Тайны Древнейшего и Благороднейшего (джен)

Первый день осени выдался волнительным. Гарри с Роном отложили на потом все дела, что касались Хогвартса, и теперь суетливо носились по Норе, сталкиваясь и мешая друг другу, пытаясь всё успеть в последнюю минуту. Джинни заглянула в их комнату, но даже не предложила помочь, так что к десяти утра галстуки всё ещё не были найдены, да и мантии представляли собой жалкое зрелище.

Сразу после победы Гарри не нашёл в себе сил уйти. Снились кошмары; год жизни в палатке заставлял тянуться к семье и дому, тем более что Уизли всегда были ему рады. А дом на Гриммо так и стоял закрытым, сложно было решиться отказаться от тепла и уйти в неприветливый пустой дом, да ещё и миссис Уизли начинала судорожно рыдать каждый раз, когда он заводил об этом речь. Молли было жалко, не хотелось её расстраивать, так что никто из детей Уизли Нору так и не покинул, и Гарри тоже остался… Но начало нового учебного года всё меняло.

Миссис Уизли ещё три дня назад закрылась в своей комнате, и все обитатели Норы слышали её приглушённые рыдания. Она никого не просила остаться, но и так было понятно, что после гибели Фреда ей больно даже от мысли, что её дети покинут дом.

— Гарри, Рон, шевелитесь! — недовольным тоном поторопила Джинни. — Я не собираюсь из-за вас опаздывать на Хогвартс-экспресс!

— Лучше бы помогла, — буркнул Рон, в десятый раз перевязывая галстук, который так и норовил затянуться на шее неопрятным узлом.

— Мы почти готовы, — примирительно улыбнулся Гарри.

Наконец, за десять минут до отправления поезда, они закончили сборы и, крикнув слова прощания через закрытые двери спальни миссис Уизли, аппарировали на платформу.

— Интересно, а я ещё староста? — вдруг спросил Рон.

Гарри пожал плечами, зато ответил мимо проходящий незнакомый ученик:

— Нет, конечно. Какой прок со старосты, что не явился в школу?

Рон побагровел, но пока нашёлся с ответом, объяснять что-либо уже было некому.

Джинни пробормотала что-то о желании найти сокурсников и растворилась в толпе.

— Пойдём сядем, — потянул друга за рукав Гарри.

Поезд тронулся; полчаса Гарри с Роном болтали обо всём на свете, однако то, что к ним в купе никто даже не пытался заглянуть, настораживало.

— Поищем знакомых? — предложил Рон, вставая. — Наверное, никто не знает, что мы в поезде.

Но Гарри отрицательно покачал головой — желания общаться с кем-то, кроме Рона, у него не было.

— Я останусь.

Рон пожал плечами и всё же вышел, а он отвернулся к окну и принялся созерцать пейзаж.

Со дня Битвы за Хогвартс у Гарри не было возможности нормально отдохнуть, побыть наедине со своими мыслями. Сначала его рвали на куски желающие лично засвидетельствовать благодарность за уничтожение Тёмного Лорда, потом были суды, где его показания часто играли решающую роль, затем нужно было восстанавливать школу… Да и жизнь в Норе не располагала к уединению. И это уже не говоря о том, что он страшился одиночества и мыслей, которое то принесёт с собой.

Рон не отходил от него ни на шаг. Гермиона сначала тоже, но у неё хотя бы были дела, на время которых она оставляла друзей в покое. Когда Гермиона уехала в Австралию разыскивать родителей, они с Роном вздохнули с облегчением. Через пару дней, конечно, заскучали, но… Сейчас Гарри был скорее рад, что подруга предпочла экстерном сдать экзамены за седьмой курс, потому что контроля и поучений ему хватило на всю оставшуюся жизнь, пора была научиться быть самостоятельным.

Поезд стучал колёсами, Рон не возвращался, в дверь никто не ломился, Гарри буквально физически ощущал, как напряжение отпускает.

Вместе с Роном они пытались распланировать будущее, однако дальше «закончить Хогвартс и поступить в Аврорат» дело не шло. Было понятно, что нужно будет где-то жить, что-то есть, но при всём своём шахматном гении в планировании Рон был абсолютно бесполезен. Гарри пока не готов был признать это вслух, но ему хотелось к окончанию Хогвартса привести в порядок дом на Гриммо и не ждать годы, а… сделать предложение Джинни.

