Скайвард (джен)

Постепенно Эрик начинал понимать, как и чем заполнено огромное пространство Школы Света. Изученных, знакомых составляющих становилось на счету гребнеголового все больше и больше. И среди знакомых мест у Эрика даже появились фавориты…

Например, кухня, где, в противовес гулкой торжественности Трапезной, уж точно не надо было думать, не стучишь ли ты во время еды ложкой слишком громко, по-плебейски. Вот и сейчас Эрик предпочел упорядоченный хаос кухни, решив поужинать здесь.

Полязгивала вывешенная гирляндой над столами кухонная утварь. Огонь от многочисленных свечей и — святая святых — главного очага отражался в начищенных медных боках кастрюль. Булькала и шкварчала, готовясь, еда.

— Хватит над ним кудахтать! — уже в третий раз басовито прикрикнул главный повар на суетящихся вокруг гостя служанок. — Или кому-то здесь нечем заняться? Так это я быстро исправлю!

При этом мужчина заговорщицки подмигивал мальчику.

Эрик не знал, почему подавляющее большинство первых в Школе относятся к нему с такой откровенной симпатией. Поначалу мальчику казалось, что ему не очень рады — он помнил, как замерла и как будто даже сжалась эта самая кухня, когда гребнеголовый впервые переступил ее порог. Десятки глаз хмуро следили за пришельцем. Робость едва не заставила Эрика отступить, навсегда покидая стены этого наполненного постоянным движением места. Но желание задать обжигающие сознание вопросы перевесило. Хотелось узнать, как у них здесь все было устроено. Зацепившись взглядом за того, кто, кажется, был здесь главным, Эрик смело посмотрел толстому как бочонок первому в глаза и сделал шаг ему навстречу…

Мальчик не знал почему, но главный повар — а это был именно он — как-то очень быстро утратил враждебность. Будто каждое из произносимых Эриком слов по капле выдавливало из первого подозрительность и неприветливость… Не успел мальчик выяснить, как устроена главная печь, а повар уже снисходительно прятал в своих больших махровых усах добродушную ухмылку.

Сейчас Эрику здесь все были искренне рады.

Но мальчик, конечно, не мог себе позволить тут долго рассиживаться. Ведь он не был первым — он был личным учеником Лорда Света, будущим воином и магом… И Эрику нужно было очень многое сделать, чтобы оправдать возложенные на него ожидания. Поэтому теперь гребнеголовый спешил побыстрее расправиться с ужином. Мальчик торопился в другое место, которое снискало его расположение. В библиотеку.

Библиотека, как оказалось, состояла не только из разбегающихся во все стороны рядов книг, но и из уютных тихих закутков, где так легко было укрыться от всеобщего внимания. Книги были по-прежнему недоступны уму только еще начавшего обучение грамоте мальчишки, но уже не вызывали в нем такой робости. И Эрик частенько устраивался где-нибудь между массивными, надежно примыкающими друг к другу книжными шкафами, и старательно выводил пером по бумаге норовящие скукожиться и расползтись буквы. Он должен был много практиковаться — так говорила обучающая его грамоте живая.

Это была одна из тех живых, кого Ксандер Мантикора презрительно именовал «Еще одна старая карга!» Гребнеголовый называл ее «Леди Тартаруга», забыв ее имя в тот же миг, как услышал.

Переплетающиеся черточки букв казались Эрику вначале покосившимся забором. Но леди Тартаруга безжалостно разделила забор на части, обозвав каждую из этих частей «буквой». Буквы, хотя и путались между собой, вызывали у ученика меньше недоумения. Учительница, волею Лорда Света доставшаяся Эрику, говорила как ходила — медленно и вдумчиво, сгорбившись под весом своего огромного панциря. Она, единожды выбрав направление, упрямо ему следовала. И ее нельзя было сбить с курса неожиданными вопросами…

* * *

И вот Эрик, энергично расправившись со всем тем, что щедро водрузили первые на его тарелку, отправился по ставшему уже привычным маршруту — вверх, в библиотеку, чтобы в одном из ее уютных закутков вновь и вновь выводить неверной рукой кособокие подобия букв.

