Бесконечная дорога (джен)

Гарриет не знала, что и думать, увидев, что Сириус сидит на лестнице возле спальни. Звук его смеха, когда ее папа подвесил Снейпа в воздухе, отдавался в памяти, но здесь и сейчас он ей улыбался усталой и теплой улыбкой, а лицо у него было истощенным и мрачным, длинные волосы спутались. Он ничем не походил на того заносчивого привлекательного юношу, который смотрел с отвращением, как ее папа отпускает Снейпа, потому что так потребовала ее мать. Но он им был.

Снейп тоже когда-то был тем, кого ты видела.

Это было так… так… прямо сердце ныло от этого.

— Что, — Сириус протянул ей руку, — не обнимешь? Слишком плохо пахну?

Гарриет оторвалась от распутывания своего клубка проблем.

— Теперь, когда ты об этом сказал…

Он засмеялся — не так, как тот юноша, а хрипло и лающе, — взял ее за плечо и вовлек в грубое и вонючее объятие.

— Я сделаю чаю, — вдруг сказал Ремус и быстро, чуть ли не бегом, спустился мимо Сириуса по лестнице.

Гарриет отодвинулась, чтобы посмотреть вслед Ремусу. Затем исподтишка покосилась на Сириуса — узнать, как много он услышал из их разговора. По его лицу было не понять.

— Так ты вернулся? Ты нашел что-нибудь про… Ремуса? Что делать?

— Вроде того, — его спокойное лицо изменилось. Он попытался запустить руку в волосы, но они были до того грязными, что у него запутались пальцы. Он скривился. — Я и правда жуть какой отвратный.

Он был прав, но ее беспокойство за Ремуса дотянулось своими щупальцами сквозь боль, обернувшую ее душу.

— Что ты узнал?

— Может, просто ерунду, а может, и нет, — он вздохнул. — Холли-берри, я не буду от тебя ничего скрывать, но хочу сперва рассказать Ремусу наедине. Ты же знаешь, как он ненавидит показывать чувства.

Она знала. Это было одной из причин, почему… признание?.. Ремуса так застало ее врасплох.

— Ладно, — медленно сказала она. — Мне надо… попытаться поспать.

— Ага, уже поздно, — Сириус взлохматил ей волосы. — Утром поговорим. Я скучал по тебе, малышка.

Он улыбнулся ей, устало, но довольно, и направился вниз. Гарриет была благодарна, что он не стал дожидаться ответной улыбки. Она сомневалась, что смогла бы улыбнуться в тот момент. Еще меньше она была уверена, что вообще могла бы ему улыбнуться, хотя то, что он вернулся невредимым, отдалось отчаянным облегчением.

Она послушала, как они возятся внизу на кухне, и прикусила губу. Сириус был прав: Ремус не хотел бы показывать ей, как он себя поведет, впервые узнав, что выяснил Сириус. Это не будет подслушивание ради одной информации. Одно дело, когда от нее что-то скрывают, потому что она еще маленькая; но совсем другое — когда скрывают потому, что это личное…

Она закрыла за собой дверь спальни, свернулась на постели (мир за окном был темным и замерзшим) и закуталась в плащ Снейпа.

* * *

Ремус не знал, что делать, так что он, разумеется, сделал чай.

Сириус, разумеется, выбрал для возвращения самый неподходящий момент. Ремусу было страшно подумать, что Сириус услышал — как много он услышал. Он не стал спрашивать. Само понимание того, что Сириус слышал хоть что-то, наполняло его ужасом.

Раздались шаги: Сириус спускался по лестнице.

Сириус остановился где-то возле кухонного стола, всего в нескольких футах. Ремус не обернулся. Притворился, будто занят — наполняет чайник.

— Так, я знаю, как это бывает, — сказал Сириус. — Я говорю: «Нам надо поговорить», — а ты такой: «Тут не о чем разговаривать», — или еще какую-нибудь тупую хрень в этом роде. И знаешь что, я сейчас для всего этого попросту слишком устал, Лунатик. Так что вместо этого я просто спрошу, есть ли что поесть.

Ремус закрыл кран и поставил чайник на конфорку с таким видом, словно у него не стиснуло в груди.

