Бесконечная дорога (джен)

Вся злость и огорчение у Гарриет выкипели, и, когда она вышла из кабинета Снейпа, ей стало стыдно. Но теперь она знала, что с этим делать, и ее глодала нетерпеливая решимость.

Скоро путь до кухни станет ей так же знаком, как дорога в класс.

Она поднялась в гриффиндорскую башню с корзинкой еды (небольшой, по ее собственному требованию) и в качестве подготовки съела бутерброд. Гермиону будет намного проще уговорить, чем Рона, который, как она подозревала, разозлился на нее как никогда. Если она его вообще найдет…

Это был один из тех случаев, когда ей не хватало Карты Мародеров. По крайней мере, она знала, что та так и не досталась Сириусу Блэку — иначе она уже была бы мертва.

Она спрятала корзинку в нише возле бюста Иеронима Босха, чуть дальше по коридору за Полной Дамой, вытерла жирные пальцы об свитер и собралась с духом.

Но рыжеволосые головы Уизли, обнаружившиеся в гостиной, принадлежали Джинни, Фреду с Джорджем и Перси. Ну вот. Уже скоро отбой, так что Рон вряд ли вышел, но и в постели ему еще быть рановато…

— Видели Рона? — спросила она Дина и Симуса, игравших у огня в плюй-камни.

Но Симус ответил только воплем ярости и удивления — один из камней брызнул ему в лицо чернилами. Дин хохотал слишком сильно, чтобы ответить Гарриет, если он вообще ее услышал. Закатив глаза, она оставила их в покое. Неудивительно, что Рон так долго был грубым, с такими-то придурками в качестве единственных приятелей.

Невилл листал учебник зелий с видом тоскливого недоумения.

— Рона видел? — спросила она, сев рядом.

Немного покраснев, он уронил книгу ей на ногу.

— Я в-видел его наверху где-то час назад. Он выглядел… эм…

— Готовым кого-нибудь убить? — предположила Гарриет. — Так и думала. Делаешь эссе для Снейпа? Можешь мое списать, если хочешь.

— Ой, н-нет, — Невилл горячо заалел. — Н-ничего, все будет н-нормально…

— Что, если мы заключим сделку? — медленно спросила Гарриет, у которой в голове забрезжила идея. — Тогда ты не будешь чувствовать себя виноватым и все такое.

— Сделку? — пискнул Невилл.

* * *

— Ты не говоришь мне, в чем заключается план, потому что знаешь, что он мне не понравится, — сказал Сириус. Свет почти полной луны ртутью обливал его всклокоченные волосы и делал его костлявое лицо почти неразличимым, но голос у него был сухим. — Я прав?

— Не похоже, чтобы ты нуждался в моем подтверждении, раз прислал мне это сообщение… Бродяга, нам небезопасно встречаться, когда все вот-вот закончится. Мы же не хотим именно сейчас все испортить.

— Я пытался представить, что я так ненавижу, что ты решил оставить это при себе, — проигнорировал его Сириус. — Но много не надумал. Мысли разбегаются. Я больше не умею сосредотачиваться.

— Что, если тебя найдут дементоры? — настойчиво продолжил Ремус. — Я бы сегодня не пришел, если бы не подумал, что находиться там тебе будет еще опаснее.

— Я остаюсь собакой все время, кроме встречи с тобой.

— Даже так слишком рискованно. Тебя ищет много глаз, Сириус, — «и как минимум одна пара следит за мной». — Мы все еще можем все потерять. Я не настолько глуп, чтобы предполагать, что потерять все можно только раз в жизни. Пока у нас есть, что защищать, у нас есть и что терять, снова и снова.

— Ну ты прямо позитивный солнечный лучик, — пробормотал Сириус, но взгляд его пустых глаз был обращен внутрь, на что-то мрачное.

— Я много чего боюсь, — спокойно сказал Ремус. — Но не смерти. В общем-то, ее я боюсь меньше всего. Я не хочу пережить всех, кто мне дорог, Сириус. Только не снова. И ты тоже, я знаю.

Сириус опустил голову, завесив глаза неровной челкой. Ремус заставил себя продолжить:

— Ненавидь меня, когда план будет выполнен, — сказал он. — Но дай ему сработать.

— Не собираюсь ненавидеть тебя за то, что тебе придется сделать, чтобы Холли-берри была цела, — ответил Сириус. — Чтобы найти этого трусливого поганца. Мне все равно, что для этого понадобится. Душу бы отдал, лишь бы дотянуться до этого проклятого сукиного сына.

— Не говори так. С дементорами в воздухе такое желание может сбыться раньше времени.

