Забытые (джен)

Внутри оказалось светло. Почти. Многочисленные трещины расходились по покорёженным, точно вот-вот готовым осыпаться стенам, и тонкие солнечные лучики россыпью пропарывали полумрак. Пыль, плясавшая в их свете, резала нос и горло, а воздух только пах близостью воды: слишком много сквозняков, ветра и глубоких сколов, иссушивших внутренности древнего храма. Даже для замутнённого страхом тесноты и давяще-ненадёжных потолков взгляда Альхаге стало ясно: ещё десяток землетрясений — и это место будет потеряно навсегда.

— Огонь не зажигать, рты и носы прикрыть, — велел он сипло, прислонившись к стене и стараясь дышать ровно и медленно. Он полностью осознавал, куда полез, и сделал это добровольно, но тело предавало его в мелочах, пережимая горло и делая ладони мокрыми. — Следить за входом. Не знаю, что вы хотите найти, но лучше довериться опыту улаев. Они варвары, но не дураки.

Гоито, протиснувшийся последним, хмыкнул. Из речи проводника выходило, будто он сам не из местных, но все в группе знали, что других людей на этом клочке суши нет. Произношение у него звучало чисто, и это могло бы добавить загадочности, не будь учёный дремучим реалистом. Зачем искать тайны там, где, очевидно, виновен лишь языковой барьер? Забавный всё же говор у здешних дикарей.

Качая головой и подтягивая на затылке узел смоченной тряпичной маски, он последовал за остальными, сожалея, что освещения не хватит для хотя бы нескольких набросков.

Узкий коридор, расчерченный бледно-золотой сеткой, оказался совсем коротким: уже через тридцать шагов предводитель группы чуть было не наткнулся на спину Альхаге, остановившегося перед зияющей пропастью. Переливы света создавали удивительные по красоте иллюзии и мутили взор. Несколько раз — Густаф готов был поклясться даже собственными научными изысканиями — ему казалось, что коридор начинал спуск. Но стоило оглянуться и убедиться, что выход виден ровно под тем же углом, что и прежде — и марево проходило.

Историк, выдохнув, поднырнул под локтем проводника, рискуя сорваться. За краем пропасти белел камень, тонущий в сгустившемся сумраке: кусок лестницы, искорёженный и истрёпанный столетиями, ведущий на дно пещеры и, кажется, целый от своей середины и до самого низа. Только допрыгнуть до него или проложить лестницу возможности не было.

— Альхаге, так как давно построен этот храм и, говоришь, кому?

Проводник скупо улыбнулся темноте и пустоте, делая ещё шаг и остановившись у самого края. Наклонил голову, выискивая внизу дно. Ручей шумел где-то там, среди... камней или осколков ступеней, должно быть.

От резкой смены жаркого воздуха на затхлую прохладу до сих пор передёргивало.

— В те времена, когда не все звёзды горели на небосводе, — повторил он тихо, перебирая пальцами по углу стены и жестом отказываясь от протянутой кем-то позади мокрой тряпицы. К привычной досаде, усталости и раздражению начинало примешиваться что-то вязкое и липкое. То же, что заставляло ладони потеть, а ноги — ступать невесомо и тихо. — Или и того раньше. Когда первые люди только выбирались из земляных нор, а этот мир принадлежал драконам. Ну а кому... Не повезёт — спросите лично.

Неприятно рассмеявшись, Альхаге осторожно глянул за угол, шагнул к другой стене, ощупывая носком сапога пол. По обе стороны от коридора расходился карниз, но слева едва ощутимо сквозило.

— Продолжите путь?

Густаф оглянулся на коллег.

— М?

— Идём, — незамедлительно ответила Александра, и в голосе её не слышалось страха — лишь легкое волнение, приглушённое маской. Выражение лица едва угадывалось, но нетрудно было представить, как она поджимает губы, не решив, улыбнуться или не дразнить судьбу.

— Идём, — повторил за ней Гоито, качая головой, — куда деваться. Зря приплыли, что ли?

Альхаге, издав невнятный горловой звук, лишь отдалённо схожий со смехом, поманил учёных за собой и первым ступил на карниз. Первые несколько секунд он постоял, вслушиваясь, и оглаживал стену кончиками пальцев. Если бы не люди и их золото, он ни за что бы не полез в этот могильник, но сейчас, замерев так близко от выхода, но ещё ближе — к тайне, — начал поддаваться сомнениям. Под его руками поскрипывали пыльным налётом рельефы старых рисунков, под его ногами спало наследие предков.

