Ольга (джен)

Врать иным почти бесполезное дело. Обман они видят по нимбу, а при желании легко заглянут в память. И узнают даже о том, что вы и сами-то давно позабыли. Все это Ольга знала, хотя сама так никогда не делала. И все равно устыдилась рассказывать, как она снова на ноги встала. И когда отдавала арестованного охотника дозорным, смолчала. В казарме её встретили чуть ли не со знаменами. Это вовсе не походило на холодное невнимание последних дней. Но Святослав, дождавшись, пока боярыня к себе в горницу пожалует, все ей наедине разъяснил.

В ловушку эту многие светлые иные попадают. Филипп и Освальд, Семен, да и сам князь на себе проверяли и свидетелями часто были. Светлый иной, он ведь не для себя живет. Общее благо да чужое счастье для него дороже своей головы. «Светлые» часто не задумавшись, приносят себя в жертву на войне. Оборотни на горящие пороховые сундуки бросаются. Да чего далеко-то ходить? Головин Андрей, отец Ольги, на суде норовил всю вину на себя принять. А ведь уже мертвым был! Так что попасть в ловушку собственного предназначения для «светлого» раз плюнуть. Куда сложнее из неё выбраться.

Совладать со «светлым», который уже по третьему разу отказывается от собственного спасения ради чужих людей, очень сложно. Как и с пьяницей запойным, он сперва должен себя в своей беде осознать и повиниться. А Ольга все никак понять не желала, что давно пора помощь чужую принять, и в свою пользу обратить. Уж и Басманов все средства исчерпал. Руки опустил. А с ним это очень редко бывает. Святослав, и тот уж понял, что добром боярыню не проймешь. Но тут Семен воротился. И сразу все дело поправил.

Не желает дозорная Головина по-хорошему на свои ноги встать, так по-плохому встанет. Не для себя излечится, для других. Надо ей увидать, что без неё остальные пропадают. Тут, конечно, всей казармой уговориться пришлось. Зря Ольга думала, что не любят её остальные светлые. Да, ворчат. Да, ревнуют. Но за свою принимают. И для помощи ей все сразу объединились. Слабым иным безо всякой магии потрепать изрядно себя дозволили. Лишь бы Ольга увидала да устыдилась. Это уже Старицкая придумала, хоть и переведена давно в Инквизицию, и на здоровье дозорной Головиной наплевать бы пора было.

-Маша? — удивилась Ольга.

-С самого своего возвращения за Ночным Дозором не числится, — улыбнулся князь. — Филипп дозволил ей до твоего выздоровления в казарме пребывать. Так что в следующий раз, как увидитесь, тебе уж ей кланяться придется.

Вот когда Ольга по-настоящему устыдилась.

Но на исполнение приговора Машенька не пришла. Участие в таком крупном деле было ей не по чину. Так что кланяться пришлось только Фёдору и Филиппу. Оба они Ольгу с выздоровлением поздравили, а отчим немного пожурил. Смеяться над девушкой никто и не думал. Способ, которым иная второго порядка выздоровления добилась, вообще никого не интересовал. Отчим только усмехнулся, да предупредил, чтобы Фому шибко не тревожила. Светлый он, конечно. Но на месть, даже весьма изощренную, ещё как способен.

Как и ожидалось, Влас от предложенного спасения отказался, и сейчас спокойно стоял среди своих братьев-бойцов. На него поглядывали с удивлением. Все осужденные на три толпы были разделены. Одна, самая большая, состояла только из светлых иных. Им предстояло прямо от своей бывшей обители разбрестись по деревням, чтобы остаться навеки в одиночестве. Тут было только две женщины. Они тихо причитали, остальные же монахи сохраняли мрачное спокойствие. Им велено было попрощаться, ведь после того, как приговор зачитают, они друг друга забудут. Вообще все забудут, окромя преступления своего. Ольга ожидала увидать среди них Прова. Но сколь не вглядывалась, так его и не высмотрела.

