степени равнялся.

А Джирайя, улыбаясь, только рад помочь юному мальчугану, повествуя истории, которые некогда ему рассказывала Цунаде.

И вот проходит ещё немного времени. И мальчику выпадает шанс не просто доставать Джирайю вопросами о истории Конохи. Он становится его учеником. Минато попадает в команду к Великому Ниндзя вместе со своими друзьями. И он безмерно рад этому. Он счастлив так, как никогда. Ведь теперь он, по его мнению, стал гораздо ближе к своей мечте — к достижению поста Хокаге.

А Джирайя, улыбаясь, добродушно подшучивает над целями своего ученика.

Время идёт. И Минато уже повзрослел. Он больше не мальчишка, достающий Джирайю глупыми вопросами. Он сильный ниндзя, который уже в таком раннем возрасте достиг небывалых высот в своём деле и, вообще, в жизни. Он нашёл свою любовь, добился её. Он выбился в ряды джоунинов, стал обучать таких же малышей, как и он сам когда-то. И теперь он приходит к учителю за советами, как сенсей к сенсею.

А Джирайя, улыбаясь, помогает своему некогда ученику советами. И во время их разговора словно забывает о всех невзгодах, что случились с ним.

Наступает война. Минато проявляет себя как самый талантливый молодой ниндзя, преданный своему делу и своей стране. Он не зря назван «Молнией Конохи». Ведь он не просто самый быстрый в деревне, так же он самый яркий луч света. Дети хотят походить на него, а взрослые с гордостью обсуждают его победы. Он стал легендой. И, даже при всей популярности, которая вмиг обрушилась на плечи юного ниндзя, он не перестаёт забывать о своей семье, о своих друзьях, о своём учителе. Они с Джирайей встречаются раз в два месяца на лавочке возле забегаловки с раменом, где очень любит поесть жена Намикадзе. Они разговаривают на равных, обсуждая всё, что происходит в их жизнях.

И Джирайя, улыбаясь всё гадает, когда его ученик успел так повзрослеть и где набрался такой мудрости?

Они смеялись, радовались жизни. Они страдали, но прошли сквозь все невзгоды оптимистами. Джирайя любил своего ученика, как отец любит сына. И потому Джирайе было сложно осознать, что больше он никогда не увидит эту белоснежную улыбку. Эти умные голубые глаза. Эти волосы золотого цвета. Он больше не услышит его голос, больше не спросит как у того дела. Он не придёт навестить его с женой к ним домой. Не поест её фирменный рамен, который Минато называл самым вкусным блюдом, которое ему доводилось когда-либо попробовать. Не услышит его смех, не увидит, как он обнимает жену. Не увидит, как они воспитывают своего глупенького сына.

И Джирайе кажется, что он может забыть, что значит улыбаться.

— Что с ребёнком? — наконец спросил он, посмотрев на Хирузена.

— Он у меня дома. За ним присматривает жена Ичиро. С ним всё в порядке.

Джирайя тяжело выдохнул. С некой горечью, смешанной с толикой облегчения. После разговоров с Мито-самой он никому бы не пожелал такой судьбы. Тяжело расти с грузом в виде Лиса-убийцы, который постоянно шепчет на ухо о ненависти к миру. Он знал это и от Кушины, с которой в последний год тоже хорошо сдружился.

— Вам удалось вычислить, кто напал на Коноху? — спросил он, стараясь не думать о Минато и его семье.

Хирузен отвечает быстро, не глядя на ученика.

— Нет. Но есть догадки, что с этим как-то связан кто-то из клана Учиха.

Джирайя с пониманием кивнул. Он считал так же, когда услышал, что Кьюби напал на Деревню не в одиночку.

— История повторяется, — произнёс он, вспоминая прошлое нападение Мадары.

— Возможно, хотя я хочу быть с тобой честным, Джирайя, — Хирузен, отложил бумаги на край стола. — Мне кажется, что к этому делу может быть также причастен Орочимару.

Джирайя и этому был не удивлён. Он думал также, просто не решался озвучить подобное предположение первым. Ведь он знал, как Сарутоби любил своего талантливого ученика. И знал не понаслышке, как это больно потерять его.

— Джирайя, я не раз предлагал тебе пост Хокаге. Не раз спрашивал, уверен ли ты, что не хочешь занять моё место. Но сейчас я не стану убеждать тебя в этом. Я хочу отправить тебя на постоянную миссию, с которой, на мой взгляд, не справиться больше никто кроме тебя.

Джирайя слушал внимательно, не перебивая учителя и не переча ему.

— Я хочу, чтобы ты отправился на поиски того человека, который привёл к нам Кьюби. Он умудрился сбежать, мы знаем это. Но кто он был и какую угрозу представляет для Деревни — это уже тот вопрос, которым будешь заниматься именно ты, — Джирайя безмолвно кивнул, глядя на пол. — И ещё, — голос Хокаге слегка дрогнул, — я поручаю тебе миссию по поискам Орочимару. Будешь отправлять мне отчёты о его предполагаемых местонахождении и действиях.

— Вы хотите, чтобы я только следил за ним?

