Сегодня же (гет)

Цок. Цок. Цок.

Каблуки всё быстрее отбивают чёткий ритм, соперничая с неистовым боем сердца.

Изабель хочется зажать уши руками, чтобы не слышать оправданий Рафаэля, до сих пор звучащие в голове — вместе с собственными словами, сказанными в момент отчаяния.

Ей хочется вырвать своё сердце, чтобы не сжималось так от переливающейся и пульсирующей боли.

Изабель бросает вокруг беглый взгляд — солнце давно уже спряталось за горизонтом, а значит, Рафаэль в точности выполнит её приказ — покинуть город. Он всегда будет принадлежать только ночи вопреки ее надеждам и тайным желаниям.

Она спотыкается, едва не рухнув на дорогу, но успевает схватиться за чей-то забор. И сразу зажимает ладонью рот, глуша рвущийся из глубины отчаянный всхлип. Домой. В Университет. Быстрее, быстрее, быстрее... Но она понимает, что даже темнота ночи не скроет её отчаяние, не заглушит боль и не сотрёт память.

Ступив на крыльцо Университета, Изабель привычно улыбается и приветливо кивает встречающимся по дороге людям. Никто не должен догадаться, что сейчас творится в её душе. Потому что она — Лайтвуд. А Лайтвуды всегда держат марку.

И лишь когда за спиной закрывается дверь комнаты, ноги подкашиваются, и Изабель сползает вниз, захлёбываясь беззвучными рыданиями...

* * *

— И ты заставил кого-то другого испытать свою боль, чтобы твоя жизнь стала лучше?

Изабель не слушает, вернее не хочет слышать его оправданий. Ей больно.

— Я думала, что знаю тебя...

Рафаэль молчит, глотая слёзы.

Она вздрагивает, потому что понимает, что больше всего он боится увидеть разочарование в её глазах. На самом деле ей хочется, чтобы Рафаэль не стоял истуканом, а сгрёб её в охапку и стёр с лица пресловутые соленые капли. Пальцами ли, губами... Всё равно. Лишь бы не видеть ту боль, что плещется через край в карих глазах напротив. То отчаяние, что захлестывает Изабель, передаваясь и Рафаэлю.

Она знает, что её кровь взывает к нему каждую секунду, и он борется с этим зовом. Что она поёт внутри его вен. И Рафаэль задыхается, но не может двинуться с места, словно пригвождённый к полу не её гневным взглядом, а заклятием. И всё, что ему остаётся — это молча вымаливать прощение и надеяться, что однажды она простит его и поймёт. Ведь он хочет не только быть рядом со свой сестрой... Он хочет быть рядом с ней, с Изабель.

— Я не буду сообщать от твоём преступлении Клэйву...

Недоумение и робкий призрак надежды загораются в его глазах, но она сразу гасит эту надежду горькими требованиями.

— При одном условии...

Рафаэль готов пойти на любые уступки, лишь бы Изабель простила его.

— Ты покинешь город...

Рафаэль хочет возразить, но её взгляд останавливает, пресекая малейшие попытки.

— Сегодня же...

Слова даются ей с трудом. Изабель заставляет себя подавить рвущийся наружу крик, сглотнув и окинув Рафаэля напоследок долгим, полным отчаяния взглядом. А потом поспешно уходит. Нет. Она не может позволить себе сорваться, она не какая-нибудь там малолетняя охотница, совершившая первую ошибку. Она — Лайтвуд. А Лайтвуды встречают лицом любые трудности и справляются с ними, несмотря ни на что. Даже если сердце грозит разорвать грудную клетку, а от нехватки воздуха так стискивает легкие.

И лишь одна мысль пульсирует в голове — беги! От него, а главное, от себя. Потому что желание вернуться назад и разрыдаться у него на шее, вымаливая прощение за поставленные жёсткие условия, возрастает с каждой секундой.

Но Лайтвуды так не поступают.

Изабель так не поступает.

А потому она поднимается с пола, утирая слёзы. Лунный свет навязчиво цепляется за короткое платье, лижет руки, но Изабель идет в ванную на негнущихся ногах.

Чтобы дать волю своим эмоциям. Чтобы пролить слёзы, что так разъедают глаза и душу. Чтобы смыть последние сожаления. Чтобы забыть и забыться. Сегодня же...

Это завтра Изабель снова будет непринужденно улыбаться.

Но сейчас все ее чувства принадлежат ночи.

И ему — Рафаэлю.