— Дай посмотрю в холодильнике, — произнес он спокойно.

Он достал остатки ужина, который принес Альбус — жареная курица и морковное суфле. Сириус сел за стол, чуть склонив голову, так что грязные волосы повисли перед лицом. Он снова отощал, кожа обтянула кости, как после Азкабана.

Сердце Ремуса хотело выпрыгнуть из горла.

Он подогрел еду магией, зная, что так она будет менее вкусной, но что Сириусу все равно. Когда Ремус поставил перед ним тарелку, Сириус вцепился в курицу, как оголодавший пес.

Теперь Ремус жалел, что так долго прятался на кухне, пытаясь сообразить, что сказать Гарриет. Он действительно хотел обо всем этом рассказать Гарриет, но никак не Сириусу.

Сириус разобрался с едой быстрее, чем смог бы любой другой, и вытер рот тыльной стороной ладони. Ремус подал салфетку, и взгляд, которым одарил его Сириус, чуть не ошпарил Ремусу нос.

— Не скажешь, о чем мне разрешено разговаривать? — Сириус говорил негромко, словно Гарриет спала на диване всего в нескольких футах от них.

Даже попросить его удержаться от упоминания чего-либо означало признать, что он мог бы услышать. Ремус отвел взгляд — в глаза смотреть не получалось — и тихо сказал:

— Я рад, что ты вернулся невредимым.

Сириус какое-то время молчал. Затем вздохнул, рвано и резко, и протянул руку. Ремус напрягся, но Сириус положил руку ему на затылок и прижал их друг к другу лбами. Он ничего не говорил, но сердце у Ремуса рвалось прочь в груди. Вместо покоя под сердцем копился безумный страх.

— Ремус… — Сириус говорил грустно и хрипло, и Ремусу невыносимо было слышать то, что он мог бы сказать.

— Что ты узнал об оборотнях? — спросил он, отодвинулся и распрямился.

Рука Сириуса упала, и он уставился на Ремуса; тот не мог встретить его взгляд, но чувствовал его тяжесть.

— Почему бы тебе не позвать Дамблдора? — теперь голос Сириуса был резким, почти саркастичным. — Тогда услышите все сразу. — Он встал, неприятно скрипнув стулом по каменному полу. — А я пока приведу себя в порядок, а то совсем жесть.

Он потопал по лестнице, не стараясь шуметь поменьше. Ремус дождался, пока стукнет дверь ванной и в трубах зазвучит вода, и прижал лицо к ладоням. Он не плакал.

* * *

Дамблдор пришел быстро, словно всегда ждал вызовов посреди ночи.

К тому времени, как он вошел в снежном вихре, Сириус закончил мыться и заклинанием высушил свои космы. Он мрачно сидел на краю дивана, расставив ноги и положив ладони на колени. Они с Ремусом не заговаривали с тех пор, как Сириус ушел наверх. Ремус только тихо сообщил: «Дамблдор идет», — когда Сириус вернулся с мокрыми волосами и злыми глазами, а тот коротко кивнул. И все.

(Гарриет в спальне даже не шевельнулась. Ремус не думал, что она спит. Либо была слишком занята своими проблемами, либо выработала чувство такта. Правда, учитывая, что ему самому сейчас хотелось быть за многие мили отсюда, он вряд ли мог за то, что она путалась под ногами, польстить ее проницательности.)

— Сириус, — Дамблдор чарами испарил с себя снег, — приятно вновь тебя видеть. Надеюсь, не сочтешь мою поспешность знаком того, что я мало рад твоему возвращению, но что ты обнаружил?

Вероятно, он принял плотное и мрачное молчание в комнате за дурные новости. Дамблдор развил проницательность до такой степени, что было бы оскорблением предположить, что он не заметил их настроение. Он, однако, не подал вида, просто живо уселся и внимательно посмотрел на Сириуса.

Сириус втянул воздух. Ремус с нарастающей тревогой увидел, что вдох вышел немного дрожащим.

— Ничего, — произнес он ровно.

Ремус моргнул. Посмотрел на Сириуса, который не ответил на взгляд, а вместо этого вперился в какую-то точку за окном. Сириус говорит «ничего»? Это… это очень странно. «Ничего» — это неправильно…

— Ничего, — повторил Дамблдор.

