Грань (гет)

К тому моменту, когда Арья Старк после долгого пребывания в Эссосе вновь ступила на родную землю, в списке тех, кого она собиралась убить, оставалось всего три имени: Уолдер Фрей, Гора и королева Серсея Ланнистер. Раньше этот список был куда длиннее, и каждый раз перед сном Арья вновь и вновь перечисляла имена оттуда вместо молитв всем старым, новым или каким угодно богам. Смерть стала её единственным богом, терпеливо дожидающимся обещанных жертв.

Но время шло, и список сокращался, иногда при содействии самой Арьи, а иногда и кого-нибудь другого. Некоторые имена она перестала называть, то ли забыв, то ли начав считать несущественными, то ли просто откладывая месть до более подходящих, но, скорее всего, так никогда бы и не наступивших времён. Но у этих троих покинуть список не было ни малейших шансов. Можно было забыть тех, кто предал и продал Джендри. Не думать о купившей его Красной Женщине. Простить Пса, однажды с удивлением поняв, что прекратила его ненавидеть, и признав, что тот в итоге сыграл в её жизни куда более значимую роль, чем убитый им несчастный Мика. Но несправедливая казнь отца и вероломное убийство матери и старшего брата не могли остаться неотомщёнными.

После того как зима навестила дом Фреев, выкосив всех мужчин их рода, у Арьи обозначилась единственная важная цель — убить королеву. Григора Клигана Арья самоуверенно собиралась раздавить попутно, как мелкую, несмотря на его размеры и прозвище, и незначительную мошку. Его уничтожение всё равно не смогло бы принести такого ощущения удовлетворения и восстановленной справедливости, которое дала бы смерть той женщины с золотыми волосами, лживыми устами и подлыми поступками.

Но жизнь порой преподносит сюрпризы. По дороге в столицу Арья встретила давнего друга, и разговор с ним полностью перекроил её планы и заставил сменить направление движения на прямо противоположное. Теперь Арья знала, что заблуждалась, считая, что для неё в Вестеросе не оставалось ничего, кроме мести. Нет, всё ещё был дом; Винтерфелл уцелел, был сейчас свободен от врагов, и в нём можно было встретить давно потерянную семью, по крайней мере то, что от неё сохранилось.

Джона, своего любимого брата, единственного, кто всегда понимал её, поддерживал и принимал такой, какая она есть, Арья в Винтерфелле уже не застала. Джон уехал на юг добывать средство для борьбы с новой бедой, грозившей их дому. И договариваться с неведомой королевой драконов. Оставалось только молиться, чтобы он, подобно многим Старкам, не растаял бы где-то там, за Перешейком. Но Арья больше не молилась и даже не повторяла имена, она лишь знала, что если Джон не вернётся, её список пополнится ещё одной королевой.

Старшая сестра Санса больше не молилась тоже, и на этом, пожалуй, заканчивалось всё общее между ними. Хотя так повелось с самого детства, сестёр мало что объединяло, и точек соприкосновения у них почти не было. Их разговоры то и дело перетекали в ссоры, во взаимный обмен претензиями, и всё завершалось обидами, слезами или испорченным платьем. Сейчас сёстры выросли, и они всё так же мало понимали друг друга. Но теперь это непонимание могло обернуться чем-то посерьёзнее строгого выговора от родителей или запрета покидать свою комнату.

Какое-то время всё было плохо даже настолько, что Арья всерьёз опасалась — убить королеву ей придётся непосредственно в Винтерфелле. И этой королевой станет её родная сестра. Санса всю жизнь так мечтала о королевском будущем, что теперь, когда она осталась править Севером в отсутствие Джона, её тяга к власти возросла настолько, что могла бы иметь самые непредсказуемые последствия. Серсея Ланнистер, державшая Сансу в заложницах и причинившая ей столько боли, вместе с тем оставила и неизгладимый след в её душе, и когда Арья смотрела на сестру, то часто замечала хищный отблеск на дне её глаз. Лютоволки — свирепые хищники, идеально приспособленные к выживанию в суровых северных условиях, и их природа нашла своё отражение в глазах и душах принадлежавших к роду Старков, поместивших этих хищников на свой герб. Но в глазах Сансы Арье порой мерещилась хищность иного рода, серого лютоволка теснил золотой лев, и запёкшаяся кровь на его когтях демонстрировала, на что тот готов ради защиты золотой короны на своей золотой голове.

