Час перед рассветом (гет)

«Думаю, ты заметил, что Том Реддл был абсолютно самодостаточен, не любил ни с кем откровенничать и, по-видимому, у него не было друзей. Он предпочитал действовать в одиночку».

Альбус Дамблдор

Август 1995

Дни неумолимо сменяли друг друга, приближая конец августа и летних каникул, но Джинни казалось, что время и вовсе замерло, стало вязким и густым, как клубничный кисель, который им в детстве варила мама. Не смотря на то, что без дела она не сидела, сосредоточиться на выполняемой работе получалась с трудом.

Это утро началось с уборки гостиной и после того как их компания закончила очищать от докси шторы (а это надо сказать заняло гораздо больше времени, чем планировалось изначально), они остановились на обед, во время которого к ним присоединился Сириус.

Он с Гарри о чём-то разговаривал, стоя у старинного гобелена, украшавшего всю стену напротив камина. Джинни тихонько прислушивалась, в надежде, что Сириус обмолвится о фамильном гербе, но тот лишь мимоходом упомянул кое-каких своих родственников. Тема явно была ему неприятна, что неудивительно. Кто в здравом уме будет гордиться родством с Пожирателями Смерти?

После скудного обеда и кучи выкинутого мусора, который то и дело пытался стащить Кикимер, они, наконец, добрались до стеклянных шкафов, в одном из которых стояла заинтересовавшая Джинни музыкальная шкатулка. Первыми до неё добрались близнецы и, повертев находку в руках, они, недолго думая, повернули несколько раз маленький серебряный ключик, заводя механизм. Внутри у Джинни что-то неприятно ёкнуло, но к чему это относилось, она не могла понять. Крышка шкатулки тут же открылась, и все, кто был в комнате, услышали зловещую дребезжащую мелодию. Она заполнила всё пространство, вытесняя все прочие звуки, окутывала, и уже невозможно было не слушать. Остальное вмиг стало неважным, слишком мелким и незначительным, на них вдруг накатились волны слабости.

Шкатулка выпала из ослабевших пальцев Фреда и он вслед за Джорджем опустился на пол, закрывая глаза. Рон и Гермиона присели на диван, сладко потягиваясь, и тоже закрыли глаза, миссис Уизли присела на краешек кресла, стараясь подавить зевоту. Сириус медленно сполз по стене, глаза его тоже были закрыты. Гарри тряхнул головой, стараясь избавиться от наваждения, но мелодия всё звучала и звучала. Она казалась странно знакомой, и что-то глубоко внутри Гарри всеми силами рвалось наружу, ближе к шкатулке, ближе к сути. Он аккуратно опустился рядом с диваном, на котором Рон и Гермиона дышали глубоко и ровно, и прикрыл глаза. Сил бороться больше не было.

А Джинни, которая наблюдала всё это как в замедленной съёмке, не могла пошевелиться. Ведь буквально в метре от неё стоял Он. Словно ожившая картинка прошлого. Тень ночного кошмара, которая перестала быть тенью — Том Реддл. Она видела, как эта тень вышла из шкатулки так же, как всего несколько лет назад воспоминание вышло из дневника. Она потрясённо разглядывала своего некогда «друга». Он изменился, стал взрослее, чем когда она его видела в Тайной комнате. Одет был просто, без излишеств, как всегда бледен, хотя это бледность лишь подчёркивала выразительные голубые глаза, которые большую часть времени казались тёмными. Волосы были длиннее, чем он носил в школе, щеки чуть впали, но это отнюдь его не портило — у Джинни перехватило дыхание, — он стал ещё красивее, чем прежде.

