Ольга (джен)

Тяжелая бобровая шапка неприятно давила на голову. Золотые украшения, без которых при её богатстве совершенно немыслимо было появляться на людях, покачивались у висков. Нельзя шагу было ступить, чтобы все это великолепие, как будто составленное из одних острых углов, не било по щекам. Белый шелковый платок, которым принято было прикрывать уши и шею, мешал поправить тугой расшитый ворот. Ну, вот кто скажет, отчего, стоит с таким трудом пристроить это скользкое бесполезное полотно на голове, да надеть жемчужное очелье и бобровую шапку, так немедленно начинают чесаться лоб и затылок? Ольга замедлила шаг, выпрямилась, стиснула в руках муфту, и вошла в казарму.

Сбрасывать тяжеленную шубу на пол не стала. Подождала, пока девушка на входе поможет снять. И платье с удовольствием бы скинула, и все это златотканое и златошитое великолепие, унизанное жемчугами так плотно, что стрелу бы остановило при случае. Но не идти же на суд в одной рубахе. Да и не совсем уж ненужными парадные приготовления оказались. Пока все утро одевалась да косу плела, все продумать успела. И с участью своей возможной примириться.

Судили Ольгу в Ночном Дозоре. Инквизиция в дела убийства светлыми светлых не вмешивалась. На входе в горницу уж и Святослав поджидал. Окинул девушку удивленным взглядом, и кивнул, приглашая войти. За столом, покрытым алой скатертью, сидел Освальд. Третьим на разбирательстве Фома присутствовать должен был, но его, как лицо не совсем уж девушке чужое, не допустили. Вместо него в уголке скромно притулился Семен. Полноватый, внешне нескладный маг в мужицком кафтане и лаптях, с простоватым лицом, столкнуться с которым в бою не желал даже Фёдор. Он улыбнулся и подмигнул. И Ольга в ответ улыбнулась. Уж больно улыбка у Семена была заразительная.

Думала она, что суд её порядка лишит, и в простые дозорные определит. Но вскоре стало понятно, что расследование все ещё идет полным ходом, и вина её не только не доказана, но и находится под большим сомнением. Иная, что к ней в дом в образе нищенки проникла, шухартой была, в том никто не сомневался. А крест, который девушка по ошибке за нож приняла, не совсем безопасным оказался. Было в нем одно лишь заклинание зашито, да только как та старуха им воспользоваться решила никто понять не мог. Не сработало бы в руках у иного, не ступавшего в Тень. А для человека и вовсе безопасным тот крест был. Заклинание несло смерть только вампиру.

Поспорив совсем немного, «суд» вынес решение. Ольгу пока что не наказывать. Дело это неоднозначно, и требует дополнительного дознания и разбирательства. А, поскольку не самой же девице, под судом находящейся, себе оправдания искать, поставили её в подчинение к Семену. Он человек опытный, и городские закоулки хорошо ведает. И поучит кое-чему заодно. Из чего девушка сделала вывод, что её не только не погонят со службы, но и посылают на учение к более опытному дозорному. На том и разошлись.

Ольгина карета, выстланная внутри белым мехом и расписанная снаружи райскими цветами, стояла у входа. Семен замешкался. Он всегда имел вид крестьянина, и, казалось, робел дорогих вещей и богатой одежды. Но Ольга знала, что ему, как и Святославу «не надобно» ничего лишнего. Он уже обрел равнодушие к мирским благам. Но, оказалось, замешательство его вызвано появлением Фомы. Тот умоляюще глянул на дозорного. Семен усмехнулся, и возвратился в казарму, якобы за бумагами. А Фома подле девушки остался.

-Испугалась? — он обнял девушку за плечи, и взял за руку.

Ольга знала, что этот жест у него отработан до полной бессознательности. Он всех девушек норовил так приобнять. Но сейчас не отстранилась. Иной раз приятно заботу чувствовать. И то правда, она за ту неделю, что со свадьбы в её доме прошла, вся извелась. Не просто светлую иную убила. Сама в Тень толкнула, и сама же потом жизни лишила. «Ученицу» свою.

-Не бойся, душа моя, — шептал Фома, преданно заглядывая ей в лицо, — никто ради шухарты слабосильной боевую волшебницу наказывать не станет. Так, пошумят для вида, а потом простят.

Ольга тяжело вздохнула. Сама она себя корила пуще всякого судьи.

-За тебя кто только не просил, — продолжал Фома, — ты себе и представить не можешь, кто за тебя впрягся! Но ты не бери от него ничего. Надобно будет, так я сам тебе помогу. Нет на тебе вины никакой.