Это было слишком давно, но Альхаге помнил, что сам считал науку высшей ценностью.

— Держит, — тихо бросил он, едва узнавая свой голос. — Надёжно. Идёмте, если не передумали.

* * *

Несколько минут они передвигались в молчании, прерываемом шипением Альхаге. Проводник то и дело замирал на краткие секунды, вздрагивал и зыркал по сторонам, не слишком-то успокаиваясь, заслышав живые шорохи мышей и гнездящихся в вышине мелких пичужек.

Окончательно остановился он так же резко, в молчании и лишь выставив в сторону руку, выдохнул и... шагнул за край карниза. Гоито сам едва не слетел вниз, а Александра подавилась вскриком: казалось, что странноватый чужеземец обезумел и решил покончить с жизнью, но белёсый силуэт завис в воздухе на ладонь ниже, чем прежде.

— Лестница сохранилась, — тише прежнего прошептал он, опасно покачнувшись и переступая с ноги на ногу. Голова попала под тоненький лучик света и вспыхнула на миг серебром. — Если повезёт, сможем спуститься и пройти напрямую до центрального зала. Я так думаю, — прибавил он, зябко передёрнув плечами. — И осторожно, ступени высокие.

— Может быть, всё-таки факел?

Гоито, скрипя ботинками по хрупкому крошеву, спрыгнул следом за Густафом и помог Александре. Казалось, он единственный из троицы, не считая Альхаге, не горел безумием научных открытий. Всем бы его здравомыслие...

— Не могли же эти улаи не использовать хоть какой-то источник света?

Сдерживая распирающее грудь дыхание, Альхаге с ловкостью кошки соскользнул ещё на несколько ступеней, нетвёрдо припадая на левую ногу, постоял, всматриваясь в камни под ногами, и хмыкнул:

— Сюда они и не заходят.

— Постоят у порога и домой пойдут? Как-то не очень похоже на паломничество.

Гоито чиркнул огнивом раз. Второй. Третий. Как ни крути, на этот раз прямого «нет» он в словах Альхаге не услышал, а если бы местное суеверие стоило хоть чего-то...

Четвёртый. Пятый. Шестой.

— Да что за... Эй, стойте! Я сейчас.

Он не прекращал попыток, и казалось, что прошла вечность: руки заныли от бесконечно повторяющихся движений, а спина взмокла сильнее, чем прежде. Гоито, спустив маску на подбородок и закусив губу, не без труда поднял голову, и перед глазами всё крутанулось. Не придержи его за ворот Александра — и добрался бы он до дна куда быстрее коллег.

— Не понимаю, — пробормотал он сипло, растерев лоб предплечьем и встряхивая головой. — Искр нет. Это как?

Ему не ответили: проводник застыл на пять-шесть ступеней ниже, поджав истончившиеся до нити губы. Со стороны казалось, что он забыл, как дышать.

Но Альхаге... слушал. И слышал. Говоря по чести, куда больше, чем люди, таращащиеся на него во все глаза. Чуткий слух прежде различал все шорохи в огромном помещении, каждый взмах крохотных птичьих крылышек — сейчас звуки затихли. Не разом. Волной.

Воздух не задрожал и молнии не забили из пустоты в нечестивцев. Но всё стало иным.

— К выходу, — одними губами произнёс Альхаге, а затем рявкнул уже во весь голос: — К выходу, недоумки!

— Чего?

Не привыкшие к таким внезапным переменам в проводнике, да ещё и не знающие его столь хорошо, чтобы доверять первому слову, заморские учёные в непонимании переглянулись. Ничего особого, на их взгляд, не происходило.

— Это почему? — попыталась дипломатически уточнить Александра. За время перехода по степи она успела понять, что Альхаге бывает слишком... щепетильным в вопросах местной культуры. Чаще всего — на совершенно пустом месте. — Мы ничего не оскверняем и плохого не делаем. Всё в поря...

— К выходу! — вдруг перебил Густаф, стоявший ближе остальных к Альхаге. То ли что услышал в его тоне, то ли и сам почувствовал. — Быстро, быстро, быстро!..