— Да, — Хирузен быстро ответил на этот вопрос, вновь взявшись за бумаги. — Не стоит выходить к нему на связь.

Джирайя не стал перечить Хокаге. Он понимал его чувства и считал, что отчасти сейчас он прав. Лучше изучить действия Орочимару, и только потом предпринимать какие бы то ни было шаги.

— Если у тебя больше нет ко мне вопросов, то ты можешь быть свободен, — произнёс Третий, подписывая документы.

И Джирайя был готов уйти из деревни на долгое время, но всё же один вопрос не оставлял его в покое.

— А как же мальчик? Я хотел бы забрать его с собой и воспи… — но не успел он договорить, как его перебил Хирузен.

— Не придумывай, Джирайя. Ты никогда не был отцом. Ты не знаешь, какого это просыпаться в три ночи, чтобы просто покачать младенца на руках. Ты не знаешь, что такое стирать пелёнки по двадцать раз за день. Ты не сможешь быть ему хорошим отцом, находясь на миссиях S-ранга. Ты не сможешь заменить ему мать.

— Но…

— Никаких «но», Джирайя. Тебе не стоит волноваться за мальчишку. Здесь он будет в безопасности. Мы будем оберегать его, помогать ему. Он будет жить в приюте, и никто его там не обидит, поверь. Его будут лю…

Джирайя, стукнул по ручке стула, сжав ладони в кулаки.

— Если вы не забыли, он — джинчурики. И вы думаете, что его будут любить и не бояться после всего, что произошло на днях в деревне? Любить? В приюте? Сенсей, опомнитесь! Орочимару был не таким, как все. У него не было родных, близких. Вы видите, кем он стал?

Хирузен молча курил трубку, апатично смотря на злого Джирайю. Когда он договорил свою речь, Третий, выдержав ещё минуту молчания, продолжил:

— Во-первых, Джирайя, обращайся ко мне как к Хокаге. И я понимаю, что ты испытываешь в данный момент. Но поверь, ты не заменишь ему мать и отца. Ты не справишься с младенцем на руках. Сейчас мне надо от тебя только одно — это твоя миссия. И ребёнок будет тормозить тебя. Поверь, он вырастет хорошим человеком.

Джирайя недовольно хмыкнул, но не стал ничего говорить. В душе у него одолевал ураган из злости и несправедливости. Но в то же время он понимал, что Третий был прав. Ему не справиться с младенцем на миссии. Он подвергнет и себя, и ребёнка ещё большей опасности. Но, с другой стороны, ему было жалко мальчишку. Ему было больно за него.

— Хорошо, — тихо произнёс Джирайя, сжав зубы и встав с кресла. — Я уйду из деревни и найду этого ублюдка.

Сделав несколько шагов к двери, Джирайя на секунду остановился и, не поворачиваясь к Третьему, произнёс:

— Я слышал о смерти Бивако-сан. Соболезную.

Хирузен громко вздохнул и тихо ответил:

— Спасибо.

Джирайя медленно вышел из кабинета. Он спустился вниз по лестнице, не заметив на пути у себя ненавистного им Шимура Данзо, которого отчасти винил в грехах Орочимару. Он просто прошёл мимо, не глядя ни на кого. Джирайя шёл по дороге, сам точно не зная куда. Деревня была наполовину разрушена. И он был не единственным человеком, который угрюмо и бессмысленно слонялся по окровавленным дорогам некогда светлой деревни. Он вышел к поместью Сарутоби. На улице уже был вечер. И, сам не зная зачем, он подошёл к дому Третьего и постучался. Ему быстро открыл дверь высокий мальчишка с непослушными чёрными волосами. Он выглядел уставшим и опечаленным. Как и многие, этот мальчик также потерял кое-кого во время нападения — свою мать.

— Мы уже подумали, что вы не придете, Джирайя-сама, — апатично произнёс он.

— Здравствуй, Асума. Я пришёл навестить Наруто.

Асума внимательно посмотрел на него, прищурившись, и пропустил внутрь.

— Отец говорил, что вы придёте сегодня. Ну или завтра после похорон.

Джирайя недовольно хмыкнул, понимая, насколько он предсказуем для своего учителя. Асума провёл его по коридору. На диване в гостиной сидел Ичиро, который после Третьей войны ещё больше ушёл в себя и практически забыл о всех манерах, которые стоит выказывать гостям. Он даже не махнул Джирайе ладонью, не кивнул, не взглянул. Просто сидел у окна, пил чай и меланхолично крутил в руках сюрикен. Джирайя не стал его окрикивать. Ему было не до этого, плюс ко всему он знал, что для Ичиро значила его мать. Она была одним из самых важных людей в его жизни — и вот её больше нет. Как нет Минато. Жизнь бывает весьма несправедлива при выборе жертв, и единственное, что помогает при подобных ситуациях, это время. Оно взаправду лечит. Джирайя знал это не понаслышке.

Они с Асумой зашли вглубь дома Сарутоби. Приоткрыв одну из дверей, мальчишка кивнул в направление комнаты, и без слов ушёл обратно в сторону кухни.

