Забытые (джен)

Каменное крошево посыпалось вниз и исчезло в сумраке расселины. Александра, задержав дыхание, ускорила шаг: растягивать цепочку в таком месте было не лучшим решением.

Их крохотная группа шла по тропе шириной в три фута, не больше, шла упорно, шла с самого утра, и половину этого времени — вниз. Высоко в небе пылало белым пятном солнце, окруженное редкими облаками, и они лениво отбрасывали невесомые, едва заметные тени на горный массив, не имеющий названия ни на одной из известных карт. Впрочем, от обжигающих лучей спасали не они: над головами пересёкшей степь четвёрки нависали скалы, из разлома которых, словно из окна, разливался день.

— Ты уверен, что это верный путь?

Женщина, на этот раз оказавшаяся позади, поправила провисшую лямку заплечного мешка. Пот стекал по вискам, расчерчивая запылённое лицо причудливыми светлыми дорожками.

— Бесспорно, — отозвался командир, — всё согласно описанию Юрики. Горный хребет, после — на восток по притоку реки и вниз по каньонам.

— Если найдём безопасную площадку — предлагаю передохнуть. От этой жары я уже с ума схожу!

— Я за, — вклинился второй из мужчин, — Альхаге, а ты?

Хромающий перед ними проводник пожал плечами, одарив нанимателей мимолётным и не больно жаждущим отдыха взглядом. Его бледная кожа удивительным образом пережила четыре дня перехода под палящим солнцем, пока остальные обдирали облупившиеся носы.

Вероятно, этот молчаливый господин был магом, хотя упрямо отказывался признаваться. Исследователи из далёкой Империи не меньше десятка раз успели заверить его, что не имеют ничего против магии и тех, кто оную использует, но и это не убедило Альхаге открыться. С другой же стороны — пусть себе молчит. Обязанности он исполнял честно и даже дважды предупредил группу, на какие тропы лучше не соваться, а какие ягоды лишь похожи на съедобные, хотя мог обчистить трупы и сбежать.

За эту экспедицию ему пообещали мешочек золотых монет и койку на корабле до порта Такари. Часть суммы Альхаге сразу обменял на одежду, припасы и лекарства, хотя не выглядел больным. Уставшим — возможно, но ни одной раны Гоито, перебинтовывая по вечерам его спину и руки, так и не заметил.

— Решено! — не без радости хмыкнула женщина, в легкомысленном прыжке перелетая через трещину в камне. Она делала так всю дорогу, когда позволял ландшафт, и отвечала на вопросы «зачем?» с обворожительной улыбкой: «Ходить по трещинам — дурной знак».

Дорога сворачивала направо, не оставляя чужеземным учёным выбора. Густаф, идущий за проводником, предупреждающе махнул рукой и аккуратно глянул за поворот. Они уже были научены горьким опытом таких вот изгибов: за ними, бывало, скрывался сущий буран из пыли и песка, способный если и не сбить с ног, то лишить равновесия точно. А сейчас, когда слева от тебя пропасть, а внизу еле слышно журчит река, рисковать не особо-то и хотелось, синяками не отделаешься.

На этот раз всё оказалось в порядке. Никакого ветра, лишь только…

— Друзья, тут лестница.

Плеча начальника группы коснулась белая ладонь. Коснулась легко, почти невесомо, то ли опасаясь испугать, то ли брезгуя. Альхаге осторожно обогнул учёного и, чуть хромая, спустился по первым ступеням. Глубоко вдохнув раскаленный воздух, приподнял край рта, через плечо поглядев на троицу.

— Отдыхаем здесь, — без намёка на вопросительные интонации сообщил он, стряхивая свой мешок на хрустящие от песка и каменного крошева ступени и усаживаясь рядом. — Что будет внутри, я не знаю. Возможно, это последний участок дороги, где вообще можно немного задержаться.

— Здесь мы можем разве что перекурить, — почесав щетинистый подбородок, заметил Гоито, выглянув из-за спины Густафа, — ни палатку разбить, ни…

— Значит, посидим и перекурим, — прервал его Густаф, не оборачиваясь и ослабляя ремни своей ноши. — Полчаса. Утолим жажду, поедим и продолжим спуск. Хочу успеть до захода солнца.

Улыбка проводника превратилась в кривую ухмылку, но он смолчал. Запах табака раздражал его ноздри не больше, чем стойкий привкус человеческого пота. Его рубашка тоже пахла терпким теплом, но...

