Фальшивка (гет)

— Вы как-то обмолвились, профессор, что мистер Малфой с самого начала знал, кем в действительности является мисс Райт. Поэтому нам очень хотелось бы узнать — что думаете лично вы, какова могла быть причина ссоры?

Снейп, как всегда отрешенный, бросил на аврора холодный взгляд:

— Никогда не думал об этом: не было необходимости. Особенно когда "Пророк" из номера в номер стал выдвигать версии одна хуже другой. Публике нужна была пища для размышлений — и она ее получила. Что же касается меня, то мне это, признаться, было совсем неинтересно.

— Значит, вы не считаете себя обманутым, как все мы? — не то вопросительно, не то утвердительно заметил представитель закона.

— Конечно, нет, — невозмутимо подтвердил Снейп. — Во-первых, я и подумать не мог, что у Драко есть хоть какие-то способности к Окклюменции. И, хотя временами он ведет себя, прямо скажем... странно, тем не менее, он действительно достойный представитель своего факультета. Одни его махинации с нелегальными товарами чего стоят.

— А еще что?

— А еще то, — начал раздражаться зельевар, — что вы, жалкие подобия волшебников, никак не уясните себе: несмотря на кажущееся внешнее спокойствие и уравновешенность, Люциус Малфой человек довольно взрывной. Что же касается миссис Малфой, то она напоминает собой скорее искру — так же легко вспыхивает, если ее что-то не устраивает. Их публичная ссора была лишь вопросом времени. Но ко мне она не имела никакого отношения. Разногласия между ними касались исключительно их самих и никого более. А самым невероятным стало то, что даже этот инцидент они сумели использовать себе на пользу.

— Как это? — непонимающе вздернул брови аврор.

Снейп вздохнул: он не терпел человеческой глупости или непонятливости, а характер, с юных лет склонный к мизантропии, с возрастом, похоже, только усилил эту его черту. Профессор поджал губы и размеренно пояснил:

— Мистер Малфой и мисс Грейнджер разыграли перед общественностью своего рода спектакль. А вы своим разбирательством теперь сделаете из них еще и мучеников.

— Мне кажется, вы преувеличиваете, профессор, — поправил очки аврор, — может быть, не стоит так драматизировать?

Ответом ему послужил свирепый взгляд сердитого зельевара.

__________________________________________________________________

Когда-то, в самом начале учебы, бывало Драко заставлял Гермиону плакать. И неоднократно. Но годы проходили, и со временем она все меньше обращала внимание на докучливого слизеринца и его оскорбления. А вот сегодня...

Откровенно говоря, зрелище было просто ужасным: лицо плачущей Грейнджер опухло и пошло красными пятнами. Мало того, она еще и сморкалась с таким звуком, услышав который в первый раз Драко просто поежился. Он смотрел на эту душераздирающую картину вселенского отчаяния и не переставал мысленно себя спрашивать: "Что такого нашел в ней отец?" и "Почему такой утонченный интриган и себялюбец, как Люциус, хотел связать свою жизнь именно с ней?" Хотел настолько, что Драко ради него был вынужден сейчас лицезреть эти кошмарные рыдания. Но чего не сделаешь ради того, чтобы снова вернуться к беззаботному существованию и душевному равновесию. Потому-то, вот уже битый час, он и увещевал однокурсницу, пытаясь объяснить, что все не так плохо, как могло показаться на первый взгляд. Однако упрямица и слышать ничего не хотела.

В пустом классе, где они сидели, разворачивались нешуточные страсти, но в коридор не проникало ни единого звука: как и предвидел Драко, звукоизоляционные и запирающие чары оказались нелишними. Сначала ему пришлось уворачиваться от ее проклятий, а потом стать свидетелем самой банальной дамской истерики. Время шло, а дело не продвигалось ни на йоту, и, теряя терпение, он в очередной раз затянул свою песню:

— Грейнджер...

— Уходи!

— Грейнджер!

— Я сказала, уходи! — невнятно всхлипнула Гермиона.

— Думаешь, можно хоть что-нибудь понять, когда ты так громко хлюпаешь носом? Хватит уже. Успокойся. Приведи себя в порядок и перестань выглядеть как заурядная грязнокровка...

