Степень не-вероятности (джен)

Два с половиной года на Дариллиуме

Город Мираж

ТАРДИС проснулась, как только он вошёл внутрь. Сначала сверкнула фоновым освещением, потом запустила вентиляторы и систему жизнеобеспечения и, наконец, поприветствовала его ворчливым скрипом. В лицо Доктора ударил поток тёплого воздуха, панель замигала сотней лампочек сразу. ТАРДИС скучала, он ощутил это сразу же. Телепатическая связь между ними всё ещё была сильна. Сколько он здесь не был?

Два года, шесть месяцев, двенадцать дней, четыре часа и тридцать три минуты.

Время он чувствовал безупречно с того самого мгновения, когда в восемь лет заглянул во временную воронку. В Академии он с точностью до секунды предугадывал время окончания занятий, путешествуя в ТАРДИС, он всегда с точностью до минуты мог сказать, как долго отсутствовала на корабле Сьюзан, когда вернется Романа и сколько потребуется ТАРДИС для перезарядки у Разлома. Он сам не заметил, когда его внутренний таймер перестал отсчитывать минуты и переключился на часы. Кажется, где-то между пятой и шестой регенерацией. Тогда часы перестали иметь значение, они пролетали как один миг.

Война времени изменила его. Доктор больше не считал секунды, не вспоминал о минутах и не думал о часах. Его время измерялось в погибших. Пять далеков и семь воинов с планеты Галлифрей, тринадцать далеков, шесть воинов и один ребенок, сорок далеков и сотня…

Когда-то он подумывал с размахом отметить свое тысячелетие, но забыл об этой дате. Кажется, тогда с ним были Понды. А против него — атракси, плачущие ангелы, сознание нестин, сатурнины, далеки. Кажется, тогда он ещё не был женат, но и свободен уже не был. Было сковавшее его на столетия обязательство, было знание, которое Доктор не мог проигнорировать. Знание о том, что рано или поздно тайна его имени будет разделена на двоих.

Постепенно он перестал замечать десятилетия. Годы просто уходили. Доктор же путешествовал в синей полицейской будке и искренне верил, что обгонит время на вечность. Его внутренний таймер остановился.

На Дариллиуме всё изменилось. Внутренний таймер больше не стоял на паузе, он щёлкал и искрился, делал громкие «бздынь» и прибавлял его волосам седины. Стоило закрыть глаза, в сознании всплывали цифры: двадцать один год, шесть месяцев, семнадцать дней и…

Часы, минуты, секунды на обратном отсчете.

До этого дня Доктор не появлялся в ТАРДИС, лишь бы не вспоминать о времени. Ривер тоже в ТАРДИС не бывала, он был уверен — по той же самой причине.

Теперь у мистера и миссис Уильямс был свой дом, так что необходимость жить в машине времени отпала начисто. ТАРДИС так и осталась стоять в ресторане у башен, постепенно превратившись в местную достопримечательность. Доктору было неловко перед ней, иногда он приходил и садился рядом. ТАРДИС не злилась, для неё двадцать четыре года казались мгновением.

— Моя будка для поцелуев. Заскочим? — шутил Доктор, смутно припоминая слова Клары. Ривер смеялась, но отказывалась. Доктору было больно, но он тоже смеялся, а после замечал в глазах жены тоску и заботу.

На Дариллиуме Ривер учила его отпускать боль, выпускать её по крупицам из крепко сжатых кулаков. Это было паломничество внутрь себя, прижизненная медитация Доктора. Из Ривер вышел хороший учитель: она хвалила его, обещала, что скоро станет легче. Доктор ворчал, что психиатр и психопат не одно и то же, но в глубине души был ей благодарен. Ривер на это не обижалась.

За пару месяцев Доктор вспомнил, что жить с людьми труднее, чем с выдрами, особенно ему — шотландцу, с не самым мягким нравом. Впрочем, годы на Трензалоре не прошли для него даром, кое-какой опыт теперь имелся.

В городке с волшебным названием Мираж их с Ривер знали под именами Джон и Мелоди Уильямс. Рори не удержался бы от шутки по этому поводу, но варианты фамилии, предложенные Доктором — Смит, Диско и Фанкиштейн, — Ривер не одобрила.