Миновав загогулину темного узкого коридора, Эрик вышел к вертикальному стержню парадной лестницы. Теперь, успев привыкнуть к действию располагающегося здесь же подъемника, мальчик мог наконец сосредоточиться на том, чем эта лестница была знаменита. На фресках, поднимающихся вместе с лестницей снизу вверх. На фресках, что заключали в себе историю светлых. Большая их часть пока мало что могла рассказать Эрику. Крылатые фигуры Драгонов оставались для ребенка безымянными и удручающе похожими друг на друга. И все же мальчик внимательно их разглядывал, пока поднимался по лестнице.

Но на этот раз в компанию вытянутых силуэтов на стенах затесался и один настоящий Драгон. Еще до того, как Эрик увидел его, сидящего прямо на ступенях и прикладывающегося иногда к большой фляжке, мальчик уловил тяжелый запах алкоголя. И запах этот вызвал у ребенка тревогу и нежелание идти дальше. Эрик замедлил шаг, раздумывая, не вернуться ли ему назад. Затем осторожно выглянул за угол и увидел пьяного Ольгерда Драгона, бормочущего что-то в неверном свете факелов. Эрик ничего не имел против Ольгерда. Даже симпатизировал веселому добродушному живому с длинной бородой. Но теперь испытал сильное желание вовсе с ним не пересекаться. Почему-то запах алкоголя погружал Эрика в смутное облако тревоги. Хотелось не то, что уйти — сбежать!

Такое иногда случалось с Ольгердом — он любил выпить. Вот и теперь предстоящий военный поход разбудил в глубине сознания живого слишком много неприятных мыслей, поднял муть… И Драгон попытался заглушить охватившие его боль и сомнения испытанным способом — огненной водой. Ну а огненная вода в сочетании с горькими воспоминаниями всегда будила в нем одно желание. Поговорить с племянником, расставить наконец все точки, объясниться… Для пьяного Ольгерда Драгона восхождение к вершине Школьной Башни было почти традицией и при этом всегда — целым приключением. Под давлением чудесного и гулкого алкогольного бреда светлый забывал о возможности воспользоваться подъемником, раз уж ему так приспичило пообщаться с Лордом Света в его покоях в самом верху башни. Когда Ольгерд был пьян, он всегда проходил весь путь снизу вверх по главной лестнице. И многократно виденные им фигуры живых, взирающие на него со сцен сражений на стенах, казались Драгону добрыми друзьями. Казалось, они смотрят на Ольгерда с особым значением, понимая его чувства и мысли, как никто другой. Особенно живой «подружился» со своим тезкой, Ольгердом Слезливым. Добравшись до фрески, где неестественно худая и длинная фигура этого Драгона замерла с опущенным мечом рядом со смешной, будто игрушечной, крепостью, Ольгерд всегда останавливался. Крепость символизировала собой все тот же злополучный город Флейм. Хотя живой, если бы уже не знал этого совершенно точно, ни за что бы не догадался. Разве что количество башен могло дать подсказку… Не так уж много городов имело целых семь взмывающих вверх каменных стержней. Но в остальном нарисованная крепость не имела с реальным Флеймом, до сих пор снящимся Ольгерду в кошмарах, ничего общего.

Эта фреска являла собой ту страницу истории светлых, которую те предпочитали лишний раз не вспоминать. Ольгерд с детства удивлялся, как это событие вообще оказалось запечатленным здесь, среди разнообразных сцен триумфа?.. Ведь сцена эта повествовала о позорном поражении.

Легенда гласила, что жили когда-то давно два брата, Ольгерд и Ингвар. Были они близнецами, похожими как две капли воды, но Ольгерд родился на десять минут раньше и потому стал Лордом Света. Однако Ингвар всегда делил с братом все трудности, помогая и поддерживая. Вместе они воевали, проводили советы, вместе правили. Злые языки говорили, что без Ингвара Ольгерд и штаны бы застегнуть не сумел.