Едва Драко успел договорить, как ему пришлось спешно отскочить в сторону: вряд ли он мог определить, каким именно заклинанием она пыталась его ударить, но одно он знал точно — сочащееся вещество, густо покрывающее стену, если бы попало по назначению, явно не привело ни к чему хорошему. Малфой чертыхнулся вполголоса и, хотя в глубине души был рад, что таким варварским способом сумел отвлечь Грейнджер от всепоглощающей скорби, во избежание последующих попыток убийства крепко схватил ее за руки.

— Отвали, Хорек! — взвилась Гермиона.

— Грейнджер, ну же! Перестань брыкаться и выслушай меня!

— Не о чем говорить! — выворачивалась та, сражаясь с ним так, словно от этого зависела ее жизнь.

— Послушай!

— Нет!

Драко еще крепче стиснул ее запястья и основательно встряхнул, так что спутанная грива каштановых волос упала ей на лицо. Гермиона качнула головой, отбрасывая тяжелые пряди, и подняла на него страдальческий взгляд.

— Отец любит тебя, — глядя прямо в покрасневшие от слез глаза, выложил Драко свой самый последний аргумент.

— Ты ошибаешься, — прерывающимся от сбитого дыхания голосом ответила Гермиона. — Ты ошибаешься, он любит Хелен!

— Да ведь Хелен это ты!

— Нет, — снова уперлась девушка. — Нет. Хелен — чистокровная ведьма. Стильная. Утонченная. Умная. И именно ее он хочет видеть возле себя. Не меня.

— Грейнджер, ты хоть слышишь то, что говоришь? Хелен — это ты! Несмотря на то, что твои родители магглы. И все, что отец любит в Хелен принадлежит тебе, а не ей.

— Ну да, как же,— съязвила Гермиона, — Люциус такой фанатичный мерзавец, что ни за что не примет меня. Тем более зная, кто я такая на самом деле. Да и я никогда не смогу быть с человеком, твердо убежденным, что я стою ниже его только потому, что мои родители не имеют ни магических способностей, ни родословной, древностью восходящей ко временам Вильгельма Завоевателя. Один эгоистичный глупец своим драккловым предубеждением разрушил все, к чему...

— Грейнджер, — предостерегающе прервал ее Драко.

— Что? — огрызнулась та.

— Мой отец не мерзавец.

— Ой, да мне уже все равно!

— Ну да, ну да, — насмешливо протянул Малфой и чуть ослабил хватку, чем его жертва и не замедлила воспользоваться: вывернулась из рук и, все еще шмыгая носом, уселась за ближайший стол. Драко же, следуя за ней по пятам, как пришитый, подошел и, не спуская с нее сочувственного взгляда, совершенно серьезно продолжил:

— Если мне врешь, так хоть себе не ври. Ты неравнодушна к нему. Я видел, какими глазами ты на него смотрела. Но, знаешь, твоя любовь не принесла ему ничего, кроме страданий...

Он был прав: как бы Гермиона ни старалась очернить Люциуса, какие эпитеты не подбирала, но факт того, что он каким-то совершенно непостижимым для нее образом стал частью ее жизни, отрицать не могла. И ей вправду было не по себе от того, что она смогла причинить ему такую боль. Но упрямо продолжала стоять на своем:

— Мне абсолютно все равно, — просипела она севшим голосом. — Не я причина его страданий, и даже не моя ложь. А его собственное предубеждение. Если бы под личиной Хелен скрывалась особа чистых кровей, этого безобразного скандала вообще не случилось.

Она остановилась, чтобы перевести дух и вытереть платком все еще мокрые глаза. Драко внимательно наблюдал за сменой ее мимики: что-то в ней показалось ему смутно знакомым, и вдруг его осенило — отец! Тот тоже любил драматизировать, и, надо отдать ему должное, у него это отменно получалось. "Что ж, значит не зря я все это затеял: они и впрямь стоят один другого", — подумалось ему, и с губ слетел удовлетворенный смешок. А потом случилось то, чего он никак не ожидал: Гермиона встала со своего места и, мгновенно сняв с двери все наложенные им чары (а заколдованы они, к слову, были очень надежно), со вздохом призналась:

— Знаешь, я действительно люблю твоего отца, — и тут же быстро добавила: — но это не имеет никакого значения. Потому что я никогда не смогу быть рядом с таким шовинистом, как Люциус, а он, как пресловутый леопард из пословицы, никогда не изменит своих убеждений.

