Рау. Книга первая (джен)

Рау заспался до полудня. Оба солнца были в зените, когда он, наконец, досмотрел все свои сны, которые были, против ожидания, очень хорошими и красочными, но, к сожалению, сразу забылись. Запомнилось только ощущение полёта и приобщение к некой тайне, но всё улетучилось из памяти. Он сел и потянулся. Припухшие веки слегка побаливали, и он умылся водой из фляжки. Ближе к Лесу есть родники, и можно будет восполнить запасы.

В траве раздался шорох. Рау обернулся и увидел корову и медведя, бредущих мимо него к большому и раскидистому янтарному дереву, растущему невдалеке. Там уже собралось целое стадо разного зверья.

— Умные звери, нашли мне еду в дорогу, — сказал он, спрятал одеяло в рюкзак и тоже направился к дереву, увешанному плодами.

Большая и мелкая живность, шестиногая, четырёхлапая и двулапая, не хотела перед ним расступаться, и он кое-как протолкался к бурому корявому стволу, стараясь не отдавить чей-нибудь хвост. Звери пыхтели и повизгивали, ему в руки ткнулось несколько мокрых носов. Рау поставил палку у подножия, чтоб не мешала, подпрыгнул, ухватился за ветку и легко взобрался на следующий ярус, недоступный копытным. Здесь, среди ярко-жёлтой листвы, хозяйничали два медведя и множество птиц, но для голодного человека тоже нашлось место.

Он прицепил рюкзак на сучок, чтобы набрать зрелых янтаринок, но первым делом оторвал одну зелёную, надкусил кожуру и выпил сок. Бросил несколько плодов животным и занялся сбором. Вдруг Лес его не убьёт — тогда понадобятся припасы. Кто знает, растёт ли в темноте что-то съедобное?

Молоко от диких коров было редкостью, и основным источником пищи людям служили янтарные деревья. Эти растения очень ценились. В деревне Рау росло целых два янтарных дерева, которые плодоносили круглый год. Зрелые плоды почти не отличались от настоящего сыра и в неповреждённой кожуре могли храниться несколько недель — то, что нужно путешественнику.

Набив рюкзак наполовину — надо же будет ещё и хлебом запастись — Рау залез на один ярус повыше и огляделся. То, что он увидел, ему не понравилось. Отыскав на горизонте родную деревню, он заметил вертикальную чёрную струйку дыма. Дым и дым, мало ли, кто что сжигает, но Рау неприятно кольнула мысль, что точно такой же дымок бывает от погребальной церемонии. Отсюда обе деревни сливались в одну, Рау всмотрелся повнимательней в надежде, что дым идёт из соседней, и пожалел, что не взял подзорную трубу, привезённую дедом из-за гор. Авось тот не заметил бы пропажи.

Дымок не разрастался и не уменьшался, значит, в огонь постоянно подбрасывали топливо. Рау помнил, что его ждёт неблизкий путь и возврата домой нет, но продолжал смотреть, как заворожённый. Вскоре у него не осталось сомнений, что костёр не простой, а погребальный, и от этого стало тяжко на душе. Вчера, когда он в спешке уходил, все были живы-здоровы. Так для кого же этот костёр? Не иначе как за рекой кто-то из стариков ушёл на небо. Рау старательно убеждал себя, что дымок поднимается не над его деревней.

Так или иначе, а нужно было двигаться дальше. Он кинул животным ещё с десяток плодов, надел рюкзак, слез на землю и положил палку в чехол. Его опять обнюхали и только после этого пропустили. Он вышел на дорогу и бросил беглый взгляд на утоптанную землю, словно боясь увидеть следы вчерашней незнакомки, накинул капюшон, чтобы не пекло голову, и пошёл в направлении Леса.

Деревья на равнине росли редко, и все разные: жёлтые, зелёные, а иногда и оранжевые, и на одном из них Рау нашёл хлебные плоды. Пёстрые четырёхкрылые птицы сновали перед ним туда-сюда с весёлым свистом, в траве тявкали горностаи, под ногами блестели разноцветные шарики минералов, и жизнерадостная картина солнечного дня совсем не вязалась с целью его путешествия. Чем ближе он подходил к Чёрному Лесу, тем короче были шаги, и когда впереди замаячила гружёная телега, он даже обрадовался отсрочке.