Она полюбила Дариллиум сразу и безусловно. Доктор же не видел в Дариллиуме ничего особенного: планета пятого типа, одна из новых земных колоний на стадии становления, так что восторгов Ривер он не разделял.

Несколько сотен лет назад коренные жители Дариллиума были порабощены семьей хаспик — представителями раксокорикофаллапаториан — и долгое время работали на них в шахтах, добывая кристаллический минерал бистарил — очень прочный, пригодный для строительства космических кораблей. Выжав из планеты львиную долю природных ресурсов, хаспик отправились дальше, а на Дариллиуме началась гражданская война. Дариллиумцы, привыкшие к многолетнему рабству, никак не могли разобраться в том, кто и как должен управлять этой планетой. Большая часть коренного населения погибла в сражениях, другие же поселились в старых шахтах и сотни лет жили, как дикари. Потом пришли колонисты с Земли, отстроили города. Дариллиумцы получили независимость, но всё ещё не научились ею пользоваться. Оставались на этой планете регионы, где рабство было обыденным делом — земляне не устояли перед соблазном использования бесплатной рабочей силы. Но цивилизация здесь развивалась своими темпами, и Доктор впервые за долгие годы выбрал позицию невмешательства.

Двухэтажный домишко, пристроившийся в ряд таких же домов на узкой улочке города Мираж, в паре миль от Поющих башен, теперь принадлежал им. Для местных мистер и миссис Уильямс были изобретателем и учительницей — странными, но милыми людьми.

На первом этаже Доктор оборудовал ремонтную мастерскую. Ривер говорила:

— Наконец-то ты используешь звуковую отвёртку по назначению, сладкий.

Доктор не спорил — шутки про отвёртку были его любимыми.

Поселенцы таскали ему всевозможную технику: от фенов для волос и механических зубных щёток до нуль-транспортеров. Правда, шкаф для книг всё же не собрал (доски так и остались пылиться в углу) — опция для дерева, которую он разработал для отвёртки, никак не хотела работать правильно. В конце концов, Доктор от неё отказался.

Первый год был самым тяжёлым. Доктор вспомнил, почему никогда не останавливался, почему бежал, нырял с головой во временной вихрь, не оглядываясь назад. Стоило остановиться, и воспоминания накрыли его с головой, он заново пересчитал свои потери. Подсчёты дались тяжело, он будто голыми руками вырвал оба своих сердца и препарировал их подручными материалами и без анестезии. Друзей, оставшихся в живых, было мало, проживших свою жизнь спокойно и счастливо — ещё меньше. И всегда был виноват только Доктор.

— Твои спутники — потрясающие, — утешала Ривер. — У большинства планет есть спутники, они были и у тебя. Планета не выбирает спутника, Доктор, как спутник не выбирает планету. Это судьба. Тебе кажется, что они были главным в твоей жизни, но будут и другие. Тебе не за что винить себя, дорогой. Просто что-то происходит, всегда происходит. Не у всех историй хороший конец.

Доктор кивал и прятал её пальцы в своих ладонях, чтобы не вспоминать, как спустя двадцать один год и пару-тройку месяцев они будут соединять контакты толстого кабеля, ведущего к ядру Библиотеки. Ривер улыбалась и гладила Доктора по волосам, пока он щетинился, как нибируанский дикобраз, отвечая на её тепло неизменным ворчанием.

Подчас он думал, что двадцать четыре года для него — слишком мало, а для Ривер — чересчур много. Сколько лет она сможет терпеть его ворчливость? В конце концов, их семейная жизнь раньше была построена на азарте. Ривер Сонг вышла замуж за приключения. Они бежали, бежали и бежали. А когда было больше не от чего бежать, они сбегали друг от друга. Лишь бы не показать свои слабости, возраст и недостатки. Теперь бежать было некуда. ТАРДИС — под немым запретом, вокруг башен до самого горизонта простиралась каменистая пустыня, так что укрыться от скандалов можно было лишь в магазинах Миража, ресторане, в котором для них теперь всегда был забронирован столик, или мрачного вида пивнушке. Доктор туда ходить не желал, а Ривер через пару недель перестали туда пускать. Так что в какой-то момент их совместной жизни Доктор осознал, что впервые предстоит столкнуться лицом к лицу с проблемами серьёзнее далеков и киберлюдей: его чрезмерной вспыльчивостью, её эксцентричностью. Чего ещё можно было ожидать от двух психопатов, пытающихся ужиться вместе?

