Ольга (джен)

Ольга давно уже жила одна. Ещё при Фёдоре Алексеевиче пользовалась большой свободой, непривычной для женщины. А теперь и подавно сама себе все дозволяла. Машеньке же, чтобы к «подружке» в гости сходить, пришлось караван снаряжать. Буслай был отчимом заботливым, падчерицу оберегал. До порога сам сопроводил, и боярыне Головиной из рук в руки передал. Когда-то давно и сама Ольга так по гостям ходила. Со свитой, да с охраной. Просто забылось со временем. Двойственность, с которой жило большинство иных, порою поражала её. Вот в дозор Машенька может ходить с одними мужчинами. В казарме без платка запросто сидеть. А в гости изволь с покрытой головой при свидетелях отправляться.

С собою купеческая дочь привела шесть человек. Помимо двух слуг, что кряхтя и запинаясь о порог, внесли в горницу хозяйкино рукоделие, с нею прибыла мамушка-кормилица, хотя девица была уже далеко не в том возрасте, когда её надобно нянчить, и грудью кормить. Да и попала она к Буслаю Буслаевичу в дом уже не младенцем. Две девочки-чернавки тут же присоединились к боярским служанкам, сидевшим вдоль стены. Истребовали прялки, и принялись щебетать о своем, девичьем. Последнею появилась баба-шутиха. Кривая на один глаз, картавая и заметно прихрамывающая, которая принялась петь да плясать, едва переступивши порог.

Буслай удовлетворенно оглядел собравшихся, подмигнул девкам, и, чмокнув падчерицу в щеку, удалился, вполне довольный собою. Маша, вся пунцовая, взволнованная от нежданного приглашения, и не привыкшая ещё к мысли, что Ольга может в ней нуждаться, склонилась к своей подушке, и лихорадочно плела какое-то кружево. Боярыня про себя подивилась той скорости, с которой девушка перебрасывает в руках коклюшки. От булавок не было видно ниток. Сколок был огромный, и занимал подушку почти полностью. Но по всем приметам выходило, что плетется покров.

Чтобы выйти из комнаты, понадобился предлог. Боярыня Головина, сославшись на боль в спине, пожелала продолжить беседу с купеческой дочерью у себя в опочивальне. На этом объяснения для прислуги завершились. Ольга отвела глаза и своим и пришлым, а близнецы ещё третьего дня были околдованы. Не ровен час, известят Гордея или самого Басманова. И прощай, будущий светлый дозорный Влас.

Охотника отмыли в бане и переодели в чистое. Отчего он отчасти утратил свой крестьянский вид. У него оказалось удивительно благородного вида лицо, чем-то смахивающее на лисье, с точеным носом и красиво очерченными губами. А персты были тонкими, словно у девицы. Когда были вымыты и прибраны его пшеничного цвета волосы, стало видно, что лет ему не более двадцати. Правда, взгляд и повадки у него остались дикарскими. А манеры мужицкими. Машеньку он встретил низким поклоном. Одета она была куда богаче Ольги, и мужчина, не разобравшись, принял её за боярыню.

Ольга даже не прислушивалась к их беседе. В задачу Машеньки входило уговорить Власа подчиниться, ступить в Тень и стать светлым. Боярыня и сама бы справилась. Но настроение у мужчины не улучшилось. Ни после бани, ни после почти двух дней сна он веселее не стал. Спать на постели отказывался. Застеленной пестрыми простынями лежанки робел. Он в жизни своей на настоящей кровати с бельем не спал, и не нуждался в ней. А вместо одеяла укрывался своим грязным тулупом. Держать его приходилось в спальне, чтобы он ненароком не попался на глаза прислуге. Или того хуже, мужу ключницы.

Ольга уже давно отвыкла спать при чужом мужчине. Одно дело Фома. Какой-никакой, а жених. Инкубы-близнецы были для неё чем-то вроде домашней скотины. Сахар в жизни ни одной вольности в отношении хозяйки не допустил. Сейчас же у неё не полу почти у самой постели спал совершенно чужой человек. Да, крючков она на него понавесила. И от побега, и от разных мужских причуд. Влас на это только фыркнул. «Ни рожи, не кожи! Больно надо!» И, надо сказать, вел себя примерно. Но настроение у него было прескверное. А в нимбе сквозили злоба пополам с неуверенностью и страхом. Эдак можно было сразу его Гордею отдавать.

До Ольги долетали обрывки разговора, как она ни старалась не вслушиваться. Не больно-то ей хотелось узнать, что со дня на день игумен Михаил своими руками апостолов этих пойманных обратно в монастырь поземный сведет. Всех вместе, вампиров, и «светлых». Гордей «своих» не пощадил, как ожидала девушка. Наказали темных сильно. Все вампиры должны были свое под землею отбыть. Еды светлым приговоренным с собою давали на месяц, а о своем пропитании вампирам предстояло заботиться самим. Семен, как воротился, мигом с нищими город дозором обошел, и остальных отступников за два дня отловили. Все женщины, из которых только двое были «светлыми». Остальным предстояло охотиться на своих бывших «братьев» под землею.

-И выйти никак не можно будет? — услыхала Ольга шепот Власа.

