Ольга (джен)

Басманов не стал засиживаться. Рано ушел. Но Ольге все равно пришлось магией согреваться, пока инквизиторы отца Михаила судили. Что это был именно суд, девушка сама не догадалась. Уж больно на переговоры походило. Но решение таки вынесли, когда под черным китежским небом уже сумерки были. Наказание и правда суровым оказалось. Хоть на первый взгляд и выглядело мягким. Особенно для "светлых".

Игумена Михаила в инквизицию приняли. Но от наказания вовсе не избавили. Хоть и не желал он предать своих соратников, а все ж придется. Назначили ему приговор инквизиторский в исполнение привесть. Понятно, что не сразу бывший игумен на это согласие дал. И уговаривал, и угрожал. Пробовал он и на Филиппа надавить, и на других светлых инквизиторов, что на суде присутствовали. Но как только Басманов ему подробно про мировое равновесие разъяснил, да пригрозил со своей стороны наказания для будущих "темных" ужесточить, тут все и закончилось.

Про судьбу "темных" Фёдор рассказывать не стал. Глянул недобро, и усмехнулся. Светлых же Филипп наказывал. И тут стало понятно, насколько сильно тот на монахов-отступников осерчал. Ольга-то по наивности своей полагала, что страшнее казни оборотней в своей жизни не увидит ничего более. Выходит, ошибалась. Приговорили светлых к жизни вечной и полному лишению силы магической. Снятию любого порядка, каким бы высоким тот не был. Кроме того, отселяли их под начало самых невоздержанных в своей жестокости помещиков крепостными крестьянами.

Но кабы только этим ограничились, можно было бы посчитать такое наказание достаточно мягким. Монахам же предстояла полная изоляция. Ольга и не думала никогда, что простое заклинание для отвода глаз так странно и жестоко использовать можно. Одно дело, когда ты сам не хочешь, чтобы тебя заметили. И совсем другое, ежели невидимкой живешь по чужой указке. А что такое человек в деревне, когда он один, как бирюк проживает? Всеми за чужого, пришлого почитается. Такому вовек хлеба не продадут. Воды из колодца чужаку испить не позволят. Всю работу, какая есть в доме да в поле, одному делать придется. Друзей за всю жизнь не наживет. Без жены и детей жить станет, в одиночку. Поговорить, и то не с кем будет. А жизнь-то вечная!

-Но можно же хоть память им стереть? — с надеждой спросила девушка.

-А в чем тогда наказание? — удивился Фёдор, — преступник помнить должен, за что страдает. Иначе кара его напрасна будет. А вот друг друга они и правда забудут. Не хватало ещё, чтобы они вдалеке от столицы новый монастырь себе выстроили! Твоих двух тоже немного пощиплют, но не так сильно. По крайней мере у доброй хозяйки вечную жизнь проживать будут. Батогов не узнают. А крючки, что им от самоубийства навесят, вынимать даже не вздумай. Не то терем своею смертью осквернят. И тебе урок, как двумя самыми простыми светлыми заклинаниями человеку всю жизнь испортить можно. Вечную, между прочим.

-И помиловать никак нельзя? — настаивала Ольга, — хотя бы через сто лет? Через тысячу? Да и за десять лет любой дурак поймет, где не прав был. Не должно наказание вечность длиться!

-Кабы ноги тебе вернули, — пожал плечами Фёдор, — было бы, о чем говорить.

-Да не надобны мне ноги такою ценой, — отмахнулась девушка, — светлых помилуют. А темные так вампирами и останутся.

-Как знаешь, — кивнул отчим, — но тогда уж вспоминай почаще, что красавцы эти за тридцать лет больше трех сотен низших поубивали безо всякого суда. И почти у всех оборотней дети были. И не по одному. Пойдем ка лучше, я тебя с друзьями познакомлю. И тебе полезно будет, и им забава.

-Не хочу, — буркнула девушка, — поехали домой.

-Нет ног, нет выбора, — весело отозвался Басманов, — подожди ворчать. Тебе, может ещё понравится.

Сани медленно выкатили за городскую стену, выстроенную, казалось, из чистого мрамора, и уже по темноте остановились у леса. Невдалеке виднелась граница этого заколдованного мира. Страшно и непонятно лес обрывался непроглядной черной пустотою. Но в самой священной роще светло было. На поляне, куда Фёдор Ольгу привез, стоял высокий столб, увенчанный по случаю зимы рогатым лосиным черепом. Все деревья вокруг, и сам столб с рогами, были так плотно украшены цветными лентами, что они уж и на ветру не развевались. В дальнем конце поляны стоял единственный на весь Китеж-град забор. Он отделял молельное место. И на нем тоже были ленты. А внутри, вокруг толстого березового ствола лежали какие-то вещи, стояла еда, в том числе и неочищенные куриные яйца. Много было хлеба. Разного, по хитрому испеченного да украшенного. И даже яблоки были. Правда, мелкие да неказистые.