Шумно вздохнув, Альхаге расслабленно растянулся на камнях, уложив под голову мешок. Ему не хотелось пить и есть, мышцы слабо ныли, а от жары клонило в сон. Чтобы не задремать, он принялся разглядывать Александру, сидящую почти на самом повороте. Вот уж чьим рукам он предпочёл бы доверить пострадавшие части собственного тела.

— Говорят, — лениво, больше из дурного характера, чем желания предупредить, произнёс Альхаге, — что забытый храм населён духами. Сюда не приходят даже старейшины... моего племени. Только дикари. Но и они не спускаются слишком далеко. Говорят, — тише добавил он, — что первое их правило —«никогда не отходи от выхода дальше, чем твои глаза способны различать его очертания». Хотя, наверное, на их языке это звучит попроще.

Александра, распаковывая свёрток с пайком, прислонилась к тёплому камню.

— Серьёзно? — жуя подсохший хлеб с вяленым мясом, пробормотала она. Вкус здешней пищи оставался непривычным: на западе этого то ли огромного острова, то ли континента пекли совсем другие лепёшки, нежели эти, купленные в последней на их пути деревне. — А что ещё знаете об этом месте?

— Не больше, чем болван, что рассказал вам о нём, — не сдержавшись, сдавленно хохотнул Альхаге. Его руки слабо дрожали, когда он принялся доплетать начатую давно, утром, косу. Длинные светлые волосы покрывала хрустящая пыль. Как, впрочем, и одежду, и большую часть открытой кожи. — Сюда не следует ходить... людям.

— Именно с таких запретов начинаются истории великих открытий в наших краях. — Густаф, в отличие от остальных, остался стоять, прислонившись плечом к скале, глубоко затягиваясь самокруткой, наполняя жаркий воздух табачной тяжестью. Дымок, слабо различимый в дрожащем мареве, вяло вился, поднимаясь к таким же белёсым облакам. — Мартель де Сар, Антор Экзильский, Петрика Женьевская — все они путешествовали по в ту пору неизведанным землям своих герцогств, дабы заполнить белые пятна карт.

Затянувшись в последний раз, мужчина затушил и бросил недокуренные остатки вниз и долго смотрел, как этот огрызок прыгает от выступа к выступу, разваливаясь в полёте и теряя крошки.

— Святилище было построено в те времена, когда на небе горели не все звёзды. По крайней мере, так говорят. Но для кого?

— А мало ли, кому можно построить храм? Матери-земле, отцам-скалам, попутным ветрам… Язычники богаты на фантазию, — смачно плюнул Гоито за край, не удержавшись и тоже глянув на короткий полёт.

— Скалы тоже матери, — поправил неожиданно для себя Альхаге. Он не хотел встревать в разговоры, но такое пренебрежение к местной культуре неприятно царапнуло его самолюбие. Перевернувшись набок, рёбрами пересчитывая неровности старых ступеней, он поглядел на учёных и покачал головой. При ином раскладе здесь не было бы ни его, ни тем более их. — Но скалам и небу здесь не строят храмы. Зачем? Они и без того всё слышат.

Он заставил себя сесть ровно и вытащить из мешка флягу. Вода была тёплой и пахла горькой травой, но пить нужно: на такой жаре его пропавшее чувство жажды могло сыграть дурную шутку.

— Этот храм построили мои предки, — с уверенностью кивнул он, утирая губы; руки подрагивали. — Дикари так не умеют.

Густаф, наблюдавший за облаками с таким видом, будто обдумывал поэму, хмыкнул, переводя взгляд на проводника:

— Построили и бросили?

— Может, докопались до чего-то?.. — Александра спустила шляпу почти на самый лоб, прикрываясь полями от жгучего света. Её совсем разморило, и она, улыбаясь, заговорила медленнее: — Или просто решили оставить как есть? Как в монастыре Святой Майры Евникии, — проморгавшись от запестревших в глазах мушек, пояснила она для Альхаге, — это недостроенный храм в горном хребте на северо-западе от герцогства Эльно. Монахи и паства ушли, не закончив работу. Летописей о причине ухода не сохранилось.

«Дураки ваши соотечественники, вот и бросили всё на половине!» — хотел было выдохнуть насмешливый Альхаге, но в который раз прикусил язык и только повёл плечами.