Всё это казалось до ужаса иллюзорным, как будто она спит и видит бредовый кошмар. Джинни постаралась незаметно ущипнуть себя за руку, но острая боль не помогла проснуться, зато красный след на запястье обещал превратиться в синяк. Мелодия между тем не останавливалась ни на минуту, заведённый механизм шуршал и поскрипывал. Старая мелодия, древняя мелодия, напоминание из не столь отдалённого прошлого. Девушка слышала её раньше, почти исчезнувшая, спрятанная глубоко в недрах памяти, казалось бы, ничего не значащая, она пробирала до костей. Джинни судорожно выдохнула и оглянулась, видит ли ещё кто-нибудь то, что видит сейчас она, но на кого бы ни взглянула, все лежали с закрытыми глазами. Её будто окатило ледяной водой.

«Что делать?!», — билась в голове мысль.

Она вновь взглянула на Реддла, тот казалось, не совсем понимал, где находится и что происходит. Его замешательство придало ей сил. В прошлый раз он пришёл из дневника, в этот — из музыкальной шкатулки. Джинни кинулась к ней, валявшейся в нескольких дюймах от руки Фреда, но дорогу ей преградил Реддл.

Она остановилась перед ним как вкопанная, в паре шагов от заветной цели, не зная, что делать дальше. Том некоторое время рассматривал её лицо, и в его глазах мелькнуло узнавание. Зрачки расширились, полностью скрыв радужку, а Джинни будто понеслась по коридорам воспоминаний, тех которые хотела бы забыть навсегда. Невидимая сила придавливала её к полу, и она опустилась на колени, всеми силами стараясь не закричать. Но спустя секунду всё закончилось, Реддл выглядел пугающе довольным, будто все что он задумал, осуществлялось.

Он мельком оглядел других людей, которые находились в комнате, и когда его взгляд добрался до Гарри Поттера, в глазах его полыхнуло багровое пламя, а лицо исказилось от еле сдерживаемой злобы. Джинни воспользовавшись тем, что он отвлёкся, захлопнула крышку шкатулки. Том Реддл просто растворился в воздухе, будто его и не было, но прежде чем исчезнуть окончательно, он вновь встретился с ней глазами и с губ его слетел тихий шепот:

— Am înviat...[1]

Джинни продолжала всматриваться в то место, где секунду назад стоял Том, её трясло, в висках стучала кровь, и сердце нещадно билось о ребра. След на запястье уже приобрёл синеватый оттенок и нещадно болел. Но эта боль была ничем по сравнению с тем, что она сейчас испытывала.

«Это ведь не может быть правдой, верно?»

Справа от неё пошевелился Фред и медленно сел, удивлённо осматриваясь вокруг, явно не понимая, что он делает на полу. Слева Джордж также растерянно смотрел на брата, у стены зашевелился Сириус, поминая дементоров и свою мамашу. Рон выглядел ошарашенным и потирал руку, которую ему успела отлежать Гермиона, которая выглядела не менее растерянной. Миссис Уизли никак не могла взять в толк, что же произошло, она охнула и бросилась к Гарри, над которым уже склонился Сириус. Тот всё ещё не очнулся.

Сириус пару раз ударил его по щекам, пытаясь привести крестника в чувства, но безрезультатно, тот всё также оставался без сознания. Миссис Уизли начала изрядно паниковать, но тут Гарри сдавленно застонал и наконец, открыл глаза.

— Что произошло? — спросил он, прикладывая руки ко лбу. Шрам нещадно жгло, будто по нему приложили раскалённое железо.

— Это музыкальная шкатулка, — дрожащим голосом сказала Джинни, которой Джордж помогал подняться. Стоять на ногах она могла с трудом, будто кто-то разом выкачал из неё все силы. — Как только крышка открылась, вы уснули или впали в транс… не знаю. Я её захлопнула, — она устало кивнула головой в сторону шкатулки. — И всё прекратилось.