Им навстречу вышел мужчина. Светлый и на вид совсем юный. Но по нимбу читалось ему лет чуть больше, чем Басманову. Одет он был в серое полотняное да шерстяное одеяние. Ольга-то ожидала шкур звериных, да рогов с бубном. По крайней мере, так о языческих жрецах отец отзывался. Да и Освальд порою. Волхв, носивший на себе неожиданно третий порядок, поймал её взгляд, и усмехнулся.

-Некогда рядиться, — устало бросил он, вместо приветствия, — в трудах пребываю.

-Уважение прояви, — Басманов пихнул Ольгу в бок, — ты, когда третьего порядка была, небось, судьбу Москвы в руках не держала.

Девушка, спохватившись, склонила голову. Мужчина только кивнул в ответ. Была ночь. И он, светлый, должен был сейчас вовсю трудиться.

-А темный волхв где? — тихо поинтересовалась она у Фёдора.

-Какой ещё «темный»? — огрызнулся вместо инквизитора жрец.

-Говорил же, — Басманов укоризненно погрозил падчерице пальцем, — раньше не было никаких «темных» да «светлых». Это Освальда задумка так иных обозвать. Даже слов таких не сохранилось, какими их раньше называли. И сейчас-то не всякий светлый для чужого блага трудится. А по слову одного воеводы и темные стали больше для себя жить. Но по сей день ведьмы свои решения совместно принимают. Друг друга из любой беды выручить спешат. Ведьмин круг для усиления магии создают. Вампиры друг за друга стеною стоят.

-Что же тут темный делает? — удивилась девушка.

-Дел до причинного места, — раздался прямо у неё над ухом приятный, но суровый женский голос, — а ты чего в черном? Не вдова вроде.

Женщина была красивая. Высокая да стройная. Второго порядка. Но по возрасту она была намного старше Басманова. И во всех её жестах и позе сквозила давняя усталость. Она кивнула инквизитору так, как будто он здесь каждый день бывает, и уставилась на девушку. Цепким взглядом осмотрела каждую складку на платье, со вздохом оторвалась от созерцания соболей шубы. Сама она была так же просто одета, как и светлый жрец. Волосы её были все спрятаны под простой холщовый платок. А кольца на висках были совсем маленькие.

-С чем тут действительно плохо, — вкрадчиво произнес Фёдор, — так это с привозными тканями.

-У нас люди вырождаются, — резко отмахнулась женщина, — а он о тряпках!

-Видал, — кивнул инквизитор, — и косых, и хромых. Уходить ещё не решились?

-Да я хоть завтра, — тяжело вздохнула жрица, — меня и на шабаше заждались. Ритуалы да книги, что в Китеже сохранились, всем надобны.

-Люди кровь свою с пришлыми смешивать не желают, — печально согласился жрец, — да и нас там священники не с пирогами встретят.

-Тебя в ночном Дозоре с руками оторвут, — пожал плечами Фёдор, — но, ты живи, как сам знаешь. Просто так по одному вы уйти не можете. Равновесие нарушится. А ты, Ярина*, сама решай. Только свистни, я тебе замену пришлю.

-Не сдюжит никто, — отозвалась женщина, — я этот купол сотворила. Мне его и рушить. Клянусь, когда все это закончится, в спячку лет на триста уйду. Притомилась.

-А пока роща цела, дозвольте девице моей Богов о помощи попросить? — вежливо поинтересовался Фёдор.

-Богам решать, — кивнул мужчина, — подношение у березы оставь, и проси, чего хочешь.

Ольга, которую Басманов усадил под самое дерево, призадумалась. Ноги. Больше всего на свете хотела она снова ходить, пущай даже и медленно. Но вспомнилась ей вдруг её ключница Тенька. Вот затопит не сегодня-завтра Китеж. И не сможет она больше за девушку попросить. Как она, которая что угодно могла у древних Богов испросить, будет после ключнице в глаза смотреть? Сняла с руки самый дорогой перстень, и от всей души помолилась, чтобы у Теньки ребенок родился.

-Неправильно ты просишь, — к забору тихо подошел жрец, — проси подробно. Чтобы не просто так ребенок родился. А выжил. И здоровым был. А то мало ли, как тебя Боги поймут?

-Добрая она у тебя, — вздохнула Ярина, обращаясь к Басманову, — только глупая. Ты её одну не оставляй. Пропадет.

-Чего глупая-то? — обиделась Ольга. Не имея возможности встать, она так и сидела у дерева на холодной земле.

-Великое дело, понести**! — рассмеялась Ярина, — жизнь долгая. Ещё успеет родить. Чернавке твоей даже лекарь не надобен. Будет у ней ребетенок. А коли спешит, мужика пущай поменяет.

-Когда уже научишься для себя стараться? — усмехнулся отчим, поднимая Ольгу с земли и усаживая в сани.

-А ты охотника на помощь позови, — бросила им вослед жрица.

-Какого? — обернулся инквизитор.

-Такого, — недобро усмехнулась женщина, — который за тобою с осиновым колом идет.

* Ярина — славянский аналог имени Арина.

**Понести — забеременеть (устар.)