Сириус пожал одним плечом, затем свирепо запустил руку в волосы. Левая его рука сжала колено.

— Вообще ни хера. Все они говно бесполезное.

Ремусу захотелось положить ладонь ему на плечо, но он удержался. Сириус никогда не любил, чтобы его трогали в таком состоянии. К тому же он больше не любил, чтобы Ремус в принципе к нему прикасался.

Воспоминание о том, как Сириус прижался к нему лбом, потрясло его до глубины души. Ничего ничего вообще ни хера говно бесполезное

— Сириус, — Дамблдор, — я знаю, что это должно быть для тебя тяжело…

Сириус разразился лающим хохотом; Дамблдор не моргнул, не замялся, но его взгляд метнулся к Ремусу.

— …но я должен спросить тебя конкретно: что ты обнаружил? Пожалуйста, если тебе хоть что-то сказали, как бы бесполезно это ни прозвучало, умоляю, повтори это.

Сириус зло на него поглядел. В этот момент он напомнил Ремусу Снейпа — Снейпа, стоящего на кухне, глядящего в темное окно, рявкающего на Ремуса, что это он виноват…

Ремус моргнул. Его рука поползла ко рту. Сириус что-то говорил, но Ремус едва его слышал.

«Ох», — подумал он, и черный ветер в темноте его понимания один раз взвыл невыносимо громко и улегся вокруг, словно черный плащ, накрывший съежившуюся на снегу фигурку.

— …говорю же, это бесполезное говно, Дамблдор! — рычал Сириус, вставая. — «Имя волка», ну его в жопу…

— Имена обладают великой силой. Зачем, по-твоему, Волдеморт взял себе новое имя, идя к могуществу? Ремус, — обратился он, а Сириус тем временем бурчал что-то вроде «как будто мне не срать», опираясь о каминную полку и склонив голову, и глядел в огонь; линии его спины были резко очерчены, — для тебя это имеет какой-то смысл?

— Я… простите? — Ремус попытался сгрести в кучу разбегающиеся мысли. Волосы Сириуса, свисающие на лицо; Снейп, сносящий дверь с петель. — Имеет смысл… что имеет смысл?

— Оборотни сказали Сириусу, что они — каждый из вас — должны найти истинное имя волка, — пояснил Дамблдор, словно не было ничего подозрительного в том, что Ремус почти не обращает внимания на разговор, так близко его касающийся. — Ты слышал когда-нибудь о таком?

— Я… нет, — Ремус потер лоб. — Что это значит?

— Как раз этого мне никто не сказал, чтоб их всех, — прорычал Сириус. — Старики только об этом и бухтели, но ни один из этих бестолковых говнюков ни черта не сказал, что это значит. Просто оборотнячья легендарная хрень ни о чем, вот на что это было похоже.

— Они… они сказали, что мне полагается его найти?

— Идешь путешествовать, — с явным отвращением ответил Сириус, — и все. Путешествие, чтобы найти долбанное истинное имя. Ну охренеть как они помогли…

Сириус продолжил возмущаться, но Дамблдор молчал. Ремус перестал слушать. Он вдруг ужасно устал. То, что было у него в голове, казалось в три раза крупнее объема его черепа.

— Так, — сказал наконец Дамблдор, когда злость Сириуса, выкипев, сменилась молчанием. — Пока не думаю, что нам стоит сбросить этот совет со счетов. Я проверю, что есть в библиотеке Хогвартса насчет подобных путешествий. Тем временем… отдыхай, Ремус. Сириус, хорошо, что ты снова с нами.

Он попрощался — голосом ласковым и сочувственным, хотя Ремус знал, что им обоим тогда было не до того, — и оставил их наедине с невысказанными вещами.

Сириус продолжал стоять возле камина, глядя в огонь. От него донесся голос — хриплый, злой и резкий:

— Теперь-то поговорим или опять меня заткнешь?

Ремус открыл рот. Он так и не узнал, что мог бы на это ответить, потому что вместо этого произнес:

— Тебе надо отдохнуть.