Про появление Реддла она сознательно умолчала, втайне надеясь, что это просто галлюцинация. Все смотрели на неё, переваривая услышанное. А Джинни на глаза попались часы, висевшие над каминной полкой, и новая волна страха прошла по телу. С того момента, как открылась крышка и зазвучала музыка, прошло полчаса, хотя она была уверена, что всего минут пять. Как? Как такое возможно? Нет, несомненно, это просто морок. Чары, наложенные на шкатулку, вероятно, вызвали самые потаённые страхи, вот и всё. Крышка закрылась, и всё прекратилось, нечего теперь бояться. Вот только страх почему-то до сих пор не отпускал. Поток её бессвязных мыслей, которые метались, пытаясь найти верный выход, прервал Рон:

— Я помню лишь жутковатую музыку, — мрачно сказал он, с неприязнью глядя на шкатулку. Гермиона кивнула в подтверждение его слов.

— Что это Сириус? — спросил Гарри, поднимая странную вещицу с пола.

Сириус протянул руку и Гарри уронил в неё довольно тяжелый предмет чьего-то тёмного искусства. Он повертел шкатулку в руках, затем поднёс к глазам силясь разобрать детали.

— На ней наш фамильный герб, — сказал он, — Но я никогда её раньше не видел. Хотя это могло быть одно из тех сокровищ, — он особенно выделил последнее слово, презрительно скривив губы, — которые мать собиралась передать нам по наследству…

— Смотрите, там какая-то надпись, — Гермиона подошла поближе, хотя явно опасалась брать шкатулку в руки. — Я даже не знаю, на каком это языке…

— Что, правда… — начал было Рон, явно удивлённый тем, что его подруга что-то не знает, но его перебила миссис Уизли.

— Ну всё, хватит, — она забрала шкатулку из рук Сириуса и выбросила в ближайший мусорный мешок. — Поверить не могу, что кто-то в здравом уме может держать такое в доме!

— Так моя мамаша и не была в здравом уме, — хохотнул Сириус своим обычным лающим смехом. — Портрет внизу тому доказательство.

— Джинни, — повернулся к ней Гарри, — Ты сказала, что мы все заснули, — девушка кивнула, подтверждая то, что сказала ранее. — А ты? Получается, на тебя она не подействовала? — она снова кивнула. — Почему?

От внимательного взгляда зелёных глаз Джинни стало одновременно жарко и холодно. Мысли в голове лихорадочно носились. Сказать, что она только что видела Реддла и что Гарри лучше задать этот вопрос ему? Да её ведь опять посчитают одержимой.

— Я не знаю Гарри, — ответила она тихо, и это было чистой правдой. Она и сама хотела бы знать, что произошло полчаса назад в этой комнате.

— Так, ну всё, хватит об этом, — вмешалась миссис Уизли. — Думаю, с гостиной на сегодня мы закончили, идите наверх, отдыхайте, я позову вас к ужину, — быстро перевела она разговор в другое русло. По её лицу было видно, что она встревожена, но говорить об этом явно не хотела.

Гарри хмуро перевёл взгляд на миссис Уизли, но промолчал. Когда все покинули комнату, и там осталась только Джинни, Гарри сказал:

— Джинни, — девушка остановилась у двери, когда он её окликнул. — Ты должна знать, что можешь доверять мне.

Джинни вздрогнула всем телом, слишком знакомо прозвучали эти слова.

«Ты должна доверять мне Джиневра», — чернильные строчки заплясали перед глазами.

Она выдавила из себя улыбку и попыталась сделать её максимально правдоподобной. Гарри подошёл к ней, и легонько сжав руку, ободряюще улыбнулся.

— Конечно, я доверяю тебе… — голос её слегка дрогнул. — Гарри.

Гарри Поттер улыбнулся, кивнул и вышел из комнаты, а Джинни так и осталась стоять. Её второй раз за день, будто приклеили к полу заклятием вечного приклеивания.

«Это просто слова Джинни, всего лишь слова. Это вовсе не значит, что говорить их может только Том. Это всего лишь Гарри. Родной, милый Гарри, и он беспокоится о тебе, он не хочет, чтобы с тобой что-то случилось».

