Бесконечная дорога (джен)

Со Снейпом было что-то не то.

Гарриет сама толком не знала, как это поняла. Снейп всегда казался так или иначе не в духе. Только вот на уроке в пятницу днем он, похоже, был готов свернуть шею за одно неверное слово.

Хотя, если подумать, он всегда так выглядел.

Но что-то было не так.

Вероятно, в этом и была причина его странного поступка с письмом. Для него было типично в последнюю минуту передумать и отмахнуться от нее, но вот так посылать записку… Полное отсутствие секретности — не в его характере.

У Гермионы с Роном теперь появились вопросы. Снейп, конечно, должен был это предвидеть.

Гарриет пыталась сказать, что это письмо от кого-то, кто считает, что она не должна участвовать в Турнире — она подумала, что бесцеремонная манера Снейпа распоряжаться чужим временем достаточно убедительно ее для этого взбаламутит — но Гермиона и Рон только с сомнением переглянулись, словно считали, что такое объяснение шито белыми нитками.

— Что? — спросила Гарриет с большим раздражением, чем планировала. Но как еще себя вести, если лучшие друзья разговаривают о тебе взглядами?

Гермиона и Рон продолжали смотреть друг на друга. Гарриет решила, что ей не совсем мерещится и они действительно набираются друг у друга смелости. Она практически увидела невидимые волны заемной доблести, застывшие в воздухе между ними.

— Ничего, — Гермиона после каждого слога оставила паузу в три раза больше, чем обычно.

— Что-то не похоже.

— Я уверена, это все, наверное, из-за Турнира, — теперь паузы между слогами стали сокращаться, пока те не слиплись вместе.

— Тебя что-то беспокоит, — сказал наконец Рон, словно решился броситься с гриффиндорской башни и проверить, приземлится ли он на свою метлу.

Гарриет моргнула.

— Ну да, Турнир меня беспокоит.

Но старый росток вины пытался пробиться оттуда, где она его похоронила. Все это время она врала им или хотя бы недоговаривала, и, если они стали в этом разбираться… что ж, это вполне естественно. Она попыталась не ерзать.

— Ты часто пропадаешь, — Гермиона принялась ломать пальцы. — И… и я постоянно ходила в библиотеку, пытаясь тебя найти… — на секунду она показалась раздраженной: — Но там был только Виктор Крам со своим фан-клубом.

Гарриет не ответила, и Рон (который, похоже, только что удержался от того, чтобы защитить Крама от предполагаемого пренебрежения или, может быть, продемонстрировать зависть к его фан-клубу) сказал:

— Так ты не в библиотеке была?

— …Нет.

Гарриет смотрела на них, покусывая губу. Они уставились на нее в ответ, почти… напуганные?

Чего они могут бояться? Это же не они лгали и жульничали.

Она ссутулилась. Похоже, оставалось только прыгнуть с башни следом за Роном.

— Я кое с кем… встречалась, — она оглядела гостиную, чтобы убедиться, что их не подслушают, но Фред и Джордж как раз вели бой друг с другом с парой своих поддельных палочек, и никто даже не смотрел на их уголок…

— Парня завела? — недоверчиво спросил Рон, достаточно громко, чтобы пара человек на них оглянулась.

— Нет! — Гарриет это сказала так громко, что оглянувшиеся хихикнули, а Гермиона закрыла глаза рукой. — Нет, не завела, — прошипела она сильно смущенному Рону.

— Прости, — пробормотал он, покраснев по самые веснушки.

— Она говорит про… сам-знаешь-что, — многострадальным тоном произнесла Гермиона. — Гарриет, ты хочешь сказать, что ты… — она одними губами сказала «жульничала», и Гарриет не думала, что она так сделала только ради секретности. Наверное, она была до того возмущена, что не в силах была выговорить слово вслух.

— А-а-а, — лицо Рона прояснилось. — Ну, в этом нет ничего такого. Мы же все ей помогали, — сказал он Гермионе, обратившей на него не менее возмущенный взгляд.

— Меня бы или в пепел прожарили, или размазали в лепешку в первую же минуту, если бы я этого не делала, — Гарриет проигнорировала вину, которая сильнее задергалась внутри, словно Тревор, пытающийся сбежать от Невилла.

Рон удовлетворенно кивнул.

— Ты бы не хотела этого допустить? — спросил он Гермиону.

— Нет конечно, — горячо ответила та, — но я не думаю…

— Мы должны были сегодня встретиться, — сказала Гарриет. — Насчет второго тура. Но… встречу отменили.

Она постаралась не скрипеть зубами.

— Ну, у тебя еще три месяца, — утешил Рон. — Еще уйма времени, чтобы над ним поработать, так что можешь вечерок отдохнуть. Все равно сегодня пятница! Хочешь сыграть в подрывного дурака?

Нет, хочу Снейпу шею свернуть. Но она предположила, что Рон прав… ну или, по крайней мере, она смогла притвориться, что он прав. А у Гермионы брови сошлись под особым углом, означающим, что она встревожена именно нарушением правил. Она не могла свободно говорить здесь, посреди всего этого… но она еще спросит Гарриет наверху, в спальне, и выцарапывать все до мельчайшей подробности, и заламывать руки, и вообще заставлять Гарриет ощущать себя бессовестной дрянью.

Так что Гарриет предпочла играть в подрывного дурака — так увлеченно и громко, как только могла, пока даже Фред и Джордж не услышали поверх звуков их битвы на игрушечных палочках и не подошли, чтобы добавить свои шумные советы. После этого Гермиона попрощалась и ушла в спальню в одиночестве.

