Тот, кто ищет (джен)

Трансгрессия коротко и мощно стискивает, а потом выталкивает нас — на длинную аллею перед высокими коваными воротами. Линии кованых узоров образуют большую букву «М», и я вдруг понимаю, что виднеющийся в конце аллеи старинный особняк — это родовое поместье Малфоев. Можно было и догадаться, куда они меня потащат. Драко, наверно, в восторге будет, что Поттера наконец-то убили, да еще и в его собственном доме…

Веревки, скручивавшие мои ноги, падают на землю — теперь в них нет смысла. Гравий оглушительно шуршит у нас под ногами, меня ведут по аллее, образованной живыми изгородями, запах цветов и влажной зелени струится в воздухе. За поворотом открывается широкая белая лестница, поднимающаяся к парадному крыльцу особняка, огромный сад с белеющими вдалеке статуями, фонтаном и скульптурами из зелени. Аккуратно, строго, со вкусом. Да, должно быть, Малфой действительно не понимал, как можно жить в доме, похожем на Нору. Нора… Дом, превратившийся в факел…

Они не могли погибнуть! Мистер Уизли и Люпин не первый день воюют, Тонкс вообще мракоборец, и сражается она круто… Но миссис Уизли, Джинни — что, если они даже не успели понять, что происходит? Как вообще подожгли Нору? Перед моими глазами вспыхивает картинка: над домом кружат на метлах Пожиратели, гудящий огонь обрушивается с небес, пылают кухня, коридоры, спальни, лестница — не выбраться, Джинни, миссис и мистер Уизли, Люпин, Тонкс задыхаются, мечутся в дыму, пытаются погасить его, но силы их палочек не хватает… А Рон и Гермиона — заметили их в обломках сарая Пожиратели? Или сразу нацелились на меня?

Трансгрессировать здесь, скорее всего, нельзя — иначе мы трансгрессировали бы сразу в дом, туда, где Волдеморт может без лишних проволочек прикончить меня. Даже теперь они, похоже, боятся, что я снова каким-то чудесным образом вывернусь и сбегу, потому что их палочки направлены на меня. Уже столько раз мне это удавалось, в последний момент, когда казалось, что смерть неминуема... Но как спастись сейчас? Со связанными руками? Когда вокруг пятеро Пожирателей?

Что же делать, что? Интересно, развяжут ли мне руки, когда мы войдем в дом? Попытаться отобрать палочку у того, кто отвлечется? Да-да, и сражаться против, как минимум, четверых, стоящих рядом? Идиотизм. Да я и до ворот не добегу.

Тень дома падает на нас — старинный, мрачный, немного отдающий Средневековьем, огромные камни, из которых он сложен, кое-где покрыты мхом. Темные окна непроницаемы, точно в доме ни души. Двери сами распахиваются перед нами, мы вступаем в темный холл. Под ногами поблескивает мрамор, колонны уходят вверх, к темному потолку, с которого свисает роскошная люстра.

Гойл толкает меня в спину:

— Че встал, Поттер! Вперед! — он даже дрожит от предвкушения.

Кто-то из Пожирателей толкает меня еще сильнее — они уже не могут сдержаться, слишком часто им доставалось из-за того, что упустили Поттера.

— Валяй, Поттер! — Макнейр. — Темный Лорд ждет!

Я падаю на пол, но успеваю сгруппироваться (инстинкт ловца не подводит), и потому мне больно, но не так, как если бы я долбанулся головой. Ботинок Гойла врезается мне в ребра, и несколько секунд я не могу дышать. Горят только свечи в канделябрах, стоящих на двух овальных столиках под зеркалами, и в колеблющемся свете я вижу, что по роскошной лестнице к нам спускается знакомая худая фигура в летящей мантии.

Ненависть поднимается во мне, как тяжелая холодная волна.

Какой гордостью полно это точеное лицо с острым носом, длинные лохмы волос отброшены назад, и кажется, что они придают ему величия. На нем парадная бархатная мантия, и выглядит он так, точно готовится принять орден Мерлина первой степени. Естественно — он сейчас второй человек после Волдеморта. Он убил Дамблдора — такие вещи Волдеморт не забывает.

Глаза черны и непроницаемы, как всегда, между бровями морщинка, он чем-то недоволен. Профессор Северус Снейп смотрит на меня сверху вниз, тонкие пальцы вытаскивают из кармана палочку.

— Добрый день, мистер Поттер.

— Добрый день, сэр, — выдыхаю я. — Вы, видимо, любите убивать безоружных? — Хотите поиграть в вежливость, профессор? Получайте.

