Тот, кто ищет (джен)

— Легилименс! Инкарцеро!

Я бьюсь, как рыба в сетях, кажется, что-то кричу, пытаясь его остановить, а он безжалостно роется в моей памяти, в последних двух часах. От момента, когда я выскользнул в темный коридор из шумной спальни и до пылающей картинки распадающегося в огне крестража. Я пытаюсь вскочить с дивана, но Снейп толкает меня обратно, взмах — и я обездвижен; мертвой хваткой он держит меня за подбородок и погружается в эти последние два часа, которые по его воле крутятся в моей голове, как взбесившийся фильм.

Но воспоминания вдруг начинают тускнеть. Краски сереют, остаются только тонкие, дрожащие черные контуры вещей, которые вот-вот — и распадутся… Их начинает закрывать тонкая рябь воды, она постепенно становится стеклом, которое стремительно разрастается, а мир за ним мутнеет.

Снейп опускает палочку, садится обратно в кресло, часто дыша и вытирая пот со лба, и только тогда снимает с меня заклинание.

— Все, Поттер, можете идти.

Я сажусь, не понимая, что он со мной сделал, что вообще происходит...

— Что вы… чего вы…

— Поставил ментальный блок, — перебивает Снейп, подавая знак эльфу. Эльф торопливо приносит ему дымящийся кубок, пахнущий чем-то пряным и острым. — Спрятал ваши воспоминания, — поясняет он снисходительно, делая глоток из кубка. — Чтобы никто — ни Амбридж, ни воспитатели, ни кто-либо еще — не смог вытащить из вашей головы сегодняшнюю авантюру. И то, что я вам помогал.

— Вы должны были предупредить, — говорю я севшим от крика голосом.

— А чем вы недовольны? — спрашивает Снейп, который пьет это дымящееся нечто с таким видом, будто ждал целую вечность. Он даже жмурится от удовольствия. — Я не самоубийца — в отличие от вас… и не хочу, чтобы все рухнуло из-за того, что Поттер так и не научился защищать свое сознание. А сейчас даже Темный Лорд не сможет вытащить из вас это воспоминание. То есть, конечно, сможет… если точно будет знать, что искать… но на взлом ментального блока уйдет какое-то время, и этого мне вполне хватит, чтобы оказаться как можно дальше от Темного Лорда.

— Вы все предусмотрели, — говорю я, еле сдерживаясь, чтобы не сказать лишнего. Как ты мог подумать, Поттер, вообразить хоть на мгновение, что такой человек станет тебе помогать в борьбе с Волдемортом — помогать честно и искренне, всем рискуя, пусть и имея при этом какие-то свои, тайные, цели? Нет, никакого риска. Никаких «авантюр», никакого гриффиндорства.

— Естественно, — Снейп кивает эльфу, и тот приносит ему второй кубок и замирает в почтительном полупоклоне. — Мне моя жизнь пока дорога. Идите-ка спать, Поттер.

* * *

— Пейте, Поттер!

Амбридж с такой силой ставит передо мной стакан с зельем, что вздрагивает столик.

Я, старательно изображая спокойствие, беру стакан. Амбридж впивается в меня взглядом.

Утром она ворвалась на завтрак, мелко подрагивая от ярости. Ее пышно взбитые кудряшки растрепались и свисали жалкой мокрой массой, точно Амбридж попала под ливень.

— Всем встать! — завизжала она. В этот момент она напомнила мне дядю Вернона.

Воспитатели погнали нас на второй этаж, в свои кабинеты — только на сей раз там стояли склянки с Веритасерумом. Само собой, первым Прилизанный потащил в кабинет меня — хоть Снейп вчера и сказал, что я не анимаг, попытался меня защитить. То есть не меня — себя, конечно, ведь выпей я Веритасерум, я выдам его… Но что мне сейчас-то делать?!

Под взглядом Амбридж, тяжелым, как пресс, я глотаю жидкость — в отличие от многих зелий, она совершенно безвкусная. По телу прокатывается теплая волна — как от сливочного пива, очень, очень крепкого — и я отчаянно пытаюсь этому сопротивляться. Нужно суметь ответить как-то уклончиво, так, чтобы это было правдой, и в то же время…

— Гарри Джеймс Поттер, — визгливый голос будто буравит мою голову, — вы анимаг?