Встрепенувшись, словно кто-то мог подслушать его сокровенные мысли в совершенно пустом купе, Гарри со смешком покачал головой и снова уставился в окно.

Рон уже обещал Джорджу и матери, что параллельно с учёбой на седьмом курсе будет помогать в магазине близнецов, а Гермиона только устроилась в Отдел регулирования магических популяций, и свободного времени у неё практически не было — ей ведь ещё и отношения с родителями нужно было восстанавливать. Как-то неожиданно Гарри оказался предоставлен сам себе, но это не пугало, хотя и было непривычным, напротив! Гарри уже предвкушал, как будет реализовывать появившуюся возможность никого не посвящать в свои дела, и сохранить всю подготовку сюрприза в тайне!

* * *

Первого сентября Гарри с Роном и Дином Томасом, тоже пропустившим прошлый год, переночевали в гриффиндорской башне, но это было совсем не то, что прежде, и уже второго числа, получив задания от всех профессоров, покинули Хогвартс.

— Увидимся в октябре, — махнул на прощание Дин и аппарировал.

— В Нору? — уточнил Рон.

— Нет, я в Гринготтс, давно надо зайти...

— У-у-у… — передёрнул плечами Рон. — Удачи, дружище. А я домой, переоденусь и в магазин пойду.

— Привет Джорджу, — ободряюще улыбнулся Гарри и аппарировал в Косой переулок.

В Гринготтс идти было боязно. Письмо от гоблинов, о котором Гарри никому не сказал, не содержало угроз, лишь настойчивое приглашение на разговор, однако после устроенного ими скандального проникновения ожидать можно было всякого.

К счастью, худшие опасения не оправдались, и гоблины даже не попытались предъявить счёт за разрушенный операционный зал и украденного дракона, вручив на подпись кучу документов: совершеннолетний Гарри Джеймс Поттер стал полноценным членом сообщества магов.

Покинув банк, Гарри направился было в сторону магазина Джорджа, но остановился тотчас же, вспомнив о намерении подготовить сюрприз, и аппарировал в дом на площади Гриммо.

За всё время, что уже прошло после победы, он так и не набрался решимости прийти сюда. Конечно, они с Роном и Гермионой посещали дом Сириуса, чтобы установить новые охранные чары, но сам Гарри предпочитал жить в Норе — так было проще. Однако дальше так продолжаться не могло, он столько лет мечтал об этом, и вот наконец-то стал достаточно взрослым и самостоятельным волшебником, мужчиной, и ему нужен был свой дом.

Подставка для зонтов в виде лапы тролля как всегда попала под ногу, хотя Гарри прекрасно помнил о ней и старался не зацепить. С трудом сохранив равновесие, он пообещал себе избавиться от неё в первую очередь и прошёл в гостиную. Воспоминания налетели подобно стае дементоров, окружили, стократно усиливая боль утраты крёстного и сожаления о несбывшихся мечтах, но Гарри решительно помотал головой и отбросил эмоции в сторону. Это его дом, Сириус не хотел бы, чтобы он грустил.

Мазнув взглядом по молчаливому портрету Вальбурги Блэк (в прошлый визит она так достала своими воплями, что Гарри с Роном и Гермионой совместно закляли полотно на немоту), Гарри снял мантию, засучил рукава и приступил к разбору вещей.

Вначале дело казалось простым: что сложного в том, чтобы собрать ненужное, да и выбросить? На деле же пришлось перебирать каждую вещь, определяя её нужность, ведь ту же сахарницу выбрасывать — глупо, а среди ненужных пергаментов может встретиться письмо отцу или даже ему, Гарри. Два часа спустя он почувствовал, что ужасно устал, и, чтобы развеяться и отдохнуть, в том числе, морально, поднялся на третий этаж — в комнату Сириуса.