Повинуясь плавному жесту его палочки, веревки с моих рук падают на пол и, по-змеиному струясь по мраморным плиткам, куда-то уползают. Долохов дергается ко мне, вытаскивая палочку, но Снейп останавливает его:

— Спасибо, Антонин… Это лишнее, — усмешка знакомо кривит его губы. — Думаю, наших усилий хватит, чтобы мистер Поттер не сбежал.

— Вы хорошо потрудились, профессор, предательство и убийство — высокооплачиваемые вещи, — бросаю я в это лицо, полное надменного превосходства. Медленно поднимаюсь с мраморного пола, в голове стучит от злости. — Надеюсь, Вы не продешевили?

Он разворачивается и делает приглашающий жест Пожирателям, начиная подниматься по лестнице. Они подталкивают меня — очевидно, Волдеморт ждет.

— Ясно, — говорю я звенящим голосом: мне плевать, что будет дальше, я должен сказать этому ублюдку все, что думаю о нем. — Я добыча Волдеморта. Не дай Бог меня убить — Волдеморту не понравится… Сколько он тебе заплатил, Снейп?

Снейп стремительно идет впереди, словно не слыша — сколько людей, убитых Пожирателями, говорили ему нечто подобное перед смертью?

— А может, он тебя титулом наградит? Принц, граф, барон? Жаль, лордом не назначит, уже занято… Скажи, а как давно у тебя это хобби — убивать друзей, коллег? Своих учеников?

— Поберегите свою храбрость, мистер Поттер, — бросает он, оборачиваясь ко мне на мгновение, и я ловлю его взгляд — отвратительная снисходительность, точно он смотрит на хнычущего ребенка. — Здесь найдутся люди, готовые научить вас вежливости.

— Жаль, никто не научил Вас смелости и благородству, — кидаю я, и хлещущий удар по лицу заставляет меня отшатнуться. Снейп морщится, встряхивая рукой, Гойл хихикает, а я вытираю кровь, сочащуюся из губы. Что ж, это только начало. Снейп сказал, они собираются научить меня вежливости… значит, будет то, что было на кладбище, когда Волдеморт тоже пытался научить меня вежливости — как он тогда выразился…

Во рту внезапно становится очень сухо, а сердце начинает колотиться о ребра тяжелым мячом. Я никогда не думал о смерти, но вот о пытках… С тех пор, как я увидел в больнице святого Мунго родителей Невилла — с пустым взглядом, бормочущих, бесцветных — я думал о том, что нужно сделать с людьми, чтобы они потеряли разум. Значит, будет Круцио. Будет Беллатриса. Будет Сивый… Пожиратели получат возможность показать, на что они способны… Или Волдеморт станет пытать меня один, а остальные будут зрителями этого поучительного зрелища?

Они ведут меня по коридору, окружив плотным кольцом — как дети, точно это игра, в которой они наконец-то поймали того, кто спрятался лучше всех. Снейп распахивает дубовую дверь — и я оказываюсь в полутемном кабинете с дубовыми панелями на стенах, с камином, облицованным мрамором, в котором даже в эту жару что-то тлеет, небольшим столом у окна и плотными зелеными гардинами.

— Добрый день, Гарри, — Волдеморт стоит у старинного книжного шкафа в углу. — Извини, я сейчас… У Люциуса столько ценных книг, что даже удивительно, как он их прятал все это время… Увидь их работники Министерства, Люциус бы сразу отправился в Азкабан за распространение темной магии.

Он не спеша берет какую-то толстую книгу, чей переплет обвивает серебристая змейка с живыми изумрудными глазами, пролистывает, откладывает, берет другую, в алой бархатной обложке, и идет к столу, усаживается в кресло.

— Прошу тебя, Гарри, — он указывает на стул с высокой резной спинкой. Пожиратели отступают к порогу, а я делаю несколько неуверенных шагов к столу и сажусь туда, куда указывает его мертвенно-белая рука. Не похоже, что он готов убить меня прямо сейчас. Или это отвлекающий маневр?

— Гарри, — его свистящий голос кажется ласковым, — как ты, возможно, успел догадаться, ситуация в стране кардинально изменилась сегодня утром. Министерство пало. Все, кто оказал сопротивление, уничтожены.

Значит, Гермиона была права. И это объясняет, почему все защитные заклинания, добротно сооруженные вокруг Норы, перестали действовать.

— Гарри, — его голос течет, обволакивает, — пожалуйста, отнесись серьезно к тому, что я сейчас скажу.

Я стараюсь держаться так, будто не жду смерти, которая сверкнет зеленой вспышкой и стремительно ударит в грудь.

— Ну и что ты хочешь сказать?

— Итак. Гарри, я убежден, ты думаешь, что мои верные слуги привели тебя ко мне, чтобы убить. Возможно, они и сами так думают, — он переводит взгляд на них, ухмыляясь. — Макнейр, Долохов, даже Гойл-младший отличился… молодцы, отличная работа…

Он откидывается в кресле, убирает палочку в карман мантии и продолжает:

— Но я не собираюсь убивать тебя, Гарри. Разве что потом… но не сейчас.