Однажды братья задумали идти войной на Огненные Земли. И избрали своей целью город Флейм. Они осаждали его целое лето, а когда настала осень, темные прислали гонца с просьбой о переговорах. Обрадовался Ольгерд, решил, будто Флейм собирается сдаться. А Ингвар призадумался. И сказал брату, что не верит темным; что лучше Лорду Света самому не идти на переговоры. Поспорили братья, но долго ругаться они друг с другом не умели. Договорились, что Ингвар пойдет вместо Ольгерда.

Ушел Ингвар со своей личной гвардией и уже никогда не вернулся. Темные захватили его в плен и страшно пытали, потому что они и не собирались сдаваться, а лишь заманивали светлых в ловушку.

Ольгерд был вне себя от горя, и все был готов отдать ради освобождения брата. Живые из Флейма потребовали, чтобы он отвел войска от города — Ольгерд подчинился. Захотели, чтобы он передал им всех пленных — и темные вернулись в родные дома в тот же день. Но когда злодеи пожелали получить во владение города светлых, завоеванные еще несколько столетий тому назад, сторонники Слезливого Ольгерда не дали ему возможности согласиться и на это. Его обвинили на совете в предательстве, и один из его племянников убил незадачливого Лорда Света в поединке.

Драгон Слезливый остался в истории как слабый, презираемый всеми персонаж. Он поддался чувствам, что не имел права делать ни один правитель. Проявил слабость, недостойную Драгона.

О, Ольгерд был уверен, что ныне живущий Лорд Света никогда бы не допустил подобной ошибки — уж Альрек-то был истинным Драгоном… Не позволял себе безоглядной любви, руководствовался в первую очередь политическими выгодами, а не чувствами. А Ольгерду бы хотелось, чтобы хоть кто-то из его родственников мог себе позволить не быть бессердечной мразью. И Ольгерд бы хотел поговорить со Слезливым Драгоном — мужчине казалось, что они бы друг друга поняли. И он говорил. Пусть его собеседник и был лишь облупившейся фреской…

* * *

Эрика пьяное бормотание одного из учителей не заинтересовало совершенно. Напротив, мальчик предпочел бы вообще не видеть Ольгерда в таком состоянии. Но Эрик, сам того не зная, был не одинок в своем восхождении. Шутер продолжал иногда следить за гребнеголовым — теперь более осторожно, не желая попасться вновь. Лизард не знал, зачем делает это. Он не желал выведать какой-то страшный секрет своего нового товарища. Его скорее вело неосознанное желание сблизиться с новичком, узнать его лучше…

Но теперь, когда Эрик торопливо проскользнул мимо пьяного Ольгерда, сбивчиво пробормотав приветствие, Шутер не проследовал за объектом своего наблюдения. Потому что просто пройти мимо чего-то настолько удивительного Лизард не мог. Послушав немного невнятные восклицания Драгона из-за угла, Шутер решился на нетипично смелый для себя поступок — обнаружил перед жертвой собственного любопытства свое присутствие. Очень уж было интересно!

— Здравствуйте, учитель! — пискнул Лизард, замирая на несколько ступенек ниже Ольгерда Драгона. Тот нахмурился, пытаясь сообразить, кто заговорил с ним. Затем широко улыбнулся и приветливо пробасил:

— А, молодежь! Вы-то, наверное, и не знаете, что это за Драгон такой здесь изображен? О нем Квара Рейвен вряд ли рассказывает…

Шутер послушно уставился своими выпуклыми блестящими глазами в направлении когтистого пальца Ольгерда, тычущего куда-то в стену.

— Я не знаю, кто это, — послушно подтвердил Лизард правоту своего учителя.

— Вот! — торжествующе воскликнул Ольгерд. — Вот так оно всегда и выходит! Если по сердцу будешь поступать, тебя и того… забудут. Замалчивать будут. Как позорную тайну.