Глядя, как уходит ее лучшая подруга, Гарриет возненавидела Турнир за еще одну вещь, которую тот испортил в ее жизни.

К крайнему раздражению Гарриет, в пятничные вечера все засиживались допоздна. Была уже половина одиннадцатого, а они все играли в подрывного дурака, и тогда она решила, что с нее хватит, и попрощалась.

Она прокралась в спальню, пытаясь вытрясти из мозгов какой-нибудь план, который помог бы ей утихомирить Гермиону, схватить мантию, пробраться в подземелья Снейпа и как-то развести его на встречу с ней — несмотря на то, что он был явно и решительно против.

К сожалению, голова в ответ производила только успокоительное «чш-ш-ш».

Глубоко вздохнув, она похлопала себя по щекам, пока их не защипало. Потом расправила плечи и распахнула дверь спальни.

Лаванда и Парвати, лежавшие на животе на постели Парвати с самым свежим выпуском «Ведьмополитена», посмотрели на нее. Они поморгали на Гарриет, и она ощутила себя глупо, стоя с таким драматизмом с раскинутыми руками посреди открытой двери.

Она оглядела комнату в поисках Гермионы, но ее не было. Ух.

Лаванда фыркнула и снова опустила взгляд на журнал, демонстративно перелистнула страницу.

— О-о-о, Кора Пербрайт выпускает новый радио-сериал…

— Где Гермиона? — спросила Гарриет у Парвати.

— В душе, — ответила Парвати, а потом позволила Лаванде завладеть ее вниманием с помощью восторженного визга:

— С Эсмондом Хэддоком! Ох, они просто безупречны вместе…

Что же, Гарриет не стала упускать возможность. Она покопалась в своем чемодане, вытащила мантию и сунула ее под свитер, чтобы спрятать от Парвати и Лаванды. Так как Лаванда продолжала ее агрессивно игнорировать, это было достаточно просто.

Она закрыла за собой дверь, набросила мантию и сбежала оттуда.

Стремительно минуя третий поворот лестницы, она чуть не влетела прямо в Гермиону.

Гарриет прижалась в сторону, затаив дыхание и сжав губы, и собрала в кулаки мантию, прижимая ее к себе. Гермиона с мокрыми после мытья волосами прошла мимо, прижимая к груди купальные принадлежности; брови у нее все еще были тревожно сведены вместе.

Гарриет оставалась, где была, с грохочущим в груди сердцем, пока шлепанье тапочек Гермионы не пропало с лестницы.

После этого Гарриет пошла медленнее.

Ну в самом деле, зачем слизеринцам было селиться именно в самой жуткой, холоднючей и темной части замка?

Так как Гарриет была невидима, она не нуждалась во всех этих озерах темноты, плавающих вокруг, так что ей бы совсем не помешало, будь тут побольше света. Было попросту до черта трудно что-то увидеть. От факелов это место и впрямь только казалось страшнее.

Дойдя до двери Снейпа, она постучала, надеясь, что никто не скрывается в этих его обильных тенях. Хотя, если скрывается, так ему и надо. Пусть знает, что нельзя разводить такую темень.

Ожидая перед дверью, она переступила с ноги на ногу, мысленно повторяя план. Она кое-что придумала, пока спускалась. (Суть была в основном в том, чтобы невидимой вломиться внутрь.)

Снейп открыл дверь.

Гарриет, затаив дыхание, бросилась в промежуток между его телом и косяком, понимая, что под таким углом она не проскочит. Но как только ее локоть врезался Снейпу в руку, он отшатнулся назад, увеличив зазор.

Что ж, она не собиралась лишаться такого шанса. Она продвинулась на последний фут, а потом Снейп пришел в себя и захлопнул дверь.

Ее подол защемило, и всю мантию с нее сорвало, когда она споткнулась о коврик. Она тут же вскочила на ноги, пытаясь сделать вид, что так и собиралась войти перекатом.

Снейп злобно на нее посмотрел. Взгляд получился впечатляющий — но Гарриет всего три дня назад заглядывала в глаза огнедышащему дракону.

А это, если разобраться, примерно одно и то же.

— Если у вас есть подходящее объяснение, — произнес Снейп с нарастающей угрозой, — советую вам его озвучить. Очень. Быстро.

— Я пришла на встречу, — сказала Гарриет (немного вызывающе).

— Встреча, — Снейп прищурился, — отменена.

Гарриет вздернула подбородок (чуть более вызывающе):

— Не помню, чтобы я с этим соглашалась.

Алмазно-твердый взгляд Снейпа продолжал ее сверлить, а она удерживала его, пока глаза не стали слезиться. Не моргать, не моргать, не моргать…

А потом непреклонную ярость с него словно сдуло. Жесткая линия плеч не обмякла внезапно, но он как будто сдался; он не уронил лицо в ладони, но излучал такое желание, словно проделал это на духовном уровне. Гарриет подумала, что это немного забавно, учитывая, что из-за него ей целый день хотелось рвать на себе волосы: но раз ему хочется на духовном уровне прятать лицо в ладонях, то на здоровье. Она, победив, чувствовала себя вполне сних… снинсх… великодушной.

— Мисс Поттер, я очень занят, — сказал Снейп, а потом, не дожидаясь ответа: — Или нет, полагаю, к этому вы не прислушаетесь. Мисс Поттер, вам опасно бродить по коридорам одной… нет, это точно немногое для вас значит.

Тут Гарриет вспомнила, что у Снейпа выиграть нельзя. Последнее слово всегда было за ним; это было так же верно, как то, что Дадли всегда стягивал последний пончик с джемом.