Я ничего не понимаю.

— Ты сбит с толку, — говорит он, наблюдая за моим лицом. — Но вспомни: что я предложил тебе, когда мы встретились около Философского камня? Стать моим союзником, Гарри. Мне было нужно это тогда, нужно и сейчас. Я глупо поддался пророчеству, наделал ошибок… но ты же не считаешь, что сможешь меня убить, Гарри? Ты еще и школу не закончил… А я не собираюсь убивать тебя. Зачем? Дамблдору было нужно настроить тебя против меня, обучить, превратить в оружие, в символ борьбы… но сейчас Дамблдора нет в живых. Ваша война проиграна, Гарри. Завтра Люциус Малфой займет пост Премьер-министра… А мой верный Снейп возглавит Хогвартс… В Министерстве много моих людей, и они с радостью поддержат мои реформы. Зачем нам ссориться, Гарри? Я могу многое дать тебе, и ты станешь символом новой Британии и новой политики…

— И ты уверен, что люди покорно пойдут служить тебе? — Это безумие. Неужели он и вправду думает…

— Не сразу, согласен… но со временем они убедятся, что Лорд не желает им зла. Мои идеи разумны и потому близки большинству древних волшебных родов… Нам предстоит большая работа по возрождению чистой магии для тех, кто чист, не запятнан в связях с магглами. В чьих жилах течет настоящая кровь волшебников.

— А всех, кто «грязный» — убить?

Волдеморт улыбается, и от его улыбки меня прошивает холодом. Если я сейчас не соглашусь, он убьет меня за этим же столом, не вставая. Не даст даже попытки поединка — ему, похоже, сейчас не до того.

— Ну, зачем же убивать… Существует масса других способов заставить выродков, нахватавшихся нашей магии, приносить пользу. Они могут стать неплохой рабочей силой.

— И ты решил, что я пойду петь песни во славу нового режима и его рабов? Боюсь, мы не сходимся во взглядах.

Я пытаюсь дерзить, хотя ощущение своей беспомощности ломит руки. Где моя палочка, где, когда ее отняли?

— Гарри, Гарри… — он говорит мягко, почти укоризненно. — Зачем так грубо — «рабов»… Скажем, «трудовые единицы», которые работают на благо Новой Магической Британии.

— И что ты хочешь от меня?

Похоже, Пожирателям не по вкусу, что я говорю с Волдемортом без подобострастного «повелитель» или «милорд», и они готовы запустить в меня «Круцио», только дай им Волдеморт отмашку, но он откровенно забавляется со мной. Как будто я — котенок, сердито нападающий на хозяина.

— Гарри, ты опасен для меня только как символ борьбы — «Мальчик-который-выжил»… смешно, но я не хочу, чтобы ты и впредь путался под ногами. Нет символа — нет борьбы. Люди быстро притихнут, стань ты символом сотрудничества с Новым режимом. Это Дамблдор хотел сделать тебя символом Сопротивления — но теперь, когда он погиб, у тебя вполне может быть свое мнение и свои убеждения. Тебе вовсе не надо умирать, Гарри. Не надо жертвовать собой во имя людей, для которых ты — всего лишь герой с памятника. Выступив на моей стороне, ты поможешь объяснить людям, что они ошибаются…

У меня перехватывает дыхание.

— Как ты смеешь… предлагать мне… после всего того… ты убил Дамблдора! Сириуса! Мои родители… Да ты извалялся в грязи, и сейчас хочешь, чтоб я сказал… что это не грязь? Что так нужно? Ты спятил, Том, — во мне плещется веселая ярость. Я знаю, что конец близок, и говорить буду все, что захочу.

Волдеморт смотрит на меня долгим изучающим взглядом красных змеиных глаз. Из-за кресла около камина к нему медленно ползет Нагини, сверкая чешуей, забирается по подлокотнику на спинку кресла, свивает толстые кольца вокруг Волдеморта, становясь его своеобразной броней. Мне страшно пошевелиться — ему ведь достаточно слова, чтобы змея прокусила меня насквозь. А без волшебной палочки я ощущаю себя почти что голым.

— Как предсказуемо, Гарри… — Волдеморт качает головой. — Как ожидаемо. Я думал, смерть Дамблдора тебя хоть чему-то научила.

— Да, научила — что у подлости нет пределов. — Я вспоминаю слабый шепот Дамблдора — «Северус, пожалуйста» — и ярость жжет глаза. Я оборачиваюсь на Снейпа и вижу, что он стоит у камина, внимательно глядя на Волдеморта, готовый моментально выполнить любое его поручение.