— Нет.

— Вы вступили в преступный сговор с кем-либо из воспитанников Учреждения?

— Нет.

Кто-то изнутри точно разрывает мой рот, с силой раздвигает губы, выталкивает ответ из горла — однако тут мне не приходится лгать. Если и дальше…

— Вы планируете месть мне?

— Нет. — Здесь я тоже не лгу: украсть крестраж и бороться с режимом Волдеморта — это совсем не месть Амбридж.

— Вы получаете тайные сообщения, записки и посылки от кого-то вне Учреждения?

— Нет, — выдавливает мое горло, и я готов вопить от счастья, что Луна, умница Луна, прислала мне не записку, а рисунок. А про рисунки меня не спрашивали.

— Поттер, — Амбридж наклоняется ко мне, тяжело опираясь на стол, — это вы проникли в мою комнату вчера ночью?

Все.

Но… поперек горла точно вклинивают доску. Я не могу об этом говорить. Воспоминания бешено бьются об стекло, но оно крепче, оно выдерживает…

— Нет, — давлюсь я воздухом, — нет, не проникал.

— Чушь! — Амбридж бьет по столу кулаком. — Это вы, Поттер, я знаю! Больше некому!

— Нет, не я.

По спине струится пот, голова кружится, а сквозь стекло видны лишь призраки вчерашних воспоминаний, не более того. Снейп все предусмотрел. Ментальный блок словно делает невидимыми эти воспоминания — даже для меня самого. Их словно нет, хотя я знаю, что они там, за толстым стеклом.

— Хорошо, — Амбридж краснеет и надувается, как лягушка. — Вы знаете, кто это?

— Нет.

— Может, у вас есть предположения, кто это мог бы сделать?

— Нет.

— Вы не помогали тому, кто это сделал?

— Нет.

— Убирайтесь! — кричит она, сметая стакан со стола. — Следующий!

…Под вечер девочки приносят новость: оказывается, Амбридж вдрызг разругалась со своим ухажером — выяснила, что тот увивался за ней ради репортажа о жизни «Первой Леди Учреждения». Этот репортаж, вместе со статьями о праздновании Рождества высокопоставленными лицами Новой Магической Британии, появился сегодня утром в «Пророке». Лаванда видела, как Амбридж с боем вырывала газету из клюва чьей-то упрямой совы, которая сопротивлялась до последнего.

Однако кое-кому совы все-таки успели передать газету, и в темноте спальни сильно потрепанные уже листки переходят из рук в руки. В репортаже с фотографией нежно улыбающейся Амбридж рассказывается о ее непростой, полной борьбы и терзаний жизни, и о второй молодости, которую она переживает сейчас, вместе с Учреждением. «Скупая слеза ползет по щеке Долорес, когда она вспоминает детство, полное унижений, школьные годы, проведенные бок о бок с грязнокровками». «Нерадостным был рассвет ее юности, когда молодая сотрудница Министерства Магии пыталась доказать, что важен ум, а не внешние данные».

Да, статье далеко от омута грязи, в который окунала своих жертв Рита Скитер в прежние времена, но, видимо, большее не мог себе позволить журналист. Все-таки Амбридж занимает высокий пост, и по-настоящему «разоблачительную» статью Райли бы не дали напечатать.

Я просматриваю газету, боясь найти знакомое имя в списке «террористов», задержанных аврорами. Пару дней назад в таком списке я увидел Амоса Диггори — отца Седрика… Я помнил его тихим, добродушным, улыбчивым человеком с брюшком и залысинами — в статье же сообщалось, что он напал на патруль, который «осуществлял проверку потенциально опасных волшебников», оказал сопротивление, выкрикивая «оппозиционные лозунги».

Где он сейчас? Сидит в Азкабане, окруженный зловонным дыханием дементоров? Или стал добычей Пожирателей Смерти? Седрик умер из-за меня, из-за моей игры в благородство, я почти что убил его… и я ничем не могу помочь его отцу.