Медленно переставляя ноги с одной ступени на другую, Гарри думал о том, что наконец-то перестал чувствовать только боль при воспоминаниях о крёстном. Его нелепая смерть до сих пор заставляла грустить и испытывать уколы вины, но оглушающая скорбь наконец-то переродилась в тихую грусть по безвременно ушедшему близкому человеку. Было ли дело в пресловутом времени, что, как принято считать, лечит, или же за последний год Гарри пришлось столкнуться со слишком большим числом трагедий, на фоне которых его собственная покрылась патиной, но теперь в памяти всплывали улыбка и смеющиеся глаза, а не растерянность падающего в Арку Смерти человека.

Чуть помедлив перед дверью, Гарри толкнул створку, готовясь погрузиться в мир воспоминаний… не вышло.

Перед пятым курсом яркие плакаты на стенах казались забавными, как и сам факт того, что наследник Блэков устроил подростковый бунт, сейчас же Гарри осознавал их неуместность. И дело было даже не в том, что Древнейшее и Благороднейшее семейство и маггловские голые девушки из «Пентхауса» отвратительно сочетались, просто теперь Гарри повзрослел… чего так и не случилось с крёстным.

Некоторое время он стоял в дверном проходе, вспоминая хохот Сириуса, его рассказы о школьных проделках или забавных моментах из доазкабановского периода, а потом всё-таки переступил порог и принялся снимать плакаты со стен — контрчары против заклятия вечного приклеивания он узнал от самого Бродяги тем же счастливым летом перед пятым курсом, и теперь без труда осуществлял давнюю мечту родителей Сириуса: избавлял дом Древнейшего и Благороднейшего от маггловской пакости.

Яркие полотна застилали весь пол, пыль плотной пеленой покрывала все поверхности, руки и лицо Гарри стали серыми, и тогда за очередным портретом «Киска Январь-1977» обнаружился незатейливый тайник. Что Гарри ожидал там найти, он и сам не знал, но сердце забилось быстрее, а ладони вспотели от волнения.

Гарри вытащил резной ларец из ниши и водрузил на кровать. Размером с обувную коробку, покрытая лаком шкатулка была довольно увесистой. Он распахнул крышку и… На красном бархате лежали вперемешку явно старинные дорогие серьги и аляписто-яркие пластмассовые браслеты, в шелковом шейном платке оказалась засаленная игральная карта, а в простеньком колечке застряло крыло заколки в виде бабочки… Гарри недоумевающе нахмурился, не понимая, по какому принципу Сириус собирал эти вещи. А то, что принцип должен быть, Гарри не сомневался, ведь случайный хлам не прячут в тайник. Однако, сколько он ни смотрел, сколько ни перебирал предметы, постичь логику крёстного не смог.

Часы на первом этаже пробили семь раз, и он встрепенулся: Рон наверняка уже волнуется! Гарри быстро сгрёб в кучу сорванные со стен плакаты, уменьшил их и сунул в карман, чтобы выбросить по дороге в обычную урну. Ларец же не тронул: пусть он и не понимал смысла, эти вещи были дороги Сириусу, и потому выбросить их рука не поднималась.

* * *

За три недели сентября Гарри понял, как сильно ошибался, когда самоуверенно считал, что с легкостью сумеет обойтись без лекций профессоров Хогвартса, или что победа над Волдемортом даёт ему преимущества перед другими учениками. Он привык, что Гермиона всегда рядом, что они с Роном всегда (иногда даже против собственного желания!) получают своевременное напоминание, подсказку, помощь, совет, а то и профилактическую трёпку, что теперь только и мог, что растерянно смотреть на присланный директором МакГонагалл список вопросов и заданий для промежуточной аттестации. Рона, что характерно, предстоящий позор ничуть не волновал. С одной стороны Гарри понимал его, друг остался один на один с кучей проблем: впавшим в депрессию Джорджем, которому было на всё наплевать, горюющей матерью, что отказывалась выпускать его из зоны видимости, нехваткой средств… Но с другой, Гарри хотелось встряхнуть Рона посильнее и напомнить, что жизнь вовсе не закончена, напротив, только началась, и для того, чтобы жизнь сложилась успешно, нужно как минимум закончить Хогвартс… Вот только у Рона в одно ухо влетало, а из другого тут же вылетало. А Гермионы, единственной, кого Рон готов был послушать, рядом не было: мисс Грейнджер дневала и ночевала в своём Отделе регулирования магических популяций и с друзьями встретиться не имела никакой возможности. С августа месяца их общение происходило по одному сценарию: Гарри или Рон писали и приглашали встретиться или даже вылавливали её в Министерстве, но Гермиона письменно или устно отвечала одно и то же: «У вас всё хорошо? Тогда потом поговорим, я занята».