Волдеморт тихо смеется.

— У тебя крайне невоспитанный ученик, Северус… Впрочем, Гриффиндор всегда был таким. Безрассудство и эмоции там, где нужна голова… Вынужден тебя огорчить, Гарри: ты все равно пригодишься новому режиму. Я хотел, чтобы ты играл свою роль добровольно, чтобы ты понял, что ты не в той ситуации, чтобы бросаться фразами, которым тебя научил Дамблдор. Но если твой ответ — «нет»… Гарри, в моих руках — вся власть, в том числе и «Ежедневный Пророк». Как ты думаешь, что стоит его журналистам писать о том, как ты счастлив, находясь в Учреждении для неполноценно развитых волшебников?

— В Учреждении для…

— Тебе объяснят. Такие учреждения возникнут в ближайшее время по всей Британии. Прекрасная система, в которой все грязнокровки и полукровки займут свое место, отплачивая за те способности, которые им достались не по праву, и за те знания, которыми их щедро наградило магическое сообщество. Они бок о бок будут трудиться на благо Новой Магической Британии, и ты, Гарри, будешь одним из самых известных воспитанников Учреждения. Северус позаботится о том, чтобы Учреждение для неполноценно развитых волшебников, открытое при Хогвартсе, было образцовым.

— Да, мой Лорд, — отвечает низким, бархатным, стелющимся голосом Снейп, который под стать его натуре, — Хогвартс и Учреждение будут под моим пристальным контролем. Я приложу все усилия, чтобы порядки, заведенные там, соответствовали всем Вашим ожиданиям.

— Верю, Северус, верю, — кивает Волдеморт. — А твою жизнь, Гарри, будут освещать в «Пророке» достаточно подробно… будут писать, как ты раскаиваешься, что столько лет был игрушкой в руках Дамблдора, как он влиял на тебя… Он окружил вниманием сироту, которого никто не любил и не уважал — этого достаточно, чтобы безоговорочно поверить любым идеям, даже самым безрассудным. Твои друзья и однокурсники, без сомнения, это подтвердят — ведь никто не хочет быть наказанным… в Хогвартсе не хватает строгости и порядка, дисциплины… И уж точно никто не хочет, чтобы их родителей, скажем, выгнали с работы, или арестовали по подозрению в чем-либо… И, я думаю, очень скоро ты поймешь, что сопротивляться бесполезно, да и незачем. А не захочешь понять — тебя со временем перевоспитают, и ты, Гарри, станешь полноправным членом нового режима, вольно или невольно. В конце концов, всегда можно организовать процесс по делу, которое ты не совершал — трупы, кровавые подробности — и ты проведешь остаток дней в Азкабане, медленно сходя с ума. Твоя жизнь не принадлежит тебе — разве Дамблдор тебе этого не объяснил?

— Заткнись! — кричу я и в бессильной ярости — что бы сделать, что? — хватаю со стола бронзовую статуэтку, швыряю в его улыбающееся лицо. Статуэтка разлетается вдребезги, наткнувшись на невидимые Щитовые чары, и один из осколков чиркает меня по щеке.

Пожиратели орут. «Щенок!», «Круцио ему!», «Лорд, позвольте, я…!» — но Волдеморт унимает их одним жестом. Я уже давно стою, стиснув кулаки: ну давайте, давайте, я не буду просить пощады, Поттер не перевоспитается. Раз отняли палочку — да я вам горло перегрызу, если смогу, но валяться в ногах не стану.

Неожиданно Волдеморт начинает аплодировать — и все замолкают, а я оборачиваюсь к нему.

— С тобой так интересно, Гарри, — говорит он, вновь кладя руки на подлокотники. — С «честными людьми», как это называется, всегда интересно… Признаться, я ожидал чего-то подобного. Что взять с человека, чья мать была магглой. Что она могла передать тебе — ни ума, ни тонкости… Мы нескоро встретимся, Гарри, но, надеюсь, наш следующий разговор будет более удачным. Увести его.

Снейп хватает меня за шкирку и тащит вон из кабинета, держа палочку наготове — чего доброго, я еще кусаться начну. И где-то на лестнице, ведущей в подвал, мне удается вывернуться, размахиваюсь, мой кулак врезается ему в скулу, но я тут же отлетаю к стене, отброшенный заклинанием.

— Круцио! — визжит Гойл, и меня накрывает волна слепящей боли, я сползаю по стене, бьюсь головой, задыхаюсь…

Все прекращается. Макнейр рывком поднимает меня на ноги и вталкивает в темный подвал. Откуда-то сверху доносятся крики, мне кажется, я слышу смех Беллатрисы, но потом наступает тишина, и я обалдело стою, прислонившись к стене, гадая, где сейчас наши и знают ли то, что знаю я.