Нюансы воскового родства (джен)

— А что, получается, я тебе теперь папа, что ли? — как-то поинтересовался однажды Мьюн, и Глим аж подавилась фруктовым настоем. Это была обычная ночь на спине у Храма Луны, когда под мерное покачивание, сидя на спине Храма, было так медитативно попивать настои и размышлять о вечном. О теореме Пифагора, например. Среди таких мирных мыслей, состоящих из циферок и геометрических линий, это заявление Мьюна прозвучало ну о-очень странно.

Откашлявшись от настоя, Глим уставилась на лопоухого мечтателя с удвоенным любопытством: — Это с чего ты взял?

— Ну, — Мьюн загадочно сморщил нос, — вот твоя мама тебе мама, потому что ты из её воска слеплена, так?

— Так, — кивнула Глим вполне логичному факту.

— А твой папа тебе папа — потому что он тебя слепил, так?

— Ну, так, — хихикнула Глим, поняв, в каком месте у Мьюна просчет и недостаток информации.

— Значит, я, тебя слепивший, тебе тоже отец, — заявил Мьюн, и в его больших темных глазищах заплясали искорки веселья. Кажется, он и сам понимал, что говорит ерунду, но ерунду, которая была веселой, говорить не возбранялось.

Глим фыркнула и, запрокинув голову, уставилась на небо, улыбаясь подмигивающим её звездам. Мьюн выжидающе молчал, явно ожидая её реакции, вопреки обыкновению глядя не на луну, покачивавшуюся на тонкой паутинке позади Храма, а на Глим. Это было приятно. Это всегда было приятно.

— У народа Заката и Рассвета совсем другие законы, — тихо начала Глим, — если восковой человечек тает, его лепят заново выходцы из Дня или Ночи — они делают все как надо, но понять нашу сущность они не могут. А, значит, не вложат новой души в произведение рук своих.

Она ожидала, что Мьюн перебьет её, возмутится, скажет "то есть как это я не вложил души в лепку тебя", но он по-прежнему молчал, сидел, обняв свои острые коленки, шевелил ушами и глядел на неё зачарованными глазами. Да, пожалуй, такой реакции следовало ждать от Сохона, а не от него — её Мастера Снов.

— Так вот. Мама запретила папе перелеплять её заново, так папа сказал. Она не хотела, чтоб к её воску снова прикасались чужие руки. Поэтому папа взял часть воска, что хранил душу моей мамы, вложил в него часть своей души и слепил меня. И я — не моя мама, хотя слеплена из её воска.

— И у тебя нет маминых воспоминаний? — уточнил Мьюн. — Ты очнулась, помня о нашем походе к Некросу. Значит, воск хранит вашу память.

— Нет, когда формируется новая душа — старая личность уступает место новой, — Глим улыбнулась и опустила головку на пушистое плечо Мьюна.

— Ну вот, — шутливо заворчал Мьюн, — а я только хотел попросить принести печенья старику-отцу...

— Хорошая идея, папа обрадуется, — хихикнула Глим.

— Слушай, а вот если из твоего отца ты слепишь пару братиков, ты им что, получается, мамой будешь? Дашь им частички души, и станешь мамой, да?

Глим тихо застонала и растянулась на спине Храма, слушая смешливое пофыркивание Мьюна.