— Мисс Поттер, входить в чужое жилище без предупреждения… Нет, не представляю, чтобы это произвело впечатление…

Гарриет решила просто подождать, пока он выговорится. Так она поступала с Гермионой, когда Рон, одолжив у той конспекты, проливал на них варенье. Снейп точно не сможет проговорить целую неделю.

— И тот факт, что уже довольно поздно, а мне после недели преподавания более чем пора убрать с глаз долой все, что хотя бы отдаленно напоминает учеников, явно мне не поможет. Итак, — Снейп снова сосредоточил на ней внимание, пришпилив одним из своих наилучших взглядов, — так как обычные аргументы не окажут эффекта, как мне убедить вас уйти?

— Я уйду после встречи, — сказала Гарриет, хотя ей уже стало его довольно жалко. Она подумала, что насчет последнего он был совершенно честен. Несмотря на все раздражение, он выглядел очень усталым.

— Хорошо, — Снейп оскалился. — Она состоялась. Это все, что я хотел с вами обсудить. Можете идти.

Он распахнул дверь, сгреб ее мантию с пола и бросил ей — но потом вместо того, чтобы вышвырнуть ее наружу, он прикрыл дверь почти до конца, словно чтобы ее не увидели из коридора.

Она поняла, что пора выложить свой козырь.

— Мне приснился еще сон, который, как я подумала, может быть про Волдеморта.

Снейп смотрел на нее проницательно и с недоверием; жесткие черные глаза словно говорили: только попробуй лгать.

Ну, она и правда думала, что это может быть про Волдеморта. Вероятно. А ответ от Анаиты придет самое раннее завтра утром.

— Если это ложь, — начал Снейп с одной из своих опаснейших интонаций.

— Нет, — довольно искренне ответила она.

Снейп с преувеличенной аккуратностью закрыл дверь до конца.

— Поясните, — сказал он с интонацией на уровень менее опасной.

Гарриет как могла хорошо описала комнату, порадовавшись, что Гермиона уже допросила ее обо всем, что она могла припомнить. (Гермиона предсказуемо провела обеденное время в библиотеке, отыскивая перекрестные ссылки на магические хранилища и золотой песок, но безуспешно.)

— Темного Лорда в вашем сне не было?

— Никого не было. Только я, — она нахмурилась. — По крайней мере, думаю, что я была… В смысле, я видела комнату, но не смотрела вниз и не видела себя.

— Вы присутствовали в предыдущем сне? Том, который был летом?

— Нет, — сказала она медленно. — Это было вроде как… как кино смотреть, или типа того. Это маггловские движущиеся картинки…

— Я знаю, что такое кино, мисс Поттер.

Рон не знал, и остальные Уизли тоже. Гарриет предположила, что Снейп выяснил это со временем, так как он намного старше. Или… или мама ему сказала. Они же все-таки были… друзьями.

Да, наверное, так.

Снейп наконец отошел от двери и заходил по комнате (но держался подальше от Гарриет, словно столкновение с его локтем было достаточно травматичным контактом, чтобы его хватило на вечер).

Дойдя до захламленного буфета, он какое-то время неподвижно смотрел на него, а потом повернулся, и его взгляд упал на Гарриет. Он мимолетно нахмурился, и она заподозрила, что он забыл, что она здесь.

«Я не хотела его беспокоить», — подумала она, а потом ощутила себя эгоистичной дурой — потому что, разумеется, рассказ о том, что ей снилось что-то связанное с Волдемортом, не мог не обеспокоить Снейпа.

Она всего лишь пыталась привлечь его внимание… но вышло только хуже, да?

— Это еще может быть одно из моих воспоминаний, — вырвалось у нее, — или что-нибудь из будущего. Гермиона думает, может, что это было про один из других туров.

Хмурость удовлетворенно устроилась в морщинах на лице Снейпа.

— Вероятно, вам стоит спросить у эксперта по гаданию — миссис Патил.

— Я уже ей написала, — Гарриет не понравилось, как он сказал: «эксперт по гаданию». — Миссис Патил очень умная. Она совсем не как Трелони.

Снейп явно думал по-своему, но не ответил.

— Если кто и знает, — решила она его немного поддразнить, — то именно она, могу поспорить.

— Тогда мне любопытно, зачем вы вообще потрудились сюда прийти, — холодно ответил Снейп.

Гарриет захотелось заскрипеть зубами. Снейп не только всегда оставлял за собой последнее слово, он и парировать мог, не моргнув глазом.

— Теперь, без сомнения, — Снейп указал ей на дверь, — вы можете идти.

Гарриет беспомощно на него уставилась. Идей у нее совсем не осталось.

— Но…

— Мисс Поттер, — это он — да-да! — прорычал.

— Но… — попыталась она еще раз.

— Мисс Поттер, не вынуждайте меня вас отсюда вышвыривать!

Гарриет втянула воздух, во рту у нее столпились громкие и злые слова, готовые сорваться криком…

Кто-то постучал в дверь с другой стороны.

Снейп и Гарриет застыли. При виде выражения его лица она пережила вспышку понимания: из-за того, что она здесь, у него может быть куча проблем. Миссис Уизли подумала… про Ремуса… что… ну ладно, и всего из-за письма, которое, как она только подозревала, было от него. Все слова, которые она была готова прокричать, с писком нырнули обратно ей в горло.

— Наденьте эту вашу мантию, — прошипел Снейп, потянувшись к дверной ручке. — И спрячьтесь за чем-нибудь. Быстро.

Гарриет метнулась в соседнюю комнату, ту, где был камин, и забилась за кресло Снейпа так, чтобы прижаться спиной к стене. Когда дверь открылась и она услышала голос посетителя, сердце у нее оборвалось.