Вздохнув, Гарри отложил письмо директора и вернулся к делам. Кухня уже приобрела нормальный вид, как и спальня, и Гарри решил заняться подвалом, освободив там место под те вещи, которые вроде как и не нужны, но останутся в доме.

Первый визит на нижний уровень дома поразил его. Раньше заходить дальше винного погреба ему не доводилось: единственный раз, когда он попытался углубиться в подвал, миссис Уизли перехватила его и отчитала, строго-настрого приказав даже не думать ходить в одиночку. Но теперь дом принадлежал ему, и запрещать было некому. Впрочем, Гарри прекрасно понимал, что осторожность лишней не будет — всё же дом Блэков не одно поколение служил обителью тёмных магов, — нарваться на проклятую вещь или ловушку ничего не стоило.

Пропустив дверь в винный погреб, Гарри засветил Люмос и принялся обследовать коридор. Три двери привели его в пыльные комнаты с каким-то древним хламом, четвёртая — в комнату с пустыми стеллажами, пятая неожиданно раскрыла проход к камерам… А вот за шестой оказалось нечто интересное. Десятки аккуратно расставленных вдоль стен коробок сразу завладели любопытством Гарри. Он заглянул в пару ближайших — столовое серебро и колдографии. Вилки остались стоять нетронутыми, а вот коробку с колдографиями Гарри тут же схватил и понёс в гостиную — чистокровные семьи частенько устраивали приёмы, если верить рассказам Сириуса, куда приглашалось множество людей, и на снимках Блэков почти наверняка можно было найти Джеймса Поттера… или кого-то из родных друзей — тот же Невилл наверняка будет счастлив получить снимки отца.

Время и пространство исчезли. Гарри уселся по-турецки на пол у дивана и принялся по одной доставать и рассматривать карточки. Он не знал этих людей, более того, многих из них давно не было в живых, но ему было приятно чувствовать себя частью бала, вечеринки или пикника в саду, казалось, что люди на снимках — становятся ближе и оживают от его внимания…

Рыжеволосая девушка никого не напоминала и стояла неподвижно, глядя куда-то в сторону, так что Гарри даже не сразу понял, что снимок — маггловский. Однако когда попалось второе фото, тоже с рыжей девушкой, в душе что-то шевельнулось.

Гарри снял очки, протёр стёкла, снова надел и принялся искать первый снимок в куче уже просмотренных колдографий. Обнаружился тот довольно быстро и при сравнении со вторым подтвердил первоначальную мысль: девушки хоть и были разными, типаж совпадал полностью. Потратив некоторое время на рассматривание, Гарри пожал плечами, так и не придумав никакого предосудительного объяснения двум маггловским снимкам в коллекции чистокровных волшебников, и продолжил просмотр.

Очередная стопка, вытащенная из коробки, открыла кожаную обложку альбома. Гарри встрепенулся, извлек альбом, отряхнул от пыли и раскрыл, предвкушая новую порцию истории. Однако эти снимки отличались от прочей коллекции. Больше всего это было похоже на портфолио: на каждой странице было одно фото, рыжие девушки застывали в картинной позе, глядя то в объектив, то в сторону. Гарри перелистнул несколько страниц, вернулся в начало…

Девушки были разными, это не вызывало сомнений, и всё же у них всех было общее. Типаж. Рыжие волосы, зелёные глаза, молодой возраст — примерно от восемнадцати до двадцати пяти лет, и картинность позы. Девушки явно знали, что их снимают, и старались показать себя в наиболее выгодном ракурсе. Только взгляд у всех был совершенно отсутствующим.

Гарри задумчиво рассматривал незнакомок, теряясь в догадках, откуда у Блэков мог взяться этот альбом. Может, Сириус, как и Колин Криви, увлекался фотографией? Досадливо поморщившись, в очередной раз наткнувшись на тупик в рассуждениях о крёстном, которого так и не успел толком узнать, Гарри вдруг понял, что все эти девушки очень похожи на его маму. Это показалось странным. Не могла же Лили Эванс нравиться Сириусу в этом плане?