Вот только внутри ворочалось что-то противное и скользкое, не позволявшее поверить в искренность этих слов до конца. Одно она уяснила очень быстро. Доверие — вещь опасная.

«Что же всё-таки произошло? И что за надпись там, на шкатулке?», — вопросы, которые не давали ей покоя.

Девушка посмотрела на мешок, в котором скрылся тёмный артефакт. На шкатулке была надпись, и Том сказал что-то, чего она не поняла. Он никогда не говорил слов, которые что-нибудь бы не значили. Джинни топталась возле выхода, боясь даже вдохнуть. Ещё вчера она была уверена, что никогда его больше не увидит, а сегодня… Может, это всё-таки игра её воображения? Джинни отчаянно желала, чтобы это и правда было так, она видела то, что видела. И никто из дорогих ей людей даже не подозревает об опасности, которая, возможно, нависла над всеми. Решившись, она достала из мешка музыкальную шкатулку и быстро покинула комнату.

Август 1943.

Шёл дождь. Тяжёлые капли воды непрерывно барабанили по шершавой черепичной крыше приюта. Серый кирпич будто впитывал влагу, а стены, покрытые потёками от постоянных дождей, казались искаженными. Туман стелился по узким улочкам Лондона, который никогда не славился хорошей погодой. Была середина дня, но из-за низкой облачности создавалось впечатление, что вот-вот должна наступить ночь.

Том кутался в чёрное поношенное пальто. Капли стекали по тёмным волосам и неприятно холодили кожу. Решимость не покидала его с самого приезда из Хогвартса, но некоторые сомнения всё же оставались. Он многие месяцы провёл в библиотеке, просматривая существующие династии волшебников магической Англии и не только. Искал что-нибудь о своём отце, но вскоре пришлось признать, что он просто не учился в Хогвартсе. Осознание этого было, пожалуй, одним из худших моментов в его жизни. Он был так зол, что его «друзья» ещё долго предпочитали обходить его стороной. Но это и к лучшему.

Теперь для поиска он использовал единственную зацепку, которая у него осталась — имя деда. За несколько дней перед отъездом ему удалость кое-что найти о Марволо. Единственном Марволо, о котором ему вообще удалось что-либо найти. Уже отчаявшись, он наткнулся на потрёпанный том, автором которого являлся Тебеус Браго. Поблёкшая, выведенная золотом надпись гласила: «Великие волшебники. Их предки и потомки».

Всего лишь сборник теорий, одна из которых гласила, что некие Мраксы — последняя веточка великого рода. Этого было вполне достаточно, чтобы он сложил два плюс два. Именно эта книга дала ему подсказку о его истинном происхождении. О том, что он потомок Салазара Слизерина — величайшего из основателей Хогвартса. И вскоре он нашёл Тайную комнату. Он искал её много лет, ещё с того времени, как узнал, что Салазар тоже говорил со змеями. Уже тогда он втайне надеялся, что является потомком древнего рода и его надежды подтвердились. Книги дали ему ответы почти на все вопросы, кое-чего, конечно, не доставало, но он обязательно с этим разберётся. Ко всему прочему, в книге Тебеуса Браго было написано, что последние из ныне живущих потомков Салазара Слизерина проживают в Литтл-Хэнглтоне.

Он так долго стремился отыскать, к какому роду принадлежит и вот ему представилась возможность взглянуть на своего деда. Он уже решил — он поедет туда.

— Не передумал нарушать правила? — из-за угла здания появился невысокий молодой человек, в руках он держал небольшой местами проржавевший ключ.

— Ты же знаешь, Джим, — холодно ответил он, — правила меня не пугают.

— Если старуха узнает, что ты задумал… — начал Джим, нервно оглядываясь, будто их мог кто-то заметить. — Она снова наклюкалась, две бутылки джина представь! — его кудрявая макушка едва доставала Тому до плеча. — Я спёр ключ прямо у неё под носом!

