Чёрное или белое? (гет)

Моя ноша меня не убьёт,

Как бы ни была тяжела.

Всей душой я начну вот-вот

Верить в необходимость зла.⁽¹⁾

Лорд замечает, что на первый раз он уже знает достаточно, и уходит, обещая вернуться, как только будет время. Только за ним закрывается дверь, страх и стыд с новой силой накатываются на Джинни. Она тихонько воет, сползая по стенке, закусывая запястья, чтобы не зарыдать в полный голос.

Со следующим приёмом пищи девушке дают простую глухую мантию в пол. Она накидывает на себя чёрную ткань, подвязывая принесённым золотым шнуром. Материя собирается вокруг горла тяжёлыми складками, делая лицо девушки бледнее и строже.

От бесконечного лежания скучно. Но Джинни благодарно отмечает, что кровать в меру удобная и уж в разы лучше холодной вонючей камеры. У неё теперь трёхразовое питание — почти курорт. Только Уизли всё равно ничего не понимает. Не понимает, отчего такая резкая смена отношения. Эти перемены угнетают, заставляют мысли бесконечно работать вхолостую. Поэтому ещё сильнее хочется выбраться из этих застенков, подальше от непонятных действий Того-кого-никак-нельзя-вспоминать.

Проходит почти неделя, когда он приходит вновь.

Длинные волосы Джинни заплетены в простую косу, перекинутую через плечо. Солнце клонится к горизонту, когда Лорд проходит в комнату, тяжело припадая на левую ногу. Воздух из его горла вырывается с гортанными хрипами. Он болен, явно чем-то болен. На его бледном высоком лбу — капли пота. Он смотрит мутным взглядом, словно сквозь девушку. Грузно садится на край кровати.

— Расскажи мне ещё что-нибудь, малышка, — горбится. В его лице что-то неуловимо меняется. Джинни не верит своим глазам: лицо Волдеморта кажется ей чуть более человеческим, а кожа теряет свой мертвенно-серый оттенок.

* * *

На стенах пустого класса дрожали тени от зажженных свечей, которые Джинни принесла с собой. Девочка стояла, опершись руками о парту, хрупкие плечи вздрагивали от рыданий. С кончика носа капали слёзы и попадали аккурат на тёмную обложку дневника Тома Реддла.

— Это ещё что такое? — Джинни вздрогнула от неожиданно раздавшегося голоса. — Развела тут сырость.

Очертания появившегося Реддла были почти прозрачными. Накануне Том пытался объяснить ей сложные моменты в домашнем задании по трансфигурации и почти полностью исчерпал запас сил. Сквозь его тело проглядывали не разгоняемые редким светом свечей тени в дальних концах кабинета.

— Извини, я не хотела тебя тревожить, — прогнусавила сквозь заложенный нос Джинни, кое-как пытаясь справиться с безудержным потоком слёз.

— И, тем не менее, тебе этого не удалось избежать, — раздражённо цокнул языком Том. — Что за вой мартовских котов? Что случилось?

Джинни улыбнулась сквозь слёзы на его попытку разрядить атмосферу.

— Это всё Фред и Джордж. Они отправили Гарри музыкальную валентинку, как будто от меня. Она пела таким противным голосом дебильные стихи. Я думала, что сгорю от стыда.

Том лишь улыбнулся на эту катастрофу, показавшуюся ей бедствием вселенского масштаба, и Джинни вновь разрыдалась, поворачиваясь к нему спиной.

— Эй, малышка, а ну, хватит разводить сопли. Как насчёт того, чтобы в следующий раз заколдовать любого, кто посмеет хоть криво посмотреть в твою сторону?

Летучемышиный сглаз идеально годился для этих целей и ещё ни разу после того разговора её не подводил.

* * *

Джинни хотела спать. Она тёрла сухие воспалённые глаза. Том вышел из дневника и счастливо сверкал рядом ровных белых зубов. Совсем живой, совсем настоящий.

