Рау. Книга первая (джен)

Стало ещё темней. Внезапно налетел ветер, сдувая гарь, и удержать на голове капюшон стало невозможно. Рау заметил, что и без того редкие в этом квартале прохожие спешат убраться с улицы, освобождая дорогу для кого-то, и тоже сошёл на обочину к самому забору.

Сзади, со стороны рынка, послышался железный лязг и тяжёлая поступь броненосцев, и Рау, оглянувшись, впервые в жизни увидел представителя власти первого ранга, совершенно темнокожего, с коротко остриженными чёрными вьющимися волосами. Не генерала, конечно, тот сидел в башне и управлял городом, — но одного из тех, что общаются с генералом на равных. Одетый так же, как военные второго ранга и с единственным знаком отличия — золотым шнуром на рукаве, он ехал на чёрном шестиноге, а вокруг него — охранники на броненосцах.

Поговаривали, что военные первого ранга владеют особым искусством ведения боя, а в рукопашной так и вовсе непобедимы. В книгах описывались случаи, когда такой воин отбивал мечом арбалетный болт. Легенды ходили не только об их силе — в прошлых войнах стратегией занимались тоже исключительно они. Люди этой народности были прирождёнными бойцами.

Проезжая мимо, властитель скосил глаза, и Рау запомнил его мудрый и проницательный взгляд. Так могут смотреть только старики либо те, кто знает о мире чуть больше, чем остальные. Не обязательно, конечно — вон у Мегаро глаза как пуговицы, никогда не поймёшь, что у него на уме. Хотя знает столько, сколько в нормальные мозги не влезет.

Пребывая в уверенности, что Мегаро он больше не увидит, Рау пропустил процессию, которая скрылась во дворе Военного управления, и зашагал через площадь. Он не хотел покидать город через недостроенную стену, потому что это привлекло бы внимание рабочих, и надеялся до вечера добраться до другого выезда. Город был длинный, а ворот всего четыре, если верить карте.

Резко потемнело. Ветер гнал облака, расчищая небо, и вскоре город окрасился оранжевым закатным светом. Единственное солнце на несколько часов раньше положенного повисло над горизонтом, и от этого создавалось какое-то гнетущее чувство. Впрочем, горожанам всё было нипочём, они занимались повседневными делами и не забивали себе голову такой мелочью, как сгоревшее солнце.

Четыре огромные круглые башни, сложенные из сиреневого камня и окружённые стенами, казались сейчас почти красными и будто светились. Традиционно в каждом городе управление шло из четырёх башен — по четвертям неба, а также по четырём родам деятельности. Это число считалось особенно важным. Погодных краёв тоже было четыре — летний, зимний, осенний и весенний, а ещё четвёрка символизировала семью: отец, мать и двое детей. Детей, впрочем, у некоторых было по трое, а у кого-то не было вообще, но в основном народ соблюдал порядок.

Рау задержал взгляд на башне Военного управления. Она чуть заметно отличалась от остальных — на всех окнах темнели серые занавеси, везде одинаковые. «Вот бы туда попасть», — мельком подумал он, и помимо воли тут же нафантазировал картину: что, если бы он подсунул монету тому наглому юнцу? Ведь заслужил же, паршивец. Ладно, юнца он упустил, но есть и другие. Время-то идёт на часы! Стоит избавиться от монеты, и проклятие отпустит, появится отсрочка… Но если сделать это открыто, не таясь, то Рау потащат в башню, Суд Мудрецов отправит его в Зимний край, откуда до Леса будет как до Луны, и Зов настигнет его там…

Он вдруг понял, что человек с монетой опаснее хищника из Леса. Если бы военные узнали, что кто-то явился в город с монетой, и попытались его арестовать, то этот кто-то в порыве отчаяния — терять-то всё равно нечего! — коснулся бы монетой любого, обрекая на гибель. Рау покрутил головой, отгоняя непрошеные фантазии. Что ему взбрело? Никому он не собирается передавать проклятие, потому что не выход это, не выход! Пройдёт месяц или два, и нужно будет сделать то же самое. Снова угробить человека. Нет уж, цепь должна прерваться на нём самом.

Полученная царапина мучительно чесалась, и он поискал глазами родник, чтобы промыть её, но этот квартал не предназначался для простых людей — вместо парковой полосы красовались плацы, а набережную скрывал железный забор. Площадь была огромной. Среднее русло, пролегающее между двумя парами башен, было здесь убрано в туннель, который возвышался ступенчатой насыпью с плоским плато наверху, не слишком высокой, примерно в человеческий рост, ровной и даже красивой. Рау заметил на ней деревянные снаряды — это место явно использовалось для тренировок с ездовыми животными. Ни ленточек, ни флажков, ни цветных фонариков в Военном квартале не было — только строгие белые светильники на столбах.