— Она не узнает, — сказал Том, пропуская мимо ушей хвастливые слова Джима.

Он протянул руку, и тот, кого он назвал Джимом, опустил в его ладонь ключ. Не сказав больше ни слова, Том пошёл прочь. Дойдя до высоких кованых ворот, он вставил ключ в ржавый замок, на втором обороте раздался щелчок, и ворота отворились. Высокая тёмная фигура тут же вышла на одну из грязных улиц Лондона и скрылась в сгущающихся дождевых сумерках. Джим ещё некоторое время смотрел ему в след, думая, что всё-таки правы были мальчишки, когда советовали ему держаться подальше от этого Реддла. Но ему как, наверное, и каждому новенькому хотелось узнать, правдивы ли слухи.

Как добраться до Литтл-Хэнглтона, Том выяснил заранее и сейчас сидя в душном автобусе, пытался представить, что же он увидит по приезду. Мутное засаленное окно всё также застилала пелена дождя. Возле водителя работал шумный обогреватель. Но тепло, исходящее от этой железки быстро растворялось, как будто его и не было. Испаряющаяся влага оседала на окнах, за которыми плыли мутные силуэты города. Людей в автобусе было немного. На задних сидениях шепталась две девчонки, возле окна сидела пожилая женщина, на этом всё. Ехать пришлось часа полтора, а то и два. Автобус медленно притормозил у невзрачной остановки, водитель сказал, что это Грейт-Хэнглтон и дальше ему придётся добираться самому.

Ботинки увязали в грязи, влажный воздух моросящей пеленой окутывал все близлежащие дома. Сердце взволнованно забилось, руки слегка подрагивали… Оглядевшись, он подошёл к продавщице, торговавшей цветами и, спросив как ему добраться до Литтл-Хэнглтона, пошел вверх по улице. Вскоре мощённый брусчаткой тротуар сменился просёлочной дорогой, вдоль которой тянулись густые живые изгороди. Кусты дикой ежевики, ранее аккуратно подстриженные, теперь торчали в разные стороны, всё сильнее запутываясь. Под ними гнила прошлогодняя листва, поблёскивая от дождевых капель, неустанно падающих с неба. Он прошёл мимо деревянного указателя, две стрелки которого указывали в разные стороны. Том лишь ненадолго задержал взгляд на одной из них.

«Литтл-Хэнглтон, 1 миля», — гласила надпись.

Быстро темнело. В затухающем скудном свете дорога повернула влево и круто пошла под уклон, открывая вид на небольшую деревушку. Том остановился, вглядываясь в серые очертания. Внизу то и дело загорались огни. Теперь нужно было найти дом Мраксов, но так, чтобы не привлекать лишнего внимания. Оно ему ни к чему. На полупустых улицах деревеньки ещё встречались редкие прохожие, сбоку мелькнула обшарпанная вывеска гласившая: «Висельник». Бледно-зелёная краска кусками сползала с прогнивших досок, так что надпись еле читалась. Из грязного окна таверны лился мягкий свет и слышались громкие голоса. Дверь открылась, и наружу вывалилась парочка пьяных маглов. Они, хохоча, направились прочь от паба, что-то пьяно обсуждая. Его они даже не заметили. До Тома долетели обрывки разговора.

— Помнишь ту лачугу в стороне от дороги, а, Бэн? — спросил неопрятного вида пьяница своего собутыльника. — Та, что принадлежит Мраксам? — Бэн что-то промычал в ответ, явно не в состоянии ответить, но тому хватило и этого мычания, которое он видимо, растолковал как положительный ответ. — Клянусь, сегодня я видел в окнах свет, представляешь!

