Терапия (гет)

С тех пор, как ты пообещала Малфою быть паинькой, он приходит каждый день. Тебя не особо напрягают эти визиты, ведь за исключением редких попыток сиделки впихнуть в тебя пресную овсянку ты постоянно спишь. Почти не остаётся времени подумать о том, как именно ты не реализовала свой потенциал. Вот ты кладёшь голову на подушку, а вот высокий противный блондин уже расталкивает тебя, чтобы влить в рот очередную порцию зелья. Флаконы, в которых он приносит его, не всегда одинаковы, но само «пойло» безвкусно и не имеет запаха. Спрашивать его, чем конкретно он накачивает тебя, иной раз не хочется. Поэтому ты послушно открываешь рот, чтобы он влил терпковатую жидкость. И вновь проваливаешься в густой, тягучий, как трясина, сон без сновидений.

Спустя неделю он настаивает, чтобы верная ему, словно псина, сиделка в очередной раз искупала тебя и обязательно переодела. Ты не можешь винить его, ведь запах медикаментов, смешанный с потом, не первый день витает в воздухе спальни. Это производные твоего организма в результате приёма его чудо-препарата от депрессии. Чистое бельё и пижама, принесённые Поттерами, окрашены в гриффиндорские цвета. Ирония в том, что ты давно не являешься олицетворением ни единого качества вашего родного факультета. Впрочем, твой вид должен слегка взбесить Малфоя, что не может не радовать.

Несмотря на заверения в том, что он якобы убрал побочные эффекты со стороны ЖКТ, приём препарата всё равно требует большей избирательности в еде — многие привычные тебе продукты несовместимы с зельем. Тебя, возможно, возмутило бы это, если б ты чувствовала хоть какое-то подобие голода. «Нездоровая худоба», — бормочет сиделка, когда, переодевая тебя, невзначай задевает пальцами рёбра. Наверное, тебе должно быть стыдно, что женщина в возрасте Молли вынуждена перестилать твою постель и кормить тебя словно ребенка. Но тебе всё равно. Это почти страшно, но недостаточно ощутимо, чтоб попытаться изменить хоть что-то. Словно важная деталь внутри тебя сломалась, и ты не в силах починить. Никто не в силах. Ты знаешь, что должна выглядеть ужасно, но даже не делаешь попыток подойти к зеркалу.

Малфой выгадывает часы, когда сонливость менее выражена, и сидит с тобой. Он убедительно просит?.. Нет, настаивает на том, чтобы вы говорили по несколько часов в день. Ты «должна рассказывать ему о своей прежней жизни». Малфой называет это маггловским термином «терапия», и ты фыркаешь.

— Ты разве психолог? — говоришь с деланной насмешкой, но все твои старания вывести его из себя не венчаются успехом.

— В Мунго нет чёткого разграничения между психологией и психиатрией, я же считаю, что все средства хороши, если это может помочь. Либо ты будешь говорить со мной, либо я заставлю тебя вести зачарованный дневник, Грейнджер, — устало говорит он. — Не стоит во мне сомневаться.

— Магглы-психологи всё ещё боготворят Фрейда? — вопрос, скорее чтобы не молчать. Тебе на самом деле мало это интересно. Но Малфой, кажется, мрачно рад ему.

— Ага, лично я предпочитаю труды Юнга, но старый извращенец Зигмунд в психологии словно писанина Маркса для экономистов — все знают, что это не работает, но с упоением читают «Капитал».

— Откуда ты?..

— Сам никогда не понимал системы университетского образования простецов, — говорит он с улыбкой, отвечая на не полностью заданный тобой вопрос. — Почему, чтобы получить степень по психологии, мне нужно было изучить ряд абсолютно не связанных с этим дисциплин вроде экономики?

— Не знаю, я ведь оканчивала Салемскую Академию магии, да и то экстерном. Так с чего ты взял, что мне поможет твоя терапия?

— Один из моих университетских преподавателей говорил — и я отчасти с ним согласен, — что излечимые психологические проблемы схожи с зависимостью. Наркотической ли, алкогольной, игровой, сексуальной — неважно, но первый шаг к решению проблемы — её принятие. Разговор поможет тебе признать свою болезнь, только после этого её можно будет излечить.