Он покидал площадь со смутным чувством сожаления. Окажись он в городе чуть раньше и при других обстоятельствах — обязательно попробовал бы записаться на службу. Во всём военном антураже — чёрной одежде, оружии, искусстве боя — было что-то невыразимо притягательное, у военных даже взгляд был не такой, как у простых людей, и Рау слегка жалел, что он не один из них. Поэтому, когда увидел оружейный завод — первое здание центральной улицы, то, недолго думая, взошёл на парадное крыльцо.

Это был большой серый двухэтажный дом с закрытым двором. Из окон доносился железный лязг и гудение механизмов. Наверно, именно здесь появились на свет звёздочки и окованная железом палка, которые подарил ему Мегаро. Рау помнил, что Мегаро владеет заводом, но не знал, в каком городе. Что, если это как раз его завод? Понятное дело, что нельзя просто так заявиться и сказать: «Здрасьте, я ученик вашего хозяина» — Мегаро первый бы ему за такое голову оторвал, да и навряд ли здесь жалуют любопытных прохожих, — но что-то гнало его именно сюда. Что — он и сам толком не знал.

Двери, конечно, были заперты. Рау подёргал их, толкнул — не подаются, и хотел уже было идти дальше, как вдруг одна створка открылась, и на крыльцо вышли два здоровяка мрачного вида в рабочей одежде.

— Ты что здесь забыл? — спросил один, в то время как второй разминал руки.

— Ничего. Посмотреть хотел.

— Здесь не выставка. Проваливай. А то много вас тут, любопытных, — и дюжий мужик с силой толкнул его.

Рау удержался на ногах. В бешенстве схватился за палку, забыв дёрнуть крепление на чехле, и мужики захохотали. На шум из дверей вышли четыре аристократа, вооружённых мечами — ничего не сказали, только посмотрели на Рау тяжёлыми немигающими взглядами, отчего он почувствовал себя последним деревенским дурнем.

«Взять из кармана монету и швырнуть вон в того молодца», — мелькнуло в голове. Он знал, что попадёт. Когда ослепление яростью прошло и он вспомнил, что монета не в кармане, а на дне рюкзака, то уже уходил прочь, опустив голову, как побитый землеройщик. Он испытывал горький стыд за свой порыв. Эти мужики не хотели ему зла, они просто защищали завод от непрошеных гостей. Конечно, они обошлись с ним несправедливо, но и он тоже хорош: полез без спросу в серьёзное заведение. Ну и ясное дело, опозорился. Вот уж чёрт понёс! Он только сейчас понял, зачем вообще туда пошёл, и от этого понимания ему стало ещё более стыдно.

Просто он ещё ни разу в жизни не был таким одиноким. Стоило увидеть табличку «Оружейный завод», как он вообразил, что Мегаро тут, ждёт его, дожидается, и сейчас разрешит войти. Разумеется, эта идея прошла мимо его рассудка и глупостью была несусветной, и Рау спешил убраться подальше, чувствуя спиной недобрые взгляды. Раз уж он был бы рад сейчас даже Мегаро — значит, всё совсем плохо. Да даже и не в Мегаро было дело — ему просто хотелось домой, хоть куда-нибудь, где он будет не чужим, где его знают. И не смог придумать большей дурости, чем сунуться на завод.

Сумерки нависли над городом. Солнце упало до линии горизонта, да так там и осталось. Ветер не утихал, и Рау бросил попытки напялить капюшон. По времени ещё не закончился день, и гуляющий народ заполонил улицы. Пустынным и чопорно-строгим был только Военный квартал, а в Торговом, куда Рау только что вошёл, всё пестрело украшениями и вывесками, зазывающими покупателей — помимо уличной торговли здесь процветали мелкие и крупные лавки, работающие допоздна. Продавали всё, кроме книг — этот редкий товар, как догадался Рау, можно было найти только в Книжном квартале, прогуляться по которому он уже точно не успел бы. Время заканчивалось.

Чем Торговый отличался от других кварталов — так это железными прилавками, которые были врыты в мостовую и никогда не убирались. Их тут было поменьше, и стояли они лишь на одной стороне дороги, зато торговля не прекращалась даже после обеда. Продавцы приходили и уходили, принося товар, и народ стекался сюда со всего города — если не покупать, так хоть поглазеть.

Рау повернулся спиной к ветру, чтобы поправить воротник, и в этот момент увидел, как за угол быстро мелькнула фигура в синем плаще. Замешкавшись, он не знал, то ли кинуться вдогонку и всё выяснить, то ли скрыться самому и попытаться оторваться от погони, и в уличной сутолоке сразу стал помехой.