— Северус, — сказал Дамблдор, — прости, что беспокою тебя так поздно.

Гарриет сама себе состроила рожицу.

— Итак? — коротко спросил Снейп. Гарриет задумалась, может ли он вышвырнуть Дамблдора… но потом услышала недвусмысленный звук закрывающейся двери.

Она постаралась съежиться в плотный шарик, подобрав под ноги края мантии. Дамблдор как-то узнал, что она навещала Зеркало Еиналеж, хотя она была тогда невидима: что, если он как-то может видеть через мантию?

Дамблдор прошелестел в гостиную, и Гарриет затаила дыхание, но потом решила, что это очень глупо, и попыталась вместо этого дышать тихо-тихо.

— Были ли после этого утра новости от Сириуса? — спросил у Снейпа Дамблдор, перемещаясь к камину и креслу. Проклятье.

…Стоп, Сириус? Что Сириус?

— Нет, и меня это совершенно не удивляет, — ответил Снейп так, словно ему было все равно.

— Меня тоже, — вздохнул Дамблдор, — учитывая, как ты его спровоцировал.

— Я просто сказал правду, — холодно произнес Снейп.

Гарриет хотелось бы, чтобы они, черт их дери, перешли к подробностям.

— В такое время тебе следовало бы его поберечь, — сказал Дамблдор. Выражения лица Снейпа Гарриет не видела, но Дамблдор пробормотал: — Что ж, справедливо. Прошу прощения. Но, Северус, я бы не хотел, чтобы ты подвергал окружающих той же боли, что пережил сам…

— Можете еще попросить гадюку не кусаться, — злобно сказал Снейп. — Если вы намеревались досаждать мне вопросами о состоянии Люпина, то зря теряете свое и мое время. Я. Ничего. Не знаю. Однако вы все почему-то упорно продолжаете считать, что раз я разбираюсь в аконитовом, то и в оборотнях разбираюсь, а это не так — зелья и живые существа не одно и то же.

Дамблдор из воздуха наколдовал себе фиолетовое бархатное кресло и уселся, и его мерцающий синий подол (который был единственным, что Гарриет могла увидеть) всем своим видом выражал терпеливое внимание к разоряющемуся Снейпу.

— Я понимаю, Северус. Приношу извинения за возложенные на тебя несправедливые требования. Я не рассчитываю, что ты разрешишь проблему Ремуса — как ты и сказал, ты, разумеется, не специалист по оборотням. Не присядешь?

Снейп сел в кресло, за которым пряталась Гарриет — по ощущениям, он практически в него бросился; кресло содрогнулось, и она напрягла все мышцы и зажмурилась, молясь о том, чтобы не упасть.

— Я всего лишь хотел уточнить, что ты думаешь о его текущем недуге. Ты понимаешь, как работает это зелье, — сказал Дамблдор. — Потому любые теории, которые могут у тебя появиться…

— Нет, — оборвал его Снейп.

— Извини?

— Я не понимаю, как зелье работает. С самого начала мне казалось странным, как оно вообще может работать. Я всегда считал чудом, что оно не убивает Люпина сразу после приема. Его основной ингредиент — аконит, — продолжил Снейп. Гарриет не знала, то ли это из-за выражения лица Дамблдора, то ли просто давно хотел выдать эту тираду — подол Дамблдора в настоящий момент от комментариев воздерживался. — Аконит для оборотней летален. Каждый месяц Люпин поглощает субстанцию, которая должна его отравить.

«Мой сон, — подумала она, и сердце стиснуло воспоминанием о чувстве потери, испытанном во сне, словно она только что от него проснулась. — Нет…»

— Хочешь сказать, что ты полагаешь аконитовое виновным в его состоянии? — спросил Дамблдор, словно просто пытался до конца разобраться в этой загадке, а Гарриет поверить не могла, что кто бы то ни было мог решить, что давать Ремусу зелье-которое-яд — хорошая идея. Она в этом году учила всю ту теорию по этому вопросу, и даже она знала, что нет способа отбалансировать смертельный яд, сколько ни добавляй других ингредиентов.

Ей хотелось драть на себе волосы; но голос Снейпа прорезал ее перепуганное беспокойство, как горячий нож разрезает мягкое масло:

— Я не знаю. Симптомы, которые он упомянул, не наводят на мысль об отравлении аконитом. Оно вызывает проблемы с сердцем — а, следовательно, онемение, мышечную слабость… возможно, рвоту, — признал он, и Гарриет захотелось вскочить и потребовать, чтобы они прямо сейчас точно ей сказали, что такое с Ремусом, — но Люпин упоминал только усиление боли и более долгое, чем обычно, восстановление после прошлой луны… Луны Хэллоуина, которая, как он заявил, так или иначе ухудшила бы эффекты проклятия… И еще Блэк сказал, что он увеличился в два раза.

— Да, он об этом упоминал, — пробормотал Дамблдор, а у Гарриет голова пошла кругом. Это все происходит, а ей ничего не сказали? Взрослые! — Я списался с несколькими давними друзьями с неплохим опытом, и они говорят, что волк растет одновременно с человеком.

— То есть Люпин стал больше в виде волка просто потому, что стал старше? — вопросил Снейп. — Разве он не должен быть об этом в курсе?

— Ремус мало общается со своими собратьями, — тихо ответил Дамблдор. — Он изолируется на время полнолуния. Ты сознаешь, что он никогда не в состоянии хоть что-то узнать о себе за это время.

— Ну, он же должен был стать больше перед тем, как Блэк встретился с ним снова. Даже Блэк не мог бы пропустить такое — волк, увеличившийся в два раза!

