Ольга (джен)

Атмосфера главы: https://www.youtube.com/watch?v=-sHD15FJxLk

Наблюдателем от Французов приехал аналитик с затертой, серой аурой инквизитора. Это был первый случай на памяти Ольги. Раньше-то все больше инквизиторы с боевым опытом, да главы Дозоров друг за другом на войне следили. Но объяснилось все довольно просто. Европа за последние несколько лет сильно сплотилась. Инквизиция постепенно сливалась в одну большую службу. И то верно. Куда проще управлять многими, имея одну голову, чем несколько. Басманов и Филипп, насколько было известно, тоже получили приглашения в Берн. Но пока с ответом не торопились. Россия же интересовала иностранного посланника прежде всего своими традициями. Был ли в этом личный интерес, или эти сведения действительно для кого-то были важны, никто так и не понял.

Первым делом наблюдатель раздал каждому дозорному бумаги для ознакомления и ответов на кое-какие вопросы. Интересовали его вещи странные, на первый, а то и на второй взгляд ничего общего с деятельностью Дозоров не имеющие. Например, почему в стране такое разнообразие одежд и языков, а так же не находят ли иные, что музыка в России значительно медленнее, нежели в тех странах, где они служили раньше. Растет ли за Уралом картофель, и какие слои населения отапливают свои жилища хворостом, а какие дровами.

Ольга тоже отвечала, хотя и чувствовала, что над нею издеваются. Легче всего, и куда полнее остальных, на все вопросы смог ответить Семен. Он же больше всех заинтересовал наблюдателя, как собеседник. Кругозор у одетого по-крестьянски мужчины оказался куда шире, чем могло показаться. И когда вечером, в самом начале рабочей ночи Ольга принесла свои каракули в казарму, мужчины уже дегустировали заваренный лично дозорным липовый чай. Липа цвела по всей Москве. Не угостить чужестранца было на взгляд Семена странно и невежливо.

-Ты пойми, Ваня, — тихо вещал дозорный, — русский человек он душой живет. Все что угодно может вытерпеть, что угодно понять. И все от того, что не разумом, а сердцем мир постичь пытается. Это «вселенная внутри». Разумеешь?

Судя по задумчивому взгляду и легкому кивку аккуратно причесанной головы, «Ваня» (Ян Верньи, если верить его пачпорту), уже был на полпути к пониманию загадочной русской души. Да и Ольга призадумалась. Нешто россияне чем-то от прочих людей отличаются? Да, одежд в стране много. В каждой губернии свои, ни на какие другие не похожие. Языки различны. И народы, страну населяющие. Ведь русские, это не только новгородцы да вятичи, москвичи да петербуржцы. Это грузины, евреи, татары и башкирцы, сибирцы и марийцы. И многие другие. У каждого опять же, свой язык, своё платье, повседневное да праздничное. Песни свои. Всё различно, даже вера. А народ один.

-Иаков Исаакович, — она легонько потеснила старика-архиваиуса на скамье, — вы тоже считаете, что русские чем-то отличаются от европейцев?

-Вопрос с подвохом? — Иаков уже заполнил все выданные наблюдателем бумаги, и наслаждался переписыванием начисто из какой-то древней грамоты в толстую тетрадь, — Я в Европе не был, сравнить не могу. А вот от ассирийцев отличаетесь. И от римлян. И от аморреев. Даже от скифов. Понятнее стало?

За время этой короткой беседы у Семена слушателей прибавилось. Молодые дозорные, даже и те, кто по-русски понимали с большим трудом, сидели вокруг беседующих, и молча слушали. В этом и есть суть работы аналитиков. Они думают сами, и подталкивают к размышлению других. Потом это молчаливое внимание перерастет в дискуссию, а в споре истина рождается значительно быстрее. Инкуб Давыдов тоже молча наблюдал, но за чай вместе с инквизитором не садился, и в разговор не вслушивался. Глаза его, тем не менее, горели огнем какой-то идеи. Он почувствовал на себе взгляд, и лучезарно улыбнулся Ольге.

-Что задумал? — весело поинтересовалась Великая.

-Погляди, как они Семена слушают! — без тени зависти пояснил Денис, — я давно приметил, что люди вообще больше прислушиваются к тем, кто одет в простое крестьянское платье. Будто бы Великая Истина исходит откуда-то из земли, а кто к земле ближе, чем крестьянин? Ведь не образованием же они берут. Есть в них какая-то простая мудрость. Своя. Не книжная.