Люди двигались слишком медленно. На их месте Альхаге давно бы мчался по узкой полосе камня до площадки по ту сторону скалы, а не копался на одном месте с неуклюжими «ой» и «ай». Лишь Александра успела перебраться на карниз, её напарник — шагнул одной ногой, цепляясь за выбоины в стене, когда померк свет. Под ногами слабо задрожал камень, а с потолка посыпалась колкая и забивающая всё, что можно, мешанина из пыли и песка. Лестницу повело в сторону без хруста, словно она уже давно надломилась и ждала очередного землетрясения.

Густаф не успевал, это стало очевидным во время следующего толчка. Трещина, отделяющая ступени от выступа, расширялась быстро и почти беззвучно — или у людей без видимой причины отключился слух. Удивляться глава экспедиции не мог: сознание лишь выхватывало отдельные картинки, а тело двигалось с неловкостью тряпичной куклы. Он рванул вперёд, едва не проскочив последнюю ступень, и замер на один-единственный удар сердца, собираясь с храбростью и готовясь прыгнуть. Вероятно, последний раз в жизни, но и выбора не было. И...

Он не успел. Карниз в оглушающей тишине начал стремительно удаляться, а потолок опрокинулся под совершенно немыслимым углом. Густаф беспомощно раскрыл рот, жадно заглатывая воздух сквозь тряпичную маску и взмахнув руками, а может, всё же закричал, но сам себя не услышал. Он зажмурился, когда твёрдая, но ненадёжная поверхность окончательно ушла из-под ног. В голове вспыхнула малодушная, но слишком трезвая мысль, что смотреть на глыбы, которым суждено перебить твоё тело, слишком дурной выбор, и что лучше уж умирать в соплях и слезах, но не видя конца.

— ...ть, — выбил из него удар, но совсем не тот, что он ожидал. Камни ободрали щёку и превратили грудь в один сплошной синяк, но точно не так, как от падения с большой высоты. Густаф шевельнул руками, почувствовал, как одну что-то сдавило, а другой под пальцы попался уже знакомый рельеф стены, и выругался так, как никогда прежде.

Стена. И как он, милостью Всетворца, ухитрился перепрыгнуть без малого пятнадцать футов и не промахнуться мимо карниза?

Густаф ухватился покрепче за выступ, ёжась под чужой рукой, вжимающей его в стену, и спешно нашарил на поясе скальные крючья. Забить один стоило ему седых волос, а если бы не Гоито, вцепившийся в него, как клещ, и протянувший страховку, полёт бы точно возобновился.

— Маг?! — не оборачиваясь, крикнул Густаф, трясущимися пальцами затягивая узел на веревке и проверяя, крепко ли сидит крюк. — Альхаге?

Слова оставили гул на дёснах и языке, но потонули в чудовищном стуке крови, обхватившем виски и уши. Древний храм продолжало сотрясать, и всё то же благоразумное малодушие зашептало учёному, что глухота пошла если не всем, то ему точно во благо. Одно дело — видеть, как ползёт прямо перед носом трещина, рассёкшая скалу, и совсем иное — услышать хруст громче, чем смогут издать твои кости.

Густафа дёрнули, и он не сразу сообразил, что тянет его не Гоито. Обернувшись, он уставился на вжавшегося совсем близко от него проводника и непонимающе уставился на серое от пыли лицо. Его потянули решительнее, но не в сторону выхода, а дальше по карнизу. Тёмная щель рта раздвинулась, Густаф тоже что-то крикнул, давясь летящим во все стороны песком, но с тем же результатом. А затем его повело к краю карниза, натянулась верёвка...

На плечи навалилась тяжесть, лёгкие обожгло болью, его принялись толкать, заставляя отдаляться от коридора и трещины, ведущей наружу, Густаф засопротивлялся...

Одна из потолочных плит обрушилась на место, где несколько секунд назад замерла, вцепившись в трещины и стенные узоры, Александра. На счастье женщины, она этого уже не видела, ползущая за Гоито так быстро, как только позволял мешающий всем командир. От этого зрелища в разуме Густафа что-то надломилось, и он обмяк, позволяя толкать и тащить себя, больше не задерживая группу и только морщась от всполохов чего-то едко-белого.

Карниз вторил изгибам искорёженной стены и в некоторых местах растрескался так глубоко, что приходилось перепрыгивать, молясь, чтобы камень выдержал. Оглушающая тишины и вибрация, расходящаяся накладывающимися друг на друга волнами со всех сторон, дезориентировала, и следующие минуты смазались в памяти Густафа. Одним из наиболее чётких пятен стала трещина, разошедшаяся прямо под его ногой, и нечто светлое, заполнившее её, прежде чем мужчину заставили на это встать.