Как бы отчаянно это ни прозвучало, на Драко ее откровенность не произвела никакого впечатления, потому что именно в этот момент его посетила очередная Идея. Из тех, что в свое время дали жизнь Плану по возвращению отца из добровольного затворничества на привычное место среди сливок общества. В конце концов, Люциус был не единственным в семье, кто имел склонность к мелодраме. Он задумчиво посмотрел вслед Гермионе, которая уже потянула на себя ручку двери, и, догнав ее в два шага, на прощание посоветовал:

— Не спеши с выводами, Грейнджер. Я кое-что придумал.

_______________________________________________________________

— И что вы придумали? — испытующе поинтересовался аврор.

Драко посмотрел на него с таким выражением лица, с каким обычно смотрят на безнадежных больных, и пожал плечами:

— Отправить матери сову, конечно.

_________________________________________________________________

Что бы там ни говорил сын, но "хандра" было не то слово, которым Люциус мог бы обозначить свое нынешнее расположение духа. Потому что он не хандрил. В том смысле, какой обычно вкладывают в это слово. Человек дела (а лорд Малфой относил себя именно к этой категории людей) просто не умеет хандрить. Нет, он всего лишь размышлял и прокручивал в голове события последних месяцев. Правда, размышлял он все то время, когда не спал или не занимался делами поместья, то есть с раннего утра и до позднего вечера. А воспоминания раз за разом возвращали к облику небезызвестной особы и печальным событиям с участием этой самой особы. И это не было хандрой, это чувство было гораздо сильнее и глубже.

Однако у его бывшей жены никаких сомнений на этот счет даже и не возникло: не успел он переступить порог номера-люкс в самом фешенебельном отеле магического Лондона, как Нарцисса (благо прожили вместе не один год) моментально определила его теперешнее состояние. На ее чуть подкрашенных губах скользнула понимающая улыбка, и в следующий момент она, чуть отступив, сделала приглашающий жест:

— Люциус, дорогой, спасибо, что пришел. Драко боялся, что ты так и останешься хандрить сидя в поместье, как отшельник.

Малфой, услышав подобное приветствие, дернул углом рта:

— Ничего подобного. Ты хотя бы раз видела меня унывающим и сетующим на судьбу?

— Ну разумеется, — понимающе улыбнулась Нарцисса. — Коньяк?

— Пожалуй, — чуть подумав, кивнул Люциус.

Малфой и глазом не успел моргнуть, как та жестом фокусника извлекла откуда-то (ему показалось, что прямо из воздуха) бутылку Jenssen Arcana, и в следующий момент под воздействием невербальной магии пробка сама вылетела из горлышка и приземлилась прямехонько в руку бывшей миссис Малфой. Люциус усмехнулся:

— Как всегда безупречна.

Нарцисса пожала плечами (словно говоря: "Подумаешь, ничего особенного") и разлила благородный напиток по бокалам. На этом официальная часть для нее была закончена и наступило время выяснить, что же именно произошло (или происходит) с ее экс-супругом. Но не такой женщиной была Нарцисса Блэк, чтобы ходить вокруг да около, и потому, не мудрствуя лукаво, сразу перешла к делу:

— Так отчего ты все-таки хандришь, Люциус? Драко ужасно беспокоится о тебе. Это женщина, о которой писал "Пророк", да, дорогой? — участливо спросила она.

Малфой окинул ее подозрительным взглядом. Поначалу ему захотелось пресечь эту попытку вмешательства в его жизнь, но, поразмыслив, он пришел к выводу, что, похоже, его согласия никто и не думал спрашивать.

— Хм... — неуверенно начал он, — я бы не был так... Просто девушка, на которой я намеревался жениться, оказалась не совсем той, что ожидал. Похоже, я что-то упустил, и вот результат...

Глаза Нарциссы знакомо сверкнули: Люциус вспомнил, что они сияли точно так же, как и в тот день, когда она объявила ему о разводе.

— И кто она? Должно быть, магглорожденная?