Они скрылись за поворотом, а Том застыл перед входом в трактир. Сердце гулко билось, заглушая все прочие звуки. Лачуга в стороне от дороги. Видимо, та тропинка, затерявшаяся в зарослях дикой ежевики, которую он видел, когда шёл сюда, вела именно туда. Развернувшись, он зашагал прочь от грязного трактира. Кто-то из незадачливых жителей Литтл-Хэнглтона оставил ему на удачу непотушенный фонарь. Ночь была тёмной, всё небо застлано облаками, так что не видно ни единой звёздочки. Еле различимая в свете фонаря тропинка привела его к небольшой рощице. Высокие тополя и дикие кусты заслоняли от чужих глаз жалкую землянку, которую легко было и вовсе не заметить.

Он остановился, вглядываясь в поросшие мхом стены, которые повело от сырости. Дверь едва держалась на ржавых петлях, черепица кое-где обвалилась и дождь беспрепятственно попадал внутрь. Он стоял, смотрел, как ночной ветер задувает пожухлые листья в разбитые окна и чувствовал жгучее разочарование. Оно накрывало с головой и всё, что оставалось — сделать шаг вперёд, толкнуть дверь и наконец узнать правду.

Внутри царила темнота, слабо разгоняемая лишь светом фонаря, который он держал в руке, и огарком свечи, стоявшей на полу. Свет выхватывал паутину, покрывавшую потолок плотным слоем, стол, заваленный объедками и битой посудой, грязный пол покрывали накопившиеся с неизвестно каких времён листья. В старом полуразвалившемся кресле у незажжённого камина сидел мужчина, который тут же вскочил, увидев его. Обросший, грязный, он вызвал волну отвращения, правая рука с зажатой в ней волшебной палочкой была направлена в его сторону, левая — с ножом — тоже. Он несколько минут вглядывался, силясь разглядеть в скудном свете его лицо, а после кинулся на него, размахивая волшебной палочкой и ножом. Он шипел, выкрикивал ругательства, в его взгляде читалась жгучая ненависть и злоба.

(Здесь диалоги принадлежат Дж. К. Роулинг)

— Стой! — Том сказал это на змеином языке.

Мужчина остановился, как вкопанный, будто налетел на невидимую стену. Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем он заговорил:

— Ты говоришь на нём?

— Да, я на нём говорю, — сказал он, вступив в комнату. Отпущенная дверь захлопнулась, разрезав вновь повисшую между ними тишину громким звуком. Словно большая чешуйчатая змея поднимала голову, не желая мириться с таким порядком вещей.

— Где Марволо? — тихо спросил он.

- Помер, — ответил мужчина. — Помер много лет назад, а ты кто такой?

Том нахмурился. Значит, Марволо мёртв. Он был единственным, кто мог бы рассказать ему больше, чем он знал сам.

— Кто же тогда ты?

— Морфин, кто же ещё?

— Сын Марволо?

— Ясное дело, сын, а… — Морфин отбросил с лица длинные грязные волосы, видимо, чтобы получше его рассмотреть. На его правой руке блеснуло кольцо с чёрным камнем.

— Я тебя за магла принял, — прошептал Морфин. — Здорово ты на того магла смахиваешь.

Эти слова резанули его словно хлыстом.

— Какого магла?

— Магла, в которого сестра моя втюрилась, он тут в большом доме при дороге живёт, — сказал Морфин и сплюнул на пол. — Ты на него здорово похож. На Реддла. Только он теперь постарше будет, нет? Постарше тебя, коли присмотреться…

Злоба, негодование, неверие поднимались в нём, раскаляясь до предела, отзываясь в каждой клеточке тела. Остальные слова Морфина долетали до него словно издалека.

— Он, понимаешь, вернулся.

Том всё вглядывался в Морфина, пытаясь понять, как такое возможно. Он сделал шаг вперёд, придвигаясь к хозяину этой лачуги ближе, и тихо спросил:

— Значит, Реддл вернулся?

— Ага, бросил её, и правильно, гнида такая, мужа ей подавай! Обобрала нас, понял, перед тем как сбежать! — мужчина негодовал. — Где медальон-то, а, медальон Слизеринов, где он?