— Я бы не стал слишком полагаться на воспоминания Сириуса после стольких лет в руках дементоров. Меня не удивляет, что он так долго в этом разбирался. Вряд ли в том есть его вина. Как и в том, что на тебя взвалили ответственность за текущее состояние Ремуса, — добавил он, так как Северус пренебрежительно хмыкнул. — Однако я пришел к уверенности, что Ремус должен немедленно прекратить принимать аконитовое, пока урон не стал непоправим.

— Ему нельзя этого делать, — сказал Снейп как будто с тревогой: его кресло дрогнуло, словно он резко шевельнулся. — Он без него опасен.

— Я не могу позволить Ремусу рисковать своим здоровьем, используя средство, которое может представлять для него угрозу, — ответил Дамблдор — не зло, но твердо. — Есть и другие способы контролировать его волчью сторону…

— Да, и все мы знаем, насколько они были эффективны!

— Он не бывает рядом со школой, Северус, — Дамблдор как будто понял, о чем именно думает Снейп. — Могу тебя заверить, ферма находится далеко от человеческих поселений…

— Я ему не доверяю, — практически рявкнул Снейп, — и уж точно не доверяю Блэку в том, чтобы сдержать оборотня! — когтистые ножки его кресла царапнули ковер, как будто он покрепче уперся ногами в пол, чтобы не вскочить и не проклясть что-нибудь. В этот раз Гарриет затаила дыхание. — Вы знаете, вы наверняка помните, как они годами игнорировали любые правила, установленные ради безопасности!

— Моя память как всегда в порядке, Северус, — довольно резко сказал Дамблдор.

— Тогда как вы вообще можете позволить…

— Обстоятельства изменились, — категорично заявил Дамблдор. — Пожалуйста, не заблуждайся, я не забыл о произошедшем и сделаю все возможное, чтобы убедиться, чтобы подобных неверных решений больше не было.

Снейп быстро сменил тактику. Его голос приобрел лоск чуть ли не ласковой угрозы:

— Вы действительно думаете, что Блэк в состоянии позаботиться о жизни и здоровье окружающих?

— Сириус обладает способностью успокаивать волка в полнолуние, — произнес Дамблдор после паузы в три удара сердца. — Задача же убедиться в том, что Ремус обезопасен, выпадает мне. Будь уверен, что задействованы будут только сильнейшие мои чары — и помощь Сириуса, ежели понадобится. И, если у тебя есть противоядие от отравления аконитом, — добавил он, — то я бы, пожалуй, взял его с собой сегодня вечером.

— Я могу для вас кое-что приготовить, — голос Северуса стал холоден и насмешлив. — Можете надеяться, что сработает. Если это отравление аконитом, то он употреблял его длительный период времени, — он умолк, почти как будто оборвал себя, и Гарриет захотелось потрясти его кресло и выяснить, что он собирался сказать.

— Много ли на это потребуется времени?

— Сварить противоядие к акониту? Нет. Найти антидот к самому аконитовому? Крайне долго, если вообще возможно. Я не буду давать вам ложных надежд, — добавил он резко, почти жестоко.

— Этого мне не требуется, — безмятежно отозвался Дамблдор. — Только твои навыки. Пойдешь со мной?

Снейп помедлил, самую капельку.

— Дайте мне полчаса сделать противоядие и собрать кое-какие материалы. Если это не отравление аконитом, то я, дав ему антидот, спровоцирую другие осложнения.

— Хорошо. Оставляю тебя спокойно работать, — Дамблдор встал, и его подол замерцал от движения. — Жду тебя в вестибюле через полчаса.

Пока Дамблдор с шорохом покидал комнату, Снейп сидел в своем кресле. Но как только дверь закрылась, он оказался на ногах и пошел в свою неряшливую переднюю прежде, чем Гарриет вылезла из своего укрытия.

Когда она сняла мантию, стоя в дверях, Снейп звенел пузырьками у своего захламленного буфета. Он стоял в профиль к ней, но так умело притворялся, что ее не видит, что она могла бы поверить, что все еще сидит, скорчившись, за креслом на коленях, невидимая для всех.

Миллион вопросов болезненно поднялся у нее в горле. Почему никто ей не сказал? Почему они все позволяли Ремусу принимать это кошмарное зелье, когда он болел? Почему они вообще его ему давали, если знали, что в нем полно яда? Почему…

— Почему никто не сказал мне, что Ремус заболел? — голос, к ее удивлению, был тихим. Ей казалось, что она закричит. Ей еще никогда не хотелось закричать сильнее.

— Да, — холодно сказал Снейп, а его пальцы двигались над бутылочками, мензурками и мешалками с такой скоростью и точностью, словно он играл на пианино. — Можно понять ваше потрясение, ведь Люпин обычно так откровенен насчет своего состояния…

Пузырек у него в руке взорвался.

Гарриет в ужасе зажала рот руками, а Снейп уставился на месиво на своей ладони — ярко-зеленое зелье, которое он составлял, перемешанное с осколками стекла и… это что, кровь?

— Простите!

Снейп взял тряпку и вытер ладонь. На ткани определенно остались следы крови. Гарриет затошнило.

С совершенно спокойным лицом он взял фиал ярко-коричневой жидкости и налил себе на ладонь.

— Это не ваша вина, — сказал он странным, напряженным голосом, не глядя на нее, методично и неспешно очищая порезы.

— Я не хотела… — она ощутила себя жалкой и гадкой.

— Я знаю, мисс Поттер, — он выдвинул ящик буфета и достал широкий флакон янтарного цвета. — Будьте добры, откройте.