Свет прибывающей луны озарял их, словно равнодушное солнце. Идея, что оборотни никогда не видят настоящего полнолуния, что они тоскуют по виду полной луны, как вампиры тоскуют по солнцу, была романтичной выдумкой. Ему хватало и того, что было теперь.

* * *

Сперва Гарриет зашла за Гермионой, так как Рон не мог подняться по девчачьей лестнице и потому что она опасалась, что он будет не в настроении дожидаться, пока она оторвет Гермиону от ее первой и величайшей любви — книг.

— Привет, Гарри, — рассеянно сказала Гермиона (после того, как Гарриет зашла в комнату, встала перед ней и несколько раз позвала по имени, чтобы та все-таки заметила, что уже не одна). — Господи, сколько времени?

— Лучшее время, чтобы отложить книги и бумаги и пойти со мной. Я кое-что тебе покажу.

— Гарриет, завтра с утра было бы…

— Ты сходишь со мной сегодня вечером, — заявила Гарриет как можно тверже, — даже если мне придется погрузить тебя на чертову Комету — такую, которая летит назад, когда пытаешься лететь вперед, — и похитить.

Гермиона, похоже, собиралась запротестовать, но увидела на лице у Гарриет нечто такое, что заставило ее закрыть книги и послушно спуститься с ней по лестнице.

Выбравшись из дыры за портретом, Гарриет обнаружила, что Невилл добился успеха: несмотря на то, что он был до того виноватым и встревоженным, что было удивительно, как оба чувства уместились на его лице, он смог выманить Рона из спальни в коридор.

— Так где, ты говоришь, в последний раз Трев… — говорил ему Рон.

Потом он увидел Гарриет и Гермиону. Он покраснел как помидор и закаменел. Он развернулся, собравшись умчаться прочь, а Гермиона сказала пронзительным напряженным голосом:

— В самом деле, Гарриет, мне еще слишком много надо выучить… — и развернулась в противоположную сторону, готовая забраться обратно в гостиную.

— Никуда ты не пойдешь, — Гарриет ухватила ее сзади за свитер и наставила на Рона палец: — И ты тоже, Рон Уизли. Вы оба отправляетесь со мной. Спасибо, Невилл, — добавила она, и он благодарно сбежал, до того сильно желая от них убраться, что устремился вниз по лестнице и скрылся из виду.

— Ты меня сюда обманом вытащила, — Рон все еще был цвета фуксии.

Гарриет предпочла не отвечать и вместо этого подобрала свою корзинку с едой.

— Гарриет, — Гермиона очень мрачно смотрела на корзинку, словно осознала, что они и есть корень всего домоэльфийского рабства.

— Пошли уже, — сказала Гарриет им обоим. — Если сейчас не пойдете, никогда не узнаете.

Она развернулась и пошла, так что они могли переглядываться — или не переглядываться, как им захочется. Она почти ожидала, что Рон уйдет, но Снейп оказался ближе к правде, чем она подозревала: Рон, должно быть, очень хотел снова дружить, так что он пошел за ними. Он запихнул руки в карманы и шел вразвалку шагов на десять позади Гермионы, которая шла шагов на пять позади Гарриет, — но он шел.

Гарриет привела их на восьмой этаж, в левый коридор, где висел уродливый гобелен с изображением Барнабаса и Барби, пытающихся научить троллей танцевать балет. Все трое уже бывали в этом коридоре раньше, так как он вел к спрятанной лестнице, которую они часто использовали, срезая дорогу.

— Вот, — сказала она и указала место на ковре сбоку от гобелена. — Думаю, вам лучше тут постоять, чтобы не мешаться.

— Гарри, что ты делаешь? — спросила Гермиона.

— Увидишь.

Гарриет принялась ходить взад-вперед перед участком пустой стены, как ей сказал Добби, думая про себя: «Нам нужна комната, чтобы помириться… Нам нужна комната, чтобы помириться…»

— Выручай-комната дает все, что попросишь, Гарриет Поттер, — говорил Добби. — Не перечислить всего, что мы там нашли, а мы, домовые эльфы, пользуемся ей уже сотни и сотни лет.

Она не знала, как выглядит комната-чтобы-помириться, но, когда она прошлась в третий раз, Гермиона сказала:

— О!

Гарриет обернулась. В стене прорастала дверь, маленькая дверь в стрельчатой арке, как и все двери в средневековом замке, только сделанная из ярко-белого дерева и с золотой ручкой.

Она повернула в замке золотой ключ, толкнула дверь и вошла в комнату света.