Пальцы Сириуса сжали каминную полку. Все его тело словно сжалось. Без единого слова он вышел из гостиной, поднялся по лестнице и захлопнул за собой дверь спальни с такой силой, что, казалось, содрогнулся весь дом.

Ремус неподвижно сидел на диване, пока не настала ночь.

* * *

Гарриет не думала, что заснет, но, когда она открыла глаза и оказалось, что комнату заливает предутренняя серость, поняла, что все-таки, похоже, уснула. К ноге прижималась теплая тяжесть — Бродяга. Сириус вчера ночью вломился в комнату, перекинулся в пса и устроился на постели, уткнувшись носом в лапы. Перед тем как он пришел, снизу доносились крики, едва приглушенные стенами. Она положила руку на его мех, и он тихонько заскулил и свернулся у ее бедра.

Она знала, каково это — ссориться с тем, с кем не хочешь ссориться. Ох как знала.

Устав валяться в постели, чувствуя неприятное давление в мочевом пузыре, она начала сдвигать одеяло — и увидела, как под ним мелькнуло черное.

Плащ Снейпа.

Черт.

Глядя на спину Бродяги, она сунула плащ под одеяло. Бродяга не шевельнулся. Она до ужаса надеялась, что он не унюхал запах Снейпа или вроде того. Но если бы это произошло, он бы точно уже устроил бучу? Нельзя так объяснить, почему у нее плащ Снейпа, чтобы Сириус не начал охоту на Снейпа. Сириус готов был охотиться на Снейпа просто за то, что тот существовал.

Тут дело больше в самом факте его существования, если ты понимаешь, о чем я…

Она отпихнула это воспоминание прочь. Надо было куда-то убрать отсюда плащ.

Для начала надо было убрать из комнаты Сириуса.

— Доброе утро, — тихо сказала она Бродяге, проверяя, проснулся ли он. Он глухо гавкнул, слегка постучал хвостом по одеялу. Блин.

Она вылезла из постели, стараясь, чтобы из-под одеяла ничего не было видно.

— Как насчет завтрака?

Бродяга поднял голову и обнюхал ее руку, но не превратился — и не спрыгнул с постели. Гарриет погладила его по носу, размышляя, как бы выгнать его из комнаты.

— Я схожу посмотрю, ага? После…

Она выскочила из спальни и быстро заперлась в ванной. Пусть он его не найдет, пожалуйста, пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА.

Сделав свои дела, она, моя руки, заметила третью зубную щетку на раковине. Ремус подумал об этом посреди вот этого всего? Гермиона была бы впечатлена и довольна.

Она почистила зубы, жалея, что не во что переодеться — тогда у нее был бы повод уединиться в спальне и выкинуть плащ Снейпа в окно. Снаружи шел снег, густой и мокрый: плащ быстро бы засыпало.

Когда она вышла из ванной, Бродяга сидел рядом с дверью спальни.

— Готов на поиски завтрака?

Он снова постучал хвостом и пошел за ней по лестнице.

На первом этаже было пусто. На кухне, в гостиной, в прачечной — везде пусто.

— Где Ремус? — спросила она встревоженно, выглядывая в окно, на плотный снегопад. — Он же не мог уйти…

Сириус обернулся так быстро, что она чуть не подскочила. Его лицо было бескровным, глаза сверкали.

— Будь тут, Холли-берри, — сказал он и распахнул дверь. Внутрь ворвался ледяной воздух, но Сириус не остановился: шагнул наружу черным силуэтом на фоне кружащихся хлопьев и закрыл дверь за собой.

Теперь избавляйся от плаща, — шепнул ее Внутренний Слизеринец.

Она прикусила губу, наблюдая, как исчезает из виду Сириус, погружаясь все дальше в снегопад. Что если Ремус от них ушел?

От того, что Сириус обнаружит, что ты спала под плащом Снейпа, лучше не станет, — заметил Внутренний Слизеринец.

Сириус был едва различим.

— Ладно, — сказала она вполголоса и помчалась по лестнице, прыгая через ступеньку.

Она вытащила плащ из постели и уже собралась выкинуть его в окно, как подумала: «Снаружи Сириус. Я не могу кидать плащ наружу, если там его может увидеть Сириус».

