Неискупимая / Inexcusable (джен)

Селестия в очередной раз обвела пристальным взглядом полки. Её кабинет был забит сокровищами и памятными мелочами; впрочем, она без труда могла вспомнить историю любой. На столе лежал закон о налогах, однако она уже давно забросила его. Четыре часа подряд она только и делала, что разглядывала свою коллекцию, задерживаясь на каждой вещице, связанной с Луной.

Можно ли вообще теперь называть её «Луной»? В ней, казалось бы, многое сохранилось от Найтмер Мун, и всё же Селестия не видела злой ипостаси в сестре. Она повернулась в кресле: позади в углу, на нижней полке шкафа, лежал шлем Найтмер Мун. Луна настояла, чтобы почти всю броню уничтожили, однако шлем Селестия сохранила. «Напоминание», — назвала она его в мыслях. И сейчас он исполнял своё предназначение со стократной силой, словно гадкая и обидная насмешка, а не простое воспоминание.

— А что это ты не за работой? Налоги сами себя не отрегулируют, знаешь ли.

Селестия резко повернулась обратно. Дискорда она предпочитала держать в поле зрения, несмотря на всё искушение просто плюнуть на него.

— Чего тебе?

Дискорд облокотился о стол. Драконэкв восседал на кресле, совсем как у Селестии, только у него оно противно скрипело всякий раз, когда он смещал вес.

— По дворцу ходит тьма тьмущая слухов. Вот я и подумал, может, тебе понадобится чуткий слушатель, — он ощерился в улыбке. — Ты же знаешь, только свистни — старина Дискорд тут как тут, готов потрепаться.

— С чего бы мне разговаривать с тобой? — Селестия тоже положила копыта на стол. Дискорд понимает только резкие жесты, и сегодня ей не хотелось с ним цацкаться. — Тем более после того, как ты бросил нас в беде.

— Ну, Селестия, всё-то тебе надо возвести на уровень личного оскорбления, — Дискорд откинулся на спинку, опять скрипя креслом. — Я просто не хотел, чтобы Тирек съел хоть каплю моей магии, и только лишь. Всё думал о судьбе Эквестрии.

— Свежо предание. Так понимаю, ты сюда явился не извиняться.

— Извиняться? За то, что пёкся об Эквестрии? Да как вам не стыдно, принцесса?! — Дискорд наигранно отпрянул, выгнув спину, и кресло пропало.

— А некоторые видят в этом трусость и предательство, — Селестия сложила копыта. — Слышала, Флаттершай до сих пор с тобой не разговаривает.

Ужимки мгновенно прекратились. Тело Дискорда с хрустом выпрямилось, вся нега испарилась, и он уселся со скрещенными лапами.

— Мда, слух тебя не подводит, — буркнул он.

Селестия расслабилась. Проявление властности всегда делало его менее строптивым. Принцессе не слишком-то нравилось использовать Флаттершай как разменный грош, но на Дискорда мало что оказывало влияние. А укрощённый дух хаоса нередко становился полезным и даже дружелюбным.

— Так зачем пожаловал?

— Чтобы посовещаться, само собой! Или дать совет? Не как советник, но всё же.

— Говори уже.

— Ну, принцессы Твайлайт и Каденс упоминали, что тебе не помешала бы эмоциональная поддержка, — снова ощерился Дискорд, показывая ещё больше зубов. — И насколько мне известно, к этому причастна принцесса Найтмер Мун.

— Ты знаешь? Это она тебе сказала? — нахмурившись, выпалила Селестия.

— Догадался. Нечто столь древнее и лютое источает своеобразную ауру разложения, понимаешь ли, — Дискорд пригладил бородку и опёрся на подлокотник. — Насчёт имени, впрочем, оставалось лишь гадать. И твоя реакция подтвердила мои догадки.

Селестия протяжно вздохнула: Дискорд знал много способов, как уязвить пони. Нельзя поддаваться и идти у него на поводу — того-то он и хочет.

— И почему ты молчал?

— Да ну тебя, Селестия. Ты, конечно, любишь играть в дурочку перед всеми, но сама прекрасно понимаешь.

В лапе Дискорда с хлопком материализовался календарик.

— Я ощутил это ещё при первой встрече. Её аура невероятно древняя, — он лизнул коготь и, подцепив уголок, неспеша перевернул страницу. — Уж ты должна была это почувствовать, меня ведь рядом с Найтмер Мун не было. Тебе известно больше моего, — он выкинул календарь за плечо, и тот исчез во вспышке пламени. — Вопрос в другом: почему ты сидишь одна и дуешься как мышь на крупу? Неплохо бы это обсудить.

Горестно вздохнув, Селестия объяснила суть проблемы, как могла.

Дискорд, к удивлению, практически не шевелился и ничего не говорил на протяжении всего рассказа. Трудно было вспомнить или даже представить его в столь молчаливой сосредоточенности. Наконец Селестия закончила объяснять и тяжело выдохнула.

Целое мгновение Дискорд сидел неподвижно — и вдруг прыснул, зафыркал, захихикал и загоготал.

— Браво! Ну и поворот, ну и поворот! Неповторимо-непредсказуемо! Жаль, я не видел, как она перед тобой объяснялась. Та крупица хаоса в ней, как знал, вырастет во что-то восхитительно лакомое.

— Тебя это не удивляет? И не беспокоит? Что она не та, кем тебе казалась?

Застыв на секунду, Дискорд потёр подбородок.

— Знаешь, временами забываю, как пони привязываются к чему-то, — он наклонился вперёд. — Чему я должен удивляться или беспокоиться? Когда живёшь долго, окружающее становится эфемерным. Сегодня город тут, а завтра там. Я думал, ты воспринимаешь мир так же.

— Мир меняется, но не весь. Луна... Она всегда была рядом, всегда одна и та же.

— Ах, вот оно что. Ты боишься не перемен мира, а перемен в ней. Так приторно-сладко, что пробивает на слезу, признаться. Не меня, но, может, кого другого.

— Не учи меня, Дискорд, — Селестия подалась вперёд, отодвинув в сторону бумаги. — Можешь отрицать и считать иначе, но на моём месте ты чувствовал бы то же самое. Каково бы тебе было, если б однажды утром ты не обнаружил свою Флаттершай? Если она испортится, изменится или станет совершенно другой?

— И когда-нибудь, однажды утром, я это и обнаружу. Давай будем честны, ты сама просыпалась немало раз и немало раз обнаруживала, что прежней Луны нет, — их лица сблизились настолько, что едва не касались. — Ты и я будем жить дальше. Будут другие пони и другие перемены. Даже мы с тобой уже не те, что прежде.

Улыбка Дискорда сделалась ещё шире.

— Это тебя и тревожит, я прав? Ты привыкла, что всё меняется, а она — нет. Она прикладывала столько усилий, столько стараний, чтобы сохранить всё, как было. Но ты и я... мы умеем принимать перемены.

Его нос уткнулся в нос Селестии.

— И тебя это пугает, да? Что у тебя больше общего со мной, чем с ней? Что она готова на убийство, лишь бы предотвратить перемены, но не готова принять их? Или, быть может, всё дело в том, что ты ей нужна больше, чем она — тебе?

— Довольно, — Селестия опустилась в кресло и отвернулась, глядя на стену. — Благодарю за откровение, Дискорд. Ступай.

— Обращайтесь когда угодно, ваше высочество, — Дискорд отвесил поклон. — Для друзей всегда найдётся совет.

Раздался хлопок, и он растворился в клубах дыма, оставив Селестию созерцать собрание воспоминаний.