Малфой подавился коньяком. Через минуту, когда он наконец откашлялся и вытер набежавшие слезы, смог сипло спросить:

— И как много Драко тебе рассказал?

— Достаточно, — довольно усмехнулась Нарцисса.

Оба они сделали по глотку. Коньяк был превосходен, но отчего-то Люциусу стало казаться, что тот неуловимо отдает привкусом Веритасерума: слишком уж он разоткровенничался. Хотя, впрочем, говорить правду (ну, или, по крайней мере, делать вполне правдивые заявления) возможно уже вошло у него в привычку? Люциус откинулся на спинку стула и внезапно брякнул первое, что на ум пришло:

— Мне бы рассердиться на нее за ту шутку, что она со мной сыграла, но... я не могу: слишком уж виртуозно она ее провернула.

Едва он успел договорить, как в изумлении уставился на бывшую жену — это не было тем, что он намеревался сказать. Во всяком случае, ее лукавая улыбка, которую она тщетно пыталась скрыть в бокале, стала вполне достаточным ответом.

— Тогда сделай то, что хочешь, — предложила Нарцисса, покручивая в руках снифтер с ароматным темно-бронзовым напитком.

Малфой покачал головой:

— Она грязнокровка. Напрасно я все это затеял. Я так старался, и все впустую...

— Знаешь, Люциус, только от тебя зависит, будет ли это действительно напрасным. Если ты и вправду хочешь, чтобы она была рядом, тебе следует приложить для этого все усилия. Но мне вот что интересно: ты и в самом деле так серьезно настроен, что даже перспектива стать предателем крови тебя не пугает?

Лорд пристально взглянул в светлые глаза Нарциссы. Но нет, они по-прежнему оставались такими же ясными и мудрыми. И не было в них ни тени подвоха или неискренности.

— Я вижу, твои суждения изменились, — тихо проговорил он.

Женщина вопросительно подняла тонкую, словно выведенную кистью живописца, бровь.

— Ты стала более широко мыслить, — пояснил Малфой.

— Вовсе нет, — махнула она рукой. — Просто однажды я поймала себя на мысли, что хочу брать от жизни все, что пожелаю. Взять хоть этого маггла, который заваливает меня баснословно дорогими подарками... Коньяк, кстати, от него. Как он тебе на вкус?

— В самом деле хорош, — одобрительно заметил Люциус.

— Надо полагать — ему больше ста лет! По-настоящему достойный коньяк бывает очень трудно найти.

— Угу, — буркнул Малфой, — особенно если его букет способен скрыть в себе привкус Веритасерума.

Нарцисса сделала удивленные глаза и рассмеялась: что ни говори, а ее бывший муж остался прежним, то есть самым проницательным человеком на свете. На какое-то время оба они замолчали, наслаждаясь подарком и думая каждый о своем, пока Люциус вновь не нарушил тишину:

— Она навсегда останется грязнокровкой.

Очнувшись от размышлений, Нарцисса внимательно посмотрела в его лицо и, коротко вздохнув, закатила глаза:

— Тогда думай о ней, как об исключении.

— Даже если я и стану так думать, мало что изменится: я был, есть и буду сторонником превосходства чистой крови над кем бы то ни было.

— Значит, будь им исключительно для себя. Ты и так считаешь, что род Малфоев уникален по своей сути. Скажи мне откровенно, ты до сих пор думаешь, что между грязнокровками и чистокровными не может быть никаких точек соприкосновения? А не приходило ли в твою голову, что и те и другие могут быть одинаково отвратительны?

— Нельзя в один момент взять и сбросить со счетов три десятилетия веры, — развел руки Люциус.

Терпение Нарциссы постепенно таяло. Она и в прежние годы сталкивалась с этим его раздражающим упрямством. Но если раньше ей приходилось считаться с ним, то теперь времена изменились; мириться, и уж тем более терпеть его она уже не собиралась. Брови ее нахмурились, и бывшая миссис Малфой, скрестив на груди руки, деловито предложила:

— Тогда женись на ней хотя бы для того, чтобы всю оставшуюся жизнь изучать ее взгляды на жизнь и, если получится, попытаться изменить их. Великий Мерлин, когда я выходила за тебя замуж, Люциус, ты мыслил более гибко. Хотя, если вспомнить недавнее прошлое, никто не назвал бы тебя дальновидным, когда ты самозабвенно слушал разглагольствования моей дражайшей сестрицы, касаемые Темного Лорда.