— Не боишься, что я его украду?

Асума усмехнулся, но поворачиваться лицом не стал.

— Старик сказал, что вы не сделаете этого. Плюс ко всему этот в комнате там не один.

С этими словами он скрылся за поворотом. Джирайя зашёл в комнату. Внутри было темно. В центре стояла маленькая деревянная люлька, внутри которой лежал светловолосый младенец.

— Он уснул, — добавила девушка с чёрными короткими волосами, сидящая у окна.

Она с печалью смотрела на улицу. Её лицо в свете луны казалось каким-то синим и неживым. Она была уставшая, но всё же не спала, а следила за маленьким Наруто. Джирайя не знал её лично, хотя и видел её порой в компании Минато и Кушины. Она абсолютно бесшумно спрыгнула с подоконника и медленно отошла к двери.

— Я оставлю вас наедине, Джирайя-сама, — продолжила она, опустив глаза вниз. — Мне очень больно, что всё так вышло.

С этими словами она буквально выбежала в коридор, не дождавшись ответа Джирайи. Он остался один в комнате, аура в которой была наполнена скорее печалью, нежели счастьем. Джирайя подошёл ближе и улыбнулся, глядя на малыша. Он мирно спал, слегка посапывая. Словно всё в порядке вещей, словно несколько дней назад его родители не были убиты. На его щеках красовались странные отметины, которые скорее сформировались у него из-за влияния Кьюби в Кушине. Но, несмотря на шрамы, он был чертовски похож на Минато. И это очень сильно тронуло Джирайю за душу.

— Он похож на тебя, Минато, — с улыбкой произнёс Джирайя, из глаз которого непроизвольно покатились слёзы. — Он очень сильно на тебя похож.

Джирайя осторожно дотронулся до макушки младенца и провёл по его волосам рукой. Он еле дотронулся до ребёнка, но тот буквально сразу начал что-то кряхтеть, сморщив маленький нос. Джирайя резко отстранился, боясь пробудить его ото сна. Но малыш проснулся. Он слегка приоткрыл свои глаза и попытался сконцентрировать своё внимание на старике Джирайе. Тот наклонился к нему и улыбнулся.

— Привет, Наруто-кун, — с усмешкой произнёс он, смотря на малыша. — Меня зовут Джирайя.

Наруто с любопытством раскрыл свои глаза и внимательно пытался распознать лицо Джирайи. Он дернул руку вверх и ударил того по носу. Джирайя тихо засмеялся. Малыш вновь дёрнул рукой и на этот раз шлёпнул своего крёстного по щеке. Джирайя не отстранялся. Он улыбался, глядя в глаза Наруто. Они были такого же цвета, что и у Минато — голубые, как небо. Малыш похлопывал ладошкой по лицу Джирайи, а потом невзначай схватил его за волосы и со всей своей силы потянул их вниз.

— Чёрт, Наруто, мы же так не договаривались, — со смехом произнёс Джирайя, расцепляя пальчики ребёнка.

Это было неприятно, но Джирайе было плевать. Наруто умилительно хохотнул. И Джирайя заулыбался так, как когда-то улыбался Минато. Он думал украсть мальчика, сбежать вместе с ним, чтобы тому не пришлось жить в деревне одному в приюте. Но понимал, что не может этого сделать. У него был долг перед Деревней. Он был обязан следить за Орочимару, чтобы тот в будущем не смог навредить Деревне. Он должен был найти того виновника, чтобы отомстить ему за смерть любимого ученика. Он был несвободным человеком, который не мог бы завести семью, жениться на любимой девушке, заниматься непыльной работой.

Он должен был спасать Деревню от убийц, живущих за её границами. Он был должен спасать всех, оставаясь в тени. Он хотел подарить Наруто счастливое детство, но всё что он мог — это не быть рядом с ним. Он мог лишь защищать его, но на расстоянии. И он попросил прощения мальчика за то, что не сможет быть рядом.

Напоследок, перед уходом из деревни, он попросил свою мать приглядывать за мальчишкой, чтобы тот был не слишком одинок. И она приглядывала за ним, пока Наруто был в приюте. Она видела, как люди относятся к Наруто: со страхом и ненавистью. И именно поэтому она поставила для себя цель помочь мальчику быть любимым. Она приходила почти каждый день, пела ему колыбельные и нежно гладила его по голове. Она рассказывала ему, что он не одинок. Что есть на свете люди, которые будут его любить. И она читала ему книгу Джирайи, которую тот написал ещё в стране Дождя — книгу о великом ниндзя Наруто, в честь которого маленький Узумаки и был назван. Она умерла через два года от старости. И у Наруто на память от неё остался лишь маленький кошелёк в виде жабы, с которым когда-то бегал его крёстный отец по окраинам Конохи. Повзрослевший Узумаки не знал, откуда эта лягушка взялась у него, но всегда считал, что это нечто важное и аккуратно хранил плюшевый кошелёк долгие годы. Это была его память о родителях, которых он никогда не знал, но которые его обязательно любили. Он верил, что он не одинок, пускай и не получал той любви, которую так жадно желал.