Полный отстой.

Снова закусив губу, она уставилась на плащ у себя в руках. Пальцы комкали ткань. Думай, Гарриет. Пока он не вернулся, надо хоть что-то ПРИДУМАТЬ.

Сколько у нее времени?

В кружащемся снеге были слабо различимы две темные фигуры.

Значит, не слишком долго. И у нее была всего одна идея…

* * *

Сириус нашел Ремуса бродящим под снегопадом. Точнее, его нашел Бродяга.

— Здравствуй, — осторожно сказал Ремус. Было трудно разобрать выражение собачьей морды, к тому же через снег, но он был вполне уверен, что Бродяга смотрит сердито.

Бродяга зарычал и повернул к ферме. Вздохнув и смахнув с глаз промокшие волосы, Ремус пошел за ним.

На ферме его встретил острый запах жареного хлеба. Гарриет была на кухне — делала чай, на столе стояла тарелка с горкой тостов.

— Доброе утро, — сказала она. Вид у нее был какой-то подозрительный. Впрочем, после вчерашнего Ремус и сам, наверное, сомнительно выглядел.

— Доброе, милая, — он сбросил пиджак и повесил его на крючок у двери, рядом с плащами и куртками.

— Будете яичницу или сосиски? — Гарриет последила взглядом за Бродягой, который подошел к дивану и отряхнулся, забрызгав подушки. — Могу пожарить.

— Я сам все сделаю…

Бродяга тут же превратился в Сириуса.

— Правильно, Холли-берри. Ты же знаешь, что с Ремусом хоть пополам разорвись, а не дай ему увернуться от серьезного разговора. Готовка — один из его любимых видов уклонения.

Ремус увидел, как Гарриет напряглась и на лице у нее мелькнула безрадостная тревога.

— Сириус, — предупреждающе произнес он.

— Нет, — рявкнул Сириус. — Мы, черт возьми, прямо сейчас об этом поговорим. Безо всяких там… экивоков, не прячась за проклятые чайники, без очередных побегов. Господи, Ремус, СЕЙЧАС!

— По крайней мере, пусть сперва Гарриет вернется в Хогвартс, — быстро сказал Ремус. Душу рвало от стыда, злости, тревоги и сочувствия, а Гарриет, казалось, чувствовала все это и еще что-то сверх того (возможно, кроме злости).

Сириус посмотрел так, словно хотел закричать еще, но только рыкнул:

— Наконец-то достойная причина, — и схватил с каминной полки горшок летучего пороха. Бросил пригоршню в огонь, коротко сказал: — Альбус Дамблдор, кабинет директора.

Дамблдор ответил через мгновение:

— Сириус? Чего ты…

— Холли-берри пройти надо.

Дамблдор почти тут же ответил:

— Понятно. Отправляй ее, пожалуйста.

Гарриет, подходя к камину, на Ремуса не посмотрела. Он предположил, что так ему и надо. Сириус взял ее за плечо. Она вскинула взгляд на его лицо, но промолчала.

— Потом извинюсь за то, что был таким скотиной, — грубо произнес он. — Иди завтракай и не волнуйся за нас.

В этот раз она взглянула на Ремуса, но только пожевала нижнюю губу и кивнула.

Затем шагнула в огонь и исчезла в изумрудной вспышке.

Огонь, потрескивая, опал, став оранжевым; связь разорвалась. Сириус смотрел на Ремуса. Серые глаза в глубоких впадинах были почти черными. Когда-то он был очень красив, притягивал взгляды. Страдание иссушило красоту, превратив в нечто мрачное: в облик того, кто не умел быть счастливым и спокойным. Они со Снейпом действительно были во многом похожи.

Однако Сириус был не из тех, кто не в состоянии сесть и обсудить сердечные дела. В этом он был ровней Ремусу.

— Ну? — спросил Сириус. Голос был как стальная стена, через которую все равно сочится горечь.

— Я… мне надо идти. Не так, — добавил Ремус, когда на лице Сириуса вспыхнуло что-то злобно-темное. — Я хочу сказать… насовсем. По крайней мере, пока что. Мне надо уйти.