Выдержало.

Больше Густаф не останавливался.

Он пришёл в себя окончательно, когда группу полностью окутала тьма. Стены дрожали, но ровно, а вот внутренности скручивало и колотило, будто землетрясение так и не утихло. Единственными ориентирами оставались те же всполохи, разрывающие черноту на десяток ударов сердца, и неприятно-холодные пальцы их проводника. Густаф не знал, идут ли за ним, не слышал ни шагов, ни дыхания, и не мог обернуться, зная, что если поддастся сомнениям, то ужас поглотит его, и следующий шаг он сделает в пустоту.

Движения, ставшие опасно механическими, всё реже разбавлялись прыжками и резкими поворотами. Когда ноги вынесли Густафа на вынырнувшую из темноты площадку, мужчина с минуту царапал стену ногтями, вжавшись в неё мокрой спиной и стараясь не соскользнуть в несуществующую пропасть. Когда первая волна оцепенения схлынула, он осел на пол и схватился за горло, окончательно стянув маску и хрипло, протяжно кашляя.

Он внезапно понял, что снова слышит дыхание коллег и грохот обвала. Камни падали где-то вдалеке, но гул ввинчивался в уши и сковывал конечности.

Морщась, он посмотрел на очередной всполох: хрупкий беловато-синий свет разливался по ладоням сжавшегося в нескольких шагах Альхаге. Проводника колотило, и он не поднимал расширенных, застывших в пугающе-скорбной гримасе лица глаз, лишь перебирал пальцами, гоняя искры света. Точно дитя, играющее в колыбели после встречи с чем-то страшным.

Густаф резко выдохнул в последний раз и заставил себя обернуться. Первой он увидел Александру, прижавшуюся к гладкому, точно отполированному камню стены, без следов сколов или затёртого узора. Женщина, сворачивающая выдернутую из карабинов верёвку, попыталась улыбнуться, но её рот упрямо кривился и съезжал уголками вниз. Гоито, сидящий почти у самого перехода площадки в страшный карниз, сдвинул свою маску на лоб и перебирал резные бусины браслета. Дерево стукалось и щёлкало, сталкиваясь между собой, и почему-то этот звук стал последней каплей. Густаф отвернулся и уткнулся в грязные, ободранные ладони.

— Маг, — глухо произнёс он, когда первый приступ поутих. Не глядя на Альхаге, покачал головой и зябко сунул руки под куртку. — Ты нас спас. Спасибо.

Слова зазвучали эхом. Чётче всех, точно разбившийся бокал, звякнул голос Александры: женщина не плакала и улыбалась слишком неестественно, но казалась лишь напуганной до полусмерти, а не лишившейся разума. Когда её обнял Гоито, она закрыла глаза.

Альхаге молчал. На вид он, не позаботившийся ни о страховке, ни о защите для глаз и рта, пострадал меньше всех, но это выглядело совершенно естественным. Колдунам можно и не такое. Колдунам иначе и нельзя.

— Надеюсь, вы не зря носите всё это снаряжение, — просипел он, когда пауза стала напоминать глухоту, обрушившуюся на них во время обвала. — Если не удастся найти выход, придётся ползать по стенам.

«И лучше б я бросил вас и уже был снаружи», — читалось в его затравленном, измученном взгляде. Говорить этого проводник не стал. Стряхнув с ладони огоньки, отбросившие новые тени и осветившие площадку шире, он прижал ладонь к лицу, к носу, к ушам, будто больше не в силах чуять и слышать.

Они сидели на этой площадке, пока мышцы не перестали напоминать желе, а головам не вернулась способность ясно мыслить. Гоито, счастливец, даже задремал, и никто не посмел его будить. Он проснулся сам, задохнувшись от кошмара, и ни с кем не встретился взглядом.

Несколько минут исследовательская группа и их проводник слушали, как где-то далеко-далеко наливается яростью гроза. Или это земля вновь сотрясается, ломая древние пещеры. Но уже не в этом храме.

— Альхаге, — приложившись к фляжке и пожертвовав несколько капель воды, чтобы промыть глаза, позвал Гоито, — сможешь зажечь наш факел?