Вот оно. Значит, он действительно потомок Салазара Слизерина по материнской линии. А отцом его, выходит, был мерзкий ненавистный магл. Всё, что он сейчас чувствовал — это ярость. Острая волна заставляла его задыхаться, мир плыл перед глазами и в голове билось единственное желание — причинить им всем такую же боль, которую он сейчас испытывал. Он был будто загнанный в ловушку зверь. Хотелось рвать и метать от бессильной злобы и обиды. Он чувствовал себя обманутым, преданным, и это еще больше распаляло, заставляя ненавидеть всех и вся.

— Осрамила нас, потаскушка! А ты-то кто такой, заявился сюда, с вопросами лезешь? Всё уж кончилось, нет, что ли?.. Всё кончилось…

Он уже не обращал внимания на слова Морфина, план созрел в его голове мгновенно. Мужчина пьяно пошатнулся, и Том сделал шаг вперёд, оглушая его заклятьем.

* * *

Большой особняк сразу бросался в глаза, единственный такой дом на всю округу. Под его ногами шуршал гравий, которым были посыпаны дорожки. В отличие от зарослей живой изгороди, тянувшейся вдоль дороги, здесь кусты были аккуратно подстрижены. Перед домом разбит сад, и сладкий запах созревающих яблок наполнял окрестности. Он терпеть не мог этот запах. Мерзкий запах гниения.

На территории усадьбы стояло ещё одно здание, по всей видимости, домик садовника или ещё какой прислуги. Том как раз проходил мимо, когда в окнах погас свет. Он остановился на каменных ступенях, разглядывая покрытую свежим лаком дверь. Ветер шевелил верхушки яблонь, сквозь тучи проглянула луна, высвечивая дорожку и клумбы с вычурными алыми розами. Он постучал три раза. Послышались шаги и приглушённый разговор, дверь почти сразу же открылась.

В проёме замер старик. Низенький, гораздо ниже его, одетый в парадный сюртук, будто собирался встречать особо дорогих гостей. Но сегодня он примет у себя последнего гостя. Испещрённое морщинами лицо выражало крайнюю степень удивления, за его спиной замаячила старуха:

— Кто там, дорогой? Это Марта? Она обещала заглянуть к нам сегодня.

Закрученные седые кудри спадали на плечи, а напомаженные губы на сморщенном лице смотрелись откровенно нелепо. Она, так же как и её супруг, не могла отвести взгляд от гостя, что стоял на их пороге. Он сделал шаг вперед, и они посторонились, пропуская его внутрь, всё ещё шокированные появлением незнакомца. Светлая прихожая, богато обставленная гостиная, накрытый к ужину стол. Пляшущие огоньки в камине отбрасывали свет на стариков, которые казалось, начали приходить в себя:

— Кто вы такой, молодой человек?! — начал возмущаться старик.

Лучше бы он молчал, его высокий голос неприятно отзывался в голове. Словно комар, который своим писком раздражает и раздражает, пока не остаётся только одно желание — прихлопнуть надоедливое насекомое. Том взмахнул палочкой, и старик схватился за горло, его рот всё ещё открывался, но наружу не вылетало ни единого звука. Хозяйка дома истошно завизжала и кинулась к мужу, пытаясь что-нибудь сделать, ещё один взмах, и она тоже стала разевать рот, как рыба, выброшенная на берег. На лестнице послушались шаги. Том обернулся. На последних ступеньках замер высокий красивый мужчина, в его тёмных волосах проглядывала седина, а на моложавом лице застыл испуг. Без сомнения, это был Том Реддл-старший. В глазах мерзкого магла читалось неверие и шок. То, насколько они похожи, говорило обо всём лучше любых слов.