— То есть ты уверен, что мои проблемы излечимы? Ну слава Мерлину. Я уж начала думать, что ты удерживаешь меня здесь в надежде рано или поздно закрыть в своём стационаре.

— Имею все основания уже это сделать, Грейнждер. Если бы не твой лохматый лучший друг, сидела б ты с Локхартом да Лонгботтомами по соседству. Мягкие стены, все дела. В Мунго дико обрадовались моему выходу на работу и возможности спихнуть подобных пациентов в новое отделение с диковинным названием «Психиатрия». Кроме того, не припомню, чтоб ты хотя бы раз пыталась покинуть этот дом. Да хотя бы эту спальню. Если ты забыла, именно поэтому мне нужно тратить своё время на тебя, чтоб при помощи терапии ты наконец поняла, что…

— Ты думаешь, я НЕ понимаю, что моё состояние далеко от нормы? Малфой, я, вероятно, потеряла должность и стала темой номер один для сплетен в Министерстве.

— Ну, — он странно замялся. Будто бы немного… виновато? — Видишь ли, когда я говорил, что Поттер уведомил твоё руководство, я не совсем точно дал тебе понять…

— Нормально объясни, — говоришь с угрозой. Имея дело с Малфоем, всегда важно искать подвох, ведь бывших слизеринцев не бывает. — Ты сказал, моё начальство в курсе, что я практически недееспособна, так?

— Говоря «руководство», я имел в виду только Кингсли. Остальные считают, что ты в длительном отпуске.

— Кроме Гарри и министра никто не знает?

— Поттер не хотел, чтоб поползли слухи и…

— На кой чёрт ты врал мне, Малфой? Я же…

— Я думал, небольшая встряска поможет тебе быстрее взять себя в руки. Осознав, что твоё бездействие имеет последствия, ты могла бы попытаться справиться со своим состоянием. Но этого не произошло. Я был уверен…

— Так ты ошибся, мудак. Я ведь уже поставила крест на своей карьере. Мерлин! А ты не думал, что, зная о том, что не всё похерено на работе, я бы быстрее «осознала своё бездействие»?

— Это злость, Гермиона? Ты на меня зла?

От звука своего имени, произнесённого голосом Малфоя, ты замолкаешь, словно на тебя наложили Силенцио. Глубоко вдохнув, ты задумываешься над его вопросом. Ты хотела бы действительно разозлиться на него, но нет. Едва различимая вспышка раздражения, никак не злости, моментально угасает.

— Потому что злость явно лучше апатии, — продолжает он, но ты обрываешь его монолог, отрицательно качнув головой.

— Ты прав. Мне давно без разницы на свою работу. Возможно, годы. Узнав от тебя, что всё практически потеряно, я ощутила тень облегчения. Но слишком незначительную, чтобы даже отдать в этом себе отчёт.

— Поттер сделал всё это ради твоего же блага. В надежде, что твоё состояние всё-таки изменится. У него не было гарантии, что ты не заявишься на работу мертвецки пьяной, как когда…

— Он и это тебе рассказал? — почти смешно, что Гарри доверился Малфою. Доверил ТВОИ секреты Малфою.

— Только не говори, что я и тебе должен пояснять о политике конфиденциальности между врачом и пациентом.

Он ещё долго втолковывает что-то о врачебной тайне, о возможности заключить Непреложный обет, о том, что тебе нужно выговориться… Но ты слишком устала и хочешь спать. Глаза слипаются сами собой, и, вновь открыв их, ты уже не видишь Малфоя рядом.

* * *

— Просыпайся, Грейнджер, — легко трясу её за плечо.

Кости кажутся птичьими, даже через грубую ткань нелепой бордово-жёлтой пижамы. Она словно пустая внутри, и я говорю о сугубо физиологических качествах. Слишком тонкие руки, лёгкие кости, ещё немного — и у неё может развиться анорексия.

Из-под курчавой гривы неприлично запутанных волос слышится слабый недовольный стон.

