Маяк и море / The Lighthouse and the Sea (гет)

Не спускай глаз с морских пони.

Таковы были последние слова, с которыми старик Гайдин Лайт передал свой пост Бикону Харту: не спускай глаз с морских пони.

Бикон только посмеялся в ответ, приняв это за шутку. Или старому жеребцу от одиночества и отшельнической жизни на острове мерещится всякое? Бикон, может, и был молод, но он не младой жеребёнок, верящий в бабушкины сказки про морских кобылиц и мантикор. А ещё ему не верилось, что чуть-чуть уединения сведёт с ума здоровенного земного пони.

Когда впряжённые в повозку пегасы улетели, Бикон остался наедине с новыми обязанностями. За какое-то мгновение он обвёл взглядом крохотный скалистый островок, ставший ему отныне домом и работой; прикрыл глаза и глубоко вдохнул, пуская в лёгкие солёный ветер, а в душу — решимость.

Это его первое дежурство, и он не обманет возложенных на него ожиданий. Работа не терпела отлагательств.

Капелька отшельничества его вовсе не пугала.

* * *

Бесплодные земли — странное место для маяка.

Вернее, так сказали бы большинство пони.

Пони представляли бесплодные земли как сотни, тысячи миль голой пустыни и сухого кустарника. И никто не думал об океане, лежащем по ту сторону пустоши — никто, кроме моряков, что вдоль коварных берегов везли товары из Зебрики в Эквестрию.

Здесь не было ни городов, ни деревень, равно как и пегасьих погодных команд, которые рассеивали бы ураганы и тучи. Корабли, огибавшие бесплодные земли, плыли по неспокойным опасным морям и преодолевали неистовства суровой погоды.

Корабли эти нуждались в маяке, что согревал бы их и направлял в тихую гавань.

А маяку в свою очередь нужен был смотритель.

* * *

Время показало, что Бикон Харт был дураком. Дураком дважды.

Во-первых, потому что на островке и впрямь было так одиноко, что начинали чудиться миражи. Пегасы, появлявшиеся каждую неделю, исправно снабжали его свежей едой и вестями, но только не беседой. От одиночества хотелось выть.

А во-вторых, потому что морские пони оказались правдой.

Чудны́ми и непредсказуемыми они были созданиями. Телом земные пони, а от крупа — только рыбья чешуя и необыкновенные, изящные хвосты.

Временами они грелись на скалах, окружавших маяк. В особенности им приглянулась укромная заводь в одном небольшом каменистом гроте.

Поначалу Бикон держался поодаль. Морские кобылы придерживались того же мнения и ныряли поглубже в заводь всякий раз, когда обязанности вынуждали его подойти ближе.

Но однажды одиночество стало настолько нестерпимо, что взяло верх. Пускай эти создания казались чуждыми и вызывали тревогу, с ними можно было поговорить. Пускай норовисты и пугливы, они постепенно привыкали к его присутствию.

В одной морской пони нашлось побольше храбрости, чем у остальных. Звали её Сифэм, и работа смотрителей на маяке невероятно завораживала её. Всю свою жизнь она провела в океане неподалёку от крошечного островка — и каждую ночь она созерцала, как лучи яркого света рассекают тьму.

* * *

Бикон Харт и Сифэм беседовали о многом: о работе на маяке; об остовах старинных кораблей, что покоятся на дне океана; о диковинках, кроющихся на далёких островах или в пучине морей.

Они дарили друг другу подарки, сущие мелочи: свежий апельсин за осколок морского стекла, серебряное зеркальце за акулий зуб, побрякушка одного мира за безделицу второго.

Со временем они многое узнали друг о друге: своеобразные привычки и забавные обороты слов; истины, единые для всех пони, и самобытные причуды со странностями; маленькие тайны, щекотливые тонкости и глупые мечты — более не сокровенные, но доверенные друг другу.

И Бикон узнал, что маяк не просто отводит корабли от страшных рифов. Морским пони он служил путеводной звездой, что указывала им дорогу домой. Дорогу в тихую гавань.

Шло время, и вслед за ним тянулось одиночество Бикона.

* * *

Время шло.

Дни оборачивались неделями, недели — месяцами, месяцы — годами.

Случайные визиты в грот стали визитами постоянными: каждый солнечный полдень; каждый миг, когда море не штормило и делалось спокойным.

«Та странная морская пони» становилась просто «странной кобылой».

Затем — «милой кобылкой».

Потом — «симпатичной особой».

И наконец — «красавицей с бирюзовыми глазами, в которых хочется утонуть, с огненной точно закатное солнце гривой и устами алыми, как самые восхитительные из роз».

* * *

Время шло. Пока, спустя три года, Бикон Харт не вырвал из календаря последние страницы.

Смена подошла к концу. Он вернётся в родные края, а его обязанности перейдут новому смотрителю, всё совсем как с Гайдин Лайтом.

Пегасы с повозкой скоро привезут замену. Его последний долг — передать преемнику все знания и опыт, как некогда Гайдин Лайт передал их ему. Бикон не пожалел сил, чтобы написать подробные заметки и инструкции. Он оставил их в маяке.

Поговорить с новеньким лично у него не получится.

* * *

«Не спускай глаз с морских пони», — сказал тогда Гайдин Лайт.

Не сказал: остерегайся морских пони. Не сказал: держись подальше от морских пони.

Не спускай глаз с морских пони.

Целых три года он безукоризненно выполнял это наставление. А теперь заботу о маяке поручат кому-то другому.

Одну только заботу о морских пони он не хотел оставлять и отдавать другому.

Сейчас Бикон Харт пожелал бы не спускать глаз с одной морской пони всю вечность.

* * *

Бикон Харт замер у скал грота и взирал вниз, на Сифэм.

Воды здесь глубоки. Прыгнешь — и уже не коснёшься копытами дна.

Прыгнешь — и больше не коснёшься копытами суши.

Страх обуял всё его существо.

Он посмотрел ей в глаза, и те отвечали ему: люблю тебя, сберегу тебя.

Зажмурился. В последний раз вдохнул.

Его лёгкие полнились солёным ветром, а сердце — решимостью и любовью.

Четыре копыта оторвались от скал грота.

Два копыта и хвост рассекли толщу воды.

Без единого всплеска океан сомкнулся над его головой.