Ривер кричала на него, называла «тупицей», обещала «убить при первой же возможности», клялась, что уйдёт от него к Рамону, Клеопатре или «тому-милому-парню-из-продуктового».

Доктор мог заболтать кого угодно — ледяных воинов, пайровайлов, атракси, сонтаранцев, — но на Ривер Сонг его чары не действовали. Да ещё этот чёртов шотландский нрав! Его тринадцатое тело не знало, когда действительно следует заткнуться. На замечания он отвечал сарказмом, на колкости — гневом, он всегда находил самое неправильное из всех самых неправильных и неуместных слов.

Когда было особенно трудно, Ривер била посуду, а Доктор хлопал дверями. В магазинчике с кухонной утварью Ривер всегда делали скидки, двери терпели молча — временами Доктор просил у них прощения.

Примирение бывало не менее бурным и всегда заканчивалось царапинами и синяками в самых неожиданных местах — слишком высокая была в их доме лестница, слишком долго по ней было добираться до спальни.

Они притирались друг к другу, ссорились и мирились, вопреки логике с каждым скандалом становясь всё ближе.

Так прошёл их второй год. Ривер читала лекции для Лунного университета прямо из мастерской Доктора. Доктор собирал корабли — космические и морские, наземные и подземные — дети были счастливы. Корабли прыгали, летали, плавали, светились, делали воздушную кукурузу и надували паруса из разноцветных жвачек.

Доктора обожали дети, Ривер любили все.

К концу второго года на Дариллиуме Доктор осознал, что Ривер была права: он справлялся. Призраки прошлого отступали, жизнь менялась, и он понял, что щемящее чувство, возникающее в груди, когда он смотрит на спящую жену или замечает её влюбленный взгляд, это и есть счастье. То тихое счастье, о существовании которого он раньше не догадывался.

А потом он спросил у Ривер, сколько прошло лет. Она отложила в сторону коммуникатор и откинулась на спинку дивана, до начала лекции оставалось несколько минут.

— Я не считаю, — призналась она тогда. — Не считала и не буду считать. Год-полтора… Может, немного больше. Я даже календарь на коммуникаторе отключила. Однажды мы увидим рассвет и поймём, что всё закончилось. Не хочу отравлять жизнь ожиданием неизбежного.

— Ты — Дитя ТАРДИС, чувство времени у тебя в крови.

— А ещё я человек. А знаешь, что делают люди, когда они счастливы?

Доктор промолчал. Он уже услышал самое важное.

— Счастливые часов не наблюдают, сладкий.

И так спустя два года, шесть месяцев, двенадцать дней, три часа и две минуты Доктор осознал, что отпущенного им судьбой времени слишком мало. И испугался.

Солнце окончательно исчезло за горизонтом полгода назад, небо в Мираже почти всегда было ясным, миллиарды звёзд смотрели на Доктора и звали к себе. Но сейчас было не до них.

Нужно было работать.

Это было решение проблемы и сводилось оно к трём главным задачам: научиться врать своей жене (врать по-настоящему, изворачиваться, юлить, балансировать на грани), провести все необходимые приготовления и договориться с ТАРДИС.

Но сначала сделать Ривер предложение, от которого она не смогла бы отказаться.

— Хочешь отправиться в путешествие со мной, Мелоди Уильямс?

— Мы не должны улетать с этой планеты или из этого времени, дорогой. — Ривер лишь покачала головой. — Я знаю, тебе сложно, ты скучаешь по приключениям. Я тоже скучаю. Но мы дали друг другу обещания.

— И не пожалеем об этом, — Доктор сжал её руку и кивнул. — Но теперь послушай меня внимательно. Мы не можем путешествовать по времени, пространство теперь ограничено одной планетой, но мы всё ещё свободны. Я не предлагаю улетать отсюда, я предлагаю попутешествовать. Дариллиум — огромная планета, её диаметр в три раза больше диаметра Земли. И сейчас на трети её поверхности царствует ночь.

В глазах Ривер появился азарт. Доктор едва не задохнулся, ощущая, как в груди пробуждается давно забытое ощущение предстоящего праздника. Он крутанулся на месте и сунул руки в карманы брюк.