На Тома больно смотреть: такой он был радостный.

— Мы молодцы, милая. Мы всё сделали правильно, — "мы" из его уст приятно ласкало слух, рождая на осунувшемся лице Джинни слабую улыбку.

— Я хочу спать, — вздохнула девочка. Тяжёлая голова так и норовила упасть на плечо.

— Нет-нет, крошка. Нам остался последний рывок, — Том сел на корточки прямо перед Джинни, взял её руки в свои. Его ладони были узкие и длинные, переходящие в идеально ровные пальцы. Он смотрел на неё снизу вверх, как взрослые обычно разговаривают с совсем маленькими детьми.

Большим пальцем он нежно поглаживал её по тыльной стороне ладони, и эта простая ласка заставляла девочку отчаянно краснеть.

— Ещё немного, крошка. Сегодня всё закончится, — он вновь приподнялся и поцеловал её в щёку. Джинни вспыхнула с новой силой. Даже спать теперь хотелось намного меньше.

Они пошли по коридорам Хогвартса, к стене, где оставляли свои "кровавые" послания. Джинни еле переставляла ноги, и Том поддерживал её за талию, держась безлюдных переходов и мест с пятнами тени. Он был так близко. Его прохладные пальцы дрожали от предвкушения.

Баночка с краской постукивала по бедру.

Том вывел: "Тело её навсегда останется в Тайной комнате".

Красные буквы оплыли потёками кровавых слез.

Джинни надеялась, что надпись не пророческая, а, как сказал Том, всего лишь приманка для того, кто сумеет найти проход. Его смерть поможет Тому ожить. Всего одна смерть. Не так много для грандиозного плана. Для того, чтобы вдохнуть в бледное лицо темноволосого юноши жизнь.

Том надеялся, что придёт Поттер. Джинни молилась про себя, чтобы это был кто-нибудь другой. На её робкие вопросы о том, что будет, если о Тайной комнате догадается кто-то, не обладающий парселтангом, Том с неохотой отвечал, что достаточно взорвать проход "Бомбардой", не прибегая к редкому знанию. Джинни надеялась, что так оно и будет.

* * *

— Ты же сама говоришь, что мы ждали кого-нибудь, чтобы он стал итоговой жертвой дневника, — перебивает девушку Волдеморт, подталкивая к новому откровению, будто не понимает, что эти воспоминания ранят сердце, не хуже острых спиц.

— Ты не говорил, что черпаешь энергию из меня, — Уизли бесится, что в этих словах слишком мало ненависти, но слишком много — обиды.

— Могла бы и сама догадаться, — раздражённо парирует Волдеморт.

— Как я могла? Я доверяла тебе, — возмущённо отвечает Джинни.

Смотреть в окно гораздо легче, чем в завораживающе-красные глаза с вертикальными щёлочками зрачков. Впрочем, ей кажется, она видит еле заметный контур радужки в сплошном алом пространстве его жутких потусторонних глаз.

— А должна была не доверять, а пойти и почитать что-нибудь про своё состояние. Только так и можно стать сильной ведьмой: подвергая всё сомнению, любое знание — проверке. Так бы ты узнала, что тёмная магия многое даёт, но и многое требует в ответ. Но ответь мне, почему ты была всё ещё жива, когда Поттер явился спасать тебя? — он делает движение пальцами в воздухе, словно хочет заключить слово "спасать" в кавычки.

— Потому что ты не успел? — Джинни ненавидит логические "кошки-мышки". Ведь он мастерски в это играет: подменяет понятия, плетёт паутину красивых слов. Но она-то знает, что всё, что он говорит — ложь. Или извращённо трактованная полуправда, что ничем не лучше. Но отчего тогда так страшно мокнут ладони и к горлу подкатывает ком?

— Нет. Я думаю, это просто не входило в мои планы. Энергия восстановилась бы со временем, как ты могла уже убедиться. Думаешь, я не умею быть благодарным?

