Ольга (джен)

Воротясь домой, Ольга заметила, что все до последней вещи Власа куда-то запропастились. То по терему пройти нельзя было от разбросанных инструментов, а сейчас она в темноте прошла свободно и по двору, и по узеньким коридорам. И нигде платья себе не изодрала об огромный железный циркуль или ободранную деревянную линейку. Не было свернутых, как попало, спутанных и связанных узлами веревок. А придя к нему в светелку, дозорная с удивлением убедилась в том, что кроме бумаг и хлама пропала вся одежда её сожителя.

Гесер, которого задержали дела, остался разговаривать с Парижским инквизитором, и Ольгу провожать не поехал. Фёдор тоже был вовлечен в какое-то срочное совещание, и ещё не возвращался. Но вещи его были аккуратно сложены у дверей. Коня его ещё месяц назад отделили от личной конюшни, и перевели в полк, чтобы приучать к стрельбе и взрывам. Иначе пугливые от природы животные, лошади отказывались в битве участвовать. Боялись огня, шума и толчеи. Лошадей отчим берег, холил. Это казачьи кони были через одного с отрубленными ушами, покрыты шрамами, с неровно остриженными гривами и хвостами. Лучше уж конь живой, да неухоженный, нежели застрявший, своим длинным хвостом об торчащий забор или штык павшего воина зацепившийся. А в Ольгиной конюшне все лошадки были, как на подбор. Даже купленный из одной пустой прихоти трехцветный шотландский пони, стоял в отдельном чистеньком деннике. Шкура его лоснилась, а грива была мягкая, трижды в день чесанная. А уж об «арабах» да «ахалтекинцах» и говорить нечего.

Испросить объяснений о том, куда делась вся одежда «инженера» было не у кого. Близнецы, опечаленные долгим невниманием Хозяина, ждали его в большой горнице, приспособленной под гостиную, да там же и заснули на большой жесткой скамье. Фёдор давно печалился, что в Москве у него нет ни дворца, ни усадьбы, как у многих других. И приходится, как нищим ютиться в старинном тереме. И это притом, что в доме есть свой инженер! Объяснить ему разницу меж строительством мостов и усадеб Влас так и не сумел. Разбуженные инкубы сонно пояснили, что видели, как полюбовник Великой отбыл на большой груженой телеге. И было это задолго до назначенного ему часа. Да почти сразу же, как хозяева на службу отбыли. С Басмановым о чем-то поговорили недолго. Вернее, Хозяин говорил, а Влас слушал, да кивал. Ну и уехал. Объяснять близнецам ничего не стал. Да они и не спрашивали. Лакеи не приметили, как со двора целая телега исчезла. А горничная, хотя об инкуба все глаза себе сломала, именно сегодня его ни разу не встретила.

Ожидать Фёдора смысла не было. Он остался на службе для произведения больших сложных подсчетов. «Петров» планировалось применить несколько раз. И заклинание было светлое. А, стало быть, и темным нужно было выдать соответствующее число разрешений. Магию личного пользования, не влияющую на людей, в бою никто не считал. И за возможность получить лишнее дозволение Завулон сейчас бился, как лев. Не все тут же, на поле боя будет использовано. Оставит претемный и себе что-то. На черный день. За тем и Гесер остался. Он рассчитывал соотношение заклинаний мастерски. Даже быстрее, чем Филипп с Басмановым. Кто знает, что он ещё хорошо делать умеет? Не зря же его бабы от Карпат до Чосона привечают.

Разбудил Великую крик. Ольге показалось, что она лишь на секунду глаза прикрыла. Вот только что сидела с книгой у окна, а сейчас уже светало. На щеке у девушки отпечатался след от перстня. Во сне она приклонила голову на сложенные руки. С плеч тут же соскользнула дорогая, подаренная отчимом египетская шаль. Стало быть, горничная увидала что хозяйка заснула, а будить побоялась. Накрыла плечи шалью, да спать пошла. Но на крик не вышла. Вообще никто из прислуги не объявлялся, и где кричат, было не совсем понятно. Вроде в доме, но во дворе тоже было слышно. Из-за толстых стен голос был так приглушен, что дозорная не сразу поняла, что кричат несколько человек.

Но покуда Ольга разобрала, кто и где крик поднял, ссора перешла из шумной в угрожающе тихую. С уговорами, торгом и слезами. На пороге спальни Фёдора её встретили напуганные близнецы. Они нередко прятались за её спину в поисках защиты. Ссорились братья не часто, но сильно. Иной раз Фёдору приходилось браться за розги. И сперва девушка решила, что инкубы опять не поделили места у Хозяина под одеялом. И лишь столкнувшись в дверях сразу с двумя мужчинами, поняла, что братья в этот раз не причем. Почти что.