— Городок Морской бриз. Слышала о нём? Он стоит прямо посреди океана на огромных деревянных сваях. Несколько сотен домов, мосты и подвесные дорожки. А главное — древовидные водоросли, растущие со дна и образующие настоящий лес, который флуоресцирует в звездном свете. Водоросли светятся. Ривер… Там красиво.

— Путешествие в пространстве, а не во времени. В пределах одной планеты. Звучит заманчиво.

— Там водится рыба с крыльями. Или птицы с рыбьей чешуей — я не очень силен в определениях. Но эти существа летают и плавают.

— Рыбы и городок на сваях… Да ты романтик, милый.

— И большая часть домиков сейчас пустует. Можем выбрать любой.

— Город с флуоресцентными водорослями посреди ночи длиной в двадцать четыре года, и так много пустых домов? — Ривер подозрительно прищурилась.

— Ты как всегда уловила самую суть.

— Приключение, Доктор. Я могла бы взять небольшой отпуск в университете. На пару недель.

— Или месяцев. Можно уволиться насовсем, — пробормотал в ответ Доктор.

— Признай, тебе никогда не нравилась моя работа, — прошептала Ривер, хитро прищурившись.

— Археология, Ривер! Ты сказала им, что динозавры вымерли! Вы-мер-ли! И ты называешь себя профессором!

— Ой, заткнись!

Сразу после лекции Ривер упорхнула паковать вещи, договариваться с университетом, прощаться с соседями. А Доктор просидел почти час в мастерской, разглядывая оставшиеся не отремонтированными вещи на полках и размышляя.

...ТАРДИС призывно подмигнула Доктору, вырывая его из воспоминаний, и загудела. Он собирался нарушить пару законов времени. И не раз. Он собирался нарушать их до тех пор, пока Ривер не заметит, что их время кончилось.

Когда она перестанет чувствовать себя счастливой. Это и будет концом.

Он прислонился к приборной панели, закрыл глаза и задал вопрос. ТАРДИС ответила почти сразу.

Она любила Мелоди Понд. И отпускать её не собиралась.

* * *

Последнюю ночь у башен они оба провели в ТАРДИС. Доктор уверял, что нужно кое-что отремонтировать, Ривер не возражала. Радостное предчувствие не давало ей сидеть на месте — она сменила фонарь на крыше, вытерла пыль в консольной, потом, воспользовавшись тем, что Доктор очень увлечен ремонтом, удалила несколько ненужных, набитых хламом комнат, избавилась от футбольного поля и массажного салона — вряд ли эти места потребовались бы когда-нибудь. ТАРДИС мигала огнями и монотонно гудела, она тоже была настроена на путешествия и радовалась, что наконец снова куда-то отправится.

Под утро Ривер обнаружила, что Доктор уснул во время работы, на полу под консолью. На её памяти такого ещё не случалось. Обычно Доктору было достаточно пятнадцати минут, чтобы выспаться, а остальную часть ночи он возился в своей мастерской, прогуливался по округе или бродил по дому как призрак. Похоже, он действительно устал.

Поэтому будить его Ривер не стала, лишь положила под голову подушку и отключила дневное освещение. Панель вспыхнула и загорелась едва заметными желтыми огнями. Мигать продолжала лишь одна красная лампочка. Это означало, что ТАРДИС приняла сообщение.

Ривер стало не по себе. За время, проведённое на Дариллиуме, ТАРДИС не приняла ни одного текстового сообщения, телефон не звонил, автоответчик не срабатывал. Ривер подозревала, что к этому был причастен Доктор. Наверняка установил мощный текстовый фильтр: лишь самые важные, безотлагательные звонки смогли бы через него пробиться. Разумеется, в мире обязательно нашёлся бы народ, который требовалось спасти, или планета, на которой был нужен Доктор. Впрочем, ТАРДИС и без подсказки организовала бы ему приключения, но Доктор дал обещание Ривер и самому себе.

Когда путешествуешь в машине времени, при должной сноровке можно всегда приходить вовремя. Даже если задерживаешься на многие сотни лет. Доктор ещё успеет наверстать упущенное.

Ривер могла бы проигнорировать мигание лампочки, Доктор заметил бы её как-нибудь потом, определенно не сразу. Он слишком редко вспоминал о коммуникации. Рядом были его чудесные спутники, в общении с кем бы то ни было ещё Доктор не нуждался.