Гарриет чуть дрожащими руками открыла флакон. Внутри оказалась масляного цвета мазь. Она вложила его ему в руку — вблизи она смогла рассмотреть несколько порезов, легших под случайными углами, самый большой был в дюйм длиной (в желудке у нее взбаламутилось); но, как только баночка была открыта, Снейп безо всяких комментариев погрузил в нее пальцы и смазал порезы.

— Люпин не идет на контакт, — сказал он, продолжая работать; Гарриет была до того поглощена созерцанием его рук, что чуть не подпрыгнула от звука его голоса. — Он никому и ничего не рассказывает о том, что может отделить его от… не-оборотней. Я был вынужден задать ему несколько необходимых вопросов, когда готовил для него аконитовое прошлым летом. На каждый из них он отвечал с крайней неохотой. Я бы сказал, что он был возмущен, что ему пришлось на них отвечать.

— Он никогда не разрешает мне с ним видеться после полнолуния, — тихо сказала она.

— Люпин ненавидит свое состояние. Закройте, — Гарриет закрутила крышку баночки с мазью и поставила ее на место в ящик. — Я был бы ничуть не удивлен, если бы обнаружилось, что дела ухудшались месяцами, но он сдерживался, пока Блэк не лишил его возможности это игнорировать.

Он взял палочку и стал закрывать чарами обеззараженные порезы. Гарриет прикусила губу.

— Я могу вам помочь с противоядием?

— Я быстрее работаю один.

Что ж, от этого можно ощутить себя ничтожнее. Но она только что выбила его из графика, порезав ему ладонь, так что знала, что поделом.

— Я тогда пойду, — она подобрала с пола мантию, которую она снова уронила. — Вы мне… скажете, как там Ремус? Раз он не скажет.

Снейп пошевелил пальцами, согнул, разогнул их, потер ладонь. Потом кивнул, и Гарриет решила, что так он выразил удовлетворение от того, что успешно залечил следы ее промаха. Но когда она, невидимая под мантией, повернулась уходить, он произнес:

— Скажу.

Она обернулась к нему, радуясь, что невидима, потому что у нее отвисла челюсть. Снейп по-прежнему на нее не смотрел. Он отложил палочку и вернулся к своим мензуркам.

— Позовите того своего глупого домовика, — проговорил он, отвернувшись, чтобы взять пузырек, и полностью скрыв от нее лицо. — Не ходите по ночам одна по коридорам. Вы, может быть, и превзошли дракона, но не того, кто против воли привел вас на смертельно опасный Турнир.

— Да, — прошептала она; она не собиралась говорить так тихо, просто горло вдруг заложило. Она откашлялась. — Значит, спокойной ночи. Спасибо, — добавила она и выскользнула в коридор, тихонько прикрыв за собой дверь.

* * *

Как только мисс Поттер ушла, Северус прислонился к буфету, потирая лоб.

Эта девчонка тебе откровенно не по зубам, — сказал ехидный голос насмешки над собой.

— Знаю, — пробормотал он.

Беда с мисс Поттер была в том, что она всегда вела себя не так, как он рассчитывал. Он знал, как пробудить злость и страх; он мог уязвить эго, до того разрушив доброе отношение и веру в него, что человек в жизни больше не захочет с ним заговаривать. Он знал, как заставить себя ненавидеть. Это был один из его величайших талантов, освоенный в детстве, и талант этот был все еще свеж почти тридцать пять лет спустя. Дамблдор был единственным человеком, кто долгое время его терпел, и то по необходимости.

Он снова согнул пальцы. Порезы были розовыми и нежными, но через час они исчезнут.

Ты был жесток, — сказал заброшенный и слабый голосок, который, как он мог бы подумать, принадлежал его совести — будь у него совесть.

— Разумеется, я был жесток, — прошептал он, переливая противоядие для Люпина в дорожную банку. — Таков я и есть.

Он слишком многое позволял мисс Поттер. Не только сегодня — годами. Он отдавал предпочтение своим слизеринцам, но держал их в узде: они знали, когда надо действовать осторожно, и подчинялись без разговоров. Другие факультеты страшились его возмездия за малейшее нарушение пределов. Но единственный способ, который мог заставить отступить мисс Поттер, был в том, чтобы…

Быть жестоким.

Он провел по ладони пальцем, радуясь, что она взорвала тот пузырек. На ее раскаяние было легче опереться. Какое несчастное у нее было лицо… Такая мелочь — осколки в ладони. Мисс Поттер не хотела причинить боль, просто сорвалась, и гнев полыхнул с неуправляемым жаром. Он знал, как это бывает.

И перед лицом ее страдания он дал ей еще одно (глупое) обещание, которого давать не следовало.

Он взглянул на каминную полку, где стояла рамка Лили, все еще пустая.

— Твоя дочь меня погубит, — пробормотал он.

Под впечатлением того проявления уязвимости и близости между Блэком и Люпином Северус весь день провел, болезненно размышляя о ночи Хэллоуина тринадцать лет назад (Они доверились не тому человеку, Северус, как и ты). Он ощутил призрак той пустой оболочки человека, которой он стал в ту ночь, когда все его надежды сгорели в пыль, и лишь один проблеск света остался мрачно светить впереди. Ее дочь выжила…

— Но это, наверное, закономерно.

Он собрал материалы, погасил свет и ушел из своих комнат в холод, темноту и пустоту, зная, что так и должно было быть.

* * *

Когда Гарриет прокралась в спальню, было уже за полночь. Лаванда и Парвати отключились, все еще валяясь поперек постели Парвати. Журнал оказался у Лаванды под щекой, а Парвати тихонько похрапывала.

Гермиона не спала.

Когда Гарриет отодвинула занавеску у своей кровати, Гермиона подняла взгляд от книги, и стало ясно, что сейчас их ждет очень серьезный разговор — она сразу же заложила книгу и убрала ее в сторону.