Попадаться на глаза было нельзя, и Рау залёг в траве. Наверняка его уже заметили, но вряд ли его исчезновение будет волновать погонщика — кто бы ни сидел на козлах, он подумает, что одинокий путник просто свернул с дороги. У самой земли хорошо были слышны удары копыт, а вскоре раздался и скрип колёс. Телега проехала мимо, и Рау обомлел: да это же Ше её везёт!

Присмотрелся — нет, не Ше, другой шестиног. Рау узнал погонщика, это был дровосек из соседней деревни, который всех снабжал дровами. Как пить дать, ездил в лес за новой партией — телега, доверху набитая аккуратно уложенными поленьями, тяжело громыхала на ухабах. Поскольку дровосек ехал один, Рау предположил, что трое его сыновей остались в лесу на разработках. Видимо, спрос на дрова повысился.

Встретить в поле телегу с дровами — обычное дело, но почему-то эта встреча вызвала у него смутную тревогу, и он, снова теряя время, дождался, когда дровосек отъедет подальше, залез на ближайшее дерево и проследил, куда тот повернёт. «Поверни в свою деревню, — шёпотом твердил он, — не надо тебе в нашу. Поверни направо». Но дровосек не стал сворачивать направо к реке и повёз дрова налево — прямиком в деревню Рау.

Одно из солнц перелетело к горизонту, меняя цвет с жёлтого на тёмно-розовый, и в поле сразу стало темнее. Рау спрыгнул на землю и продолжил свой путь. Скорое наступление ночи подстёгивало его, но, когда он подошёл к маленькому озеру, то не смог отказать себе в удовольствии искупаться: может быть, это в последний раз. Плавание всегда напоминало ему полёт. Все его родные радовались, что он не умеет летать, даром что родился похожим на эльфа, но самого Рау это огорчало, ему порой очень хотелось взмыть в небеса. Ну, раз нельзя полетать в воздухе, то можно в воде, и он, скинув одежду, с разбега нырнул. Озерцо было небольшим, но глубоким, и снизу били холодные ключи. Плескаться в воде было так здорово, что он почти позабыл свои тревоги.

Но ненадолго. Стоило вспомнить о Зове, как плавать расхотелось. Со времени последнего приступа прошёл целый день. Что, если Зов застанет его на глубине? Он ведь и пальцем тогда не шевельнёт, чтобы спастись, так и уйдёт на дно. Выбравшись на берег, обсох немножко, оделся, наскоро перекусил и пошёл дальше. Путь, который можно было одолеть за пять часов, он умудрился растянуть на сутки.

Чёртова телега не шла из головы. Против воли воображение рисовало погребальные костры, измельчение ещё неостывшей металлической сетки, оставшейся от костей, сбор ногтей покойника и прочие похоронные церемонии. Веселее от этих дум не становилось, а тут ещё второе солнце зашло. Совсем. Если зайдёт и первое, придётся идти в Чёрный Лес впотьмах.

Увидев побег луноцвета, Рау, не задумываясь, выдернул его и очистил корнеплод от кожуры. Даже в сумерках маленькая луковица ярко светилась. Её света хватит надолго, как бы она его самого не пережила. Со словами: «Хоть бы сегодня без ночи обошлось», — он спрятал луноцвет в рюкзак, и в этот момент ночь наступила.

Поначалу темнота казалась кромешной, но он не спешил доставать луковицу: хотел, чтобы глаза привыкли, и несколько минут стоял посреди дороги, не двигаясь. Вот теперь ему стало по-настоящему тревожно. Он как-то сразу осознал, что находится один ночью в лесу, и никого рядом нет. К обычному страху перед хищниками прибавился другой — тот, который не даёт уснуть даже дома в уютной спальне, если ночь слишком тёмная. Обычные предметы кажутся тогда чужими и страшными, и хочется, чтобы кто-нибудь был рядом.

