Бесконечная дорога (джен)

За час до полуночи Северус приступил к тому, что называл своим собственным Первым туром. Если посмотреть в целом, первым тот в действительности не был даже в контексте Турнира Трех Волшебников, но он все равно решил звать его именно так. Все, сделанное для отвлечения мисс Поттер и одурачивания Дамблдора, было только подготовкой.

Теперь же… теперь станет видно, сможет ли он преуспеть.

Начальные действия были простыми. Он часто рыскал по Запретному лесу после наступления темноты. Некоторые зелья требовали ингредиентов, собранных при полной луне или в новолуние, на восходе Венеры, в полночь после равноденствия. Иногда он просто не мог уснуть, и его успокаивали вылазки, во время которых его в любой момент могли атаковать злобные магические твари (он даже надеялся на это). Ночная прогулка, на которой ему не удавалось никого прибить, считалась напрасной тратой сил.

Так что он без проблем незамеченным скользнул между деревьев и при свете почти полной луны, просачивающемся сквозь ветви, пошел по едва видным тропинкам, которые ноги помнили сами. Мантию он не надел — она, скорее всего, его бы замедлила; для подобных тайных операций лучше подходили брюки и куртка.

Он знал, что на лес вблизи места временного содержания драконов должно было быть нанесено определенное количество заглушающих чар. Драконов невозможно сделать полностью беззвучными — их рык только становился глуше; но, даже если бы он этого не знал, то почувствовал бы объединенный вес чар, давящий на уши, еще до того, как увидел между деревьев первый проблеск огня.

…огня?

Сила и движение света показывали, что огонь впереди производится быстро и в большом количестве, разгорается — и гаснет.

Черт.

Они не должны были быть разбуженными. Он знал, во сколько должны были прибыть укротители, и драконы все еще должны были оставаться в стазисе.

Паранойя зашептала, что это Дамблдор убедил укротителей разбудить драконов пораньше, чтобы усложнить Северусу эту часть дела. Здравый Смысл отметил, что никакой директор не смог бы переубедить группу людей, чьей приоритетной задачей была безопасность и здоровье их подопечных, даже если этот директор — Дамблдор; а Цинизм бормотал, что как раз потому, что это Дамблдор, есть смысл беспокоиться. Раз его боялся Темный Лорд, вряд ли против него устояло бы несколько укротителей драконов.

Прежде чем двинуться дальше, Северус проверил, держится ли дезиллюминационное. Если он по какой-то причине не сможет пройти свой Первый тур, он не собирался быть обнаруженным где бы то ни было поблизости.

Шаг за шагом он преодолел барьер, и на него обрушилась волна звуков. Вспышки огня освещали лагерь достаточно ярко, чтобы стало видно, что укротители, судя по тому, как они бегают и кричат, не были готовы к пробуждению зверей. Что ж, было некоторое утешение в сознании, что влияние Дамблдора не настолько широко, однако злые и напуганные драконы вряд ли были выгодной тому заменой.

Тут было не меньше тридцати укротителей, по семь-восемь на каждого дракона. Во вспыхивающем и гаснущем оранжевом свете — словно открывался и закрывался затвор объектива — он увидел, как они тянут драконов за цепи на шеях и лапах, а тем это нравится даже меньше, чем пробуждение в незнакомом месте. Северус знал только, что их будет четыре, но не их виды; теперь он рассмотрел валлийского зеленого, дрожащего на земле, китайский огненный шар, изрыгающий облака пламени, щелкающего бритвенно-острыми зубами шведского тупорылого, и…

Самый крупный дракон, черный, с узкими зрачками, хлестнул по поляне хвостом, который был в два раза больше, чем самый рослый из укротителей, встал на дыбы и закричал. Звук стрелой вонзился Северусу в уши. В горле у дракона зародился огонь, озаряя пасть изнутри, такой яростный, что просвечивал сквозь чешуйчатую плоть его челюстей…

— Бесполезно! — завопил один из укротителей. — Оглушающие, на счет три!

— СТУПЕФАЙ! — крикнули они, а дракон выпустил струю огня прямо в дерево, за которым находился Северус.

Он бросился в сторону и приземлился с хрустом в нечто, похожее на куст ежевики; однако четыре дракона производили столько шума, сотрясая своим топотом деревья и землю, что он был вполне уверен, что его никто не услышал. Во рту стало кисло от запаха дыма, и он поднял голову.

Его дерево выглядело как двенадцатифутовый горящий уголь.

От него до дракона было как минимум тридцать футов.

На мгновение он закрыл глаза и силой воли удержал себя от какой-нибудь… глупости.