— Ни хрена себе, как ты хорошо все объяснил.

Ремус провел ладонями по лицу.

— Я не могу так здесь оставаться. Что, если ты со мной не справишься? Если я тебя раню? Хогвартс близко…

— Мы живем в глуши. В глуши, вокруг которой тоже чертова глушь.

— Я умру, — сказал Ремус. Сириус вдруг замолчал — даже больше, чем замолчал, словно все звуки, которые он мог издавать, поглотила бездна. — Если не в этом месяце, то… скоро. Мне надо придумать, как это… Если есть способ с этим справиться… — он выдохнул. На Сириуса он не смотрел. — Скажи, как найти стаю. Мне надо поговорить с теми старыми оборотнями.

— Лунатик, — произнес Сириус.

Ремус посмотрел на него. На лице Сириуса, состарившемся раньше времени, отражалось что-то слабое и напуганное — слишком юное для этого лица.

— Больше ничего не поделаешь, Бродяга, — мягко сказал Ремус. Я всю ночь не спал, пытался думать. Вышел на холод, чтобы остудить сердце. — То, что ты нашел… это последнее, — он вздохнул, и вдох вырвался резче положенного, сильнее, чем просто выдох. — Я должен это сделать.

* * *

Гарриет очень не любила путешествовать камином.

Профессор Дамблдор улыбнулся ей и отправил на завтрак: «Это, как я слышал, самый важный прием пищи». Она порадовалась, что в этот раз он не спросил ее, хорошо ли она провела время, потому что проще было соврать, что у Гермионы дырявая память или что Снейп — обаятельная личность.

Она поняла, что все еще очень рано. Вряд ли много кто уже встал в субботу в это время, всего несколько до неприличия ранних пташек начинали завтракать. На потолке Большого зала трепетало начарованное изображение падающего снега.

К ее удивлению, от запаха сосисок, распространяющегося от столов, у нее действительно потекли слюнки. Она положила их несколько на тарелку, добавив яичницы и жареных помидоров, и щедро намазала маффин маслом и джемом. Она и не помнила, когда в последний раз ощущала настоящий голод, но живот требовал, чтобы она поторопилась и отправила эти сосиски внутрь.

Она как раз заканчивала с маффином и яичницей, когда рядом с ней на скамейку скользнула Гермиона.

— Я кое-что нашла, — волосы у нее были всклокоченней обычного, они дыбом стояли вокруг головы, а под глазами от усталости темнели круги, словно она спала ночью не больше, чем Гарриет. — Кое-что насчет Второго тура. Он будет проходить где-то под водой… я думаю, в озере. Я почти уверена, что нам надо попытаться погрузить яйцо в воду.

Гарриет моргнула; изо рта у нее сбоку торчала половинка сосиски. Она откусила кусок и проглотила, почти не жуя.

— Ч-чего? — выдавила она.

— Яйцо, — голос Гермионы становился все быстрее. — Подсказка, задание… я нашла ответ.

— К… как?

Гермиона сглотнула, хотя ничего не ела.

— В моем конспекте по зельям.

* * *

— Лунатик, — сказал Сириус. — Лунатик… это не вариант.

Нельзя сказать, что Ремус собирался, потому что ему нечего было собирать. Оборотни не оценят, если он явится с обозом. Повезло, что его самая теплая одежда, которую он вынул из шкафа, была заношенной и потрепанной (так как Сириус понимал, что ему не стоит пытаться обновить Ремусу гардероб). Стая кое-как перенесет наличие оборотня в куртке, но перемена одежды — уже немного чересчур.

— Это единственный вариант, — ответил Ремус. Его голос был все таким же мягким, как тогда внизу. — И ты, я думаю, это понимаешь.

— Да ни хрена, — с отчаянным надрывом возразил Сириус.

— Мы достаточно долго кружили вокруг этого вопроса, — Ремус захлопнул шкаф и натянул наименее дырявый шерстяной свитер. — С тех пор, как узнали, что от аконитового становится хуже.

— Нет.