Несколько минут он задумчиво смотрел перед собой, обдумывая пришедшую в голову мысль, но в конце концов отбросил её, как несостоятельную. Если бы крёстному нравилась его мама, он бы наверняка сказал. А альбом… Да мало ли может быть объяснений!

Подписи под фотографиями сначала не заинтересовали Гарри, но когда он понял, то снимки маггловские — как и те два, что уже были извлечены из коробки, — решил доказать самому себе, что причиной собирания фото и хранения альбома стала вовсе не тайная влюблённость Сириуса, и вчитался в аккуратные строки, написанные каллиграфическим почерком.

Определить, принадлежит ли почерк Сириусу, Гарри не мог. Слишком недолго они общались, чтобы он успел изучить его почерк. Несколько записок, написанных на бегу, да пара писем, нацарапанных на оборотной стороне писем самого Гарри — отвыкший от пера за годы Азкабана Сириус писал, как гиппогриф лапой.

Гарри перебрался на диван, оставив наполовину разобранную коробку в стороне, и принялся читать.

Рост, вес, объёмы талии и бёдер, размер груди, привычки и вкусы в еде… А в самом низу страницы — предпочтения в сексе.

Гарри залился румянцем по самые уши, шокированно глядя на строчку «нравится, когда грубо берут сзади, одновременно хватая за волосы». Подняв взгляд чуть выше по странице, глядя на невинную улыбку девушки на фото, он не мог поверить, что вот этой нимфе действительно нравилось, когда её грубо берут сзади.

Поспешно перелистнув страницу, он вчитался в другое описание и покраснел ещё сильнее: «предпочитает секс в общественных местах, по собственной инициативе сделала минет прямо во время ужина в ресторане».

Выросшему в семье затянутых в корсет приличий Дурслей Гарри подобное даже в мокрых снах не снилось. Мысль сама собой скользнула на Джинни, и Гарри бросило в жар: представить, чтобы его малышка Джинни… Ох!

Листая страницы, читая шокирующие описания, Гарри забыл обо всё на свете. Пока примерно в середине альбома не наткнулся на сделанную явно впопыхах приписку. Под строкой «обожает позу «наездницы», кончает с криками» другими чернилами на полях было написано: «Джеймсу бы понравилось».

Сомнений не оставалось — этот альбом принадлежал Сириусу.

Но это означало, что до двадцати одного года, когда крёстный оказался в Азкабане, он успел переспать — Гарри быстро пролистал страницы — с пятью десятками женщин, как две капли воды похожих на Лили Эванс. А Джеймс Поттер… участвовал ли он в этом?..

В памяти всплыли слова Сириуса о том, что Лили долгое время отказывала Джеймсу, не отвечая на его ухаживания, что тот пару раз попытался встречаться с другими девушками, чтобы заставить Лили ревновать. Могли ли быть такое, что Джеймс стал искать удовлетворение в мире доступных маггловских девушек?

Даже думать об этом было неприятно. Сам Гарри не мог и представить, как, будучи влюблённым в Джинни, желая на ней жениться, создать с ней семью, он мог бы переспать в какой-то маггловской девчонкой… Затем вспомнилась та официантка, с которой он познакомился перед шестым курсом, и он снова покраснел. Дальше поцелуев с Джинни они так и не зашли, а хотелось, если быть откровенным, много большего.

Решительно захлопнув альбом, Гарри сложил все снимки обратно в коробку и понёс ту в подвал на прежнее место. Он не знал, как жили его родители и крёстный в молодости, но вытаскивать на свет грязное бельё не желал. Хотелось поделиться удивлением с друзьями, но Гарри поспешно отбросил эту мысль: втаптывать репутацию Сириуса в грязь не хотелось. К тому же Рон занят, а Гермиона вообще девушка — ещё не хватало обсуждать с подругой сексуальные подвиги крёстного. И это уже не говоря о том, что это напрямую касается его семьи — родителей и крёстного. Эту тайну он сохранит в секрете даже от Рона с Гермионой. Это слишком личное.

Вот только зачем Сириус столько лет хранил снимки?.. И кто эти девушки?