Он выбрался из куста и сел за ним на корточки, глядя, как укротители, словно муравьи, ползают по холмам в форме драконов. Черный дракон был без сознания, глаз с вытянутым зрачком сверкал через поляну, как огонь.

Чертова венгерская хвосторога. Все его познания о драконах (не касающиеся их отравления) были получены в детстве, так как мальчишкой он, как и большинство мальчишек, восхищался смертоносными животными с когтями, зубами и пламенем; однако факты он помнил достаточно хорошо. Даже без такой демонстрации он знал, что черный дракон — самый опасный из всех.

Он провел рукой по куртке, там, где лежали упаковки с ядом. Они не чувствовались из-за наложенных им чар незримого расширения, но он знал, что они там.

Пора выяснить…

Стоп.

Какого хрена тут делает Хагрид? Да еще и… с мадам Максим?

Она направлялась к драконам, но Хагрид задержался, разговаривая с рыжим… Мерлин правый, это что, Чарли Уизли? Господи, это же… нежелание Северуса не попасться этой ночью усилилось вчетверо.

Итак, с помощью Уизли Хагрид, очевидно, устроил романтическое свидание с главой соперничающей школы. Понадобилось ли Максим его направлять, или Хагрид сам швырнул эту возможность прямо ей под непомерные ноги? Нет, она, вероятно, работала над этим, но обнаружила, что слишком трудиться не придется.

И Дамблдор еще ругал Северуса за излишнюю хитрость. Ему бы следовало посмотреть на вопрос шире и увидеть, как может быть опасна простодушная открытость Хагрида.

Северус по привычке бросил в Уизли и Хагрида заклинание, усиливающее голоса, и рассвирепел от того, что услышал:

— …дела у Гарриет? Мама места себе не находит, переживает за нее, но в газетах сплошной Седрик Диггори…

— Хорошо, — сказал Хагрид таким тоном, словно толком не прислушивался. Северус и представить не мог, что даже такому безмозглому дураку не хватит ума понять, что любой, даже самый недалекий ребенок не будет в порядке в подобных условиях, особенно если он видел мисс Поттер в течение последних недель. Девочка была на его уроках, черт возьми, он был рядом с ней, мог бы заметить…

— Только и надеюсь, что она будет в порядке после всего этого, — мрачно продолжил Уизли. — Эта хвосторога — исключительно опасная тварь, что сзади, что спереди. Я не посмел сказать маме, что будут делать на первом туре…

Ну хотя бы Уизли, кажется, не был окончательным придурком. Не отменяя заклинание на случай, если они скажут что-нибудь полезное, Северус осмотрел остальную поляну. Прочие укротители разбирались со своими подопечными, проверяя, надежно ли они зафиксированы, сканировали на предмет повреждений сверх положенного — после тридцати, чтоб их, оглушающих.

Он всерьез надеялся, что не недооценил устойчивость драконов.

Теперь укротители принялись распаковывать несколько ящиков. Это в них они хранят драконью еду? Драконов надо кормить каждые несколько часов, зато они не пьют: всю нужную влагу они получают из пищи. Это была одна из вещей, усложнивших ему задачу — у драконов очень развитое обоняние, они не станут есть ничего незнакомого, а кормят их исключительно крупными кусками мяса. Ему требовалось покрыть мясо ядом, но пришлось приспосабливать вещества так, чтобы они не имели вкуса и запаха. Ему надо было выяснить, где хранится еда, и отвлечь укротителей…

План у него был, и не один, равного уровня эффективности; каждый можно было применить, не выдавая своего местоположения.

Но он никак не рассчитывал, что ему в спину ударит Петрификус.

Он с шумом упал — слишком громко, ведь драконы уже были оглушены. Услышал на поляне серию криков, почувствовал, как ему грубо сунули что-то под куртку, и увидел склонившееся над ним лицо с неприятной дрожащей улыбкой.

Каркаров.

Затем старик сбежал, порскнул, как кролик, исчез в темноте леса; а укротители драконов стали пробираться через подлесок, направляясь прямо к Северусу.

Его охватило бешенство. Он сам точно не знал, на кого больше злится — на Каркарова, который так его облапошил, или на себя самого, что так легко подставился.

Он и впрямь утратил хватку.

Каркарову остается только надеяться, что Северуса засадят пожизненно, думал он, когда над ним появилось лицо первого укротителя. (Разумеется, это оказался Чарли Уизли). Потому что в ином случае Северус заставит его заплатить, снова, и снова, и снова…

— Фините инкантатем, — совсем не удивленно сказал Уизли. — Не хотите ли рассказать, что вы тут делаете, профессор?