Она, конечно, не была сделана из света, но зато ярко освещена — и даже (заметила она, когда у нее привыкли глаза) не столько ярко, сколько приятно: мягким теплым сиянием. Вдоль стен росли деревья, обрамляя стрельчатые окна с блестящими под звездным светом стеклами. В центре комнаты был маленький обложенный камнями очаг, полный мерцающих углей, вокруг разбросаны подушки и одеяла, а воздух сладко пах чистым камнем и лесом.

— Охренеть, — сказал позади нее Рон. Он стоял в дверях, плечо в плечо с Гермионой.

— Это потрясающе, — сказала Гермиона. Ее лицо озарял свет изучения нового.

Оба, казалось, забыли, что они в ссоре. Гарриет подумала, не слишком ли это хорошо, чтобы быть правдой — что комната так быстро справилась со своей задачей.

Но потом они одновременно шагнули в комнату, столкнулись плечами и посмотрели друг на друга. Вспомнили. Оба остановились, вернувшись к угрюмой задумчивости (Рон) и чопорной надменности (Гермиона).

Гарриет мысленно вздохнула. Разумеется, так просто не бывает, даже в волшебном замке.

— Вот, — она поставила у очага корзинку и опустилась на колени на подушки и одеяла. — Я принесла кое-что, что можно пожарить. Может, поэтому она так выбрала?

Рон и Гермиона прошли внутрь и сели у огня, но не заговорили и явно пытались устроиться как можно дальше друг от друга, но так, чтобы не оказаться при этом по разные стороны комнаты. Гарриет обнаружила, что жалеет, что не спросила у Снейпа, как именно надо мириться с двумя людьми, которые в ссоре и друг с другом, и с тобой.

Она решила вести себя, как будто все в порядке, пока ее не озарит какая-нибудь гениальная идея. Открыв корзинку, она сказала:

— У меня тут есть сэндвичи и пироги с мясом… Хлеб, маффины… тыквенный сок, горячий шоколад… Не знаю, правда, как это вместе пойдет…

— Спасибо, я не голодна, — сказала Гермиона.

— Сэндвич, Рон? — спросила Гарриет. — Тут пять разных видов мяса.

Рон, похоже, боролся с собой; или, может, у него желудок боролся с характером.

— Ну давай, — сказал он наконец и протянул руку.

— Горячего шоколада, Гермиона? — предложила Гарриет.

— Ой, ладно, — не совсем неохотно согласилась Гермиона.

Атмосфера все еще не была легкой и дружелюбной, но они хотя бы уже не были такими зажатыми и неприветливыми. Они, по крайней мере, смотрели на свою еду и питье, а не обменивались злобными взглядами из разных концов комнаты.

— Тебе это домовые эльфы сделали, да? — сказала Гермиона Гарриет, мажущей маслом маффин.

— Ага, — Гарриет наколола маффин на длинные тонкие щипцы, найденные в корзинке (которая казалась слишком маленькой для этого, но тем не менее они в нее как-то влезли), и протянула к огню, поджариваться.

— Домовые элхвы? — спросил с полным ртом Рон. Гарриет очень насмешило, что Рон с полным ртом говорит, прямо как та Гермионина средневековая книга.

— Вы знали, что домовым эльфам не платят за работу? — резко спросила Гермиона. — И что у них не бывает ни отпусков, ни больничных? И что они не могут перестать служить хозяину, пока их не освободят? И что освобождение — это знак бесчестья, и что их дети рождаются в таком же рабстве, и дети их детей?

Кое-что из этого Гарриет знала, хоть и не все. Вспомнив, каким жалким и замученным был Добби, она заподозрила, что Гермионины книги кое-что даже приукрасили. Гермиона добралась только до отсутствия отпусков, а уже вон как разошлась: она точно не стала бы молчать, узнав о самоистязании.

— О чем это ты? — спросил ее Рон, которого, похоже, пирог с мясом интересовал гораздо больше.

— О домовых эльфах! — негодующе сказала Гермиона (Гарриет захотелось застонать). — Которые работают на кухне Хогвартса! Нам стелют постели, стирают одежду, готовят еду и делают все остальное рабы!

— Домовикам это нравится, — сказал Рон, как будто это была самая очевидная вещь на свете, напомнив Гарриет, что он, как и она, происходит из волшебной семьи; даже более волшебной, потому что у него в семье все были волшебниками, а ее мама была магглорожденной.

Стоп… Раз ее мама была магглорожденной… Значит, у Снейпа тоже? Раз он знал ее маму в детстве?

Не подозревая об этих диких мыслях, Рон продолжил говорить:

— Мама всегда говорит, мол, чего бы она ни отдала за домового эльфа, потому что они все делают, и такие вежливые, и всегда так рады этому, не то что мы, вечно ноем, если надо чистить сад от гномов или помогать накрывать на стол…

— Но это же рабство! — потрясенно возразила Гермиона. — Как может твоя мама хотеть раба?