— Должно быть, не хватило бренного злата, — сухо предположил он, убирая флягу с последним глотком и осторожно поднимаясь на ноги. — Если хотите — сидите и отдыхайте, а я схожу посмотрю, что там внизу. — Люди, переглянувшись, поднялись, отряхиваясь и собирая пожитки, и проводник покачал головой: — Ну, как знаете...

Лестница — сорок или пятьдесят кривых ступеней — привела его на маленький выступ, открытый яркому солнцу и ветрам. Где-то совсем близко журчал родник, но Альхаге и не попытался его отыскать. В таком месте лучше не пить воду.

В таком месте лучше вообще не находиться.

Он в последний раз вдохнул так, что рёбра заболели, и тронул округлый бок тянущегося вверх камня почти на самом краю истончившейся площадки. Колонна. Когда-то ею была, вернее. Поглядев через плечо на спутников, Альхаге, цепляясь за каждую подходящую неровность, обогнул колонну и сделал осторожный шаг вперёд. Конечно, он верил, что храм и существует, и благополучно уцелел за прошедшую с его запустения бездну времени, но отчаянно не хотел его находить. Но ниша, вгрызшаяся в тело скалы, изломанная мозаика и так глубоко вырезанные узоры, что их до конца не смыло само время, подкреплённое ветрами, не оставляли никаких иллюзий.

Некогда к той стороне разлома, прямо над пропастью и рекой, тянулся мост, понял Альхаге. Поддавшись порыву, он опустился на корточки, тронув сколы камня. Жрецы вряд ли приходили сюда по выступу шириной в две ладони. Не ветер подточил внешние части храма, так землетрясения, частые в этих краях. Они разрушили и мост, и часть лестницы, и сам вход в позабытое святилище, оставив лишь узкую трещину.

Не дожидаясь нанимателей, Альхаге шагнул от обрыва и развернулся, разведя руки и касаясь пальцами стен. Солнце заливало нишу и еле видный отсюда коридор через разломы в потолке, к журчанию воды прибавился ещё один поток — где-то там, в глубине.

— Эй, — произнёс проводник негромко на шаги позади себя, замерев у самой щели, — вот вам и храм. Ждать вас здесь, или сами дорогу обратно найдёте?

По спине, игнорируя плотные слои бинтов и одежду, прокрались мурашки: из пещеры веяло холодом. Древний массив скалы, чрево которой растерзали и превратили в нечто древние жрецы, чей прах уже успел сгинуть в веках, дышал стариной и недобрым привкусом могильника. Альхаге, жмурясь, провёл по одной из стен раскрытой ладонью: неровности, крошечные углубления, кажущиеся эрозией, манящие скрытой в себе тайной. Старые письмена.

— Ты у нас проводник, — ответил неожиданно тихо Густаф. Тяжёлый вздох прозвучал так, будто историк из-за моря действительно разглядел что-то в обломках и пыли. — Да и знаешь об этих местах куда больше нашего. Веди, как и обещал, Альхаге.

— Я проводник до, — подчеркнул Альхаге, — храма, а не по нему. И я провёл вас. По болотам провёл, — повернувшись, принялся загибать он с серьёзностью тонкие пальцы, — по лесам, по степи. Но внутрь я не пойду. Это вы безумцы, не я.

— Неужели вы так боитесь старых суеверий? — обойдя мужчин и привалившись к одной из колонн, уцелевшей лишь до половины, хмыкнула Александра, глядя на Альхаге как на чужака. Её губы подрагивали намёке на улыбку, а голос звучал лукаво. — Вы же нас по лесам провели, по болотам...

— Тридцать золотых за каждые двести шагов, — перебил посерьёзневший Густаф.

Альхаге скривился и снова поглядел на трещину. Желудок неприятно скрутило, а выпитое попросилось обратно. Тоннели, ямы, пещеры... Но, с другой стороны, если он собирается поселиться в чужой стране, не имея ни связей, ни работы, золото лишним не будет. В иное время он бы думал дольше, но не теперь.

Ему оставили один путь: переплыть океан и постараться затеряться среди человечков со смешной речью... и надеяться, что его никогда не найдут. Мало что подойдёт для этого столь же хорошо, как дружба с грязекопателями из Мелхорского университета истории. Быть может, протекция Густафа Лаэрмо спасёт его и от нищеты, и от скуки, но чтобы это проверить, необходимо доставить чудака-учёного домой.

— Тридцать пять, — без эмоций утвердительно бросил он и, на несколько секунд зажмурившись, первым протиснулся в щель.