Мрак понемногу отступал, и на расстоянии полёта стрелы стали видны очертания зелёной опушки. Длинная, почти прямая полоса низкорослого леса тянулась перед ним в обе стороны до самого горизонта. Звёзд сегодня было мало, и они передвигались медленно, будто нехотя. Рау вздохнул. Он подумал, что в доме уже, наверное, ложатся спать, и тут же холодным огнём ожгла мысль, что его родные сейчас, вполне вероятно, не готовятся ко сну, а помогают собирать ногти покойника на погребальном постаменте. Чёрт побери, ну что же там происходит? И почему именно сейчас? Как не вовремя он подвернулся под руку проклятому аристократу! Рау догадывался, что семья в нём нуждается, но знал, что обратного пути нет, и это было мучительно.

Далёкий, очень далёкий человеческий возглас донёсся откуда-то слева: не то крик, не то хохот. Рау обернулся, и его тревога сменилась радостью при виде жёлтого пятнышка костра. Ну да, это братья-дровосеки сжигают порубочные остатки, а попутно устроили пьянку — рабочий день закончился, так отчего бы не напиться? Вино растёт в поле, а закуска на деревьях.

Рау знал этих парней — сам сто раз покупал у них дрова. Он целые сутки не видел человеческого лица и уже успел соскучиться по людям, и ему вдруг так захотелось посидеть у костра вместе с дровосеками, послушать новости и выпить горячего чаю, что ноги сами понесли его туда. Может быть, ничего страшного в деревне и не случилось, и он напрасно волнуется?

Он не прошёл и десяти шагов. Властно, хотя и гораздо мягче предыдущего раза, Лес снова заявил на него свои права, и Рау чуть не упал, споткнувшись. Весёлый огонёк по-прежнему манил его, но теперь был запретным, как и обычные человеческие радости. Всё закончилось. Ни света, ни тепла больше не будет, и путь лежит только в одну сторону.

— Я иду, — сказал Рау Лесу и заставил себя отвернуться от костра. — Слышишь? Я к тебе иду.

И побрёл, опустив голову, к чащере, окружающей Лес. Тропинок в поле было много, их протоптали сборщики сладостей, и Рау свернул на первую попавшуюся. Он чувствовал себя так, будто спускается в могилу.

Внезапно цветные шарики живых минералов, катающиеся по земле, заискрились радугой, и он вспомнил, как давным-давно мама учила его определять по ним четверти неба. «Если взять в руку четыре шарика, чтобы они друг друга касались, — объясняла она, поднимая с земли минералы, — то они покружатся немножко и улягутся, и три штуки будут играть разным цветом, а один станет белым. С какой стороны белый — там и первая четверть неба. Её так и называют: белая четверть. Слева от неё — вторая, спереди — третья, а справа — четвёртая. Если хорошо запомнишь, то никогда не заблудишься». Мама положила в его крохотную ладошку четыре минерала, и он, замирая от восторга, смотрел, как они крутятся, принимая удобное положение, а потом начинают быстро мигать то синим, то красным, то зелёным, то жёлтым, и лишь один, как зёрнышко луноцвета, разгорался белым светом. При мысли о матери его пронзила неизбывная тоска, горькая, как в детстве, и он одёрнул себя: «Не думать. Просто не думать».

В полумраке обозначились тени, и стало заметно светлее. Рау посмотрел на небо и чуть не ахнул: прямо перед ним из-за непроглядного облака тьмы, окутывающего Чёрный Лес, поднималась Луна, и это зрелище заворожило его настолько, что он позабыл свои страхи. Длинная полоса словно появлялась из ничего. Чёрный сгусток тумана неподвижно лежал на низком подлеске, а над ним всё ярче разгоралась Луна. Скоро она вышла на середину неба, и удивительная игра света пропала, но Рау снова был полон сил и ничего не боялся.

Что такое Луна, он понятия не имел. Никто из людей не знал, почему иногда по ночному небу летает эта красивая, но странная штуковина, и из чего она состоит: живая ли она, как минералы, или механизм, как те, что встраивают в летающие дома. Мудрецы написали о ней много статей, но в деревне никто не держал научных книг. А Луна… Чем бы она ни была, сейчас она сделала Рау подарок, и он поблагодарил её.

А потом вытащил светящуюся луковицу и вступил в чащеру. Когда знаешь, зачем идёшь, легче быть смелым, но при хорошем боевом настрое и неизвестность не страшит. Рау не знал, что задумал коварный Лес, и шёл туда не по своей воле, но сломленным себя уже не ощущал. Луноцвет в его руке сиял, словно маленькая Луна — даже в названии было что-то символичное. Рау держал его в левой руке, а в правую взял привычное с детства оружие — палку. Ею он отодвигал пружинистые ветви и грозил неведомым врагам, готовый при необходимости нанести сокрушающий удар.