Малфой кивнул и сделал еще один глоток коньяка.

— А как быть с общественностью? — словно говоря с самим собой, неуверенно произнес он. — Мы ведь так бездумно афишировали наши отношения... Может быть, не стоило так глупо выставлять себя напоказ?

Нарцисса медленно закрыла глаза (еще один жест из их совместного прошлого):

— Ты чудовищно непрактичен. Подумай вот о чем...

В ее голосе Люциус уловил тон, который можно было истолковать как: " если твоих умственных способностей недостаточно для принятия решения, последуй совету тех, кто в этом более сведущ" (а попросту: "если сам дурак, послушай умных"). Малфой собрался было оскорбиться, но желание выслушать совет бывшей жены пересилило. А та тем временем продолжала:

— ...тебе никто не мешает жениться на этой девушке. Это во-первых. Во-вторых, никто не знает, что именно она и была твоей официальной невестой. В-третьих, когда вы поженитесь, ваш брак нельзя будет аннулировать. По крайней мере, аннулировать быстро, так что все разрешится само собой. И в-четвертых: что касается общественного мнения, то тебе это будет только на руку. Подумай, Люциус! Ты и так уже был в маггловском ресторане. Вместе с ней. Как еще ты сумеешь доказать свою лояльность нынешнему руководству, если не женитьбой на грязнокровке? И как только ты это сделаешь, вот тогда никто не сможет усомниться в твоей искренности...

— Даже те, кто все это время хранил молчание, рискуя привлечь к себе внимание министерства... — задумчиво закончил вместо нее Малфой.

— Ну конечно!

Нарцисса одобрительно улыбнулась: она все-таки сумела найти правильные слова убеждения для своего вечно сомневающегося бывшего мужа. И тут же вполне серьезно спросила:

—А-а... что насчет твоего заклятия? Оно снялось? Или?..

Люциус промолчал. И это молчание сказало ей больше, чем все слова.

— Ты расстроен из-за этого?

Малфой взглянул ей прямо в глаза и, не испытывая при этом никакого смущения, ответил:

— Она красивая молодая девушка. И я... Ну, ты понимаешь...

Нарцисса кивнула.

— Конечно, понимаю, — тихо сказала она мягким голосом. — Потому и говорю тебе: брак, это единственное, что может спасти вас обоих. Нет, правда, было бы глупо отказываться от такой возможности только потому, что у кого-то предрассудки заменили собой реальную жизнь. Говорю тебе — прими ее как исключение из правила. Если хочешь ненавидеть, то обращай ненависть на кого угодно, хоть на меня, — и, увидев, что Люциус пытается возразить ей, непринужденно остановила его коротким жестом, — хоть на весь мир, но не позволяй своим призракам помешать вашему счастью. Иначе ты не будешь тем Люциусом Малфоем, которого я знаю.

— Мне кажется, ты меня с кем-то путаешь, — чуть натянуто улыбнулся тот.

— Не принципиально. Вот и сейчас ты опять думаешь только о себе. По-моему, тебе просто нужно расставить приоритеты.

Люциус поднял бровь:

— Откуда такие восхитительные фразы?

Довольная произведенным эффектом, Нарцисса тонко улыбнулась:

— Мой маггл. Он мотивационный оратор, — и, увидев его непонимающий взгляд, звонко рассмеялась:

— Да, это именно то, как звучит.

— Странно, что магглы нуждаются в таком.

— Как по мне, так не очень-то и нуждаются, но в твоем случае мотивация просто необходима. Поэтому, подумай хорошенько, прежде чем принять хоть какое-то решение.

Малфой выбрался из уютного кресла и подошел к окну — отсюда открывался чудесный вид на заснеженный Лондон. Наблюдая за редкими в это время суток прохожими, он задумчиво пробарабанил по подоконнику охотничий сигнал "по лисице" и, отвечая скорее своим мыслям, чем ей, твердо сказал:

— Хорошо. С мисс Грейнджер это должно сработать.

— Я так и думала! — воскликнула Нарцисса и тепло улыбнулась. — Значит, мои предположения оказались верными...