Серый в тусклом свете силуэт, так и не поменявший позы за прошедшее время, уставился на него с изрядным недоумением: Альхаге, с тихой ненавистью припоминая, с чего начались их злоключения, не нашёлся, что ответить. Разве они не видели, что произошло? Не поняли? Да как можно быть такими слепцами?..

Он открыл было рот, но чихнул и снова зажмурился. Действительно, что эти люди видели? Просто очередное землетрясение, какие случаются каждый день по всему материку. Вместо всплеска местной защитной магии — следствие шока. Они не способны чувствовать мир так, как он.

— Никакого огня, — повторил он устало. — Мы не знаем, кому принадлежит этот храм. Если живущее здесь существо разгневается, всем нам станет плохо.

— Живущее божество? — переспросила женщина, слабо шевельнувшись. Белая в холодном свете, с глубже прорезавшимися морщинками, но чуть более живая и явно вменяемая — и то благо. — В каком смысле? Здесь никого не было уже как минимум лет триста.

Отодвинувшись от Гоито, она, украдкой пытаясь потрогать ближайшую к себе искру, поглядывала на Альхаге, как он порой сам смотрел на людей. И если он считал их нелепыми и во всё сующими нос глупцами, то в ответ получил клеймо занятного язычника, поклоняющегося грому и ветру.

— Вы не местные, да и местные сюда не полезли бы, — подбирая слова, попытался усмирить эмоции и объясниться Альхаге. — В вашей стране верят в неведомого Всетворца, существование которого принимают как данность. У нас же... многое происходит.

Он с усилием поднялся. Заплечный мешок показался тяжелее в несколько раз, но, что хуже, он всё так же не ощущал жажды, хотя и чувствовал, как пересохли и истрескались губы. Вот будет потеха, если ему суждено усохнуть в этой дыре и остаться приветствовать других болванов, ищущих приключений и открытий, в роли уродливой мумии.

Чтобы отвлечься от дурных мыслей, Альхаге, не глядя больше на учёных, прошёлся вдоль стены, подсвечивая путь ещё одной искрой и ощупывая поворот. В каменном косяке остались углубления, похожие на следы от дверных петель. Если здесь когда-то находилась дверь, то, возможно, дальше протянулся не просто коридор, заканчивающийся тупиком или залом для молитв.

— Вот увидь вы дракона, — махнув рукой, побрёл он в единственном доступном направлении — вглубь храма, — что бы сказали?

— А что сказать? — хмыкая, поднялся вслед за ним Густаф. Тело протестующе взвыло, защёлкав всеми суставами и перекрутив каждую мышцу. — Что-нибудь да придумали б.

Компания искателей снялась с места, не отдохнувшая, но и не расставшаяся с надеждой благополучно окончить это путешествие. Шли медленно, уже без масок, и не отрывая ладоней от стен — в надежде почувствовать новые толчки прежде, чем они обрушат на них потолок.

— Если это храм, здесь наверняка должен быть хоть какой-то механизм освещения. Язычники диковаты, но не настолько, чтобы прыгать по ступеням в темноте. — Густаф, свободной рукой придерживая лямку мешка, просунул пальцы под ворот рубашки. Кожу саднило даже после обработки мазью, но жаловаться не стоило: рёбра целы, а синяки это стали не первыми. — Мне так кажется.

— Как вы себе это представляете? — тут же буркнул, не потрудившись более смягчать речь Альхаге, ведя пальцем по одной из стен. На чуть блестящем камне, даже близко не схожем с грубой шершавой кладкой в первом зале, расцветал тоненький налёт инея, светящийся в темноте. Он быстро таял, но и этого хватало, чтобы не биться о выступы и не налетать на впереди идущих. — Большой рычаг, волшебным образом зажигающий огни в светильных чашах? Или раскрывающий потолок для солнечного света? Любят же в вашей империи сказки!

Он чувствовал взгляды чужеземцев, но не задавался вопросом, так ли они лояльны к тем, кого не обделили магическими умениями, как утверждали сами. Пока он им полезен, никто его не тронет. Даже если очень захочется.

— По крайней мере, это было бы удобно, — после долгой паузы, точно переварив слишком уж неприкрытую насмешку, отозвалась вместо начальника Александра. Женщина, не отводя взгляда, как от последнего их шанса на спасение, наблюдала за искристыми зеленовато-голубыми переливами волшебного снега.