Дорожка в чащере была та самая. Там, где Рау впервые настигло осознание свалившейся беды, на кустах не осталось ни одного колечка — шестиног постарался. «С Ше будет всё хорошо, — мысленно повторял Рау, как заклинание, — о нём позаботятся».

Чащера была обитаема, в ней раздавались голоса птиц, горностаев и грызунов, и из кустов то и дело поблёскивали отражённым светом мелкие глазки-бусинки. Но когда невдалеке перед ним сверкнула пара глаз покрупнее, Рау остановился. Короткая вспышка страха заставила его сжать палку покрепче, а странные глаза моргнули и исчезли.

Теперь нужно было выждать, и Рау простоял несколько минут, подняв луноцвет над головой. Глаза людей и эльфов отражают свет красным, а эти светились зелёным, значит — зверь, но общий хор мохнатой и пернатой мелочи не умолкал, и Рау, решив, что это не хищник, двинулся дальше, стараясь погромче наступать на сухие ветки. Прятать светильник не имело смысла: опасен зверь или нет, лучше увидеть его заранее. Отражённый свет выдаст, где бы животное ни пряталось.

Вдруг справа послышалось урчанье, и он посветил под кустарник. На него уставились два круглых зелёных глаза, а секунду спустя он разглядел длинную узкую морду землеройщика, пожирателя мёртвых тел. Это был самый безобидный хищник, никогда ни на кого не нападающий. Его добыча всегда ждала его сама.

— Тьфу ты, дрын, — с облегчением выругался Рау. — Ох и напугал ты меня.

Хищник не ответил и вернулся к своему занятию. Рау и не ждал ответа — землеройщики немы. Не самая счастливая встреча, что и говорить, но всяко лучше, чем змей или многозуб. Многие недолюбливали землеройщиков, считая, что увидеть такого зверя — дурное предзнаменование, но Рау относился к этим созданиям спокойно: должен же кто-то выполнять грязную работу. А до суеверий ему вообще не было дела. Если верить всем приметам, то шагу ступить нельзя будет! И Рау с палкой наперевес зашагал дальше.

Коридор в густом сплетённом кустарнике закончился, и впереди забрезжил свет. Вот и поляна, где они с Мегаро четыре дня назад расстались. Рау вновь почувствовал ярость и с размаху сбил палкой высокий травяной стебель, представляя себе, что это Мегаро.

— Ничего, доберусь ещё до тебя, — тихо процедил он сквозь зубы и обвёл рассеянным лучом луноцвета всю поляну, просто на всякий случай.

В траве что-то блеснуло. Металлических растений тут не водилось, они ржавели на корню без яркого света, а вокруг Чёрного Леса даже днём царили сумерки. Значит, кусок металла не мог здесь оказаться сам собой. Из любопытства Рау подошёл, посмотрел — и присвистнул: это был метательный кинжал, причём очень знакомый. Рау оглядел поляну внимательнее и только теперь увидел взрытую землю, бурые пятна на траве и прочие следы жестокой битвы.

Он очистил кинжал землёй и сунул его в сапог — клинок лёг в длинный карман на голенище как влитой. Нельзя бросать такое бесценное оружие, хотя и представить себе жутко, что оно помнит. Стараясь не упустить ни одной детали, Рау тщательно осмотрел поляну. Любая мелочь могла стоить ему жизни, и он поругал себя, что протянул время и не пришёл сюда днём. Даже в сумерках и то больше видно, а ночью, хоть и со светильником, много ли разглядишь?

Ближе к Лесу он заметил на траве то, что сначала принял за мелкого пушистого зверька, но, подойдя ближе, понял, что это всего лишь выдранный кусок звериной шкуры. Красной.

Рау стоял над ним и не знал, что и предположить. А потом одёрнул себя: время-то уходит! Дождаться утра и войти в Лес сонным и уставшим — хуже и быть не может, и так дотянул до последнего. Кого бы тут на поляне ни убили — а он был уверен, что именно убили, — это не его дело. Что мог, он узнал.

Он спрятал палку за спину и ушёл в темноту.