Джинни плотно стискивает губы, чтобы не закричать. Пальцы теребят золотой шнур, опоясывающий мантию. Не может знать наверняка... А если бы и знал, всё равно бы соврал, чтобы запутать её и выставить всё в лучшем, более выигрышном свете.

— Неважно, — упрямо произносит девушка.

— Нет? — Тот-кого-нельзя-называть поворачивает голову в её сторону. — Знаешь, я не прочь восстановить наше с тобой деловое сотрудничество.

Ей кажется какой-то едва уловимый намёк, дразнящий огонёк азарта в груди, бросающий в жар.

— Это в прошлом, — как можно более ровно и уверенно отвечает Джинни. — Я жалею о том, что помогала тебе тогда.

Волдеморт поднимается с постели и медленно и зловеще подходит столь близко, что его тяжёлое дыхание трогает завиток рыжих волос, вырвавшийся из косы. Размытые, всё ещё мало чем напоминающие человеческие и всё-таки уже чуть меньше змеиные черты лица искривляет гримаса ярости. Его злость и близость электризует воздух в комнате, заставляет покалывать самые кончики пальцев, и, тем не менее, она не смеет отойти от него, чтобы не вызвать взрыв недовольства.

— Ты боишься меня? — спрашивает Лорд тихо, внезапно меняя тему, так что Джинни немедленно вздрагивает и нервно сцепляет руки в замок. В целом, ему даже и не нужен её ответ. — Да, боишься.

Он удовлетворённо и вместе с тем задумчиво кивает. Восхищение, уважение, обожание — чувства, которые ему наверняка хотелось бы внушать. Но страх тоже подходит, судя по всему.

— И всё-таки, у тебя есть еда и одежда, и спальня. Ты бы могла хоть иной раз улыбаться.

— Улыбаться? — с горькой усмешкой переспрашивает она. — Улыбаться, когда держат в неволе, улыбаться, когда моего брата убили в бойне, которую ты затеял?

— Эта, как ты выразилась, бойня была необходима, — раздражённым тоном обрывает Тот-кого-нельзя-называть. — В сострадании и морали — лишь проявление рабской психологии. Этика ненасилия и любви к ближнему — плод рессантимента — мстительного чувства слабых и низких к сильным и благородным, носителям воли и власти. Несогласные должны либо одуматься и примкнуть ко мне, либо умереть. Иначе недостойные и слабые, будящие инакомыслие, будут как гноящаяся рана на здоровом теле общества. Не лучше ли прижечь рану железом и испытать краткую боль, чем потом лишиться всей руки?

Он ожидает ответа, сверля её своими горящими глазами.

— Не знаю, — выдыхает Джинни зло. У неё всё ещё слишком мало жизненного опыта, чтоб вбить логический клин в его рассуждения. — Даже если ты и правда думаешь, что всё к лучшему — это не вернёт мне брата. Равно как и других погибших.

— Не того ли из братьев, что заставляли тебя плакать? — холодно интересуется он.

— Даже если и так, кто в четырнадцать не вёл себя как идиот? Это вовсе не значит, что я не любила его! — ей хочется, чтобы он замолчал. Каждое его слово выбивает землю у неё из-под ног.

— Ну, хочешь, — после секундного молчания он нависает над Джинни тёмным угрожающим силуэтом, — хочешь, я узнаю, кто его убил, и казню? Глаз за глаз, малышка.

От изумления Джинни не знает, что и сказать. Что, вот так пойдёт и убьёт любого, кто бы он ни был? Даже мадам Лестрейндж? Джинни поспешно опускает взгляд в пол, стараясь изгнать из головы непрошеные злорадные мысли. Зачем злить его в ответ на, кажется, искренний порыв?

Искренний порыв, конечно, как же! Взбесить его, что ли, в надежде; что он начнёт выкручиваться, выдавая, что всего лишь блефует?