Сейчас они были вместе и очень счастливы. Действительно счастливы, но… Смог бы Доктор проигнорировать просьбы о помощи?

Ривер оперлась на приборную панель и вздохнула. ТАРДИС что-то нашёптывала ей, вздыхала и поскрипывала.

Доктор смог бы. Он прочёл бы сообщение и сохранил его на будущее, чтобы потом, через двадцать четыре земных года, отправиться в прошлое или будущее и помочь. Но тогда Ривер пришлось бы ещё чаще видеть его взгляд, полный вины. Ей и так потребовалось слишком много времени, чтобы научить Доктора не держать боль в себе, а пережить её и отпустить. Хотя бы часть, хотя бы на время, хотя бы попытаться.

Ривер нажала на мигающую красную кнопку, неторопливо обошла панель, потянула за собой монитор и заглянула под консоль, чтобы убедиться, что Доктор не проснулся. Экран засветился, на нём появился текст, а ТАРДИС возмущенно загудела.

— Тише. Я скажу ему, но потом. Когда встанет солнце.

ТАРДИС поворчала ещё немного, для проформы, и замолчала, мигая огоньками.

Это было официальное приглашение, поступившее от руководящего звена одной очень маленькой планеты. Несмотря на её размеры, Ривер уже приходилось слышать это название. В сердцах она когда-то окрестила её Планетой смерти — звучало проще, чем родное труднопроизносимое название, а главное, отлично отражало суть.

Ривер пару раз перечитала текст и отправила его в долговременное хранилище. Если Доктор захочет увидеть всё своими глазами, сообщение найдётся по первому запросу.

Красный огонёк на панели ТАРДИС погас. Ривер поднялась на лестницу, ведущую к жилым комнатам, и села на ступеньки. На перилах покоился её дневник — старый и потрепанный, ему приходилось бывать в битвах, теряться, падать, тонуть, взрываться. Хорошо, что система телепортации в руки к хозяину никогда не давала сбоев.

Всегда точно в руки. Сквозь время и пространство.

Ривер взяла дневник и погладила переплёт, раздумывая, что при случае стоит его подклеить. Старая, потрёпанная книга с единственной чистой страницей в самом конце была, пожалуй, самым опасным оружием против Доктора. ТАРДИС промурлыкала что-то ободряющее, но Ривер отмахнулась.

— Лучше молчи. Я знаю.

Она закрыла глаза руками, размышляя, как и когда следует сказать Доктору о приглашении на Планету Смерти. В скором времени его ждали на последнюю встречу со старым другом.

В качестве палача. [1]

____________

[1] — отсылка к эпизоду «Экстремис» (10х06 возобновленного сериала)

Теперь Ривер точно знала, для чего была предназначена последняя чистая страница в её дневнике, но слова пока не складывались в предложения. Сердце застучало гулко и тревожно. Доктор считал, что у них ещё остались спойлеры. Он не говорил об этом, не говорил о конце, на все её вопросы отвечая одно: «Последняя ночь — всего лишь последняя ночь. Не нужно придавать ей больший смысл». Но в глубине души Ривер знала, почему эта ночь последняя. Она понимала, что умрёт. Видела это по глазам своего нестареющего Бога, чувствовала по его прикосновениям, по тому, как долго он вглядывался в линию горизонта каждое утро, будто боясь, что время обманет, и солнце встанет раньше.

А главное, она знала саму себя. Никогда она не допустила бы их расставания. Ривер перевернула бы всю Вселенную, разнесла в пух и прах десяток киберлегионов, уничтожила бы Скаро, Мондас, Галлифрей, но отыскала бы Доктора вновь. А значит…

Ривер сглотнула и вынула из кармана карандаш. Какое-то время смотрела на последнюю чистую страницу, потом аккуратно записала в углу листа координаты пространства-времени на Планете Смерти и захлопнула книгу.

Когда их ночь закончится, Доктор потеряет надежду. Он опустит руки, сдастся или проклянёт время, зависнет на облаке или спрячется под землю. Такое уже случалось.

Ривер ощупала обложку дневника, спрятала в карман карандаш и поднялась. Ей предстояло найти нужные слова, чтобы спасти его в последний раз. Вновь придать его жизни смысл, и теперь она догадывалась, как это сделать.