— Но им это нравится, — ответил Рон. — Что в этом плохого?

— Не всем нравится, — тихо произнесла Гарриет. — Добби был так рад, когда ушел от Малфоев, и он обожает одежду, и ему теперь платят, у него есть выходные и все такое.

— Но как же остальные? — вопросила Гермиона.

— Ты их видела, — сказала Гарриет, хоть ей и было неловко. — Они счастливы. Ты знаешь, что профессор Дамблдор с ними обращается не хуже, чем с прочими.

— Когда это вы их видели? — спросил Рон, гораздо более заинтригованный этой информацией, чем Гермиониной.

— Я выяснила, как попасть на кухню. Потом тебе покажу.

— Гениально, — Рон (как она и надеялась) выглядел впечатленным, а не обиженным, что она не показала ему раньше (чего она опасалась).

— Не думаю, что кому-нибудь из нас стоит туда ходить и добавлять им работы, — заявила Гермиона — довольно властно, как подумалось Гарриет. — Мы должны постараться уменьшить им нагрузку, а не увеличивать ее.

— Ну тогда ладно, — Рон закатил глаза. — Сама себе стирай и стели постель, и тогда будет нормально, если Гарри покажет мне, где кухня. Знаешь, я всегда подозревал, что Фред и Джордж знают, где это, потому что они в любое время приходили с закуской… Кстати, как думаешь, домовики могут доставать то, что продают в «Сладком королевстве»?

Гарриет до сих пор не рассказала Гермионе про карту, а сделать это сейчас было бы самоубийством. Так что она ответила только:

— Я бы не удивилась, если бы Фред и Джордж умели сами добираться до «Сладкого королевства».

— Ты же, разумеется, не собираешься просить домовых эльфов покупать тебе сладости в деревне! — горячо обратилась Гермиона к Рону.

— Что-то я не понял, какое тебе до этого дело…

— Кстати, — прервала Гарриет, — почему бы нам всем не провести хотя бы час, не скандаля из-за чего-нибудь? Потом попытаемся два часа, а потом — три. Может, даже день когда-нибудь осилим.

— Это она скандалит, — сказал Рон, покраснев, и Гермиона тоже ярко вспыхнула.

— Я не… — начала Гермиона и потянулась поставить свой шоколад, возможно, чтобы не метнуть его Рону в голову. Но как только она опустила руку, из ниоткуда появился низкий столик — на идеальной высоте для ее кружки.

Все на него уставились. Даже Рон перестал жевать.

Гермиона медленно убрала руку. Столик и ее кружка остались стоять, где были, в полной гармонии друг с другом.

— Это Выручай-комната, — пояснила восхищенная Гарриет. — Добби мне о ней рассказал. Она становится всем, что захочешь и что понадобится. Надо просто пройти перед пустой стеной туда-сюда три раза, сильно сосредоточившись, и получишь… — она махнула рукой на комнату.

— Охренеть, — сказал Рон.

— Поверить не могу, что мы никогда не знали, что она тут есть, — Гермиона извернулась, чтобы обвести взглядом все деревья и окна. — Всего в одном коридоре от Гриффиндорской башни…

Она встала и подошла к деревьям, провела рукой по гладким светлым стволам. Гарриет впервые за все время заметила, что теплый свет, похоже, исходит отовсюду: от стен, деревьев, окон.

— Что ты попросила, Гарриет? — спросила Гермиона, трогая листья лианы, обвившейся вокруг древесного ствола.

И Гарриет решила хоть в этот раз быть честной:

— Место, где мы все могли бы помириться.

Гермиона остановилась, но оборачиваться не стала. Рон откашлялся и вытащил из сэндвича листик зеленого лука. Гарриет постаралась не закатить глаза.

— Что, по-твоему, мы тут делаем? — спросила она.

Гермиона повернулась к окну, снова как-то закостенев. Она, однако, ничего не сказала, а Рон теперь обгрызал сэндвич сверху. Гарриет постаралась не вздыхать.

— Слушайте, — сказала она, — у нас у всех были серьезные причины, чтобы начать злиться друг на друга. Но так как нам всем плохо, наверное, глупо продолжать ссориться.

Рон и Гермиона молчали, но теперь они смотрели на один и тот же участок пола.

— Я устала от ссор, — продолжила Гарриет. — Хочу, чтобы мы снова дружили. Я скучаю по этому. Вам бы этого хотелось?

Рон и Гермиона подняли глаза от своего общего куска пола и молча уставились друг на друга.

Этот миг все тянулся и тянулся, и никто не нарушал молчание.

Но это было нормально, потому что Гарриет поняла, что ей ответили.