-Тебе не велено вмешиваться, — Ольга улыбнулась, и высвободила руку. Фома ревновал к Басманову, и сейчас норовил занять освободившееся подле девушки место, пользуясь охлаждением их дружбы.

От неловкого объяснения избавил Семен. Он вежливо кашлянул, многозначительно поглядев на Фому, и вежливо ему вослед улыбнулся.

-Прокатишь по делам, боярыня? — подмигнул он Ольге, кивая в сторону кареты.

-Куда прикажете, Семен Павлович? — улыбнулась она.

-Да тут недалече, — успокоил ей дозорный, осторожно присаживаясь на обитое мехом сиденье.

Уезжая, Ольга заметила неряшливо одетого человека, как ей показалось, следившего за нею. Но рассмотреть его через узорное каретное оконце не получилось, а потом как-то из головы вылетело. Семен сложил на объемном животе руки в огромных овчинных рукавицах, и, казалось, даже похрапывал. Карета медленно, поскрипывая, катилась в сторону трущоб.

Ольга бывала тут иногда по работе. Но действительно хорошо эти закоулки знал только Яшка. Улочки постепенно становились все уже и уже. Карета, запряженная парой лошадей, же с трудом протискивалась здесь, и грозила застрять в любой момент или снести чей-то ветхий домик без забора и двора. А Семен все похрапывал. И девушка уже собиралась его будить, как вдруг он сам открыл глаза, и весело сообщил: «Приехали!». Карета тут же и остановилась, как зачарованная.

-Ты пока что тут посиди, — приказал дозорный, неловко выкатываясь на по-осеннему грязную улочку, — я быстро.

Ждать пришлось довольно долго. Уж и согревающий амулет почти разрядился, и даже звон колокольный послышался. Звали к «вечерней». Люди, которым её карета мешала пройти, думали всякое, протискиваясь мимо меланхолично посапывающих лошадей. Но вслух никто не ругался. Ольга от нечего делать рассматривала нимбы местных жителей. Некоторые были действительно злы на весь мир. Но порою виднелись и светлые, довольные жизнью. Обладателю одного и них, круглолицему дурачку с чуть раскосыми глазами и оттопыренными ушами, без шапки и с безмятежной улыбкой, девушка подала на пропитание. Дурачок счастливо улыбнулся, показав два ряда плохих зубов и чуть высунутый язык, и спокойно пошел по своим делам.

Но тут, наконец, вернулся Семен Павлович. И с ним пришел сухонький на вид мужчина, которого можно было в равной мере назвать и странным и страшным. Весь его вид выражал готовность к нападению. Одет он был не просто дорого, а вызывающе дорого. Но притом не броско. Кафтан на черном меху, новый. Штаны да полукафтанье шерстяные. Тоже черные. Английское сукно девушка с лету отличала, благодаря чосону и Фёдору. Опирался он на палку, хоть и не хромал. А от его новых сапог в грязи оставался заметный отпечаток стальных набоек. Нимб у него был темный, хоть и человеческий. Жесткий, волевой. Опасный. Как у волка, что ли. Но ближе глянуть не получилось, Семен с такой силой дверцу кареты захлопнул у девушки перед самым носом, что внутри все сотряслось, и кони дернулись.

-Прохор, — представил он своего спутника, подходя к стеклянному окошку, — воевода местный.

А в голове у Ольги звучал поучительный рассказ о том, что негоже боярыне с простым холопом рядом стоять. А тем более с двумя! Это тебе не Дозор, и не инквизиция, где с непокрытой головой при мужчинах можно быть. Здесь люди обитают. Приличия соблюсти надобно. «Так что лицо построже сделай, и чего-нить дорогое в окно подай. А лучше прямо в грязь брось, не стесняйся! Прохор — мужик сложный. Со мной, вот, отказался говорить, хоть и знает меня не первый год. А с боярыней поделиться завсегда рад.»

Подумала Ольга, да и подала мужчине перстень с руки. Прохор с поклоном подношение принял, даже руки не коснувшись. Неприлично.

-Поискали того, кто с вашей старухой видался, как и велено было, — тут же тихо сообщил он, — бесноватая она была. Мои нищие с нею работать отказались, прочь погнали. Говорят, она все крестом размахивала, бесы ей мерещились. Такой никто подавать не станет. Только народ отпугивала. А у церквей места хлебные. Могли и побить, когда б мешать вздумала. Откель пришла, не ведает никто. Ко мне не приходила дозволения на мытарство просить. И третьего дня её татарин какой-то искал. Коли желаешь, чтобы нищие такие кресты по Москве поискали, так надобно прибавить.

"Сахар, наверное, заходил", — подумала Ольга выбрасывая в окно горсть золотых побрякушек.