Вторая толпа, гораздо меньшая, состояла из вампиров. Сильных, впрочем, только двое было. Обе женщины. Остальные, мрачные, бледные, были слабенькие, даже какие-то жалкие. Но Ольга понимала, что вид их обманчив. Да, сейчас бывшие возможные светлые в смятении пребывают. Жажды крови в себе стыдятся. И кажется им, что готовы они под топоры пойти, лишь бы на собратьев своих не охотиться. Не убивать. Но очень скоро голод возьмет верх. И кто знает, может месяца не пройдет, как вампир третьего порядка двери монастырские изнутри отомкнет. Вот радости-то в Дневном Дозоре будет!

Третью группу и толпою то назвать нельзя было. Двенадцать мужчин, над которыми горой возвышался один высокий плечистый парень, мрачно поглядывали на инквизиторов. Они были недавно пыткам подвергнуты, и многие который день не спали. Но решимости от этого не утратили. Хоть и предстояло им спуститься под землю с кровососами, превосходящими их числом едва ли не вдвое. Влас тоже заметно изменился. Пытали его, конечно, меньше. Он во всем сразу признался, а на место казни едва ли не бежал. Но тут было другое. Он выделялся на фоне остальных своею нереальной, какой-то возвышенной ангельской красой. Встретившись с ним взглядом, Ольга отчего-то покраснела и потупилась.

Отец Михаил, уже в черном инквизиторском платье, но ещё в качестве осужденного, стоял отдельно и от своих бывших монахов, и от инквизиторов. Рядом с ним поставлено было несколько сильных иных, хотя доступ к Силе для игумена все ещё был закрыт. Но в лице его уже читалось осознание своей вины, принятие наказания и готовность к содействию инквизиции. Над этим денно и нощно оба московских инквизитора трудились.

Перед казнью Ольге предоставили право выбрать себе двоих иных. И хотя сперва она думала двух женщин светлых к себе забрать, но как на вампиров глянула, так и решилась. Отозвала из толпы обоих сильных "темных". Хоть как-то по силе бойцов немногочисленных с темными уровняла. Многие поглядывали на неё с удивлением и непониманием. И только отчим одобрительно улыбнулся. А Гордей напротив, нахмурился. Вампирши ему и самому бы через два месяца пригодились. А сейчас поступали они прямиком к светлой иной в крепостные. Мимо Дневного Дозора.

Над поляной, где иные собрались, стоял гул из шепота, тихих рыданий и коротких резких слов заклинателей. Но вдруг громко прозвучало: «Дневной Дозор взывает к помощи Инквизитора Московского!» Ольга обернулась на Гордея. Она со вчерашнего дня все ждала, что он вмешается, но воевода был по-прежнему спокоен, и к девушке ни с вопросами, ни с обвинениями не подступал. Хотя всерьез рассчитывать, что темный иной просто так от мести откажется, нельзя было. Придраться не к чему было. Гордей действовал строго по уставу, и был в своем праве. Инквизиторы подозвали обоих воевод к себе, и Ольге тоже кивнули. Она потупилась, но подошла.

В её голове тут же зазвучал рой чужих голосов. Инквизиторы никогда не выносили эти обсуждения на общий суд. Девушке только и оставалось, что ввязаться в безмолвный спор. Да, было незаконное светлое воздействие. И да, она удерживала у себя в тереме разыскиваемого преступника. Но ведь отдала же его в казарму. На свободу не отпустила, хоть и могла. Спасение-то ему самим Басмановым обещано было! Фёдор во все продолжение молчаливой перепалки ни слова не произнес. Лицо его было напряженным, он что-то прикидывал, бросив на падчерицу мимолетный взгляд.

Решение инквизиции было вынесено почти сразу же. В обмен на одно светлое воздействие Дневной Дозор получил право на одно темное колдовство, или несколько слабых. Гордей удовлетворенно кивнул, и подозвал к себе Власа. Колдовство его было коротким, и простым. Но губительным. У Ольги сердце оборвалось. Единственному, кто точно знал, как спасти всех в подземном монастыре, предстояло спуститься под землю слепым, немым и глухим. Не помощником для бойцов своих, а обузою. Она растеряно обернулась на Басманова.