— Что встал, как шестиног? — истошно заорала какая-то тётка средних лет, чей товар чуть не свалили прохожие, столпившиеся перед Рау. Она сразу смекнула, что он деревенский, и накинулась со всей яростью оскорблённой лоточницы. — Сиди в деревне, дурак неуклюжий, если вести себя не умеешь! Вот горе-то для твоей матери — такого сына и врагу не пожелаю. Что уставился? Что пялишься, лопоухий? Что глазищи-то свои выпучил? Катись отсюда, пока не наподдали! Или к своим улетай, нечего к людям примазываться!

— Он по пьяни летать не может! — сказал какой-то мальчишка.

— Эльфы, они когда пьяные, зигзагами летают! — добавил взрослый умник, и толпа захохотала.

Рау повернулся и пошёл дальше, не отвечая на летящие ему вслед насмешки и глубокомысленные рассуждения о деревенских эльфах. На этот раз сдержаться было труднее — он чуть не вытащил проклятый кусок золота, чтобы запустить им в тётку или в кого-то из весельчаков. Не угадали они — не было у него ни дома, ни семьи, и деревня сгорела, а летать он не умел и вина не пил. За глоток вина Лес бы из него душу вынул. Но затевать драку сейчас, когда время на исходе, а за домами крадётся таинственный преследователь, было бы последним делом, да и не с бабой же воевать — хотя баба попалась на редкость свирепая.

Он уже понял, что здесь его считают эльфом и все шишки летят на него из-за ушей, но от этого становилось только хуже. Как можно ненавидеть красивых и летающих существ, которые никому не делают зла, а наоборот, способны излечить от боли? После той короткой встречи в Лачуге он только и грезил что об эльфах, даже сюда пришёл в надежде увидеть их, а тут к ним такая ненависть на пустом месте. Как будто они виноваты, что долго живут и умеют то, чего людям не дано.

Крики тётки ещё звучали в ушах, когда он приблизился к скоплению народа у дверей обувной лавки, где хозяин устроил распродажу. Несколько человек вылупились на него как на пугало.

— Смотри, дочка, это эльф, — показала на него пальцем молодая мать, держащая за руку маленькую девочку. — Они все плохие, потому что летают.

— Мам, а солнце эльфы сломали? — спросило дитя.

— Да. Летали, летали и сломали.

Дитя скорчило ему злобную рожу, и он отвернулся. На этот раз мыслей о монете не возникло. Он понимал, что ребёнок совсем кроха, а его мать напугана сегодняшним происшествием, но всё равно было обидно. Чем он заслужил такое отношение? Иначе выглядит? «Сломали». Хоть бы подумала, прежде чем ребёнку такое говорить.

По сравнению с верёвочником это были мелкие неприятности, не стоящие внимания, но они вдруг посыпались на него как из ведра. За всю жизнь ему не наговорили столько гадостей, сколько за последний час. Вдобавок царапина на шее разболелась. Все, буквально все принимали его за эльфа, словно не видя его стальных ногтей, и почти все считали шпионом.

Ветер утих так внезапно, что он чуть не упал. Стал отчетливо слышен говор толпы и приглушённые шаги — в городе не носили кованую обувь. Рау накинул капюшон: то, что уши надо прятать, он хорошо усвоил. В сумерках было видно хуже, чем ночью, и он не сразу заметил человека в синем плаще, упорно приближающегося к нему. «Заманить в укромный уголок и набить морду», — подумал он, сворачивая в проулок. Нарастала паника. Что это за тип, и что ему нужно? Зачем прицепился? Почему именно сейчас, когда каждая минута на счету?

Рау пошёл не к очередному мосту, а к жилым домам средней улицы. Здесь они располагались не рядами, а как попало, и среди высоких заборов, деревянных ларей и складских сараев с плоскими крышами можно было сколько угодно играть в прятки. Оглянулся. Незнакомец спешил за ним чуть ли не бегом, через каждые несколько шагов останавливаясь и озираясь. Опасные люди выглядят не так. Этого молодца Рау мог бы отделать одной левой, но прежде стоило выяснить, что ему понадобилось.

Выждав за углом склада, Рау взял палку в руку и вышел прямо перед незнакомцем. Тот от неожиданности шарахнулся, но тут же радостно прошептал:

— Рау! Наконец-то я тебя нашёл. От самой деревни гнал шестинога, по всему городу искал тебя, чтобы предупредить, а ты как в воду канул. Хоть бы я не опоздал.

Рау молчал, силясь вспомнить, где он видел это наивное круглое лицо и белые, как у большинства простолюдинов, кудрявые волосы. Сумерки не давали разглядеть парнишку как следует. А тот продолжал:

— Тебе нужно срочно уходить из города. Ты должен успеть, иначе меня Ликетта убьёт… если свидимся.

И тут Рау вспомнил. Приятель сестры, вытиравший ей сопли каждый раз после неудачи в состязаниях, первый красавец на деревне, по которому сохли все девчонки, и лучший игрец на кантиэле. Его односельчанин. Выжил, значит.