Санса становилась опасной не только для себя или врагов, а и для своих близких, но не замечала этого. Арье хотелось привести Сансу в чувство, но иногда в ней поднималось страшное раздражение и ярость, особенно в свете новых обстоятельств, таких, например, как то предательское письмо. И Арья ощущала, что ей проще ударить ножом, чем выслушать; убить, чем простить; просто стереть то, что кажется угрожающим, чем разбираться и думать, как жить с этим дальше.

Куда бы Санса ни пошла, за ней тенью следовал лорд Петир Бейлиш, внушая Сансе свои идеи и навязывая советы. Невысокий человек с обольстительной улыбкой и холодными глазами, Арья помнила его по Королевской Гавани. При первой их встрече она была ещё маленьким и непосредственным ребёнком, задавшим лорду Бейлишу вопрос, почему все называют его Мизинцем. Септа Мордейн одёрнула её тогда, но сладкая улыбка не исчезла с губ самого Мизинца, хотя взгляд так и не потеплел. Арья видела его ещё несколько раз в Красном Замке, лорд Бейлиш числился в Малом Совете и не раз приходил поговорить с её отцом. Но мысли Арьи Бейлиш не занимал ни тогда, ни тем более потом. Он не имел никакого значения, а предметов для размышлений ей и без того хватало с избытком. Но с Сансой всё было по-другому. Лорд Бейлиш вошёл в её жизнь и постепенно занял там главное место. Продав Сансу Болтонам, он потерял эту свою привилегию, но сейчас понемногу возвращал себе прежнюю власть над Сансой. А сестра и бровью не вела, словно так жестоко предавший её человек мог продолжать заслуживать её доверие, и к нему стоило прислушиваться. Конечно, Санса вела теперь себя с Бейлишем сухо и сдержанно, пока тот увивался вокруг неё и старательно отпускал комплименты её проницательности и искусному управлению делами Винтерфелла. Но чем дольше Арья наблюдала за этой парой, тем больше приходила к выводу, что это просто игра, которой Санса по-своему наслаждалась. И недалёк тот час, когда её сестра примет Мизинца более благосклонно, и он получит что захочет, а захочет он многое, если не всё.

Арья вернулась к, казалось, навсегда потерянной семье, но родной, тёплый и любимый дом исчез, а новый был отстроен из снега, и всё в нём было готово рассыпаться в ледяной прах. А может это просто ей не оставалось здесь больше места, и надо было не вмешиваться, пытаясь навести тут свой порядок, не строить планы по устранению неугодных, а просто тихо уехать на юг, туда, куда и собиралась изначально. Позже Арья узнала, что она сама была тогда на волосок от смерти, ведь Санса тоже всё это время размышляла, чьей смертью стоит заплатить за сохранение собственного благополучия. К счастью для сестёр, они обе пришли к выводу, что родство по крови важнее любых разногласий. И что пролиться должна кровь того, кто старается этих родных разъединить.

Конечно, был ещё и их младший брат Бран и его поразительные способности, позволяющие ему ясно видеть как прошлое, так и настоящее. Никакие истинные намерения других людей не могли от него укрыться, хотя Бран теперь проявлял до странности мало эмоций и вмешивался в происходящее далеко не всегда, даже если оно непосредственно касалось его самых близких людей. Вот и в ситуации с Бейлишем он молчал до последнего, и лишь, видимо, заметив, что Санса уже готова допустить фатальную ошибку, раскрыл ей глаза на истинную сущность лорда Бейлиша. Присутствовавшая при этом разговоре Арья с удовлетворением выслушала перечень всех грехов Мизинца, она так и знала, что дело тут нечисто. К её радости, Санса не пыталась защитить или оправдать Бейлиша, хотя смертный приговор вынесла ему не без колебаний.

Королева Серсея и принц Джоффри, как оказалось, были не единственными виновниками смерти отца. С казнью Мизинца месть за отца хоть и не свершилась окончательно, но всё же это был важный и нужный этап. И важным было то, что тот самый кинжал, который Мизинец приставил к горлу отца, предав его и приведя в итоге к казни, теперь перерезал и его собственное. Арья давно разучилась плакать, но, собственноручно казнив Мизинца, она как никогда была близка к тому, чтобы пролить немного слёз радости. Поздно вечером она закрылась в своей комнате и вновь и вновь рассматривала лезвие кинжала из валирийской стали, с которого пока не стала стирать кровь предателя. Вид этой крови внушал Арье некое удовлетворение. А завтра она собиралась срезать этим кинжалом лицо Мизинца и забрать его себе.