— Нет, не нужно никого убивать, — убито и почти смиренно просит она. Джинни не хочет проверять искренность его предложения. Не хочет убийств и не хочет вновь чувствовать на себе его ярость.

— Отчего же, Джинни? Давай, принесу его бездыханное тело и будем считать инцидент исчерпанным? — угрожающе протягивает он.

Девушка в страхе отступает на пару шагов назад. Инцидент... Бездушный дьявол.

— Не нужно...

Он смотрит на неё долго и внимательно, через ноздри всё так же с хрипом вырывается воздух.

— Как хочешь, — он прерывает зрительный контакт и опять садится на кровать. Тяжело опирается локтями на колени.

Повисает почти осязаемое молчание, царапающее их острыми гранями злости и неловкости и прерываемое только его свистящим дыханием.

— Что будет, когда Гарри придёт? — поражаясь своей наглости, спрашивает Джинни, забывая об их правиле не задавать ему вопросов.

— Придёт? А ты уверена? — злой взгляд с прищуром.

— А почему он не должен прийти? Всегда приходит, — Джинни не занимать ехидства, воздух из лёгких Волдеморта вырывается с шипящим звуком.

— А даже если и придёт, то, что с того? Мы ведь ещё не договорили, как я могу тебя отпустить?

* * *

Высушенную одежду со времен Битвы за Хогвартс Джинни складывает в аккуратную стопку и открывает небольшую прикроватную тумбу, чтобы сложить её. Каково же было её удивление, когда она обнаружила там книгу. Не просто книгу, но учебник по беспалочковой магии. Джинни не может поверить в собственную удачу. Надежда открыть дверь, обезвредить охрану и сбежать расцветает пышным цветом в измученном сознании. Она жадно вчитывается в каждое слово, стараясь запомнить их на случай, если допущенная ошибка её тюремщиков раскроется и книгу заберут.

Вечером следующего дня Джинни слышит дребезжание стёкол и видит на стенах отблески света, проникающие из окон в сад. Выглянув в него, она натыкается взглядом на расставленные среди тисовых кустов воздушные белые шатры. Оказывается, на её окнах наложено звукопоглощающее заклинание. Но и без этого понятно, что внизу громыхает музыка, заставляющая вибрировать стекло.

Толпы гостей в парадных нарядах снуют между шатрами, пьют пунш из высоких бокалов, разговаривают и танцуют. Джинни стоит, опершись руками о подоконник, а лбом — о стекло, проклиная чёртово время, в котором ей пришлось родиться. Хотя Джинни совсем не знает, когда и где ей было бы лучше. Люди — беспокойные существа, могущие заварить кашу из любой малопригодной для этого вещи.

Среди присутствующих наблюдается какое-то оживление: в круг танцующих выходит зловещая фигура Лорда Волдеморта, ведущего под руку Беллатрису Лестрейндж. Отсюда не разглядеть выражения её лица, но Джинни готова поручиться, что та сияет, как начищенный галеон.

Собравшиеся аплодируют, когда Волдеморт начинает вести Беллатрис в венском вальсе. Зрелище одновременно отвратительное и прекрасное, ведь Джинни догадывается, что они празднуют. Когда танец закончен, пальцы, которые Уизли сжимает в кулаки, совсем затекают, а стекло подо лбом становится горячим.

Внезапно Волдеморт вскидывает вверх голову и смотрит прямо на Джинни, застывшую возле окна соляным столпом, как непутевая жена Лота, оглянувшаяся на Содом. Волдеморт прикладывает длинный палец к губам, таким отчаянно знакомым жестом, словно прося помолчать ещё немного, потерпеть ещё чуть-чуть. Джинни медленно шагает назад, в комнату, но мадам Лестрейндж успевает перехватить взгляд своего кумира и тоже смотрит на неё. Уизли чувствует себя, будто её застали за чем-то неприличным. Щёки её пылают, когда она садится на край кровати, пряча дрожащие ладони между коленей.