— Давай же, мы поговорим, а потом я дам тебе необходимое зелье, — отхожу от постели, занимая уже привычное кресло с убогой обивкой песочного цвета.

— Я думала о нашем прошлом разговоре, Малфой, — бормочет она, не открывая глаз. — И у меня два вопроса. Во-первых, как дела у родителей Невилла?

— А во-вторых?

— Но ты не ответил на «во-первых», — веки медленно приоткрываются, и она по-детски трёт глаза, окончательно просыпаясь.

— Врачебная тайна, помнишь?

— Глупости, мне-то ты можешь сказать.

— Тебе-то я могу сказать лишь то, что тема моей докторской звучала как «Неизлечимое психическое расстройство личности в результате сильной психологической травмы на примере…». Сама догадайся на чьём. И о чём в данном случае говорит слово «неизлечимое» — тоже.

— И как магглы отнеслись к существованию Круцио? — невероятно, но я, кажется, рад видеть ухмылку на её измождённом лице.

— И да, я изрядно задолбался адаптировать этот случай под маггловский.

— Хвалёная слизеринская изворотливость, — говорит она на выдохе, снова закрывая глаза.

— Мы называем это гибкостью. Тебе с Поттером было бы неплохо ей научиться разнообразия ради. И каким будет «во-вторых»?

— Ты сказал, что тратишь своё время здесь, с чем я согласна. Я уже принимаю твои лекарства. Не думаю, что ТЫ способен понять МОИ проблемы, так давай не будем.

— О нет, Грейнджер, мы будем. Будем, потому что, несмотря на твою любовь к Обливиэйту, я единственный в Лондоне человек, которому не придётся стирать память после сеансов терапии с тобой. Ты считаешь, я не знаю, каково это — потерять близкого человека?

— Самоубийство Люциуса, — говорит она бесцветным голосом, потупив взгляд, будто бы отвечая на так и не прозвучавший вопрос.

— Ты сказала, дело не в разводе, верно? Так в чём? Не вынуждай меня брать у Поттера разрешение на применение Легилименции к тебе. Мне важно знать не только, ЧТО у тебя произошло. Важно знать твоё к этому отношение. Позволь мне попробовать помочь.

— Послушай, мне жаль, что твой отец мёртв. Мои родители живы, но они даже не знают о моём существовании, да ты, кажется, уже в курсе этого. Я честно не знаю, чья ситуация хуже. Я смирилась с этим много лет назад. От того, что подобный тебе залезет в мою голову, Малфой, лучше не станет. Как кто-то вроде т…

— Ну не знаю, мисс Мои-Проблемы-Важнее-Чем-Что-Бы-То-Ни-Было-В-Этом-Чертовом-Мире! Как же кто-то вроде МЕНЯ, вдовца, в одиночку воспитывающего сына, может понять твою внезапную ненависть к жизни! Откуда мне, заботящемуся об умирающей матери, наполовину сироте, знать, что значит нежелание вставать по утрам? — ну вот… я снова сорвался, охренительно! — Разница между нами действительно огромна, Гермиона, — прикладываю максимум усилий, чтобы взять себя в руки и звучать спокойно. — Ведь мне хватает изворотливости день ото дня приходить на работу, не вызывая у людей сомнений в том, что я нормален. Дай мне возможность научить этому тебя! Если ты переживаешь, что аморальный Малфой узнает о твоих жалких секретах и личных драмах, так включи уже свой долбаный мозг, — нет, звучать спокойно — это не ко мне. — Я, бывший Пожиратель Смерти, положивший годы работы на восстановление своего имени в глазах магического сообщества, не только потеряю практику, являющуюся трудом всей моей жизни. Я ещё и лишусь яиц, которые Поттер несомненно оторвёт мне, если я каким угодно образом тебя скомпрометирую.

Она долго смотрит на меня своими огромными глазищами, переваривая информацию. Если она упрётся, видит Мерлин, передам её какому-нибудь маггловскому специалисту, и пусть сама следит, чтоб не нарушить закон о неразглашении или не залететь в их дурку на ПМЖ. Всё под личную ответственность Поттера. С меня довольно.

— Хорошо, Малфой, — наконец выдавливает она. — Завтра я попробую.