Санса пришла в ужас от этого её намерения, хотя, наверное, и подозревала, что Арья может выразить такое желание. И всё равно Санса не могла сдержать страха и отвращения. “Нет! — восклицала она, — казнь есть казнь, тут всё справедливо, но зачем ты хочешь ещё и поглумиться над телом?” Арья закатила от этих слов глаза, слишком много патетики было в тоне сестры, это резало слух.

— Санса, — сказала ей Арья, — в том, что я собираюсь сделать, нет ничего настолько ужасного. Теперь ты знаешь, что я научилась у Безликих искусству смены облика, и это часть моих умений, позволяющих мне проникать повсюду и приближаться к тем, кто должен быть убит. Именно так я отомстила Фреям, превратившись в главу их дома. Но лицо Уолдера Фрея не годится для всех случаев, и мне нужно пополнять свой запас обличий.

— Но для чего тебе может понадобиться лицо лорда Бейлиша? — Санса даже сейчас, наедине с сестрой, всё равно не стала называть его Мизинцем. — Куда ты можешь проникнуть с его помощью?

— В Красный Замок. Мизинец бывший мастер над монетой, и в своё время, как говорит Бран, неплохо спелся с Серсеей. Он пройдёт там, где не смогу пройти я, и сможет встретиться с Серсеей, возможно, даже с глазу на глаз.

— Но его казнь не была тайной, у неё множество свидетелей, и Серсея может узнать об этом прежде, чем ты доедешь до Королевских земель, и подготовить тебе соответствующую встречу.

— Среди свидетелей казни нет предателей, и никто не осмелится отправлять Серсее воронов. Но даже если и так, лицо Мизинца может мне пригодиться там, где я даже ещё не могу придумать. И глупо упускать такую возможность.

— Нет, Арья, нет, всё равно это очень опасно. Я запрещаю тебе, ради тебя же самой.

— Ради меня? Или всё-таки ради Мизинца? Признайся, у тебя всё-таки остались какие-то чувства к нему? Это во имя их ты не хочешь позволить мне “глумиться над телом”?

Санса вспыхнула, открыла рот, чтобы ответить, но отвернулась, не произнеся ни слова. Арья скривила губы и опустила взгляд. Перед ней на низком, грубо сколоченном деревянном помосте лежало тело бывшего лорда-протектора Долины. Его перенесли в одну из построек во дворе по приказу Сансы, пока слуги складывали костёр, чтобы немедля сжечь казнённого лорда, как и полагалось сейчас поступать со всеми мертвецами. Арья попросила Сансу встретиться с ней тут и поговорить, потому что здесь избежать лишних ушей было легче всего. И ещё потому, что Арья чувствовала в себе некое желание понаблюдать за сестрой ещё раз, когда та будет смотреть на тело своего бывшего наставника. Что-то заставляло Арью хотеть увидеть это. Арья ждала, что Санса велит выбрать другое место для их разговора, но, как ни странно, Санса сразу согласилась. Когда Арья пришла, Санса уже была там, она стояла спиной ко входу, чуть наклонившись над телом, а когда поняла, что уже не одна, вздрогнула и резко выпрямилась, судорожно запахивая плащ.

— Санса, — Арья опять обратилась к сестре, прерывая затянувшееся молчание, — не препятствуй мне. Мне нужно это лицо, а тебе уже должно быть всё равно. Это не будет осквернением трупа, я использую его облик ради нашей семьи. Разреши Мизинцу сделать для тебя напоследок хоть что-то полезное.

— Семеро не одобряют подобных вещей, — шепнула Санса.

— Семеро не одобряют много чего, но и не вмешиваются ни в какие ужасные дела, что творятся в этом мире. Что бы ни происходило, они молчат и бездействуют. Тебе ли не знать. Так стоит ли вообще искать их одобрения?

— Седьмое пекло, да делай, что хочешь, — выдохнула Санса, обошла помост, кинув последний взгляд на мёртвого Мизинца, и выскочила вон. Арья посмотрела ей вслед, улыбнулась и повернулась к помосту. Стоял такой мороз, что даже в отапливаемых помещениях Винтерфелла уютно было только в мехах и толстых плащах. Здесь же и вовсе был жуткий холод, а через прорехи в дощатом потолке падал снег. Несколько снежинок лежали на чёрном плаще Мизинца и на его закрытых глазах. Веки следовало бы прижать специальными камнями, но никто не позаботился об этом. На шее Мизинца зиял разрез, мастерски сделанный Арьей, как проведённая граница между жизнью и смертью. Меховая оторочка плаща слиплась от засохшей крови. Тело уже начинало окоченевать. Нужно было поторопиться, но Арья решила, что сегодня не будет снимать лицо. Её знания позволяли использовать кожу, снятую и не с самого свежего трупа. Быстро темнело, и сегодня Арье почему-то не хотелось тут больше задерживаться. Она придёт и всё сделает завтра с утра. Надо только отдать распоряжения слугам, чтобы не сжигали тело, пока она им не разрешит. Если Санса ещё не приказала им. Люди наверняка будут болтать, но это не важно.

