Жизнь на диктофон (гет)

Первое, что увидел Дима после того, как очнулся — темнота. Дернулся с перепугу и сдавленно застонал от боли во всем теле. Впрочем, через пару минут тишины послышались торопливые шаги и с глаз осторожно сняли повязку, позволяя оглядеть белые стены вокруг. Больница. Черт возьми, больница. Что-то тревожно спрашивала медсестра, но в голове плыло, и он тихо застонал, неосторожно дернувшись от прикосновения к плечу. Почему он здесь? Он не помнил ничего из последних дней. Он попробовал спросить склонившуюся над ним девушку, но из горла вырвался только тихий сип. Впрочем, торопливо поданная вода живительной влагой прокатились по глотке, и Дима кое-как выдавил:

— Где я… И что прои… зошло?

— Подождите, я позову врача! — медсестра виновато улыбнулась и торопливо выскочила из палаты.

Но врач не заставил долго себя ждать. Невысокий мужчина с темными волосами, тронутыми серебряной дланью, присел на стул около кушетки.

— Вы находитесь в реанимации одной из городских больниц. Меня зовут Станислав Михайлович. Поступили вы сюда с тяжелыми множественными ранениями и переломами по вызову одного из сельских жителей. Вас нашел мальчуган, которому было интересно, что же такое произошло на границе. Если бы не он, вы бы умерли. По остаткам формы на вас определили, что вы солдат, но документы, оказавшиеся при вас, не подлежали восстановлению, а ваша часть уехала почти сразу, так что запрос до них, видимо, не дошел. Вы помните, как вас зовут?

— Да… Дмитрий… Соколов, — он откинул голову на подушки, пытаясь уложить все происходящее в голове. — Я… Давно я здесь?

— Неделю. Вы помните номер вашей части?

— Военная часть 18/62, — голова кружилась все сильнее, картинка перед глазами плыла, и Дима прикрыл глаза, пытаясь сосредоточится.

— На сегодня хватит, — врач окинул его внимательным взглядом. — Спите. Еще недельку полежите здесь и переведем в общую палату. Кнопка вызова медсестры у вас под правой рукой.

Уже засыпая, он услышал негромкий шепот медсестры:

— А вы, когда в бреду метались… Лику звали… Кто она вам? Ваша девушка? Надо ее оповестить, дадите адрес?

Лика. Дима судорожно выдохнул, раскрывая глаза. Его Лика. Как она там? Хотя… Ей уже наверное сказали, что он мертв, да и зачем он ей такой переломанный нужен…

Сознание плыло, а при воспоминание о Лике противно тянуло в груди.

— Уйдите… Прошу вас… — Дима отвернулся, с трудом проталкивая слова сквозь непослушные губы. Будто мало ему боли физической… — Пожалуйста…

Медсестра вскинулась, явно не понимая, за что он так с ней, грубовато поправила на нем одеяло и выскочила, как ошпаренная из палаты. Ему было плевать… Сон накатывал тяжелыми волнами, и он сдался под напором, проваливаясь в него, как в бездну.

* * *

Приходил в себя ненадолго, почти сразу забываясь тяжелым сном. Его, наконец, перевели в стационар, так что теперь в палате звучали живые голоса, позволяя отвлечься от гнетущих мыслей. А они были. Тихо прокрадывались сквозь спящих соседей, шептали, увлекая парня за собой. Лика… Больше всего мыслей о ней. Не хватало объятий, касаний, голоса. Хотелось, чтобы она присела рядом и прогнала вытягивающую душу боль своим присутствием. Но он здраво оценивал ситуацию. Как бы ему не хватало ее, он не имел права портить ей жизнь. Так что даже хорошо, что родным сообщили, что он пропал без вести. Мама ей сказала. Мама… Дима сквозь зубы втянул воздух. Мама. Зачем ей сын— инвалид? У нее и так хватает забот и без этого. Парень прикрыл глаза, принимая окончательное решение — он не скажет, что жив. Незачем ломать им жизнь. Так будет легче. Он не перенесет укоризненный взгляд матери и отказа Лики. Он не хочет любви из жалости. В груди заполошно билось сердце, словно стараясь переубедить, заставить передумать.

Дни в палате тянулись однообразно и скучно. Перевязки, уколы, негромкие разговоры соседей по палате. После принятого решения, казалось, было легче дышать. Исчез противный шепоток мыслей в ночи. Правда, взамен пришли другие мысли — тихие и почти не слышимые за стеной принятого решения. О Лике.

Диму навестил тот парнишка — нескладный, угловатый подросток. Рыжие волосы его расцвечивали монотонную серость палаты, а радостная улыбка заставила и его самого улыбнутся. Кстати, оказался тезкой — тоже Дима.

Он просидел около раненого половину дня, своим щебетом разгоняя глухую боль внутри. Рассказывал о семье, о непоседливой младшей сестренке Рите, о наглом, вальяжном и рыжем (кто бы сомневался?) коте Борьке. Как недавно ходил с отцом на рыбалку, а мама с Риткой готовили из мелких карасиков уху.

О том, как нашел его, обмолвился лишь перед уходом. Встал, неловко помявшись около постели, и, порывисто, но осторожно обнял, сбивчиво шепча на ухо:

— А вас… вас я случайно нашел. Мы с мальчишками около границы ходили, близко-близко. Услышали шебуршание. Они рванули обратно, а я почему-то замер… А потом стон услышал и побежал на звук. А там вы… Страшно было… Я вас оттащил немного, а там уже отец бежал ругаться. Отогнал меня, послал меня за мужиками. Они вас донесли до дороги, а там уже скорая подъехала, — мальчишка всхлипнул. — Я к вам часто приходил, только меня не пускали. Я так рад, что вы очнулись!

— Спасибо, Дим, — раненый осторожно обнял парнишку в ответ, невесомо гладя по спине. — Если бы не ты, я бы не выжил. Спасибо.