Фёдор, тяжело вздохнув, выудил прямо из воздуха несколько свитков. Они с Филиппом обменялись коротким взглядом. Светлый инквизитор свитки перечитал, и кивнул. А Ольга дыхание затаила. Неужто заберет сейчас Басманов инкуба светлого прямо из толпы? Не отдаст на верную гибель. Самой ей и слова нельзя было вставить. Хоть и была она второго порядка, а все же в инквизиторский приговор вмешаться не могла. Но и Гордей таким правом не обладал. И глядел на своего любовника с тоскою и осуждением.

Подойдя к светлому инкубу, Фёдор ненадолго заглянул ему в лицо. Глаза Власа тут же ожили, из покрытых белесыми бляшками вновь в серые, лучистые превратились. А один свиток прямо в руках у Филиппа прахом рассыпался. Второй, вспыхнув пламенем, воротил осужденному инкубу слух. Ольга подумав, согласилась. В темноте глухому смерть. Это бывший гладиатор хорошо придумал. И ожидала она, что третий свиток воротит Власу способность говорить. А иначе, как он своим братьям о спасении поведает? Как все объяснит им?

Но Басманов и не думал наделять инкуба голосом. Вместо этого он коротко бросил: «Когда скажу, ты уйдешь!» Влас кивнул. Инкубы ненадолго обнялись, как будто старые друзья, когда прощаются. За это время третий свиток в руке у Филиппа превратился в кусок льда, впрочем, тут же растаявший. А Влас, счастливо улыбаясь, побрел вослед остальным бойцам в черный проем подземного хода. Ольга тоже дернулась было, но Фёдор её вовремя за руку ухватил.

-Люблю тебя всем сердцем душа моя, — прошипел он, — но коли надумаешь за ними в монастырь спуститься, на куски разорву. У меня и разрешение имеется!

Ольга кивнула, и, уткнувшись в его черный кафтан лицом, более не слушала, как женщины плачут, и как отец Михаил светлым и темным иным тихо сообщает, что для них ожидаемый конец мира уже наступил.

-Ты моего избавителя спасти обещался, — буркнула она, когда все разошлись, и они с отчимом одни остались.

-Я обещал, я и спас, — отмахнулся он, набрасывая Ольге на плечи шубу, — выбор ему предоставил. Старицкая сразу сказала, что он от спасения отказывается. Умная девка. И работать с ней одно умиление. Это она твоего полюбовника надоумила своей кровью вампиров два месяца кормить, пока инквизиторы двери не отопрут. Правда, еду, что на месяц дана, придется на два растянуть. Голодать будут. Но ежели терпение проявят, то все, как и обещано, из монастыря живыми выйдут.

-Да как же он, немой, все это монахам расскажет? — надулась девушка.

-Ну, Машка умна, а Влас смел, — пожал плечами Басманов, — я выбор давал. Голос вернуть, или способ дать, чтобы он свой четвертый порядок в третий обратил за самое короткое время. Сама видела, что он выбрал. Теперь молись, коли ещё веруешь. Ты вот, умница моя, вампиров сильных за собою увела. Считай, полдела сделала. Признайся, до казни и не думала о том?

-А где Пров? — вместо ответа спросила Ольга.

-У Святослава спроси, — усмехнулся отчим, — он себе хорошего бойца искал, но и богомолец этот ему сгодился, не безрыбье. Поменял его на снятие одного запора с библиотеки. И оба мы к своей заветной цели на шаг ближе стали.

-А Фома что же, — вдруг вспомнила девушка, — месть лютую мне готовит?

-Сказал, что ты низко павшая женщина, — рассмеялся Басманов, — с мужиком возлегла. Видеть тебя он более не желает, и уже завтра с утра на Родину отбыть намерен. Прощаться не звал.

Ну и скатертью дорога!