— Я не буду травить себя сознательно, — Ремус достал лучшую пару носков (со всего одной заштопанной пяткой). — И я не собираюсь использовать в качестве ограничителя тебя. Для того, чтобы меня контролировать, нужны были вы вместе с Джеймсом… а я был намного моложе и меньше. — И вот, наконец, между ними прозвучало имя Джеймса, и у обоих не было времени это обсудить. — Даже если Дамблдор будет запечатывать меня каждый месяц, я на это не соглашусь. У меня ушел месяц на исцеление, Сириус. Я так больше не могу.

Было удивительно легко говорить об этом, натягивая теплые носки и свитеры, пока Сириус стоял неподалеку, сгорбившийся и неподвижный. Это было так легко, что он сомневался, что относится к этому, как к реальности, хоть и знал, что все по-настоящему. Как будто, пока он ходил по снегу, вокруг сердца намерзла ледяная стена, и ничто не могло сквозь нее просочиться.

— Лунатик, — голос Сириуса исказился, — тебе нельзя к этим… к той стае. К любой из стай. К черту все, как я, по-твоему, смогу смотреть на то, что ты так живешь?

— Я уже по-разному пожил, Бродяга, — как можно мягче ответил Ремус.

Глаза Сириуса блеснули, но не от удовлетворения, даже близко нет. Он отвел взгляд и сглотнул.

— Пока меня не было, — хрипло сказал он.

Это было близко, слишком близко.

— Я не собираюсь оставаться с ними навсегда. Только до тех пор, пока не разберусь с этим вопросом про истинное имя волка.

— Если бы они хоть что-то знали, по-настоящему, мать их, знали, думаешь, они бы были такими… жалкими? — хрипло возразил Сириус. — Такими опустившимися? Они там почти сумасшедшие, Ремус.

— Знаю, — лучше всех знаю. — Но больше некому мне помочь, Бродяга.

Сириус быстро заморгал, но слезы не пролились. Грудь у него вздымалась и опадала.

— Есть кому, — натянуто сказал он. — Если думаешь, что я с тобой не пойду, то ты вконец из ума выжил.

* * *

Я нашла ответ в своем конспекте по зельям.

И все, аппетит Гарриет проглотил сам себя и сгинул.

— В своем... конспекте по зельям.

Гермиона кивнула, теребя край свитера.

— Зачем… ты смотрела конспект по зельям?

Наверное, зря она привлекла к этому внимание. Судя по виду Гермионы, точно зря.

— Из-за контрольной, которая у нас в понедельник? — она вздохнула, вероятно, потому, что Гарриет продолжала на нее смотреть довольно глупо. — Ты не слышала, как он вчера об этом упомянул? Неважно. Но я перечитывала их вчера вечером, пока ты была… в отъезде, и… будет проще, если я тебе покажу. Когда ты закончишь…

Гарриет со звоном уронила вилку на тарелку.

— Закончила.

Гермиона как будто вздохнула.

— Ладно. Пойдем… в библиотеку. Парвати и Лаванда все еще спят… и Рон тоже. Я принесла с собой конспекты, не знала наверняка, что ты уже вернулась, но хотела еще их поучить… ну. Увидишь.

— Хорошо, — в голове было легко и пусто. Если придется лезть в озеро, остается надеяться, что она сама будет такой же плавучей, как ее проклятая пустая голова.

В такую рань в библиотеке еще никого не было, даже сдвинутых на ТРИТОНах рейвенкловцев. Гермиона разложила конспекты на одном из больших столов в задней части комнаты. Было так холодно, что в воздухе можно было рассмотреть пар от дыхания.

— Это зелья, которые мы варили с декабря, — Гермиона указала на заметки, разложив их по датам от старых к новым. Названия зелий были обведены ярко-синими чернилами, некоторые из ингредиентов — розовыми. — Они все водные. Их применение связано с водой, и ингредиентами в основном являются водные растения.

«Так и должно быть», — рассеянно подумала Гарриет, вспомнив их оборвавшиеся занятия со Снейпом в начале года.

— Ладно, но… как ты поняла, что это… вроде как послание? Ты же ведь на это намекаешь? Что он… оставил послание.

— Да, — Гермиона не подняла взгляда. Какие-то неосознанные области психики Гарриет это отметили и послали сигнал сердцу ускорить ритм, хотя сама Гарриет со своей высшей нервной деятельностью вяло сидела в полной растерянности, до сих пор не понимая, что это значит.