— Позорную тайну?.. — немного подался вперед Шутер. Мальчик надеялся, что учитель не устоит и продолжит говорить на столь увлекательную тему. И Ольгерд оправдал надежды Лизарда. Воодушевленный появлением настоящего, не нарисованного, слушателя Драгон принялся пересказывать легенду о двух братьях, которая так занимала мысли Ольгерда. Получалось у рассказчика, правда, не очень хорошо. Он сбивался, забывал, о чем говорил, принимался кому-то доказывать, что его племянник на самом деле очень добрый и нежный мальчик… Но Шутер терпеливо возвращал своего учителя к интересующей его теме. Так, в час по чайной ложке, Ольгерд Драгон поведал Лизарду всю историю.

Шутер был глубоко тронут рассказом. Он преисполнился сочувствия и новыми глазами взглянул на фреску — едва ли не самую кривую и облезлую на протяжении всего восхождения.

Ольгерд же, как-то позабыв о присутствии здесь Шутера, отхлебнул из фляги и вновь принялся беседовать со своим нарисованным тезкой.

— Мы, видать, с тобой одни такие среди всех Драгонов, кто чувствовать умеет… На свои головы… Хотел бы я быть более правильным Драгоном. Чтобы всегда знать, как следует поступать, уверенным быть в делах и словах. Не жалеть ни о чем, понимаешь? Уж ты-то понимаешь! Кому и понимать, как не тебе?

Воспаленному сознанию Ольгерда чудилось, будто его облупившийся собеседник слегка шевелится.

— Понимаешь, — повторил пьяный удовлетворенно. — А вот Альрек — он же другой совсем. Идеальный такой, что даже противно. Непробиваемый.

При упоминании Альрека Шутер, уже развернувшийся было, чтобы уйти, вновь насторожился, кинул на Ольгерда заинтересованный взгляд через плечо.

— Знаешь, Альрек ведь тоже собрался на Огненные Земли войной идти, как ты когда-то. Только вот у него все получится, я думаю. Он такой… У него все всегда получается…

Внезапно Ольгерд поднялся на ноги. Шутер едва успел отскочить, прячась в тени. В несколько глотков допив содержимое фляжки, живой не глядя отбросил ее. С грохотом сосуд покатился по ступеням вниз.

Огненная вода толкала дядю продолжить следовать по избранному маршруту. Ведь Ольгерд пришел сюда не ради старых фресок и еще более старых легенд. Он пришел ради племянника. Нужно было сказать тому что-то очень важное. Хотя Ольгерд в тот момент и не мог точно вспомнить, что именно хочет сказать.

И Драгон пошел, немного придерживаясь рукой за стену. А за ним беззвучно скользил заинтригованный Шутер. Лизард вынужден был отстать лишь тогда, когда Ольгерд бесцеремонно отпихнул в сторону стражника, охраняющего вход в покои Альрека. Дальше пытаться что-то подслушать или подглядеть было попросту опасно — и Шутер вынужден был пригасить свое неуемное любопытство.

* * *

— Аль, я хочу с тобой поговорить, — пробасил Ольгерд, вваливаясь в кабинет своего племянника и пытаясь сфокусировать на нем взгляд. Смущенные стражники отстали от интервента не более чем на полкорпуса. Они не решались помешать прославленному лидеру без прямого приказа Лорда Света.

Альрек же, с первого взгляда оценив состояние своего дяди, досадливо поморщился, но выгонять Ольгерда не стал. Напротив — поднялся, подошел к дяде, аккуратно обнял его за плечи и мягко, но настойчиво увлек за собой. Одарив стражников ледяным взглядом и тихим повелением покинуть помещение, Альрек сосредоточил свое внимание на Ольгерде. Говорить с пьяницей сейчас было бесполезно, а оставлять без присмотра не хотелось. Так что оставалось только выслушать тот бред, что Ольгерд так жаждал сказать.

Впрочем, на этот раз дядю хватило ненадолго. Он пробормотал, наваливаясь на племянника всем весом:

— Ты ведь был таким добрым мальчиком, Альрек… Зачем ты так со своим отцом?..

Когда Лорд Света умудрился высвободиться из медвежьих объятий своего дяди и уложить его на скамью, тот уже похрапывал, забывшись пьяным сном.