— Мне тревожно, когда ты так ускользаешь, — сказала она тихо.

Гарриет порылась в голове в поисках ответа, но ничего не нашла. Трудно думать, когда за спиной храпит Парвати.

— Приходится носить мантию, чтобы никто не видел, как я ухожу, — ответила она наконец, зная, что Гермиона спросила не об этом.

— Ты же знаешь, что я не об этом, — Гермиона попыталась заправить волосы за уши, но волос было слишком много. Гарриет невольно задумалась, кому из них сильнее не повезло с бесящими волосами.

— Я просто… — Гермиона нахмурилась на нее, но огорчалась она при этом явно из-за себя. Единственным, что лишало ее слов, был страх, что Гарриет сорвется.

«Что я сорвусь», — подумала Гарриет, вспоминая звук бьющегося стекла: приглушенный звук, не такой громкий, как можно было ожидать — потому что стекло лежало у Снейпа в ладони.

Она сглотнула тошнотворный привкус.

— Говори, — сказала она тяжело, мечтая о том, чтобы свернуться у себя в постели. Со Снейпом она все испортила, даже хуже, чем обычно (обычно она никого не ранила); она не получила ни ответов, ни помощи, и ей хотелось просто уснуть и забыть обо всем.

Впрочем, зная, что Ремус болен, может быть, даже хуже, чем болен, она, наверное, все равно не уснет.

— Мне это не нравится, — торопливо заговорила Гермиона. — Не нравится скрытность, не нравится жульничество, не нравится… — она помедлила с беспомощным видом и поспешно закончила: — Ложь. Это не похоже на тебя, это неправильно.

Что-то холодное свернулось у Гарриет в сердце, дернулось, как змеиный язык, пробующий воздух.

— Ну а когда ты мне не рассказываешь про хроноворот, это как?

Гермиона отшатнулась, уязвленная.

— Я же сказала, почему так было, — от обиды в ее голосе холод внутри съежился. — Ты знаешь, почему я не могла…

— Ты сказала, что у тебя будут проблемы, если расскажешь. Знаю, — Гарриет потерла лицо. — Я не ради себя вру, — она проигнорировала пульс ненависти к сплетению новой лжи, — я вру ради того, кто… мне помогает. Ничего такого — просто помогает, Гермиона. Я не смогу… — она сгребла кулаками мантию, вонзила пальцы в ткань. — Я не смогу справиться сама.

Несколько долгих секунд Гермиона смотрела на нее, а потом встала и обняла. Гарриет не представляла, что делать. Она не заслужила…

— Знаю, — прошептала Гермиона. Ее волосы щекотали Гарриет лицо; они были жестче, чем ее собственные. — Знаю.

На заднем фоне особенно навязчиво всхрапнула Парвати.

Гарриет закатила глаза.

— Испортила весь момент, — пробормотала она.

Гермиона хихикнула, хоть и нерешительно. Затем она отклонилась назад, оставив руки на плечах у Гарриет. С завистливым смирением Гарриет отметила, что та теперь на полголовы ее выше. Гермиона всмотрелась ей в лицо и закусила губу.

— Я расстраивалась не потому, что кто-то тебе… помогает, — сказала она. — Я почти не сплю от беспокойства, что случится что-то ужасное, а я знаю слишком мало, чтобы это предотвратить. Мне просто хотелось бы, чтобы ты мне рассказала. Нам рассказала, — добавила она, хотя Гарриет была уверена, что Гермиона не особенно переживала бы, останься Рон в неведении.

Под глазами у Гермионы были темные круги.

— Прости, — от всей души сказала Гарриет, но Гермиона потрясла головой.

— Ты всегда… хранила тайны. И я понимаю, почему, — добавила она поспешно и отпустила плечи Гарриет, чтобы немного позаламывать руки. — Но я просто беспокоюсь, что… однажды случится что-нибудь очень важное, а ты будешь хранить тайну так долго, что не поймешь, когда надо остановиться, — выпалила она.

Гарриет сознавала, что у нее отвисла челюсть, но она искренне не представляла, что тут ответить. Гермиона выглядела испуганной, но решительной — сочетание, из-за которого казалось, что она съела за обедом испорченную котлету, но сознавала, что сейчас совершенно неподходящее время, чтобы с нею расстаться.

— Типа чего? — спросила наконец Гарриет, потому что честно не представляла, что могла надумать Гермиона.

— Не знаю, — ответила Гермиона быстро — слишком быстро.

— Явная ложь, — заметила Гарриет.

— Правда не знаю! — сказала Гермиона, немножко слишком пронзительно, так что Лаванда всхрапнула во сне. Гарриет и Гермиона следили, застыв от ужаса, как Лаванда шлепает губами, перекатывается и забрасывает ногу Парвати на живот. Парвати просто продолжила храпеть, а рука Лаванды свесилась с постели, и волосы от дыхания взлетали над открытым ртом.

Гарриет и Гермиона одновременно выдохнули.

— Может, лучше сейчас не будем об этом разговаривать, — шепнула Гермиона, поглядывая на соседок.

— Они спят, — с убежденностью сказала Гарриет. — Парвати не признается, что и правда храпит, она не стала бы притворяться.

Гермиона опять хихикнула, потом закусила губу.

— Ну… уже поздно. И вид у тебя усталый. Первый тур был все-таки всего несколько дней назад. Тебе надо поспать.

«Наверстать то, что не доспала», — закончила за нее Гарриет.