Но развить мысль ему не дали. Святослава не было, он уехал в ставку командующего вместе с Кутузовым. И все вновь прибывшие шли через его заместителя. Гесер подвел к девушке какого-то тощего и очень странного человека в черном, и сообщив, что он ни слова не понимает, бросил её визитеру на растерзание. Мужчина молчал, глядя прямо перед собою. А безмолвная речь, зазвучавшая у Великой в голове, и правда была слегка путанной и неразборчивой. И слишком быстрой. Но суть она уловить смогла.

Звали монаха Василием Петровым. В миру, разумеется. Прибыл он вместе с остальными иными, призванными в Москву на время войны, из Тобольска. Хотел сразу в инквизицию пойти, но больно уж вид его был затрапезный. Постыдился отец Василий «большим» иным на глаза показываться. А дело у него срочное, важное. И долгое. Когда Ольга поняла, наконец, в чем дело, то сперва усомнилась. Монах утверждал, что придумал и как мог отработал, заклинание для изучения сразу нескольких языков. Но сам он с Гесером ни на одном из них поговорить не смог.

Иные с разного рода душевными расстройствами встречались Ольге и раньше. Просто в Дозоре они не работали. Петров же числился в Тобольске, и даже был отправлен в Москву. Говорить сам он не мог, у него был какой-то странный паралич, мешавший ему вольно двигаться, и даже владеть собственным языком. Походка и все жесты у монаха были дерганные, рваные. Но раз уж заклинание заявлено в Ночной Дозор, то его надо хотя бы проверить. Денис понимающе кивнул, и приволок от сидящих на полу молодых иногородних дозорных какого-то юношу. Тот по-французски говорил и понимал блестяще, а родная речь ему не давалась. Петров махнул на него какой-то скомканной истерзанной бумажкой. После этого Поль (судя по его подорожной, Павел), смог свободно понимать Ольгу. Но сам при этом по-русски так и не заговорил. А от того, что все в казарме свободно изъяснялись по-французски, невозможно было понять, работает ли «Петров» обратном направлении.

В продолжении всей ночи отца Василия пытали, как могли. Гесер даже отлучился ненадолго, и приволок из своего полка башкирца. Невысокий раскосый, тот держался с большим достоинством. Прятал руки в рукавах своего синего долгополого кафтана, и без особого интереса поглядывал по сторонам. Человек, размахивающий у него перед носом грязной бумагой, его, казалось, не насторожил. Но потом представитель «северных Амуров» тоже без излишней суеты поведал, что он, конечно, всех присутствующих очень уважает. Но просит больше православного священника его не благословлять, ибо сам он мусульманин, как и все его однополчане. Аллах увидит, зело расстроится.

Замурзанная бумажка оказалась самим заклинанием. Почерк у Петрова был под стать речи. Неразборчивый. Но Иаков поклялся, что к утру выудит из документа все, что сможет. А возможности его, как писаря, почти безграничны. Ольга же тем временем бодро докладывала Святославу, что проблема недопонимания меж солдатами и офицерами может быть устранена в ближайшее время. Надобно лишь поместить заговор «Петров» каким-то образом в кадило, и созвать военных на большой молебен. Тоже время займет, конечно. Но и война не завтра заканчивается.

-Ольга, — а она и не замечала, что расстояние между ею и Гесером так уменьшилось. Привыкла что ли? — я прошу Вас остаться в Москве. Не ездить на битву.

-Отчего же — тут же надулась Великая.

-У неё плохой исход, — пожал плечами степняк.

-Моя работа ограждать смертных от последствий плохих исходов, — обиделась Ольга, — и вообще. Спасибо вам огромное! Но я Вас прошу более в моей жизни не участвовать. Учиться мне нечему. Смерти я не страшусь. Сама как-нибудь.

-Вы действительно полагаете, — легко улыбнулся Гесер, — что умеете всё?

-Я полагаю, что умею достаточно, — холодно отозвалась Головина.

-А если бы я был вашим воеводой, — на всякий случай уточнил старик, — вы бы меня послушались? Остались бы в городе?

-Мы никогда об этом не узнаем, — бросила девушка, оставляя собеседника одного.

Басманов у себя в тереме не появлялся. Гесер знал, что было тому причиною. Князь Георгий завладел мыслями и всем свободным сременем инквизитора настолько полно, что тот позабыл на время о своем посту на страже Великой Волшебницы. Правда, вызвать его безмолвно стало намного труднее.

-У Ольги Андреевны плохой прогноз на эту битву, — сухо сообщил степняк, достучавшись, наконец, до инквизитора, — с её саморазрушительным нравом ей нужно безвылазно сидеть в Дозоре. Она должна остаться в Москве. За город будет настоящая бойня. Там все полягут. Её упрямство будет стоит ей жизни!

-Моя цена прежняя, — холодно отозвался Басманов, — У тебя есть, что мне предложить?

-Да, — бросил Гесер.