Инквизиторы отбывали из столицы последними. Армия уже подошла к полю будущего сражения. Сейчас потихоньку покидали бывшую столицу полки, собранные по всей стране и Московские ополченцы. Нынче утром к ней должны были присоединиться и гренадеры. Жорж, зная, что другой возможности долго ещё не предвидится, ринулся к обожаемому Феденьке, чтобы по-людски проститься. И застал своего любимого, спящим в объятиях сразу двух(!!!) инкубов. До этой минуты князь даже не догадывался, что у его мужчины могут быть какие-то там связи на стороне. А инквизитор отчего-то тянул с объяснениями.

Подивилась Ольга даже не тому, что Фёдор, против обыкновения, не обозначил для Жоржа его места. Не объяснил ему, как прочим, что дверь всегда открыта. Что желающих потеснить молодого князя в постели Басманова хоть пруд пруди. Ей даже не показалось странным, что Георгию никто из знакомых не делал намеков на обычаи семьи инкуба и Великой. Хотя такие скандалы в Санкт-Петербурге бывали довольно частыми. В «доброжелателях» среди столичной публики недостатка не было. И ничего удивительного не было в том, что двадцатилетний мужчина впервые узнал об изменах.

Удивило графиню безмерно, что Фёдор, всегда равнодушно относившийся к смене полюбовников, кричит и ругается. И требует от мрачно глядящего на него Георгия прощения и понимания. А сам князь не то, чтобы в покое пребывает. А как будто окаменел. И в попытках растормошить его Басманов уже применил весь свой арсенал от угроз до истерики. И подумалось ей, что не знают мужчины боли от потери невинности физической. Зато боль утраты невинности душевной Жорж сейчас испытывает нечеловеческую.

-Я отдал тебе всего себя, — процедил, наконец, князь, не глядя на любовника, — ты видел мою душу. Знаешь силу мою. И глубину моих чувств. ВЫБИРАЙ!

-Не могу, — капризно огрызнулся инквизитор, — это семья моя.

-Я потомок великих воинов! — холодно отозвался Жорж, — Князь! В очереди к тебе стоять не стану! Делить тебя ни с кем не желаю!

-Да куда же я их дену? — не унимался Басманов.

-Мне до этого дела нет, — бросил Жорж, вырывая у любовника свою руку, и направляясь к выходу.

Ольга была вынуждена посторониться. Двери в тереме были небольшие, и князю пришлось преклонить голову, чтобы пройти. Басманов не отставал. Он хватал князя за руки, и пробовал удержать магически. Но тот лишь брезгливо отстранялся, да щитом прикрылся.

-Ты же не пробовал даже. — кричал Фёдор, — Тебе понравится, уверяю! Ты же сам хотел, как в Риме принято. А сам оргии отвергаешь?

Оскорбленный князь уже садился в седло. В попытке остановить его Фёдор ухватился за стремя.

-Не смей меня касаться! — Жорж дернулся от него, как от огня, — БЕЗРОДНЫЙ!!!

И уже в следующий миг весь двор осветился заклинанием. Басманов в ярости взмахнул рукою, и огромный першерон князя вдруг покачнулся, и тут же, завалившись на бок, издох. Конь ещё хрипел на земле, захлебываясь кровавой пеной, когда в руке у Жоржа сверкнул кинжал. Ольга едва успела втиснуться между мужчинами. Она сорвала с плеч свою бесценную шаль, и бросила на землю, прямо князю под ноги.

-Уходи! — прошипела она, угрожающе поднимая руку с уже готовым к бою «лезвием», — поймешь, где был неправ, тогда и возвернешься.

Фёдор ещё толкал её в спину, когда Георгий, молча поглядев на Великую, и сброшенный ею платок, развернулся, и быстро пошел вперед, в сторону города. В предрассветном сером свете его черная фигура быстро сливалась с темнеющим силуэтами утреннего леса. А туман, набегавший в это время с озера, вскоре поглотил его вовсе.

Рука у неё на плече вдруг стала очень тяжелой. Ольга обернулась, и увидела, как у отчима быстро темнеет под глазами. Всё лицо его сделалось таким же белым, как молоко. Посерело, впрочем, так же быстро. Он хватал ртом воздух, и взор его затуманился. Сумеречным зрением было видно черное пятно в его груди, стремительно росшее. И лишь когда Фёдор схватился за грудь и упал, девушка пришла в себя. Прибежавший на её «зов» лекарь, приказал немедленно больного в дом отнести. И сказал, что у него разорвалось сердце. Ни о каких битвах в ближайшее время речи быть не могло. Да и Ольга не один день у постели отчима провела. Собранные вещи, да начищенная кираса так и пылились у дверей.

А спросить, куда же все-таки делась одежда Власа, она так и позабыла.