— Кайр, — сказал Рау.

— Он самый! — обрадовался парнишка. — Слушай, — он оглянулся на праздно болтающих чуть поодаль троих работников и понизил голос: — Нийр недоброе задумал. Хочет донести на тебя. Будто бы ты убил свою невесту и зарыл на дороге. Я спешил вперёд него успеть.

— Чтоб его… — с досадой бросил Рау. — Чего ему не сидится-то?

— Он зло на тебя затаил. Хочет, чтоб тебя упекли в Зимний Край. Тебе спешить надо.

— Подожди. — Рау поставил палку, скинул рюкзак и привалился к стене, переводя дыхание. — Ты видел, как мои уезжали? Ну, тогда…

— Видел, даже с Ликеттой поговорить успел. Хотел с ними уехать, но у меня тоже семья, сам понимаешь, не до того было.

— Не знаешь, они не здесь?

— Точно не здесь. Они по другой дороге уехали. Чуть ли не в Весенний Край подались.

— Чёрт, как далеко, — простонал Рау. — Расскажи. Про них.

— Да здоровы были, когда уезжали. У тебя что дед, что отец — оба не промах, с такими никто не пропадёт. Если бы они в деревне командовали — все живы были бы. Но с нашими разве поспоришь? Твои так быстро собрались — я оглянуться не успел, а они уж на выезде. Ликетта плакала… Знаешь, она напоследок мне обещание дала, — смущённо добавил Кайр. — Я, конечно, понимаю, она сгоряча. Но всё равно…

— Нет, не сгоряча, — сказал Рау. — Она любит тебя. И вы обязательно встретитесь, и у вас всё будет хорошо. Спасибо тебе. — Он сунул руку в рюкзак и извлёк мешочек с деньгами, в котором накануне проверил все монеты до единой — там не было ни одной крупной, в тысячу или пятьсот драмахисов, под которую можно замаскировать лесную монету. — Вот, возьми. Тебе это нужнее.

Кайр отшатнулся. Рау сначала не понял, в чём дело, и протянул ему мешочек со словами:

— Не стесняйся, бери. Я правда хочу помочь. Тут достаточно, чтобы купить летающий дом, да и не только летающий. Переберёшься в город, найдёшь мою сестру, и вам хватит на первое время. А мне уже не нужны деньги… Кайр, ты чего?

Кайр медленно пятился от него, мотая головой и бормоча:

— Нет. Нет. Не приближайся.

У Рау опустились руки.

— Кайр. Что этот дурак тебе наговорил?

— Ничего не наговорил, — быстро ответил парнишка, — ну, в общем, мне пора.

— Кайр! — крикнул Рау, забыв, что на них смотрят. — Неужели ты думаешь, что я способен…

Но тот уже мчался обратно в сторону улицы, только пятки сверкали. Рау бессильно выругался и сполз по стене. Стало быть, Нийр всё-таки раззвонил про монету. И доносить собрался не только об убийстве…

Рау опустил деньги в карман. Значит, даже Кайр, гнавшийся за ним двое суток, чтобы предупредить об опасности, и рисковавший ради него своей репутацией, а может быть, и жизнью — ведь на равнине всякое бывает — записал его в подлецы. А ведь только что болтали, как приятели! Именно такого разговора не хватало Рау, как воздуха, в этом чужом и враждебном городе. Но едва повеяло домашним теплом, как всё рухнуло. Какова же власть у этих монет, если одна мысль о них разбивает любую дружбу?

Слева откуда-то с крыши раздался негромкий свист, но Рау не обратил внимания, убитый новым предательством — хотя и предательства-то особо не было, мальчишка просто испугался… А когда подошли те трое, было уже поздно. Четвёрка лихих ребят действовала слаженно: напали одновременно с двух сторон. Один, худой и долговязый, спрыгнул с крыши, другой, стриженный налысо, подскочил сбоку, и вдвоём они ему выкрутили руки, не давая встать.

— В правом кармане, — лениво произнёс долговязый.

Самый низенький запустил руку в его карман, схватил мешочек с золотом и пустился наутёк, а четвёртый — молодой верзила — наотмашь ударил Рау по лицу.

— Не нужны тебе деньги, говоришь? — хохотнул долговязый, крутя ему руку. — А нам нужны!

Верзила молча ударил ещё раз. Боль была жуткой, в глазах потемнело. Капюшон слетел, и подручные радостно захихикали: «Эльф! Мы эльфа поймали!» А верзила поднял его палку и велел своим:

— Наподдайте ему ещё, чтоб не шумел, и уходим.

— Так эльф же! Надо ему руки переломать! — не унимались весельчаки.

— Делайте, как я сказал! — шикнул на них верзила и скрылся за постройкой.