Я стараюсь внимательно читать статьи, все торжественные выступления и заявления, хотя они похожи одно на другое; пытаюсь выловить среди красивых слов скрытый смысл. Волдеморт, как ни странно, появляется на публике редко, зато Родольфус Лестрейндж — постоянная фигура всех мероприятий. Он ходит в театр, он гуляет в парке — под руку с Беллатрисой, выглядящей рядом с ним бледной и нездоровой; он щедро раздает улыбки и интервью на приемах в Министерстве, рассуждает о семейных ценностях, которые надо возрождать, о традициях, к которым надо возвращаться, о нравственности… Нередко на фотографиях около него мелькает Драко, и Родольфус как бы между делом треплет его по плечу — но даже мне заметна фальшь этого жеста.

* * *

— Поттера — к директору Снейпу! — докладывает один из воспитателей, появляясь на пороге мастерской.

Любопытно, что же он мне скажет.

Я, не снимая рабочих перчаток, иду по коридору, где располагаются личные комнаты воспитателей, прохожу мимо злополучной комнаты Амбридж, напротив которой сейчас, в качестве охраны, повесили портрет волшебника с бессонницей. В хрустальных светильниках на стенах горят свечи, толстый ковер пружинит под ногами. Лечь бы на этот мягкий ковер, и поспать… поспать… Даже в коридоре витает дух роскоши, и я вспоминаю маленькое царство Амбридж — кровать с балдахином и пышной периной, с вазами, картинами и фарфоровыми безделушками. Как-то так я и представлял себе роскошь — я всего однажды был в музее, еще когда учился в магловской школе вместе с Дадли, и уже ничего не помню толком. Помню только, что экскурсовода едва не хватил удар, когда Дадли с дружками чуть не раскокал большую напольную вазу.

На двери директорского кабинета висит латунный молоточек с головой совы. На мой стук дверь сразу распахивается, и Нонни с комично-серьезным видом подводит меня к столу, за которым горбится Снейп. Сейчас он и вправду похож на летучую мышь — очень старую, потрепанную, черную.

Кабинет наполнен белым, тусклым светом зимнего утра. Холодно, уныло. Снейп сидит, крутя в руке перо и поглядывая на пергамент перед собой.

— Поттер, скажите мне, пожалуйста, — он говорит вкрадчиво, что не предвещает ничего хорошего, — вы хотите увидеть своих друзей?

Они поймали Рона и Гермиону. Они их поймали.

— Я… — я сглатываю, не зная, что сказать. — Хочу, но… Не здесь.

— Вооот как, — тянет Снейп, — не здесь. Ну, надеюсь, вы все же хотели бы увидеть их живыми и хотя бы относительно здоровыми. Я правильно понимаю?

— Что вы с ними сделали? — срываюсь я. — Где Рон и Герми? Они арестованы?

Снейп поджимает губы:

— Поттер, оставьте привычку кричать. Здесь вам не Гриффиндор. Нет, я говорил о других ваших друзьях — тех, кто сейчас в Хогвартсе и кто, видимо, считает себя бравыми продолжателями вашего революционного дела. Мисс Луна Лавгуд и мистер Невилл Лонгботтом были арестованы вчера Пожирателями Смерти, когда устраивали очередную диверсию — на сей раз недалеко от моего кабинета… Кэрроу посчитали это покушением на мою жизнь и отправили их в Азкабан.

В Азкабан. Моих Луну и Невилла. В мрак и холод, о чем когда-то говорил мне Сириус.

— Зачем вы мне рассказываете? — глухо спрашиваю я. — Вы же не просто так мне все это...

— Конечно, — говорит Снейп тихо и весомо. — Вы должны дать заявление в «Ежедневный Пророк», в котором попросите всех, кто считает вас знаменем борьбы, не заниматься протестными акциями и не мутить воду. Вы скажете, что у вас все в порядке, и что вы смело смотрите в светлое будущее.

— Вы… Я не буду. Это предательство.

— Нет, будете, — произносит Снейп, припечатывая меня словами, как муху. — Вы же хотите спасти своих друзей?