Еще по крайней мере пять укротителей пришли с ним, все — одинаково подозрительные и суровые. Северус предположил, что они привыкли иметь дело с браконьерами.

А вот и обширное лицо Хагрида — тот большими глазами смотрел меж деревьев, а с ним — мадам Максим. Чудесно.

Когда Северус сел, предмет, который Каркаров так неловко сунул ему под куртку, выпал на землю. Уизли, умный паршивец, явно вложил недостаточно силы в свое Фините, так что движения Северуса остались замедленными, и потому Уизли быстрее него подхватил прощальный подарок Каркарова — небольшой кожаный кисет. Со смертельным ядом? Но подразумевало ли это предварительную подготовку, и откуда Каркаров узнал, что планирует Северус? Каркаров был оппортунистом, хитрым, но не слишком сообразительным. Северус мог бы предположить, что Каркаров прокрался сюда, вероятно, за Хагридом и Максим или по чьей-то наводке, увидел Северуса и, воспользовавшись случаем, отомстил за импровизированный допрос…

Возможно, ему не стоило оставлять Каркарову воспоминания об этом. Он думал, что это была бы неплохая прелюдия к первому акту спектакля, когда придется предстать перед Темным Лордом — воспоминания о том, как он пытал Каркарова…

— Профессор, — твердо и почти раздраженно повторил Уизли; Северус осознал, что отключился от окружающего. — Не желаете ли это объяснить?

Он опустил кисет, показав его Северусу. Внутри был пучок очень длинных игл, примерно такой длины, чтобы войти дракону в ушное отверстие. Значит, Каркаров их трансфигурировал… Уместно.

Укротители драконов, с их каменными физиономиями и палочками наготове, как бы ни старались, не в состоянии были произвести на Северуса впечатление. Предстоящие проблемы с законом были ему совершенно безразличны.

От дерева, к которому он прислонился, в воздухе пахло горящим углем. «Вы не умрете», — сказал он тогда мисс Поттер, которую еще сильнее напугала перспектива танцев.

— Отнюдь, — сказал он Уизли. Северус удивился, как легко вернулась способность притворяться, что ему все равно. Он завернулся в нее, как в старый и привычный плащ. — Но я хотел бы связаться с Альбусом Дамблдором.

* * *

Гарриет завернулась в стеганое одеяло, пытаясь согреться. Даже сидя у огня, она не могла унять дрожь. Холод пробирался под одежду, просачивался под кожу, проникал до костей…

Сириус подбросил в огонь еще дров. Поленья оседали и пощелкивали, пуская искры и отбрасывая на его лицо тени. Ей хотелось спросить, сколько времени, почему до сих пор не вернулся Дамблдор, но губы обожгло, когда она попыталась шевельнуть ими. Казалось, что они сейчас лопнут.

Ремус сидел за кухонным столом. Она не знала, ссорятся ли они еще или нет. Они не разговаривали друг с другом с тех пор, как зашли внутрь, а было это… когда? Который был час?

Сириус сел рядом с ней на диван. Он что-то сказал, но она не разобрала, слова были слишком спутанными. Она попыталась сказать ему об этом, но голоса не было.

Он потянулся к ней.

Стоило ему положить руку ей на лоб, как боль, распространяясь от его ладони, со скоростью пули пронеслась по ней до кончиков пальцев. Голос вернулся криком, таким внезапным, что испугал ее, а он отпрыгнул, словно она дохнула ему в лицо огнем. Мышцы напряглись узлами, затвердели: ее затрясло так, что заболело все тело. Она словно проваливалась в ледяную черную воду, глядя, как на стенах роятся тени, смыкаясь над головой, стискивая в груди сердце…

Как дементоры, — подумала она. — Кто-нибудь, сделайте патронус…

Кто-то обернул ее одеялом, поднял с дивана. Она не видела, кто это, Ремус или Сириус. Они забирали ее обратно… Куда-то…

куда?

Ледяная чернота наводнила ее разум, все смывая, все хороня… Она хотела удержать ее, попыталась… не смогла…

…как холодно…

* * *

Ремус с Гарриет на руках вышел за Сириусом из дома. Даже несмотря на жар его тела и то, что она была завернута в несколько слоев одеял, он все равно чувствовал, какая она холодная. Это был противоестественный холод, неприятный и темный. Волшебный холод.

Проклятие.

Сириус склонился к земле, которая, вероятно, была не такой промерзшей, как станет Гарриет, если они не поторопятся, и пробормотал несколько сгинувших на ветру слов. Барьер вокруг фермы проявился, очертив купол не меньше чем в сто футов высотой. Было бы почти красиво то, как он взлетел ввысь ливнем алмазного серебра, — если бы только от Гарриет не шел холод, сразу в нескольких смыслах пробиравший его до души.