Гермиона откашлялась.

— Профессор Снейп всегда задает зелья в том порядке, в котором они перечислены в учебнике. Он каждый год перескакивает ближе к концу книги, к более сложным зельям, но как только до них дойдет, уже не возвращается. Это первый раз…

— Ты это заметила? — Гарриет хотелось рассмеяться. На душе стало весело. — Неважно, конечно, ты заметила. А что это за розовые кружки?

— Делала перекрестные ссылки между ингредиентами, чтобы узнать, нет ли там тоже какого-нибудь сообщения. Ну, просто чтобы занять время, пока ты не вернешься и мы не сможем погрузить в воду яйцо. Это может помочь отбросить некоторые варианты и направит дальнейшее расследование. Одно из этих зелий может оказаться нашей подсказкой.

Нашей. Гарриет остро вспомнила, как ее мама и Снейп даже не казались друзьями. Но у нее была Гермиона, которая не спала, до изнеможения работая над заданием Гарриет, и встала с рассветом, чтобы ее найти и сказать: «наша подсказка».

— И мы погрузим его в воду, потому что?..

— Я думаю, это русалочий. Все книги по языкам, которые я прочла, предполагают, что это может быть он… а русалочий понятен только под водой.

Гарриет пришлось прижать руку ко лбу, до того у нее закружилась голова от гениальности Гермионы.

— Черт, да почему же тебя Кубок не выбрал чемпионкой? — слабо проговорила она.

— Потому что если бы я подошла к огнедышащему дракону, то упала бы в обморок, — Гермиона улыбнулась ей — бледно и слабо, но искренне.

Гарриет дотронулась до заметок. Раз Гермиона считала, что яйцо русалочье, а Снейп задавал им водные зелья, должно быть, Гермиона права. Достаточно было той части уравнения, что касалась Снейпа — это был его шифр, его способ говорить с ней, не говоря напрямую. Он был гениален и изворотлив, Гермиона — гениальна и откровенна, Гарриет — откровенна и тупа. Она бы никогда этого не поняла. Такой хитрый, окольный и слишком замороченный для нее способ был как раз для Снейпа.

Так значит, та штука, которую он выкинул с думосбором… это тоже шифр? Зная Снейпа, смысл наверняка был в том, чтобы как-то по-дурацки ее защитить. Так поступал Снейп: пудрил людям мозги, думая, что выражается кристально ясно, и пытался защитить Гарриет. Часто он с треском проваливался, но все равно продолжал пытаться с редкой упертостью.

В ее воображении список «За» вдруг заполнился до того быстро, что свиток развернулся до самого пола — и продолжил раскручиваться дальше.

«До чего тупой негодяй», — подумала она. На душе было тепло, а руки так и чесались что-нибудь побить.

Так что она сделала единственную разумную вещь: крепко обняла Гермиону.

— Ты самый лучший друг на свете, — сказала она, стискивая зубы, чтобы удержаться от истеричного порыва то ли расхохотаться, то ли зарыдать. — Если кто попытается тебя украсть, я им покажу, где раки зимуют.

— Это ты в любом случае сделаешь, — голос у Гермионы был подозрительно плаксивым. Она сжала руки у Гарриет на лопатках, как будто не хотела отпускать.

— Больше нет, — Гарриет вздохнула. Из тела словно выпустили воздух. — У меня… еще не все прошло. Но уже близко.

Она подняла голову, ослабляя объятие. Гермиона присмотрелась к ней, скользя взглядом по лицу Гарриет, словно она была главой в книге.

— Значит, у тебя все будет в порядке, — сказала Гермиона с надеждой и неуверенностью.

— Ага, — Гарриет принялась собирать конспекты, стараясь складывать их по датам — осторожно, потому что они были доказательством, и еще потому, что они были Гермиониными. — Будет.

Она вручила пачку Гермионе, и та аккуратно уложила ее в папку.

— А теперь, — Гарриет ощутила, как по губам расплывается искренняя улыбка, — послушаем, что нам хотят сказать эти дурацкие русалки.