-Можно, — тяжело вздохнула Машенька, — любой иной третьего порядка сможет двери изнутри отомкнуть. Да только сам подумай, сколь мало времени надобно вампиру, чтобы следующего порядка достичь, и как долго до него светлому расти. Если же никто за два месяца из монастыря не выйдет, двери инквизиторы, так и быть, отопрут. И того, кого живым отыщут, в Дозор определят.

Охотник и до того был нерадостен, а теперь и вовсе в отчаяние впал. Ольга и так поняла, что все монахи, которые из Углича пришли, слабенькие иные. Даже если они всю свою силу применят, да объединяться, еда у них рано или поздно закончится. Если до этого вампиры их всех не переловят. Единственные двое сильных светлых, Пров и сам игумен, в монастырь подземный не попадали. За этим инквизиторы будут следить. Никак монахам не помочь. Никак!

Машенька ещё о чем-то с охотником беседовала. Время от времени он бросал на Ольгу взгляд украдкой. Но все больше на свою собеседницу смотрел. За время разговора он заметно успокоился, и даже разрумянился. Понятно. Богато одетая красавица нравилась всем. Влас не мог не понимать, какая между ними пропасть. Но любоваться на девушку ему никто не мог запретить. Боярыня поджала губы.

Ольга так и не поняла, до чего же эти двое договорились, хоть и просидела весь разговор в одной с ними комнате. Машенька, уходя, бросила на Власа многозначительный взгляд. Убежать они, что ли решили вдвоем? Коли так, Буслай с Ольги голову снимет. Но думать о том некогда было. Отбывала купеческая дочь с таким же шумом, с каким и приехала. В горнице творилась невообразимая суета. Девочки-служанки прощались со слезами, обещаясь вскорости быть в гости. Шутиха не замолкая, что-то тараторила. Нянька причитала. Машенька громко командовала слугами. Буслай, ожидавший у ворот, одобрительно крякнул.

Этой ночью у Ольги работы не было. Дома ночевала. Когда до спальни наконец добралась, Влас уже лег, и спящим притворился.

-На чем сошлись? — равнодушно поинтересовалась Ольга, оставшись с охотником наедине.

-Можно всех спасти, — тяжело вздохнул мужчина, — только как? Я, вот, знаю. А в монастырь кровососом спущусь. Лучше здесь помереть, с чистой совестью.

-Как темный рассуждаешь, — вскинулась девушка, — спускайся вампиром. Научи, как всем спастись. Коли все живыми выйдут, как твоя совесть пострадает?

-Сам-то я навеки упырем останусь! — обозлился Влас, — мне потом всю жизнь кровью питаться. На людей охотиться.

-Так дай себя убить. — пожала плечами Ольга.

-Я молодой, — шмыгнул носом охотник в темноте спальни, — Не пожил толком. Бабы не знал.

-Как так? — удивилась боярыня.

-Откуда в лесу бабам взяться? — вздохнул охотник, — я в деревне в год раз появлялся. С кем спознаться-то за один день? Все замужние, али девицы.

Ольга призадумалась.

-Ты про инкубов слыхал? — она перегнулась через край постели, и глянула на Власа сверху.

Тот покачал головой. И пока слушал, нимб у него все более высветлялся. Рассказала Ольга про Басманова, что в инкубах уже полторы тысячи лет числится, и не бедствует. И про то, что не совсем уж она в этом деле бескорыстна. Гордея обставить захотела. Наказание для монахов не без Фёдора Алексеевича обошлось. Все же, как ни крути, а выбраться из монастыря подземного вампирам проще, чем бойцам, даже хорошим. А значит, Дневной Дозор эту партию выиграет. Этого никак не можно допустить. Влас оказался на редкость сообразительным. Будущность в качестве светлого инкуба привлекала его куда больше, нежели существование вечно мертвым кровососом. Очутившись под одним одеялом с женщиной он сперва смущался, но быстро понял, что делать надобно. Ольге же со своей стороны не до нежных чувств было. Не пропустить бы момента, когда охотника пора будет в Тень утащить. Согласие-то было получено.

-Эк затейливо ты в той Тени выглядишь! — прошептал Влас куда-то Ольге в шею, переводя дух.

Сам он показался Ольге светящимся огненным богатырем. Волосы, лицо и весь он как будто изнутри полыхали. Радость его была яркой и неподдельной. Мужики с боярами видались только издали. Сама возможность встречи с такой женщиной, как Ольга, была для него недоступна. И от осознания своего везения он буквально парил. Сама же девушка с удивлением себя впервые без доспеха на другой стороне увидала. Её приятно согревало чувство выполненного долга. Власа можно было хоть завтра сдавать Освальду. Из Тени он вышел четвертого порядка. Было ещё что-то, странное, давно забытое. Навевавшее непонятную тоску.

-Я на память заберу? — мужчина протянул ей узорное кольцо с шипами по внутренней стороне.

-Бери, — кивнула она, — а что это?

-Да у тебя на хребте надето было, — охотник полюбовался блестящей игрушкою, — навроде капкана. Едва ли когда ещё с боярыней поваляться приведется. Буду поглядывать, да вспоминать.

Ольга резко села. Теперь стало понятно, что она чувствует. Одеяло у себя на коленях. Ноги ожили! Она встала, и, придерживаясь за стену, подошла к окну. Вот смеху-то будет, как Басманов прознает!