Пальцы, сжимавшие волшебную палочку Морфина, слегка подрагивали. Ярости, которую он испытывал в первые минуты, не было. Вместо неё пришло ледяное спокойствие. Его губы искривились в усмешке, и если до этого он был словно копия своего отца, то сейчас его лицо исказилось, предавая ему какие-то звериные черты.

— Здравствуй, «отец», — последнее слово он выплюнул, вложив в него всё своё презрение, всё отвращение, всю ненависть.

Шок на лице магла сменился ужасом, и это доставляло ему какое-то извращённое удовольствие. Видеть, как шире раскрываются глаза, как быстро он кидает взгляд на дверь, в надежде, что сможет убежать. Ещё один взмах волшебной палочки, и магл, отчаянно трепыхаясь, полетел по воздуху в гостиную, где ни живы, ни мертвы от страха, стояли старики.

Первая зелёная вспышка осветила комнату, и старик, как был с искажённым от страха лицом, так и повалился на пол. Его супруга безмолвно кричала, не в силах оторвать взгляд от тела мужа. Снова полыхнул зелёный, и она так же повалилась на пол. С открытого рта уже никогда не сорвётся предсмертный крик. Его он оставил напоследок, чтобы насладиться сполна ужасом, который тот испытывал. Магл дрожал, подвешенный в воздухе, он едва доставал носками туфель до пола. Дёргался, стараясь освободиться от невидимых пут, но всё это было бесполезно. Этот немой оскал ужаса и боли, что застыл на его лице, сполна удовлетворил Тома, который наслаждался тем, что тот не может закричать. Сверкнула ещё одна вспышка, и он повалился на пол туда, где уже лежали его родители. Том чувствовал мрачное удовлетворение, будто он сделал то, что должен был сделать уже давно. Он избавился от своего прошлого, перечеркнул последние строки, которые могли бы связать его с ничтожными маглами. Перерезал связующие их нити.

Он вышел из дома, полной грудью вдыхая прохладный ночной воздух. Свежий, полный озона после наконец прекратившегося дождя. Чужая волшебная палочка неприятно покалывала кожу, ему хотелось поскорее взять в руки свою палочку из тиса, но нужно было придерживаться плана. Последний раз взглянув на яблоневый сад, он зашагал в сторону таившейся в роще у дороги лачуге Мраксов.

Ночную тишину нарушало лишь пение цикад и шелест листьев на шершавых ветвях больших яблонь. У пристройки притаился уже немолодой мужчина. Фрэнк Брайс работал садовником и жил на территории усадьбы в обветшалом коттедже. Его часто мучила бессонница и несмотря на то, что спать он лёг довольно рано, уснуть ему сегодня никак не удавалось. Он вышел покурить на улицу и уже чиркнул зажигалкой, как в стороне особняка полыхнул какой-то зелёный свет. Поначалу Фрэнку даже почудилось, что это его старая добрая, видавшая виды и прошедшая вместе с ним войну зажигалка вдруг стала высекать зелёный огонь, но пламя горело спокойным оранжевым светом, и он отогнал от себя эту без сомнения глупую мысль. Он уже поднёс было к огоньку зажатую в зубах сигарету, но на этот раз его отвлёк звук шагов. Они разносились со стороны хозяйского дома.

Ни чета Реддлов, ни их сын не стали бы выходить из дому в такой час, поэтому Фрэнк погасил огонь зажигалки и отступил в тень. Он настороженно проводил взглядом подростка, вышедшего из дома Реддлов, к счастью тот его не заметил. Это было странно. Что он делал у Реддлов? Фрэнк был уверен, что никогда его раньше не видел, и внутри поселилось какое-то непонятное беспокойство. Он, наконец, закурил, задумавшись, но спустя пару минут решил, что дела Реддлов его не касаются. Мало ли кто мог быть приглашён к ним на ужин. Выкурив сигарету, мужчина зашёл обратно, выбросив из головы все мысли о загадочном посетителе.

[1] Я воскрес (рум.).