— Сбереги ее, — коротко сказал Сириус, отвернувшись. Длинные волосы закрывали глаза.

— Можешь не напоминать, — ответил Ремус и аппарировал.

Он выбрал место на самом краю охранных чар Хогвартса, зная, что с Гарриет, лежащей на руках мертвым грузом, даже это будет недостаточно близко.

— Останься со мной, — шепнул он и начал идти как можно быстрее, почти побежал.

Когда Сириус к ней прикоснулся, она среагировала так, словно он причинил ей сильную боль, и это, похоже, погрузило ее в полубессознательное состояние. После этого больше не удавалось добиться от нее ответа. Ремус не знал, способна ли она ощущать что-либо вообще или реакции можно добиться только непосредственным контактом, но, прежде чем поднять ее, на всякий случай убедился, чтобы она была завернута в одеяла.

Когда Гарриет закричала, Сириус сдался. Лицо его на мгновение исказилось; он отшатнулся, съежился… а потом, став тверже и резче, сказал: «Ладно, давай», — и они обернули ее с молчаливым пониманием: что бы Сириус ни намеревался делать, с этим покончено.

Им оставалось только надеяться, что они не опоздали.

В свете заходящей луны Ремус увидел поблескивающие ворота Хогвартса. Он зашагал шире, сжимая палочку.

Не доходя до ворот, он начал первую серию жестов открывающего заклинания, бормоча на ноябрьском ветру инкантацию. С тех пор, как Ремус был профессором, Дамблдор обновил заклинания, но он держал Ремуса в курсе всех изменений.

Замки открылись, защитные чары разошлись занавесом, и Ремус толкнул ворота локтем и коленом. Гарриет у него на руках лежала неподвижно, как мертвая, холоднее трупа. Сквозь одеяла он не чувствовал пульс, но прикоснуться к коже боялся; его дыхание туманило воздух, но ее дыхания видно не было.

Он стиснул зубы, взбираясь на крыльцо, готовя отпирающие заклинания… но замер в растерянности, когда двери открылись сами.

Или нет. Появилась мадам Помфри, все еще в мантии медсестры, хотя было далеко за полночь.

— Директор меня предупредил, — сказала она мрачно, пропуская Ремуса внутрь.

— Нет! — выпалил Ремус, когда рука мадам Помфри двинулась к Гарриет; но потом он увидел ее палочку.

— Извините, она плохо среагировала, когда… я к ней прикоснулся, — сказал Ремус.

— Сама знаю, что проклятых пациентов лучше не трогать, — между ними замерцали диагностические чары, слишком сложные, чтобы быть точно понятыми кем-либо, кроме обученного целителя, и лицо мадам Помфри напряглось. — В лазарет ее, — мадам Помфри развернулась к лестнице. Стиснув руки и прижав Гарриет еще ближе к себе, Ремус пошел следом.

* * *

Башня директора была роскошной тюрьмой, насколько это возможно для тюрем. Северус знал, что Дамблдор окажется сердобольным тюремщиком.

Точно так же он знал, что шансов сбежать у него отсюда не больше, чем из центра Земли.

Он стоял у окна, по ночному времени непроницаемого. Из-за горевшего за спиной огня он мог рассмотреть только луну — бледную бесформенную тень, плавающую в черноте.

Он отошел на шаг, поднял палочку и ударил самым сильным из известных ему взрывных заклинаний. Заклинание озарило комнату фотохимической вспышкой… и впиталось в окно, даже рама не задрожала. Оно исчезло, как вздох на ветру, поглощенное магией, которую Дамблдор наложил на окна — и, как обнаружил Северус, на камин тоже.

Директор еще пожалеет, что не наложил аналогичные чары на остальную свою собственность.

* * *

Дамблдор присоединился к ним, когда Ремус, бесполезно болтаясь рядом с мадам Помфри, наблюдал, как та использует на Гарриет одно заклинание за другим. Сердце Ремуса, свернувшееся в узел и провалившееся в пятки, с надеждой приподнялось. Альбус пришел: он все исправит, он все может исправить…

Нет, не может, — прошептало его сознание, прежде чем он успел его удержать. — Никто не может.

— Прошу прощения за задержку, когда время так дорого, — Альбус остановился у постели Гарриет. Он взглянул на нее, и что-то на его лице заставило Ремуса ощутить такой холод, словно он прижимал к себе Гарриет без пяти слоев одеял.