— Не буду тебя больше задерживать, — и Гермиона удивила ее, поцеловав в щеку. Хотя они и обнимались в каждый волнительный момент, Гермиона была совсем не склонна к таким нежностям, как Лаванда и Парвати, которые друг друга причесывали, накладывали макияж и сейчас спали вместе, переплетясь, как это часто бывало, на постели Парвати.

— Спокойной ночи, Гарри, — сказала Гермиона. — Потом поговорим.

— Ладно. Спокойной, — медленно произнесла Гарриет, гадая, точно ли ей хочется узнать, какие тайны, по мнению Гермионы, она не стала бы ей рассказывать.

* * *

Люпин был без сознания.

Он не приходил в себя весь день, как доложил Дамблдору Блэк (бросая при этом на Северуса взгляды, полные леденящей ненависти).

Северуса, на самом деле, не волновало, что тот без сознания. Люпин был до того молчалив насчет своих недомоганий, боли и неудобств, что разговаривать с ним все равно было мало толку. Северус мог провести анализ крови без занудного вытягивания из мужчины честных ответов.

— Что он делает? — вопросил Блэк, когда Северус готовил иглу (несколько нарочито, чтобы Блэк точно увидел).

— Северус собирается выяснить, не страдает ли Люпин отравлением аконитом.

— ЧТО?! — взревел Блэк. Люпин не шелохнулся, даже когда Северус затянул у него над локтем жгут. По крайней мере, руки у Люпина были достаточно жилистыми, так что задача поиска вены стала смехотворно легкой.

Сзади произошла короткая возня: Блэк бросился на него, и Дамблдор привязал его к стулу, как предположил Северус — но он был пока занят забором крови, и Дамблдор отчитал бы его, если бы он напортачил.

— В аконитовом в качестве главного ингредиента применяется аконит, — объяснил Блэку Дамблдор. — Северусу надо убедиться…

Северус перестал обращать на них внимание. Тестирование на яды было относительно простым: смешиваете с кровью раствор, связывающийся с предполагаемый ядом как с основанием, после чего ждете, пока смесь почернеет. Ему не требовалось прикладывать к делу все свое внимание, но даже самый скучный и рутинный эксперимент был интереснее, чем бред и завывания Блэка.

Кровь Люпина в пробирке свернулась и почернела, перемежаясь красным, желтым и рыжим налетом.

— Северус? — подшелестел Дамблдор. Он всмотрелся в протянутую Северусом мензурку. — Это необычно, — произнес он после паузы.

— Да.

— Что? — спросил Блэк, к отвращению Северуса подскочив к ним. Ему бы хотелось, чтобы Дамблдор продержал буйного дурака связанным в течение всего его визита. Желательно — связанным и с кляпом.

— Что там такое? — взбунтовался Блэк.

— Это отравление аконитом, — Северус нахмурился на пеструю жидкость в стекляшке, — но лишь частичное…

— Ты его отравил, — Блэк с присвистом дышал через зубы. — Ты его, мать твою, отравил…

— Сириус, — предостерегающе сказал Дамблдор, но безо всякого эффекта.

— Аконитовое его отравило, — Северус сплел несколько заклинаний стазиса и убрал пробирку в фиксированный кожаный футляр для дальнейших испытаний. — Медленно и за долгий период времени.

Блэк обернулся к Дамблдору:

— Он больше не будет его принимать!

— Разумеется, нет. Я бы никогда не попросил Ремуса рисковать своим здоровьем — уж точно не ради таких полумер.

Северус рылся в своей сумке, ничего не говоря. Пусть Блэк и Дамблдор запрещают Люпину принимать хоть каплю аконитового, Северус все равно продолжит его делать.

И чертовски постарается, чтобы Люпин продолжил его принимать.

Он был более-менее уверен, что сможет повлиять на Люпина, чтобы тот его принял. Люпин до того ненавидел свое состояние, был до того отчаянно благодарен аконитовому за контроль, который от него получал, что страх перед тем, что зелье заберут, будет достаточно силен, чтобы пересилить самосохранение, которого, как Северус полагал, у него и так было мало. Он беспокоился о мнении Дамблдора, не о собственной шкуре. Ему хотелось, чтобы о нем хорошо думали, чтобы считали его самодостаточным и нормальным, но он, казалось, очень мало ценил свою жизнь. Северус сможет на этом сыграть.

Он повернулся к Блэку, протягивая фиал с противоядием.

— Дай ему это, когда очнется.

— Я ни хрена ему не дам того, что ты…

— Сириус, пожалуйста, — Дамблдор умудрился произнести это совершенно понимающе и благосклонно, а не устало и с раздражением. — Северус здесь, чтобы помочь Ремусу. Он приготовил противоядие от аконита.

— В некотором роде, — Северус поставил его на прикроватный столик, так как Блэк, стиснув зубы и закаменев лицом от огорчения и сдержанного бешенства, все еще отказывался его брать. — Оно компенсирует аритмию, — он закрыл сумку и сказал Дамблдору, так как Блэк по-прежнему изо всех сил облучал его ненавистью: — Здесь следует побывать мадам Помфри. Надо следить за его кровяным давлением и сердечным ритмом, — «а я не целитель, как я уже не раз говорил». Это он умолчал, так как спор с Дамблдором был бы, как всегда, бесплоден.

— Почему ее вообще тут нет, для начала? — вопросил Блэк.

— Потому что ты беглый преступник, — сказал Северус, не в силах поверить, что возможно быть настолько глупым.

— И в этом вся беда, — вздохнул Дамблдор. — Сириус, тебе придется побыть Бродягой, когда она прибудет. Северус, спасибо. Больше не буду откладывать твой отдых.

Северус коротко кивнул и вышел, не взглянув ни на кого на прощание.