— Действительно, — фыркнул Люциус, — ведь в магическом мире лучшей кандидатуры и не найти.

— Я всегда знала, что из-за нее будут проблемы, — не обращая внимания на его брюзжание, продолжила экс-супруга, — особенно когда увидела, с какой злостью ты смотрел на нее. Тогда, в поместье. Но мне и в голову не могло прийти, что проблемы будут такого рода.

— Вот поэтому мой с ней предполагаемый брак, похоже, станет просто ни с чем не сравним, — иронично заметил Малфой.

— В таком случае, вам нужно поторопиться. Да и Драко расстраивается из-за вашей ссоры.

— И его не злит тот факт, что отец проявляет интерес к его же сокурснице?! — изумился Люциус.

— А почему он должен злиться? — недоуменно распахнула глаза Нарцисса. — Ты дал ему все, о чем он только мог мечтать, ему ли пенять на судьбу?

— Ну да, — нервно усмехнулся Малфой, — включая новую мать...

— Конечно, нет, — негромко рассмеялась та. — А вот ты перед ним теперь в неоплатном долгу...

Некоторое время спустя, когда она стояла возле того же окна и наблюдала, как его долговязая фигура неторопливо шагает по засыпанному снегом тротуару, в голову ей вдруг пришла удивительная мысль о том, до чего же странно устроен мир. Вот идет мужчина, с которым она прожила не один год, отец ее единственного сына, идет, по сути, к другой женщине, а она, Нарцисса, не чувствует по этому поводу ни сожаления, ни ревности. Любовь, что она испытывала когда-то к нему, дотла сгорела в горниле войны, принеся с собой жестокое разочарование и только одно желание — освободиться от всего, что связывало ее с людьми, из-за которых ее привычная жизнь разбилась вдребезги. И, как следствие, с ним тоже. Оставался Драко. Но он был уже совсем взрослым и все понял без лишних объяснений. Тем не менее, навсегда оставив Малфой-Мэнор, надо признать, ни единого дня она не сожалела о принятом решении.

Уходящий становился все меньше и меньше с каждым шагом, а вновь начавшийся снегопад довершил начатое: за плотной белой пеленой маленький черный силуэт постепенно растворился, словно и не было никогда. Нарцисса легко вздохнула и задернула портьеру: прошлое по-прежнему оставалось там же, где и должно было оставаться — в глубоком прошлом.

______________________________________________________________

— Ну, и что вы решили? После вашего разговора с бывшей супругой? — бесцветным тоном поинтересовался пожилой аврор. Все время, пока Малфой говорил, он, делая вид, что записывает ответы в блокнот, рисовал иллюстрации к его рассказу. Шумиха вокруг этого скандального брака ему порядком наскучила, и он нашел себе невинное развлечение на время допроса. И вот сейчас, в соседстве с коньячной бутылкой и несколькими чудовищного вида снежинками, с листа на него взирала женская головка, имеющая крайне отдаленное сходство с портретом Нарциссы Малфой: вместо стильной гладкой прически она отчего-то вдруг обзавелась буйной кудрявой шевелюрой.

— То есть как "что сделал"? — удивился Люциус. — Сделал то, что и любой умный человек в подобной ситуации: по приходу домой тут же отослал мисс Грейнджер сову с моими извинениями и драгоценности. Я хотел, чтобы она пришла к нам на ужин, и в письме просил ее об этом. А когда во время трапезы мы с ней разговаривали, я нашел весомые аргументы для того, чтобы она согласилась продолжить наши отношения.

Рука аврора перестала рисовать пышные букли у висков "Нарциссы":

— И мисс Грейнджер согласилась сыграть роль вашей невесты еще раз?!

Малфой приосанился и, многозначительно приподняв бровь, заявил:

— Я не сказал "сыграть". Фактически, я сделал ей официальное предложение. И она приняла его. Правда, оговорено было одно условие: брак будет заключен только после того, как окончится действие нашего с ней магического договора.

Аврор оторопело посмотрел на величественного в своей откровенности лорда, затем опустил глаза в блокнот и одним росчерком пририсовал "Нарциссе" такой длинный нос, что маггловский Пиноккио от зависти просто бросился бы в огонь.