Но потом Дамблдор поставил коробку, похожую на любимое антикварное сокровище прапрадедушки, и открыл ее вручную. Он вынул оттуда чашу, которая казалась древнее, чем старая…

Ремус уставился на нее. Не может быть…

— Дамблдор, — мадам Помфри тоже смотрела на чашу — нет, на Кубок огня, только без огня, — этому ребенку нужно в Мунго.

— Боюсь, ее нельзя забирать из Хогвартса, — ответил Альбус, закатывая рукава.

— Директор, я не смогу это вылечить!

— И в Лондоне никто не сможет. Это плата, потребованная древним заклятием.

Мадам Помфри открыла рот, потом закрыла. Глаза ее вспыхнули.

— Хотите сказать, что это работа того мерзкого Турнира? — она стиснула палочку, словно хотела разнести Кубок в щепки. — Директор…

— Я с удовольствием выслушаю твою справедливую критику, когда Гарриет будет в безопасности, но сейчас нам надо работать быстро.

Затем он вынул серебряный ножик — идеального размера, чтобы резать фрукты, — смутно подумалось Ремусу, — и мадам Помфри умолкла.

— Директор, — произнесла она совсем иным тоном.

— К нашему счастью, — не обращая на нее внимания, продолжил Альбус, — древняя магия, хоть и могущественна, действует с изящной простотой.

И разрезал себе запястье. Мадам Помфри вынула из кармана передника бинт, но приближаться не стала. Альбус поднял порезанное запястье над Кубком, давая крови запятнать дерево.

— Я — Альбус, директор Хогвартса, — голос его был спокоен, но наполнил тишину лазарета такой тяжестью, что у Ремуса перехватило горло. — Я говорю за этого ребенка, Гарриет, что живет под моей защитой. Подтверждаю ее участие в этом соревновании и ее волю исполнить свой долг.

Кровь задымилась — сперва красным, потом оранжевым, золотисто-желтым и, наконец, ярчайшим белым; дым поднялся в воздух над руками Альбуса. Затем он втянулся обратно в кубок, словно время двигалось вспять, и превратился в воду, яркую, сияющую и бурлящую, непохожую на любую виданную Ремусом жидкость.

Мадам Помфри не двигалась, но на ее лице Ремус видел такое же потрясение, которое, наверное, демонстрировал и он. Это было то же самое чувство, которое он всегда ощущал, когда Сириус превращался в собаку, или когда полная луна крушила его кости: напоминание о том, что магия не всегда ограничивается палочками; что это могучая и загадочная сила, способная изменить все, что угодно, и они едва в силах управлять ею… даже отчасти.

Дамблдор, озаряемый бело-золотыми отсветами кубка, приблизился к Гарриет. Приподняв ее за плечи на постели, он поднес кубок к ее губам. Руки мадам Помфри сжали бинт, скрутили его, но она продолжала молчать. Ремус смотрел на широкую темную полосу крови, сбегающей по предплечью Дамблдора, пока тот наклонял кубок все сильнее, вливая его содержимое Гарриет в рот.

Затем он опустил Кубок, продолжая прижимать ее к себе.

Каждая секунда, проходившая в немом и неподвижном ожидании, казалась невыносимо долгой.

Затем Гарриет кашлянула.

Мадам Помфри обмякла всем телом. Ремус ощутил головокружительную легкость, словно мог прямо сейчас оторваться от пола и поплыть к потолку.

Гарриет кашлянула снова, и еще несколько раз, затем ее стошнило — раз, другой, третий. Мадам Помфри выпрямилась и поспешила к постели, призывая утку — ловить то, чем рвало Гарриет, и давая Альбусу возможность убрать Кубок (в который попали первые три волны).

— Уф, — простонала Гарриет.

— Полегче, мисс Поттер, — сказала мадам Помфри, помогая ей сесть. Ее рука обвила плечи Гарриет, и она отвела Гарриет волосы от лица, когда ее стошнило снова.

Альбус уничтожил содержимое кубка и убрал его обратно в коробку. Он выглядел… усталым.

— Твоя рука, Альбус, — тихо произнес Ремус.

Тот поднял голову, слабо улыбнувшись.

— С этим я вполне справлюсь сам, — и, стряхнув рукав, закрыл окровавленное предплечье. — Простите меня за столь внезапные уходы и появления, но мне надо вернуть это обратно в Министерство, пока никто не заметил пропажи.

Затем, мимолетно коснувшись плеча Ремуса, он ушел снова. Было только хорошо, что он не стал ждать ответа, так как Ремус только теперь обнаружил, что ему совсем нечего сказать.