На следующий день Арье не сразу удалось приступить к запланированному. Ранним утром она встретилась с Сансой на крепостной стене. Они поговорили, и разговор вышел неожиданно тёплым и доверительным. Сёстры понимали друг друга как никогда, и каждая была готова признать, что именно другой досталось от судьбы больше всего за время их разлуки, чего бы раньше не случилось ни при каких условиях. Они вспомнили отца и ощутили себя единой стаей, бегущей сквозь снежную метель плечом к плечу. Арья снова почувствовала себя по-настоящему дома. И даже вести от Брана и последовавший затем совет в Великом чертоге не смогли погасить этот тёплый свет, согревавший её изнутри. Хотя и он не смог удержать её от того, чтобы не уколоть сестру, намекнув той, куда и зачем она собирается после окончания совета. Санса сделала вид, что ей уже безразлично, но Арья поняла, что это не совсем так.

Когда Арья вышла из Великого чертога, ноги сами почему-то понесли её в замковую богорощу. “Успею! — промелькнула мысль, — Иные Иными, а так быстро мертвецы не запрыгают. И огонь сегодня своего ещё дождётся”.

В богороще было как всегда сумрачно и тихо. К счастью, никто ещё не заглядывал сюда сегодня с утра, судя по отсутствию следов на устилавшем землю снеге. Арья прошла меж стволов страж-деревьев прямо к сердце-древу, полюбовалась его так и не опавшими пятипалыми алыми листьями, коснулась белого ствола с вырезанным на нём вытянутым ликом. В голову закралась мысль о том, можно ли было бы, срезав этот лик, самой превратиться в чардрево и услышать голоса старых богов. Эта мысль была слишком кощунственной даже для неё такой, какой она стала теперь. Арья отдёрнула руку и шагнула к пруду. Она подошла к самой кромке воды, наклонилась и заглянула в чёрную зеркальную поверхность. Из воды на неё насмешливо скалилось лицо Бродяжки.

Арья не отшатнулась, как делала это первое время, и даже не поморщилась, просто провела рукой по воде, стирая отражение и заставляя воду разбегаться кругами. Затем села прямо на снег, подтянув к себе колени и положив на них подбородок. Всё это стало уже почти привычным и не могло помешать посидеть тут хотя бы пару мгновений, ни о чём не волнуясь и не думая.

— Ты же знаешь, что это не поможет. Тебе от меня не избавиться. Даже если не будешь смотреть на меня, всё равно. Я могу говорить с тобой, и не в твоей власти мне запретить.

— Да, я уже давно поняла, что мне тебя не заткнуть. Можешь трепаться сколько угодно, я научилась не вслушиваться.

— О, это то, чему ты научилась идеально. Не вслушиваться, не всматриваться, не вникать. Не разбираться в других людях и действовать импульсивно, по зову своего глупого сердца. И затем влипать в неприятности. Это ты умеешь. Так что лучше прислушалась бы, может услышала бы что толковое от той, чей опыт больше, а умения более разнообразны.

— И которую я убила, глупая неумеха. Стоит ли прислушиваться к такой неудачнице? Столько знающей и на столькое способной, а всё равно исчезнувшей раз и навсегда. Так что заткнись и дай мне посидеть в тишине.

— Исчезнувшей? Я никуда не исчезла, если ты не заметила. Хотя, что ты вообще можешь заметить.

— Ты исчезла для всех в этом мире. Только я могу тебя слышать и ещё видеть иногда. И то, скоро я научусь полностью тебя игнорировать, и тогда ты растворишься без остатка. Лучше уйди, не дожидаясь этого, Многоликий бог уже устал тебя ждать.

— Не сегодня, — фыркнул голос в голове Арьи.

— Кто бы сомневался. Хотя твой отказ печалит Многоликого, он никак не получит то, что ему принадлежит.

— Многоликий получит своё рано или поздно. Вот только обещано ему было не моё имя, а твоё.

— Ты опять за старое? Сколько мы ещё будем ходить по кругу.