Два лёгких стука выводят её из задумчивости. После дверь неслышно отворяется, и в комнату заходит Северус Снейп.

— Профессор? — удивляется Джинни и сама себя корит. Ну какой он профессор? Тигр в волчьей шкуре, предатель, убийца. Но разве она лучше? То, что в тот год никто не умер — чудесная случайность, на волосок отделившая её от того, чтобы тоже сделаться соучастницей убийства.

— Мисс Уизли, — голос его как из глухого колодца: отдаётся от стен, многократно усиленный эхом полупустой комнаты. Тишина поглощает остатки звука, и никто не спешит её прервать.

— Тёмный Лорд велел передать вам, — всё же неловко произносит Снейп, будто сам не понимает, зачем здесь. Джинни только сейчас замечает белый фарфор блюдца с волнистой каймой в его руках. Два кусочка торта: белый бисквит с чёрной прослойкой, взбитые сливки и пара кроваво-красных вишен Мараскино ⁽²⁾ в качестве украшения. Рот в мгновение наполняется слюной: да, Джинни теперь не голодает, но сладкого ей никто не даёт. Однако, она не спешит забрать угощение.

— Что вы празднуете?

— Нашу победу, — нехотя отвечает Снейп, а беспокойные чёрные глаза влажно и настороженно блестят.

— Вы же бежали с поля боя?— медленно спрашивает Джинни, стараясь вложить в эти слова столько презрения, сколько может. Поднимается с постели. Не спеша делает шаги по направлению к окну и одновременно — подальше от Снейпа.

— Битву проиграли. Но не войну, — уверенно отвечает Северус, а Джинни позволяет себе внимательно рассмотреть его. Чёрная мантия с привычным длинным шлейфом, белый шейный платок. Наряд, пожалуй, можно назвать торжественным. Даже волосы чисто вымыты и непривычно опрятно обрамляют бледные высокие скулы. Интересно, сколько ему лет?

— Вы, должно быть, рады? — ядовито спрашивает она.

— Берите торт, — устало отвечает профессор и делает шаг вперёд.

Джинни шагает навстречу столь резко, что распущенные волосы огненной волной бьют её по щекам. Вырывает злополучное блюдце и с силой запускает за спину Северуса Снейпа.

— Идите вы к дракклам, — кричит она на профессора. А, в конце концов, какая теперь разница? Разве она вернётся в Хогвартс, где он сможет отыграться на ней? Разве она вообще когда-нибудь выберется отсюда? И может ли быть злость Северуса Снейпа разрушительнее благодушия Тёмного Лорда?

Северус отшатывается и с сомнением смотрит на осколки фарфора. Затем невозмутимо достает волшебную палочку:

— Репаро! Акцио блюдце! — тарелка, вновь целая, впрыгивает в руки Снейпа, словно он опасается, что Уизли вскроет себе вены. Отличная мысль, вот только Джинни давно поняла, что так легко ей из этого дерьма не выбраться.

Снейп вновь шагает к двери, намереваясь уйти от смутьянки, но у самого выхода оборачивается со странной улыбкой на губах, от которой лицо профессора кажется Джинни ещё более зловещим, чем обычно:

— Мы обязательно что-нибудь придумаем, Джиневра.

Снейп выходит раньше, чем Джинни успевает крикнуть ему, что у него нет никакого мордредового права называть её по имени. И только потом смысл его фразы доходит до сознания.

Сердце испуганно ударяется о ребра, сразу же, как только Джинни понимает то, что он сказал. И то, что Тёмный Лорд читает её, как открытую книгу.

1) (с) Flёur

Вернуться к тексту

2) Коктейльная вишня — специальным образом засахаренная вишня, предназначенная для украшения коктейлей, а также тортов и мороженого. Обладает необычным вкусом и ярко-красным цветом и прозрачна на вид.

Вернуться к тексту