Зазеркалье (гет)

В старину думали, что имя даёт власть над человеком… Что ж, они не ошиблись в моём случае. Почти. Её имя дало власть надо мной. Я вспомнил. Вспомнил Её. И ту улыбку, которой никогда не буду достоин. И свои слова… Зачем, Боже, зачем тогда я отверг Её дружбу! Гордость. Гордость Лжеца остановила меня. Чтобы теперь терзать меня памятью. Я застонал.

— Что с тобой, Родной? — спрашивает Женя, заглядывая мне в лицо.

— Я вспомнил, родная… Родная… Вспомнил Ту, на кого ты похожа. Эта ты. Куски, обломки памяти… Их ещё предстоит собрать. И тогда ты сможешь снова стать собой. Не раздваиваться, не рваться между мирами.

— Из-за твоей памяти? Я не понимаю.

— Я тоже. Я чувствую. Прости, — отстраняю её, — я сейчас не могу объяснить… да и вряд ли это можно объяснить… — медленно отхожу, стараясь не упасть. Не падать. Не сейчас. Ещё пара шагов. Только теперь, когда достаточно далеко от окон, от неё. Теперь можно упасть. Теперь можно зарычать, завыть, закричать. И я кричу. И вою, и рычу. Лжец! Глупый лжец! Как можно было быть столь слепым! Как можно было …

Евгения… Имя из моей прошлой жизни. Имя моей жизни. Моя любовь. Хотя, может ли лжец любить? Очарование? Страсть? Нет, я любил Её. И люблю. И именно из-за этой любви рушу жизнь Жени. Моей родной.

Теперь я понимаю, почему соединён с ней — она копия искренности и чистоты моей Евгении. Теперь нет смысла играть словами — моей Любви. Единственной.

Теперь не нужно Зазеркалья… Ничего не нужно. Вернуть память и отпустить Женю. И оставить всех в покое. Хватит. Хватит с меня причинять другим страдания! Как бы это сделать только…

— Родной! Что-то изменилось, смотри!

Что ещё?! Я подбегаю к ней, но не замечаю ничего опасного. На мой немой вопрос она показывает на окна-зеркала, и тут я понимаю.

Женя из палаты смотрит прямо на нас! Она может нас видеть! Мало того, мне кажется, или её взгляд стал осмысленней?!

— Это происходит с того момента, как к тебе начали возвращаться воспоминания…

— Очевидно, между нами есть какая-то связь. Между Зазеркальем и ею… Между вами, родная.

— Но она не может нас слышать. И вообще, такая же полоумная.

И тут я понял. Догадка пронзила меня, словно острейший клинок. Но это значит, что опять придётся лгать… Лжец навсегда. Я поворачиваюсь к ней и, скрывая горечь, говорю:

— Родная, ты сможешь выбраться отсюда, когда ко мне вернётся вся память.

Она удивлённо поднимает на меня взгляд. Прости, прости, но правда больше не моя союзница…

— Откуда тебе это известно? — подозрительно щурясь, спрашивает она.

— Я так чувствую…

А что я могу ей ответить? Что я лгу, что чувствую совсем другое? Что истина больше не даёт мне жизнь, что ложь снова вошла в моё естество?

Нет, этого нельзя ей говорить.

Наверно. Но может, я ошибаюсь...

Тогда эта ошибка дорого обойдётся.

Она молчит. Она снова наблюдает. За собой же.

Нельзя вечно раскалываться надвое, родная… И даже если ошибаюсь, я должен сделать то, что должен…

* * *

Зеркальный мир вокруг, лишённый времени, словно поглощает, растворяет нас, затягивая, сжимаясь. Сфера с окнами-зеркалами, разделёнными тонкими границами-трещинами — вот что он сейчас представляет.

Страх перед Пустотой теперь проник в самое наше естество. Это невыносимо. А видеть за гранью такую Женю — невыносимей вдвойне…

Не знаю даже, кому тяжелее, мне или ей. Ей, конечно. Видеть саму себя в таком состоянии. Не представляю даже, каково это — жить-жить, а потом раз! — и ты вне тела, заперт в чуждом мире и не знаешь, что задумал тот, кто тебя туда затащил.

Ужас.

— Прости меня, родная…

— А? — Она переводит взгляд с окна на меня. — За что?

— Я затащил тебя сюда. И виноват в том, что ты не можешь выбраться… — а ещё снова лгу… Прости, Родная.

— Ничего, ты же нашёл способ вытащить меня. Ну, или думаешь, что нашёл, — она невесело усмехается и поджимает колени к груди. — По крайней мере, у нас есть тела. Всяко лучше, чем в Пустоте.

— Да, тут ты права.

— Ещё что-нибудь вспомнил?

— Нет. Пока нет.

— Понятно…

Мы замолкаем. Потом она спрашивает:

— Имя так много значит для тебя?

— Её имя. Её имя — это моя жизнь. Это тот незримый стежок нити судьбы, связавший мою исторгнутую из тела душу и тебя.

— Так много… Имя… Такая мелочь! Никогда не задумывалась… стоп. Ты вспомнил! Ты вспомнил, как умер!

— Нет, я вспомнил, как ожил.