К подобным перепалкам Арья начинала привыкать, они не отличались разнообразием и проходили всегда более-менее одинаково. Сказанное уже никак не отражалось на повседневных мыслях Арьи и её настроении, хотя то и дело раздававшиеся чужие слова в голове мешали иногда думать или, наоборот, отрешиться от суеты. Постепенно Арья училась не обращать на эти слова внимания, стараясь убедить себя, что это просто её собственный внутренний голос. С отражениями дело обстояло куда хуже. Когда Арья в первый раз увидела лицо Бродяжки в зеркальной поверхности, первое, о чём она подумала, что забыла снять с себя её лицо. И тут же вспомнила, что никогда его не надевала. Заколов Бродяжку Иглой в кромешной тьме, Арья сняла лицо Бродяжки, вернулась в Чёрно-белый дом и отдала человеку, называвшему себя Никто и пославшему Бродяжку убить Арью. От этого было больно особенно, хотя Арья и знала, что Никто это не Якен, но он выглядел как её друг, и поэтому она всё равно чувствовала к нему особое расположение. Арья решила тогда окончательно, что не обязательно становиться никем для того, чтобы стать кем-то ещё. “Я Арья Старк!” — сказала она на прощание. Ей было всё равно, захотят ли Безликие отомстить ей за отказ от того, чему её учили, или просто решат довершить то, что не удалось Бродяжке. Арья больше их не боялась, страх проникал глубже её Иглы и приносил больше вреда. И она не собиралась прятаться от Безликих до конца жизни или попробовать притвориться Бродяжкой, чтобы спасти себя от преследования. Нет, она не стала даже примерять лицо девушки, чьими руками Никто решил избавиться от неудачной, по его мнению, ученицы. И поэтому Арья была так напугана, увидев впервые именно Бродяжку там, где должна была отражаться она сама. Пугал не столько сам факт замены отражения, ведь каких только мрачных чудес Арья ни насмотрелась в Чёрно-белом доме. Но почему именно Бродяжка? Ответа не было. Как и на тот вопрос, не вбирает ли Арья в себя часть личности каждого, кого лишает жизни. Даже если не примеряет их лиц. Не растворяется ли в этих сущностях постепенно сама, становясь никем даже против своей воли? Арья очень надеялась, что ответ отрицательный, но всё равно появление именно Бродяжки так и продолжало оставаться непостижимым. Могла ли она прицепиться к кому-то другому? И если да, то почему выбрала Арью? Сочла её наиболее подходящей или просто терзала свою убийцу? Бродяжку Арья ни о чём таком не спрашивала. А та точно не могла слышать мысли Арьи, даже обращённые непосредственно к самой Бродяжке. Она реагировала только на те фразы, которые Арья проговаривала вслух.

Арья сидела на берегу пруда, пока голос Бродяжки не затих, а сама Арья не прекратила ощущать что-либо, даже пробиравшийся под одежду холод. Но долго вот так сидеть на снегу не следовало даже летом, не то что зимой, можно было сильно простудиться. Да и тянуть было уже некуда. Арья поднялась и отправилась туда, куда и собиралась до решения свернуть в богорощу. Однако когда она открыла дверь и посмотрела на помост, он оказался пуст. И заметён снегом, так что было ясно, что пустует помост уже довольно давно. А следы, обнаружившиеся вокруг постройки, убивали надежду на то, что кто-то зачем-то перенёс отсюда тело. Здесь ходил только один человек. Если бы это он унёс тело, то ему пришлось бы волочить его за собой, и это было бы видно. А если бы он был достаточно силён, чтобы нести мертвеца на себе, то следы были бы более глубокие. Нет, тот, кто их оставил, ушёл налегке. Становилось отчётливо ясно, что произошло самое страшное, и слова Арьи о влиянии Иных оказались пророческими. Нельзя было откладывать работу, но теперь жалеть об этом было слишком поздно.

Надежды на самоуправство слуг и пылающий костёр не оставалось, но всё-таки надо было проверить и эту возможность. Увы, никто ничего не знал, не делал и не слышал. Зато пришлось, наконец, рассказать всем о Стене, и в сочетании с известием о поднявшемся мертвеце в стенах замка это произвело весьма мощный эффект. Санса отдала приказание обыскать весь Винтерфелл, а заодно проверить крипту и кладбище. К счастью, не оказалось ни малейших признаков других вихтов, но и лорд Бейлиш не был обнаружен нигде ни в каком виде. Очевидно, ему каким-то образом удалось покинуть Винтерфелл, и, судя по всему, ещё до рассвета. Арье, в очередной раз встретившейся с Сансой взглядом, почудилась радость в её глазах.